ите,  как
вы отрывались от слежки по пути в Филадельфию. Тогда за вами шли люди  Лота.
Лот не брезговал ничем. Он инспирировал ваш  проигрыш  на  ипподроме.  Хотел
углубить ваш финансовый кризис, а деньги положил в свой карман.  И  все  это
время он оставался для вас  "стариной  Лотом",  гурманом,  немного  циничным
остряком, искателем приключений. Он подвел вас к  краю  пропасти  и  сказал:
"Вот единственный путь! Вперед, Джин! Наши флаги развеваются на мачтах!"
   И вы пошли по этому  пути.  Вас  учили  убивать,  обманывать,  отравлять,
умирать. Лот хотел сделать из вас универсальное оружие. Он даже испытывал  к
вам некоторую симпатию, Любовался вами  как  делом  рук  своих.  Форт-Брагг,
Вьетнам, теперь Москва... финиш, мистер Джин Грин, агент ЦРУ.
   Следователь замолчал. Джин некоторое время сидел молча,  опустив  голову.
Потрясение было слишком сильным, чтобы  сразу  прийти  в  себя.  Наконец  он
поднял голову и тихо сказал:
   - Я проклинаю тот день и час, когда встретил этого человека. Конечно, как
сказал Овидий: "Все же в несчастье своем частью и я виноват..."
   - А если бы вам  удалось  осуществить  операцию  "Эн-Эн-Эн",  что  бы  вы
сказали тогда? - спросил следователь.
   - Во мне давно уже созревал душевный перелом, - искренне сказал  Джин.  -
Можете мне не верить, но  я  хотел  вырваться  из  разведки,  хотел  уйти  в
нормальную жизнь, но не знал, как это сделать. Во всяком случае, отношения с
Лотом были бы порваны  навсегда.  В  последние  годы  он  стал  внушать  мне
отвращение даже и без этих ужасающих разоблачений.
   - Да-а, - задумчиво протянул следователь, - скорей всего  ваши  отношения
прекратились бы, но не по вашей воле. Это сделали бы люди "Паутины".
   Джин вздрогнул, сжал челюсти, и наконец все в нем прояснилось,  кончилось
состояние "грога", и ясная, как радуга, ненависть прошла сквозь мозг.

   ...Статья 6. Я никогда не забуду, что я американский воин, что я  отвечаю
за свои поступки и верю в те принципы, которые делают мою страну  свободной.
И я уповаю на бога и на Соединенные Штаты Америки...
   - Что вы будете делать  со  мной?  -  спросил  он.  Следователь  закурил,
посмотрел в потолок.
   - Вы были пешкой в страшной игре, Джин Грин. Нам кажется, что  вы  поняли
дьявольский смысл этой игры,  что  вы  хотите  выйти  из  нее,  и  мы  сочли
возможным ограничить наказание сроком предварительного заключения и  выслать
вас из Советского Союза за недозволенные действия и злоупотребление статутом
сотрудника выставки. Учтите, Грин,  если  вы  еще  раз  будете  задержаны  с
поличным на нашей территории, вам  несдобровать.  -  Он  встал.  -  Займемся
окончательным оформлением вашего дела.
   Они смотрели друг на друга и оба молчали.  Собрав  все  силы,  Джин  тихо
спросил:
   - Она ничего не знает обо мне?
   - Нет, - сказал Сергей Николаевич. Джин облегченно вздохнул.
   - Вы... вы видели ее в эти дни?
   - Об этом вам следует забыть навсегда. Сергей Николаевич встал,  отдернул
шторы. Поток солнечного света ворвался в комнату, закружились пылинки.  Джин
зажмурил глаза.
   1 Популярность Левы в то лето затмила славу Евтушенко и Вознесенского.  Я
сам мечтал с ним познакомиться, но увы... (Прим. автора.).
   2 С удовольствием, старина. (Прим. переводчиков.).
