от дали стружку! Вот шарик, а?! Ну не юмор ли?! - и так далее, целый  набор
почти непонятных Джину словосочетаний.
   Оказалось, что они оба выпуска 1961 года и встречались отнюдь не только в
Кишиневе, но также и в Сочи и, кажется, в Одессе; у  них  была  масса  общих
знакомых, а интересы их (во  всяком  случае,  спортивные)  почти  совпадали.
Обнаглев, Джин задал Марку вопрос о какой-то неведомой ему  Ольге,  а  потом
ввернул в разговор и Нину, и оба раза Марк  в  притворном  смущении  опускал
глаза, а потом хохотал, очень довольный: не злитесь, "дед", как будто вы  не
были молоды...
   Они все впятером пересели за столик в углу,  заказали  водки  и  каких-то
вьетнамских закусок, в которых, как оказалось, Марк  Рубинчик  знал  большой
толк. Все шло прекрасно, и вскоре все за столом  уже  называли  его  Жека  и
"старик", и только один момент заставил Джина снова напружиниться.
   - Пьешь ты, Евгений, как-то не по-русски, не залпом, а глотками, - сказал
Андрей Фомич, но тут же и добавил: - Вот что  значит  в  Риге  жил.  Привык,
значит?
   - Каков поп, Андей Фомич, таков и приход, - сказал Джин, очень довольный,
что вспомнил в нужный момент эту пословицу.
   Разговаривать с "дедом" было ему гораздо легче, чем с молодыми  русскими,
особенно с Рубинчиком. "По-тряски" и "железки" Рубинчика порой ставили его в
тупик, но он ловко изворачивался.
   Джин заметил, что моряки относятся  к  своему  молодому  доктору  хоть  и
дружески, но несколько снисходительно, и не упускают случая  подтрунить  над
ним. Так, Сергей Рубцов рассказал о выходе Рубинчика в его  первый  рейс,  о
том, как артельщик Симонов показал ему пальцем за борт и предложил  обратить
внимание на работу "бортовых винтов". Марк смотрел и со знанием  дела  кивал
головой, а ребята помирали со смеху.
   - А в другой  раз,  -  рассказывал  Игорь,  -  как  шли  мы  на  траверзе
североафриканского берега, какой-то  сатирик,  не  я,  конечно,  объявил  по
судовой трансляции: "Доктора на спардек!" Ну выскочил
   Марик как сумасшедший, а ему говорят: "Доктор, смотрите,  лев  по  берегу
бежит..." Долго он смотрел...
   Рубинчик хохотал, крутил головой, ничуть не обижался.
   Разговор зашел о вечерней бомбежке.
   - Неужели американцы? - посерьезнев, сказал Рубинчик. - Это,  знаете  ли,
братцы, опасный пожар.
   - Непорядочно себя ведут эти ребята, - сказал Андрей  Фомич.  -  Что  это
значит - летать вокруг судна и заглядывать тебе в трубу? Некрасиво. А  между
прочим, в войну я с ними встречался и пил спирт. Люди были как люди.
   - Лоцман-вьетнамец мне говорил, что бомбы попали в  общежитие  цементного
завода, - проговорил Игорь. - Трое рабочих сгорели заживо... под балками...
   - Сволочи! - буркнул Джин.
   - Просто подонки! - воскликнул Марк.
   - Может быть, это нгодиньдьемовцы? - предположил Сергей.
   Джин вдруг подумал, что слово "сволочи" сорвалось с  его  губ  совершенно
непроизвольно. Разумеется, сволочи сожгли общежитие,  убили  троих  рабочих,
но... "Но Стэнли и Бак? Какие же они сволочи? А я?  Мог  бы  с  этим  Марком
действительно играть в баскетбол и вместе  ухаживать  за  девушками,  парень
вполне свойский, а между тем я, диверсант и разведчик  Джин  Грин,  "наемник
кровожадных акул Уолл-стрита", должен оставить на  нефтепричале  радиобомбу,
которая будет взорвана по команде из джунглей, и... Вот мир!"
