резидента   Ассоциации
офицеров-резервистов  полковника  Уильяма  X.  Неблетта,  бывшего   штабного
офицера у генерала Дугласа Макартура, а затем в Пентагоне! А известны ли вам
такие его слова? "Власть  военщины  надо  ограничить  немедленно.  Позволить
профессиональным военным управлять нами и впредь - значит покончить с  нашей
республиканской формой управления государством".
   Я полагаю, что все  вы  в  душе  правые  республиканцы,  а  именно  Ральф
Фландерс,  сенатор-республиканец  от  Вермонта,  заявил:   "Нас   принуждают
втиснуть американский образ жизни в  рамки  гарнизонного  государства".  Ему
вторит главный судья Верховного суда Эрл Уоррен, который  весной  1962  года
сказал, что "гарнизонное государство уничтожит наши свободы, так как  именно
такое государство делает упор на военном способе разрешения наших проблем".
   Разве эти джентльмены - коммунисты? Нет! Но они не хотят,  чтобы  вы  под
флагом борьбы с коммунизмом заменили идеи и книги винтовками и автоматами.
   А что говорят ваши  друзья  и  союзники  -  самые  рьяные  антикоммунисты
Америки?  Прислушайтесь  к   председателю   комиссии   по   антиамериканской
деятельности конгрессмену Фрэнсису  Е.  Уолтеру.  Он  пользуется  испытанным
оружием тех, кто сидел на ваших местах в этом зале под  имперским  орлом  со
свастикой, запугивая Америку угрозой коммунизма:  "Салемские  колдуньи  были
продуктом воображения. Но коммунистические ведьмы - чума этого мира".
   Послушайте и доктора Дж. Б. Мэтьюза,  инквизитора  из  той  же  комиссии:
"Ответом Америки на угрозу коммунизма будет фашизм или нечто  столь  близкое
ему, что разницу не стоит принимать во внимание"
   Вы, конечно, помните, что было время, когда этого джентльмена выдвигал  в
президенты Соединенных Штатов американский  фашистский  союз!  И  вы  и  вам
подобные, скорбящие о твердой руке у власти, были готовы голосовать за него!
   А именно такие люди - враги Америки - должны сидеть на скамье подсудимых!
   Вы должны  знать,  к  чему  привело  у  нас  отсутствие  интеллектуальной
свободы, засилье мракобесов вроде Маккарти и его наследников.
   Я не хочу, чтобы мракобесы в мундирах и штатском надругались над идеалами
Джефферсона и Тома Пэйна не хочу видеть Америку мировым жандармом,  не  хочу
чтобы на всех языках мира проклинали американцев.
   Я хочу сказать, что отныне считаю себя сыном  не  только  Америки,  но  и
России. И сыном Вьетнама тоже
   Вы уже бросили в тюрьму семьсот молодых парней за отказ проливать кровь в
позорной войне во Вьетнаме Под судом -  сотни  других.  Пять  тысяч  молодых
американцев бежали от призыва в другие страны, тысячи скрываются от  военной
службы в США. Семь американских епископов, включая Нэда Еоула  из  Нью-Йорка
выступили в их защиту.
   Не я первый, не я последний. За мной придут сотни и  тысячи  других.  Они
будут сжигать призывные карточки и отказываться стрелять в детей и стариков.
Они пойдут штурмом на такие крепости, как Пентагон и Лэнгли. Они  отнимут  у
американского орла стрелы войны и оставят ему только  оливковую  ветвь.  Они
объявят войну войне, войну нищете и несправедливости. Их голос будет услышан
за океаном. И  мощный  прибой  вселенского  гнева  ударит  по  берегам  этой
страны... И тогда пошатнется трон президента...
   - Хватит! - загремел, вскакивая, генерал Мидлборо.
   Казалось, генерала хватит апоплексический удар.  Свекольного  цвета  лицо
покрылось потом. Он рванул воротник.
   - Хватит! Заткните ему глотку! - прокричал генерал,  потрясая  в  воздухе
кулаками.