   3 "Спук" (spook)  -  призрак,  прозвище  работников  ЦРУ  в  США.  (Прим.
научного редактора.).
   4 Swiming - веселая, модная, пританцовывающая... (Прим. переводчиков.).
   5  AWOL   -   "самоволка",   точнее   -   самовольная   отлучка.   (Прим.
переводчиков.).


   Гривадий Горпожакс.
   Джин Грин - неприкасаемый: карьера агента ЦРУ ј14.


   ЧЕТВЕРТЫЙ РАУНД:  БЛИЖНИЙ БОЙ
   Fas est et ab hoste doceri
   ("И у врага дозволено учиться" - латинская пословица)

   ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
   КОЛЛЕГИ
   В кромешной тьме виднелась лишь повисшая  на  далеком  западе  остывающая
полоска багрового заката. Изредка показывались внизу и  быстро  уходили  под
крыло слабые, еле видные огоньки идущих к Хайфону или из него судов.
   Джин Грин в костюме "фрогмена", с ластами на ногах и с парашютным  мешком
за спиной сидел на месте второго  пилота  и  застывшим,  бездумным  взглядом
смотрел на полосу заката, похожую на раскаленный рельс.
   Ровный гул моторов Б-26, ровное, спокойное  движение  создавало  ощущение
убаюкивающей безопасности, но временами Джин вспоминал, для чего он летит  в
этом самолете, и тогда в животе все сжималось, словно от резкой боли.
   Стэнли, пилот Б-26, спокойно держал руки на  штурвале  и,  вытянув  губы,
насвистывал какую-то неслышную мелодию. Второй пилот  Бак  сидел  за  спиной
Джина   и   при   свете   индикатора    рации,    громко    хмыкая,    читал
суперинтеллектуальный  гомосексуально-сюрреалистический  бестселлер   "Город
ночи".
   - Значит, тебе  не  понравилась  окинавская  водка,  Джин?  -  неожиданно
спросил Стэнли.
   Джин вздрогнул и принужденно рассмеялся.
   - Эта штука пострашнее атомной войны, - сказал он.
   Вот уже  много  часов,  как  они  вылетели  с  аэродрома,  расположенного
недалеко от Кемп-Харди - базы "зеленых беретов" на острове Окинава. Три  дня
назад стратегическим бомбардировщиком Б-52 Джин был заброшен из  Сайгона  на
Окинаву, чтобы вылететь оттуда в Северный Вьетнам для выполнения  первого  в
его жизни боевого задания чрезвычайной важности. На Окинаве его в первый  же
вечер познакомили со Стэнли и Баком, которые оказались  простыми,  свойскими
ребятами. Днем все трое получали инструкции и  проходили  спецподготовку,  а
вечером отправлялись в ближайший городишко, в национальный ресторанчик,  где
очаровательная Марико танцует на крохотной эстраде чуть ли  не  среди  ваших
тарелок.
   И вот сегодня в 16.25 Б-26 с дополнительными баками горючего стартовал  с
Окинавы на Вьетнам. Только в один конец - около 1500 миль. Больше двух часов
они  летели  над  сверкающим  блюдом  Восточно-Китайского  моря,  потом   на
горизонте показалась неровная полоска  Формозы.  Они  шли  почти  по  трассе
интерконтинентальных лайнеров и раз даже в районе Гонконга видели  прошедшую
над ними курсом на Токио серебристую сигару с синими буквами "Эйр Франс"  на
борту.
   После Формозы потянулось бесконечное голубое сияние Южно-Китайского моря,
редкие  облака  внизу  бросали  тени  на  неподвижную  гофрированную  водную
поверхность. Потом полнеба охватил  гигантский  закат,  а  когда  сгустилась
тьма, они строго по графику подошли к китайскому острову Хайнань и, применив
специальное противорадарное устройство, спокойно прошли над ним. Сейчас  они
двигались над  Тонкинским  заливом,  словно  козявка  в  банке  паркеровских
чернил, и лишь раскаленный рельс на горизонте кое-как  ориентировал  тело  в
пространстве.