   - Слушай, Жека, - прервал его размышления Рубинчик, - хочешь побывать  на
нашем "Тамбове"?
   - Конечно! - воскликнул Джин.
   - Между прочим, мальчики, сейчас четыре часа ночи, - сказал Андрей Фомич.
- Не избежать мне завтра приятной беседы со старпомом.
   - Лады, до завтра, - сказал Рубинчик Джину  и,  склонившись  к  его  уху,
зашептал: - Тяпнем спиртяшки назло тропическому зною.

   - Йодом мазанный Юпитер! - язвительно воскликнул Лот, небрежно  помахивая
стволом "беретты" так, что по амплитуде было видно, что все трое -  Мерчэнт,
Врангель и незнакомец в черном балахоне - находятся в зоне  огня.  -  Никак,
мистер Роберт Шелтон собственной персоной! Имперский маг объединенных кланов
Америки, рыцарей ку-клукс-клана и прочее, и  прочее,  и  прочее...  Я  давно
мечтал познакомиться с вами! Не присядете ли? Не угодно ли бокал шерри?
   -  Не  время  для  шуток!  -  сурово  и  глухо  утробным  басом  произнес
незнакомец.
   Он сделал  шаг  вперед  и  вдруг  грянул  гортанно,  по-немецки,  голосом
вагнеровского Тора:
   - СС-юнкер Лотар фон Шмеллинг унд Лотецки! Встать смирно!
   Это  обращение,  эта  команда,  этот  голос!  Словно  треххвостым   бичом
хлестнули они Лота.
   Невольно,  в  силу  давней  полузабытой  привычки,  подчиняясь   взрывной
магнетической силе, он вскочил, вытянулся в прусской стойке: руки  по  швам,
локти отогнуты.
   - Клянешься ли ты всегда и во всем быть  верным  фюреру  и  рейхсканцлеру
Адольфу Гитлеру и поставленным им над тобой командирам?
   - Клянусь! - хрипло проговорил Лот, скрестив взгляд  с  горящим  взглядом
человека в черном балахоне.
   - Клянешься ли ты,  что  покорно  и  радостно  примешь  смерть,  если  по
трусости или злой воле ты нарушишь тайную клятву братьев Ордена Крови?
   - Клянусь! - окрепшим голосом произнес Лот.
   - Клянешься ли ты, - неумолимо  продолжал  голос,  -  что  только  смерть
освободит тебя от этой клятвы?
   - Клянусь! - с юношеской звонкостью и пылом вторил Лот.
   ...И вспомнился  могучий  древний  замок  рыцарей  Тевтонского  ордена  в
Мариенбурге, прежней столице Восточной Пруссии, вспомнилась  далекая  темная
ночь в начале сорок первого года. Недавний гефольгшарфюрер "Гитлерюгенда"  в
выпускном классе Шнайдемюльской гимназии имени Бисмарка, юнкер замка  Ордена
Крови - Блюторденсбурга - семнадцатилетний Лотар фон  Шмеллинг  унд  Лотецки
шагал по гулкой, освещенной луной брусчатке старинного плаца. Часы на увитой
плющом  крепостной  башне,  на  которой  развевалось  черное  с  серебряными
сдвоенными молниями знамя СС, били полночь. Он шел и волновался, не  понимая
причины внезапного ночного вызова,  не  зная,  куда  ведет  его  вооруженный
караул из юнкеров старшего, "коронного класса". Успокаивало  немного  только
то, что он знал: с  того  дня,  как  он  приехал  сюда  в  замок  с  другими
новичками, ночной караул всегда в полночь уводил юнкеров  по  одному,  и  те
возвращались вскоре притихшие, присмиревшие и наотрез отказывались  отвечать
на вопросы товарищей по казарме.
   Караул привел его по полутемным каменным коридорам в мрачное  подземелье.
С лязгом и грохотом захлопнулась за ним окованная почерневшим железом дверь.
Замерли за ней, удаляясь, четкие шаги караула...