   - И все мы предстанем перед страшным судом!  -  воскликнул  Джин.-  Судом
истории!
   И старинные мрачные  своды,  кои  веки  равнодушно  внимавшие  проклятиям
инквизиторов и стонам их  жертв,  отбросили  глухое  эхо,  и  словно  трепет
пробежал по звездно-полосатому знамени.
   Джина Грина под конвоем вывели из зала.
   Четыре члена генерального военного суда единогласно признали Джина  Грина
виновным. Председатель суда, как обычно, в  тайном  голосовании  участия  не
принимал.
   Ровно через пять минут Джина Грина снова ввели в зал суда. Краткую  речь,
полную благородного негодования, произнес генерал Мидлборо. Приговор зачитал
Тэкс Джонсон, секретарь военно-полевого суда.
   - Подсудимый, встать! Военный  трибунал  штаба  войск  армии  Соединенных
Штатов во Франкфурте-на-Майне, рассмотрев дело  капитана  специальных  войск
Соединенных Штатов Джина Грина, обвиняемого в  нарушении  воинской  присяги,
дезертирстве из армии и в отказе  от  повиновения  командованию  по  мотивам
политического характера, признал вас, Джина  Грина,  полностью  виновным  по
всем пунктам обвинения, а также в оскорблении суда и постановил: Джина Грина
приговорить к разжалованию в  рядовые,  лишить  всех  наград  и  привилегий,
лишить всего денежного содержания с момента вынесения приговора, заключить в
военную тюрьму сроком на один год, после  чего  означенного  Джина  Грина  с
позором уволить из армии Соединенных Штатов!
   Зачитав звонким, металлическим голосом приговор,  Тэкс  поднял  глаза  на
Джина, и они обменялись долгим взглядом.  Америка  Джина  и  Америка  Тэкса.
Америка судей и Америка судимых.
   И Тэкс первым отвел глаза, в которых погас  злобный  огонек  мстительного
торжества.
   Так сбылось пророчество следователя капитана Бедфорда.  Так  военный  суд
сделал из Джина Грина франкфуртскую сосиску.
   ...Пентагон утвердил без проволочек приговор генерального  военного  суда
по делу "Соединенные Штаты против Джина Грина".

   От Франкфурта-на-Майне до Нью-Йорка - четыре тысячи миль.
   И вот снова Америка. Джин прильнул к иллюминатору самолета Ди-Си-8, чтобы
разглядеть исполинские сталагмиты  Манхэттена,  пирсы  нью-йоркской  гавани,
серо-зеленую фигуру статуи Свободы. Он горько усмехнулся, вспомнив с детства
знакомые  слова  призыва,  высеченные  на  статуе:  "Придите  ко  мне,   все
утомленные, убогие и гонимые, тоскующие по воле..." Какой  издевкой  звучали
эти слова!..
   А вот и аэропорт Айдлуайлд, переименованный в  честь  убитого  президента
именем  Джона  Кеннеди.  Одиннадцатиэтажная   вышка   управления   полетами,
аэровокзал с корпусами разных  авиакомпаний,  бассейн,  фонтаны,  стоянка  с
шестью тысячами автомашин.
   На аэродроме военная полиция пересадила Джина Грина на военный самолет.
   До дому рукой подать: час-полтора быстрой езды  по  автостраде.  В  конце
платного моста Трайборо платишь четвертак - двадцать пять центов - за проезд
в  Манхэттен.  А  там  по  97-й  улице  мимо  Первой  авеню,   по   трущобам
пуэрториканского Гарлема, затем через чинную Пятую авеню, через Сентрал-парк
и блистающему огнями Бродвею.
   Но военный самолет, взлетев, взял курс на Форт-Брагг
   Стемнело. Зажглись внизу  бесчисленные  огни  Манхэттена  Потом  Нью-Йорк
канул во мраке, и в черном небе позади  горели  лишь  мертвым  светом  "огни
свободы", зажженные на девяностом этаже самого  высокого  из  небоскребов  -
Эмпайр стэйт билдинга.  Но  потом  и  эти  прожекторы,  каждый  мощностью  в
пятнадцать тысяч автомобильных фар, поглотила ночная тьма.