   - Хайфон, - проговорил Стэнли.
   Джин вздрогнул. Прямо по курсу в черной прорве возникло светящееся пятно,
похожее на туманность Андромеды.
   Вместе с Баком они направились в хвост  самолета.  Самолет  круто  нырнул
вниз, потом выровнялся. Бак открыл люк. Рев  моторов  и  свист  разрываемого
воздуха ворвались внутрь. Спокойными, как у робота,  привычными  жестами  он
проверил  подвесную  систему  парашюта,  ХАЛО,  реактивный  пояс,  мешки  со
снаряжением, крепление акваланга СКУБА. Надел шлем с гофрированной  трубкой.
Он не чувствовал страха, потому что делал то, что надо, и твердо  знал,  что
обратного пути ему нет. В то же время и смелостью его ощущения  в  этот  миг
можно было признать только, если допустить, что может  быть  смелой  несущая
плоскость самолета, или реактивное сопло, или мотор гоночного автомобиля.
   Загорелась красная лампочка над люком. Бак  дружески  сжал  плечо  Джина.
Вспыхнула зеленая лампочка...
   - Ready! ...Отдернул руку...
   - Go!
   Джин тяжело рухнул в бездну. Начиналась  первая  часть  "инфильтрации  по
типу ХАЛО-СКУБА".
   Ощутив под собой упругую, беспорядочно качающуюся поверхность моря.  Джин
мгновенно отстегнул подвесное устройство и ушел  под  воду.  Вынырнув  через
минуту и оглянувшись, он увидел опадающий в темноте светлый пузырь. Это  шел
ко дну его парашют, снабженный специальным грузилом.
   Впереди на фоне багровой полосы, которая, казалось,  не  погаснет  вечно,
мелькнул раскоряченный контур воздушного черта Б-26.
   Джин снова нырнул, включил двигатели реактивного  пояса  и,  взявшись  за
рули, пошел в глубину.
   Ориентироваться в кромешной тьме он  мог  только  чутьем.  Когда  глубина
достигла,  по  его  расчетам,  десяти-пятнадцати  метров,   он   перешел   в
горизонтальное положение и поплыл по направлению к хайфонскому порту.
   Реактивный пояс работал безотказно. Дыхательная смесь исправно  поступала
из акваланга. Временами Джин сжимал  укрепленную  на  груди  тубу,  выпуская
очередную порцию противоакульей жидкости. Помогая ластами  двигателям,  Джин
плыл и плыл, и как ни странно, голова его в это время была  занята  мыслями,
отнюдь не связанными с предстоящей операцией.

   Три дня назад, за час до отъезда на аэродром, Джин  со  своей  сайгонской
подругой Трап Ле Чин сидел в многолюдном баре  отеля  "Де  Виль".  Транни  в
легких, обтягивающих брючках, в голубой рубашке с закатанными рукавами  была
просто пугающе хороша.
   Глядя на ее уверенные жесты, на раздого рода игриво-вызывающие  салютики,
которыми  она   приветствовала   многочисленных   знакомых   американцев   и
вьетнамцев, на всю ее повадку "хозяйки Сайгона", Джин почти  не  верил,  что
еще совсем недавно она лежала в его объятиях.
   В руках  у  них  были  стаканы  с  "дайкири",  кристаллики  тертого  льда
поблескивали в тонком луче солнечного света,  и  Транни,  отнимая  от  своих
пухлых вишневых губ стакан, тихо спрашивала:
   - Куда же ты летишь, милый?
   - На север, к медведям, - усмехнулся Джин.
   - Ну хорошо, - шептала Тран Ле Чин, - нельзя говорить, не надо. Скажи мне
только одно: это опасно?
   - Не более опасно, чем пить "дайкири".
   - Какие там женщины, Джин?