   В подземелье сумрачно  горел  костер  в  камине,  дрожали  в  легком,  но
пронизывающем сквозняке желтые языки свечей. Слабые блики и багровый  отсвет
костра играли на стоявших справа и слева от камина рыцарских доспехах лучшей
миланской работы и на развешанных по грубо стесанным стенам копьях и  пиках,
двуручных мечах и секирах, булавах и мезерокордиях, иззубренных в побоище на
Чудском озере и в Грюнвальдском сражении.
   Перед юнкером замка Ордена  Крови  фон  Лотецким  стоял  высокий  грузный
человек в черном балахоне с прорезями для глаз.  Он  стоял  за  алтарем,  на
котором скалил зубы громадный человеческий череп,  и  громоподобным  голосом
Тора спрашивал:
   - Клянешься ли ты, что только смерть освободит тебя от этой клятвы?
   ...Незнакомец одним движением стащил с себя черный балахон,  оставшись  в
безукоризненно сшитом легком сером костюме в  полоску.  И  Лот  вздрогнул  и
выронил пистолет, мягко стукнувший о толстый синтетический ковер.
   Несмотря на свои немолодые годы, этот человек легко нагнулся и  подхватил
пистолет, поставил его на предохранитель.
   - Дамская игрушка! - сказал он весело. - Однако, упав,  могла  бабахнуть.
Нате, спрячьте ее подальше, гауптштурмфюрер!
   Он сунул пистолет Лоту в онемевшие, непослушные руки.
   Лот смотрел на него во все глаза.
   - Этот голос, -  пробормотал  он.  -  Эта  клятва...  Сорок  первый  год,
Блюторденсбург... Значит, это были вы, штандартенфюрер?
   - Называйте меня просто мистером Мюллером. Да, мой  дорогой  мистер  Лот,
это я тогда принимал у вас клятву. И никто вас от  нее  не  освобождал.  Это
может сделать только старуха  Смерть.  Вот  об  этом  мои  старые  друзья  и
попросили напомнить вам. Согласитесь, в этом что-то было -  замки,  подвалы,
всякая чертовщина. Какой отзвук рождало все это в нашей тевтонско-готической
душе!
   Он сел за стол, закинул ногу на ногу.
   - Вы, кажется, хотели налить мне бокал шерри? О! Я вижу, у  вас  недурной
вкус. Шерри из провинции Херес! Не раз бывал там со стариком каудильо. Я там
навел порядок. Да и в Ирландии  тоже,  и  в  Южной  Америке,  где,  впрочем,
отлично руководит почти полумиллионной армией эмигрантов наш новый  фюрер  -
мой друг и наш славный герой Ганс Ульрих Рудель. Ваше здоровье!
   - Рудель - новый фюрер? - ошалело переспросил Лот.
   - Увы, Лотецки, вы совсем оторвались  от  нас!  -  продолжал  неожиданный
гость Клуба армии и флота. - Разумеется, мы пока не афишируем нового фюрера.
Дело  в  том,  что  среди  офицерского  состава  "Паутины"  оглашено   давно
обнаруженное завещание фюрера, согласно которому он объявил своим преемником
в случае гибели всех названных в завещании того  офицера  вермахта  или  СС,
который завоюет наибольшее количество высших наград. А по части крестов даже
меня и всю прочую нашу братию, как известно, обогнал  первый  летчик  рейха,
любимчик фюрера и толстого Германа Ганс Ульрих  Рудель.  Он  и  представляет
нас, немецких "ультра", в высшем совете "Паутины".  Личность  же  верховного
фюрера никому не известна.
   Лот едва не раскрыл рот, слушая этого кумира СС, кавалера  всех  Железных
крестов, организатора  множества  дерзких  операций,  первейшего  диверсанта
Гитлера, ближайшего помощника Гиммлера и Шелленберга Имя  этого  человека  с
измененным пластическими операциями крупным,  грубым,  волевым  лицом  давно
стало легендой среди тех, кто пережил агонию "третьего рейха". Лот видел его
только однажды - в  замке  под  Берлином,  где  штандартенфюрер  лихорадочно
готовил знавших английский язык диверсантов-эсэсовцев для участия под  видом
американских солдат и офицеров в последнем отчаянном наступлении Гитлера  на
Арденнском фронте. Видел однажды, но запомнил на  всю  жизнь,  и  уже  тогда
голос штандартенфюра Отто Скорцени показался ему странно знакомым.