   К  подъезду  фешенебельной  гостиницы  "Сент-Риджес"   в   самом   центре
Манхэттена (угол Пятой авеню и 55-й улицы) подъехало такси. Из него вышел я,
Гривадий Горпожакс.
   Крючконосый, высоколобый, с  красивой  квадратной  челюстью,  я  выглядел
весьма недурственно. Не мудрено - перед завершением романа  я  вырвал  время
для небольшого отпуска.
   Крепким бодрым шагом я вошел в холл и обратился к портье.
   - У вас должна быть записка на имя мистера Горпожакса. Это я.
   -  Иес,  сэр,-  ответил  портье,  слегка  смущаясь  под   взглядом   моих
серо-коричнево-зеленых глаз.
   Я давно заметил, что люди немного нервничают под моим пытливым  взглядом.
Должно быть, они  смутно  чувствуют,  что,  попадая  в  поле  моего  зрения,
становятся героями романа, пусть даже эпизодическими.
   - Иес, сэр, - сказал портье. - Вам оставил  записку  один  из  участников
традиционной  встречи  альпинистов,  покорителей  вершин  Навилатронгкумари.
Очень приятный джентльмен, сэр.
   Он передал мне фирменную карточку отеля, на которой твердой  рукой  моего
друга было начертано:
   "Дорогой Гривадий. Жду вас в ресторане на крыше. Настроение  приподнятое.
Вздымайтесь! Б. С.".
   В скоростном лифте японской  фирмы  "Мицукоси",  возникшей  в  результате
слияния  австрийской  "Брудль"  и  финской  "Армастонг",  что  было  вызвано
временными трудностями банкирского дома "Застенкерс  и  сыновья",  президент
которого Захар Ю. Финк содержит конюшню  скаковых  лошадей  на  Сейшелах,  я
мигом поднялся на крышу.
   В ресторане я увидел множество людей, которые почли бы за честь, если  бы
я присоединился к их  компании.  Среди  них  были:  писатель-мультимиллионер
Кингсли  Эмис;  "золотой   король   Макао",   он   же   член   Политического
консультативного совета КНР  почетный  доктор  Лобо;  прожигающий  последние
"грэнды" бывший египетский король Фарук;  веточкой  вербы  изогнулась  здесь
манекенщица Твигги; глыбой антрацита возвышался бывший  чемпион  мира  Сонни
Листон, но отнюдь не эти люди интересовали меня сейчас.
   Навстречу мне поднялся светловолосый голубоглазый  молодой  англичанин  в
строгом  костюме  с  галстуком  колледжа  Сент-Энтони  и  со  значком  клуба
покорителей вершины Навилатронгкумари. Это был мой друг сэр Бэзил Сноумен8.
   - Вы абсолютно точны, Гривадий,- улыбнувшись, сказал он.
   - Точность - вежливость литераторов,- ответил я, крепко пожав его руку.
   - Вам уже можно пить? - спросил сэр Бэзил.
   - В пределах человеческих возможностей,- ответил я.
   Мы заказали "лангуст а-ля паризьен", барбизонский салат и рейнского.
   Сэр Бэзил внимательно посмотрел мне в глаза и  заметил  в  них  небольшую
грустинку. Со свойственным ему тактом он похлопал меня по плечу
   - Ну что ж, Гривадий, ничего не поделаешь, дело  идет  к  финалу,-  мягко
проговорил он.
   - Довольны ли вы развитием сюжета, Бэз? - спросил я его без обиняков. Сэр
Бэзил усмехнулся.
   - В конечном счете все произошло по законам внутренней логики...  Сделано
главное - обезврежена такая крупная гадина, как Лот! Ну, а Грин..