   - Да, фон Лотецки! - продолжал эск-штандартенфюрер, допив шерри  и  легко
переходя на английский язык - Именно я был вашим крестным  отцом.  И  клятва
остается клятвой до гробовой доски. Считайте, что  ваш  затянувшийся  отпуск
кончился. Вы снова с нами, с Руделем я договорился, что мы будем считать вас
временно прикомандированным к североамериканскому  отделению  "Паутины".  До
особых  от  нас  указаний  приказы  будете  получать  от  мистера  Мерчэнта.
Садитесь, Лотецки! Присаживайтесь, джентльмены. Помните  русскую  поговорку?
Истина не в ногах Выпейте шерри! Истина, как известно еще даже до  написания
"Майн кампф", в вине.
   Лот сел, залпом выпил  протянутый  ему  бокал  вина,  мельком  глянул  на
огромную волосатую руку, некогда сжимавшую руку фюрера после  того  дела,  в
Италии, когда  он  вытащил  незадачливого  дуче  из  гор  Гран-Кассо,  руку,
принимавшую от фюрера Рыцарский крест...
   - При первой возможности, Лот, - улыбнулся экс-штандартенфюрер  Скорцени,
проводя ладонью по  своим  поредевшим  волосам,  прежде  смолисто-черным,  а
теперь словно покрытым солью с перцем, - мы  устроим  вам  командировочку  в
Аргентину. Мы там, неплохо зажили под крылышком у прежнего президента Артуро
Фрондизи и у нынешнего - Хосе Мария Гвидо. Повезу тебя в  Розарио,  Матанзу,
Кордову, Авельянеду. Женщины - пальчики оближешь. Темперамент вулканический.
Наши поработали,  чтобы  Буэнос-Айрес  порвал  дипломатические  отношения  с
Кубой. Все делаем для того, чтобы вернуть Перона, друга  нашего  Руделя.  Но
Рудель ладит и с генералом Хуаном Карлосом Онганиа. Живется  там  весело:  в
этом году уже была пара восстаний, бунтовал  смещенный  командующий  ВВС,  и
Буэнос-Айрес опять был под обстрелом. Ну, да это дело обычное.
   Экс-штандартенфюрер повернулся к Мерчэнту.
   - А не распить ли нам, мой старый друг, бутылочку  чего-нибудь  покрепче?
Позвоните-ка Чарли, официанту. Кстати, мы не  пили  еще  с  вами  за  вечную
память Адольфа Эйхмана. Ох и нагорело же нам за  него  от  "Паутины"!  Евреи
ответят за его похищение! До чего Обнаглели, средь бела дня схватили его под
Буэнос-Айресом, где он жил с пятьдесят восьмого года после того, как приехал
с Ближнего Востока. "Паутина" отомстит за него. Вся вина Эйхмана лишь в том,
что он успел извести только шесть миллионов евреев, а не всех до единого.  -
Он положил руку на колено Лоту. -  Твою  поездку,  Лот,  мы  откладывать  не
будем. Мерчэнт поговорит с кем надо в ЦРУ. Там, за экватором,  ты  встретишь
массу друзей  из  "Викинга",  "Лейбштандарта",  "Мертвой  головы"  и  других
дивизий наших СС. Все при деле, все при деньгах, и все держат порох сухим. Я
покажу тебе живописнейший залив с пальмами, где весной сорок пятого  всплыли
две наши подводные лодки с самыми важными беглецами из Берлина, с секретными
архивами и документами ядерных и ракетных исследований. Я повезу тебя,  Лот,
в джунгли, в край гор, и пещер, и водопадов, в "Аргентинскую Швейцарию", где
уже давно стоит крепость, которую я назвал бы Блюторденсбургом. Или  "Кляйне
Дойчланд", - "Маленькой Германией". Там я представлю тебя не только  старику