   - Да, Грин...- вздохнул я.,
   - Что ж,-  задумчиво  проговорил  сэр  Бэзил,-  в  нашем  деле  моральное
крушение, духовный перелом бывшего врага - тоже штука немаловажная.
   Мы  помолчали.  Бешеные  огни  Манхэттена  плясали   в   огромных   окнах
"Сент-Риджес".
   - Сознайтесь, Гривадий, вам немного жалко Грина...- заглянул мне в  глаза
Бэз.
   - Я желал бы ему другой судьбы,- пробормотал я.- Увы, приходится  ставить
точку в военной тюрьме Ливенуорт.
   - Точку? - переспросил сэр Бэзил.- А может быть, многоточие?
   На большом серебряном блюде  к  нам  подъехал  "лангуст  а-ля  паризьен",
приплыл в хрустальной вазе многоцветный барбизонский салат, появилось  вино,
и я поднял  бокал  рейнского  ("Либерфраумильх")  за  героев  этой  книги  и
(внимание, издатели!) не за точку, а за многоточие.

   - Смирна-а!
   В  предгрозовом,  предураганном  воздухе  Северной  Каролины,  душном   и
недвижном, глухими раскатами грома гремела барабанная дробь.
   Замерли безукоризненно четкие ряды "зеленых беретов". Застыли офицеры  на
трибуне у входа в штаб. Все, начиная с генерала Джозефа У. Стилуэлла, нового
командующего седьмой группой  специальных  войск  в  Форт-Брагге,  и  кончая
новичками из группы штатских добровольцев, стоявшими в  самом  конце  левого
фланга, смотрели на одного человека.
   Этот человек шагал посреди  плаца  С  непокрытой  головой,  в  мундире  с
сорванными погонами.
   Он шел, высоко подняв голову. Ему  не  кренили  плечи  волны  грохочущего
звука.
   "Драминг-аут". "Выбарабанивание".
   Впереди - начальник караула в парадной форме с аксельбантами.  За  ним  -
Джин, а за Джином  помощник  начальника  караула,  тоже  с  аксельбантами  и
"кольтом" на боку. Замыкали строй двое барабанщиков. Сбруи  из  белой  кожи,
большие, тяжелые барабаны на белых ремнях.
   Кругом все, как три года назад, когда и он, Джин, стоял новичком на  этом
плацу, впервые наблюдая церемонию "выбарабанивания". Те же казармы,  тот  же
бетон и окна с белыми рамами. И играют здесь все в ту же игру: в солдатики с
барабанами.
   Каждый раз,  когда  Джин  подходил  к  правофланговому  команды  "зеленых
беретов", раздавалась команда "кругом", и все отделение поворачивало кругом,
становясь к нему спиной.
   Джин едва успевал взглянуть на лица некоторых из них.
   И вдруг он вздрогнул. Да, это  были  они.  Правофланговым  стоял  Бастер!
Рядом - Майк. А за ним - все, что осталось от  команды  А-234!  Его,  Джина,
команды, с которой он проходил подготовку здесь, в  Форт-Брагге,  воевал  во
Вьетнаме... А теперь все они, видно, несут здесь гарнизонную службу.
   Впрочем, что это с ним? Ведь все они, кроме Берди, Бастера и Майка, давно
убиты: Сонни, Мэт и все остальные...
   Но Джину кажется,  что  все  они  повернулись  спиной  к  своему  бывшему
товарищу и командиру, к дезертиру и арестанту Джину Грину.
   Джин дорого бы отдал  за  возможность  потолковать  с  этими  парнями,  с
Бастером и Майком, объяснить им свою правду,  но  он  видел  только  широкие
спины и упрямые затылки под зелеными беретами. Между ними и Джином  пролегла
пропасть, и  с  каждым  шагом  Джин  уходил  все  дальше  от  своих  прежних
товарищей, зная, что никогда не вернется к ним.
   Ему показалось, что солнце стало  палить  еще  нещаднее,  а  воздух  стал
нестерпимо душен.
   Но он расправил плечи и еще выше поднял непокорную голову.
   Разжалованный и осужденный. Отверженный Неприкасаемый.
   Что ж! Теперь он и в самом деле стал "неприкасаемым".
   Только не в смысле Лота, а в смысле Джина.
   Член высшей касты стал человеком низшей касты.
   Джин Грин - бханги.
   Пот  лился  по  лицу.  В  горле   пересохло.   Выпить   бы   чего-нибудь.
Джин-эн-тоник. Джин и Тоня. Он стал думать об их последней встрече в Москве,
когда он про чел ей Оскара Уайльда: "Ведь каждый, кто на свете жил,  любимых
убивал..."
   Гремели, били барабаны, и под  бой  барабанов  в  памяти  всплыли  другие
строки из той же "Баллады Рэдингской тюрьмы".
   Кто знает, прав или не прав
   Земных законов Свод,
   Мы знали только, что в тюрьме
   Кирпичный свод гнетет.
   И каждый день ползет, как год,
   Как бесконечный год.
   Ты знаешь, Джин, год в военной тюрьме Форт-Ливенуорта - это год в аду.
   Одних тюрьма свела с ума,
   В других убила стыд,
   Там бьют детей, там ждут смертей,
   Там справедливость спит,
   Там человеческий закон
   Слезами слабых сыт.
   Но ты не слаб, Джин, ты станешь еще сильней.
   Там сумерки в любой душе
   И в камере любой,
   Там режут жесть и шьют мешки,
   Свой ад неся с собой,
   Там тишина порой страшней,
   Чем барабанный бой
   Он шел под бой барабанов, не оборачиваясь, не  ускоряя  шага,  хотя  всем
сердцем рвался подальше от Форт-Брагга.
   Со стороны океана потемнело небо, стало черно-лиловым - ураган надвигался
на Форт-Брагг.
   Джин думал не о том тюремном фургоне, который ждал его, чтобы  отвезти  в
главную военную тюрьму сухопутных сил  армии  США  в  Форт-Ливенуорте  штата
Канзас.
   Он думал о том, что ждет его через год.
   О Лоте, которого он обязательно найдет, из-под земли достанет.
   О Тоне.
   О новом Джине.
   Это еще не нокаут, Джин, это только нокдаун. Нокдаун длиною в год.

   НОКДАУН
   1962-1972
   Нью-Йорк - Филадельфия -  Вашингтон  -  Сан-Франциско  -  Лос-Анджелес  -
Денвер - Омаха - Миннеаполис и Сент-Пол - Париж - Лондон - Токио -  Сингапур
- Сайгон - Москва - Харьков - Полтава - Грайворон - Гавр - Ялта -  Батуми  -
Новороссийск - Сочи - Одесса - Переделкино  -  Малеевка  -  хутор  Кальда  -
Коктебель.
   1 Так англичане называют Ла-Манш. (Прим. переводчиков.).
   2 А-II - управление А-II БНД ведает диверсиями, убийствами,  саботажем  и
другой "черной" работой. Управление А-I - разведывательное управление. А-III
- крнтрразведывательное. (Прим, автора.).
   3 "Соединенные Штаты против  Грина"  -  наименование  судебного  дела  по
разряду государственных преступлений. (Прим. науч. редактора.).
   4 "Корт-маршал" (анл.) - военно-полевой суд.
   5 "Конщиенщес обджектор" (анг) - военнообязанный, уклоняющийся от военной
службы по религиозным или идейным соображениям (Прим. переводчиков ).
   6 "Мей Весты"  -  спасательные  нагрудники,  названные  в  честь  некогда
популярной кинозвезды, славившейся рекордным размером  бюста.  (Прим,  науч.
редактора.).
   7 Легчайшие весовые категории в спорте по американской квалификации (Прим
переводчиков).
   8 Basil Snowman. К сведению дотошного  читателя:  имя  этого  джентльмена
можно дословно перевести на русский язык  так  -  Василий  Снежный  Человек.