Мартину Борману. Ты окунешься в наши дела,  Лот,  убедишься,  что  идут  они
превосходно, и, помяни мое слово, помолодеешь на семнадцать лет! Еще недавно
эта крепость в джунглях в ста милях севернее селения  Сан-Карлос-де-Барилоче
была единственным островком, оставшимся после той Атлантиды, что  называлась
"третьим рейхом"! А теперь мы опять сильны, теперь у нас есть  "Паутина"!  Я
повезу тебя к генералу Рихарду Глюцке  на  озеро  Ранко  в  Чили  -  ты  его
помнишь: он командовал всеми концлагерями рейха. А шеф гестапо Генрих Мюллер
живет под городом Натал  в  северо-восточной  Бразилии.  Мы  с  тобой  всюду
побываем. Так выпьем, Лот, за встречу к югу от тропика Рака, за "Паутину"! -
И,  высоко  подняв  бокал,  обер-диверсант  фюрера5   твердо   произнес:   -
Восемьдесят восемь!
   - Восемьдесят восемь? - переспросил Лот с непонимающим видом.
   - Да! Так мы приветствовали друг друга в мрачные послевоенные годы.  Ведь
восьмая буква алфавита - "Н". А "НН" означает наш  девиз  и  пароль  -  Heil
Hitler! Итак, восемьдесят восемь, джентльмены!
   Лот выпил бокал до дна.
   - Восемьдесят восемь! -  воскликнул  он  и,  вспомнив  старый  закон  СС,
вдребезги разбил бокал о пол кабинета вашингтонского Клуба армии и флота.

   Утром Джин сидел за  столиком  маленького  открытого  кафе  на  одной  из
оживленных  припортовых  улиц.  Здесь   они   договорились   встретиться   с
Рубинчиком. Джин пил кофе особого, терпкого вкуса, курил сигарету "Ха Лонг",
вяло поглядывал  на  кишащую  велосипедистами  и  пешеходами  улицу,  слегка
оживляясь только при виде гибких хайфонских девушек.  Звук  сотен  кричащих,
шепчущих, смеющихся вокруг голосов слился для  него  в  однотонно-мелодичный
клекот.
   Остаток  ночи  он  провел  на  полуразвалившемся   сампане   в   каком-то
заброшенном канале  со  стоячей  водой.  Спрятавшись  под  обрывками  старой
мешковины,  он  лежал,  почти   теряя   сознание   от   зловонных   миазмов,
поднимающихся от воды,  от  неумолкающей  работы  цикад,  которые,  как  ему
казалось,  перепиливают  его  нервы,   от   резких   истерических   выкриков
"чав-чав-чав",  испускаемых  какими-то  неведомыми  тварями,   должно   быть
ящерицами. Отдыхом эти три полуобморочных часа можно было назвать  только  с
большой натяжкой.
   С первыми лучами солнца он побрился советской бритвой  "Спутник",  принял
сразу  две  таблетки  "пеп".  Таблетки   подействовали   безотказно   -   он
почувствовал бодрость, но сейчас в этом кафе под раскаленным тентом им снова
овладела вялость, размягченность, он покрылся липкой  испариной,  ему  стало
предельно  отвратительным  и  жалким   его   состояние   недоброго   чужака,
затравленного, скрывающегося хищника в этом ярком,  жарком,  бурлящем  мире,
полном своих забот.
   Ровно  в  девять  ноль-ноль  из-за  угла  вымахнул  бодрый  Рубинчик.  Он
вышагивал, таща на широких плечах туго набитую  сумку,  акваланг  советского
производства и прочее снаряжение для подводного плавания.
   - Привет, старичок! Чего такой кислый? - крикнул  он  Джину,  сложил  всю
свою снасть возле столика, повернулся к девушкам, хлопочущим в открытом окне
кухни, поднял руку и гаркнул: - Чао какоо!