(Прим. переводчиков.).




   Гривадий Горпожакс.
   Джин Грин - неприкасаемый: карьера агента ЦРУ ј14.

   ТРЕТИЙ РАУНД
   СДВОЕННЫЕ МОЛНИИ
   "Per aspera ad astra".
   ("Через трудности к звездам" - латинская пословица.)

   ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
   КЛИНЧ
   Когда мастер-сержант Дик Галифакс оглядел  пеструю  толпу  своих  будущих
питомцев, взгляд его остановился на Грине.
   Джин  был  задумчив,  не  суетлив  и  элегантен.  Спортивная  темно-синяя
рубашка, легкие спортивные брюки цвета маренго, оксфордские ботинки,  сшитый
на заказ клетчатый твидовый  пиджак  -  все  явно  приобреталось  в  дорогих
магазинах.
   - Временно будете старшим! - сказал Дик. - Вы из рэйнджеров?
   - Из штатских.
   - Тогда отставить!
   - Если не возражаете, старшим  могу  быть  я,  -  предложил  свои  услуги
гигантского роста американец.  Он  представился:  -  Сержант  Бак  Вуд,  или
Бастер.
   - Хорошо, - подумав, согласился мастер-сержант. - Посадка через  тридцать
минут. Вон там, видите, "локхид" - это наш толстопузый Си-130.
   - Ясно, сэр... Все слышали, кто теперь старший? - Бастер гоготнул  и  тут
же жестом подозвал к себе первого попавшегося на глаза парня из их команды.
   - Матео-Хуан-Мария-Хименес де Малино, - доложил тот.
   - Мэт! - Бастер перечеркнул пышный перечень его  имен.  -  Горючее  есть?
Голова от похмелья разламывается.
   - Я и, сам бы не прочь опохмелиться, - пожаловался Мэт.
   - То ли дело у вас в Гаване!
   - Мы еще там будем, - сверкнул глазами Мэт.
   - Мне там нечего делать, - отрезал Бастер и отошел.
   Джин вместе со своей командой прилетел в Форт-Беннинг  для  того,  чтобы,
сделав пересадку, отправиться в конечный пункт назначения - Форт-Брагг.
   В школы Брагга, как правило,  отбирались  лучшие  рэйнджеры  отличившихся
батальонов.
   Перед тем как  они  приступали  к  занятиям  в  специальных  войсках,  им
жаловали отпуск - "Ар-энд-ар1". Отпуск! Пять дней  полной  свободы.  Хочешь,
езжай домой, хочешь, пей-гуляй, пока звенят в кармане деньги.
   Кроме долговязого Стиллберда, которого Бастер сразу  же  окрестил  Берди,
никто из отпускников не поехал домой
   Стиллберд был высокий, худой, с руками ниже колен, с аккуратным пластырем
на лбу, с умными грустными иудейскими глазами, хотя, как он объяснял, у него
в крови было лишь "два-три заблудившихся еврейских эритроцита".
   - Был у мамы, говоришь? - переспросил его Бастер.
   - У мамы. Она работает кассиршей в "Армии спасения".
   - Мама - хорошо, а "кошкин дом2" - лучше, - заявил Бастер. - А это что  у
тебя?
   - Браслет.
   - С секретом?
   - Нет, он просто магнитный, от гипертонии.
   - Ты болеешь? - удивился Бастер.
   - Да, то есть нет... Боюсь заболеть.
   - Сразу видно, что браслет не золотой, - вмешался  в  разговор  странного
вида итальянец. Он стоял, привалившись спиной к штабелю ракет.
   Бастер оглядел его с головы до ног и улыбнулся.
   - Ты в большом порядке, - заметил он.
   - Да, - смутился итальянец.
   - Одет по сезону.
   - С кем не бывает, - невольно улыбнулся итальянец.
   - Куда уж... Все засмеялись
   - Как тебя зовут, бедняга?
   - Доминико Мадзини
   - Дуче,  -  категорично  заявил