   Девушки прыснули в кулачки,  а  одна  серьезно  и  строго  посмотрела  на
Рубинчика исподлобья. Бодрый доктор, глядя  на  нее,  потыкал  себя  большим
пальцем в грудь, вопросительно-утвердительно кивнул несколько  раз  головой.
Девушка в ответ на это  покачала  головой  в  отрицательном  смысле.  Доктор
развел руками, шумно вздохнул, прижал ладонь к сердцу, сел рядом с Джином  и
спросил его, не отрывая глаз от девушки:
   - Нравится тебе Фуонг? Собираюсь на ней жениться - одобряешь?
   - Ты что, с ума сошел? - сказал Джин.
   - Если хочешь знать, старый Жека, - доверительно зашептал Рубинчик, - мне
уже надоела эта стрельба по движущимся мишеням. Завязываю и женюсь на  фуонг
-   все!   Баста!   Вообрази    себе,    отец    у    меня    еврей,    мать
полурусская-полувенгерка,  а  Фуонг  -  полувьетнамка-полукитаянка...  Какой
национальности будут наши дети?
   Он  бешено  захохотал,  очень  довольный.  Джин  в  совершенно  искреннем
удивлении уставился на  этого  парня,  которому,  казалось,  любое  море  по
колено.
   - Ты завтракал? И я на судне не  ел  специально  для  того,  чтобы  здесь
порубать. Совершенно обожаю вьетнамскую кухню! А ты? Ну, ты, я  вижу,  сноб!
Сейчас я тебя угощу такими деликатесами. Цимес!
   Марк вскочил и закричал на кухню какие-то вьетнамские слова,  не  обращая
внимания, что посетители кафе держатся за животы от смеха.
   Тем не менее заказ был принят, и вскоре на их столике появились две миски
с  рассыпчатым  вареным  рисом,  пять-шесть  тарелочек  с   соусами,   мясо,
приправленное спаржей, побегами бамбука  и  грибами,  разнообразные  закуски
нежнейшего и страннейшего вкуса, приготовленные из каракатицы, морского ежа,
воробья, запеченные в тесте лягушачьи ножки.
   Рубинчик, чувствуя себя в центре внимания всего ресторана, с  невероятной
ловкостью орудовал палочками,  тогда  как  Джин  ел  ножом  и  вилкой.  Пища
пришлась ему по вкусу, и он дал себе слово, если суждено будет  вернуться  в
Сайгон, в первый же вечер отправиться с Транни в национальный ресторан.
   Когда  их  массированный  завтрак  подходил  к  концу,  подошла  Фуонг  и
поставила на стол вазу с  фруктами  Рубинчик  сделал  вид,  что  не  заметил
девушку, и, продолжая свою игру,  выхватил  из  сумки  газету  "Нян  Зан"  и
погрузился в чтение. Этим он вызвал милую улыбку, и Джин понял, что странный
докторюга добьется своего.
   - Ты даже читаешь по-вьетнамски? - спросил он
   - Ну разумеется. А ты?
   - Ни слова.
   - Э, старичок, стыдно, стыдно! Я  вижу,  мы  ленивы  и  нелюбопытны.  Три
месяца в стране, и не можешь читать, не умеешь рубать палочками,  не  знаешь
кухни...
   - А что пишут?
   - Все про вчерашний налет. Страшное  возмущение.  Везде  митинги.  Одного
паразита взяли в плев.
   - Вот как? - спросил Джин. Даже мускул не дрогнул на его лице.
   - Да, да! - воскликнул, Марк, - Пилот - янки. Представляешь?
   - А второй? - спросил Джин и под столом сильно сжал рукой колено.
   - Второй вроде накрылся.
   - Ну, хорошо, - проговорил Джин. - Идем на танкер?
   - Это дело не горит, - сказал Рубинчик. - У меня  есть  гениальная  идея.
Тут недалеко от города потрясающее место для подводной охоты. Ты пл