   - О, женщины там огромные, как айсберги, и на  четыре  пятых  скрыты  под
водой.
   - Да ну тебя!
   Вошел белл-бой и, сложив ладони рупором, прокричал:
   - Телеграмма для  мистера  Грина!  Мистер  Грин,  на  ваше  имя  получена
телеграмма!
   Джин махнул ему рукой.
   Прочитав телеграмму, он не удержался от удивленного возгласа. Она была из
Пномпеня от Ширли.
   "Мой лейтенант, уикенд в Камбодже  превосходит  все  ожидания.  Принцы  и
принцессы ждут тебя с нетерпением. Немедленно прилетай.  Беру  на  себя  все
неприятности. Салют. Твоя Ш.".
   Взмах узкой смуглой руки, перехват телеграммы, прочтенье оной, надутость,
каприз, ревность - все это приятно покалывало мужскую гордость через три дня
в чреве Б-26, да и сейчас, когда он скользил на  глубине  двадцати  футов  в
кромешной тьме к вражескому берегу.
   Джин усмехнулся, вообразив себе поверхность бескрайнего моря, все море  и
себя в нем - животное средних размеров, плывущее в обществе скатов и акул  и
вспоминающее любимых женщин, вкус "дайкири", запах сигар... Он посмотрел  на
светящийся циферблат. Прошло полчаса, и пройдено пять миль. Пора вынырнуть и
определиться.
   Высунув голову из воды, он увидел прежде всего  яркое  пламя  на  берегу,
освещенные  этим  пламенем  контуры  домов  и   заводских   труб,   прочерки
трассирующих зенитных снарядов. Прямо над ним  пронеслось  звено  МИГов.  Он
понял, что Стэнли произвел отвлекающую бомбежку, и отвернул к югу.
   Джин был уже на внешнем  рейде  хайфонского  порта.  В  двух  кабельтовых
справа, словно празднично иллюминированный остров, стоял танкер. Слева видны
были контуры древнего грузовоза с высокой прямой трубой.
   Все-таки Стэнли сбросил свои зажигалки слишком близко к  порту.  На  воде
дрожали огненные блики, отчетливо  были  видны  краны,  мачты  и  надстройки
ошвартованных  судов.  В  довершение  неприятностей  прямо  по  курсу  стоял
сторожевик, бешено палящий в небо из скорострельных зениток.
   Джин снова ушел в глубину и стал забирать к югу, в более  темный  квадрат
акватории порта. Через некоторое  время  голова  его  ударилась  о  какую-то
невидимую преграду. Удар, по счастью, был несильным, потому что  он  шел  на
самой малой скорости. Он включил фонарь, вмонтированный в рукав костюма, и в
мутном свете увидел прямо  перед  собой  переплетения  стальной  проволочной
сети.
   Он сбросил пояс и поплыл  в  обратную  сторону  от  ворот  порта.  Первый
вариант операции провалился.

   Утром Ганс  Ульрих  Рудель  повез  знатного  гостя  на  "ландроувере"  по
окрестностям своей лесной крепости.
   Отто Скорцени не  приходилось  бывать  раньше  в  аргентинской  провинции
Рио-Негро. В "сельскохозяйственную колонию" к Руделю он прикатил на  "джипе"
накануне, уже после захода солнца, и потому не успел как следует рассмотреть
живописные и дикие окрестности.
   Это был нелюдимый край  гористых  джунглей  с  водопадами,  таинственными
пещерами и  зачарованными  тихими  озерами  в  ста  милях  севернее  деревни
Сан-Карлос-де-Барилоче, которую Скорцени  накануне  увидел  проездом  уже  в
закатных лучах солнца.
   Водитель, пожилой нацист с бычьим загривком, искусно вел "ландроувер"  по
укатанной грунтовой дороге.
   Скорцени хотел  было  спустить  стекло  в  боковом  окне,  чтобы  получше
рассмотреть высокие снеговые горы  на  горизонте  за  джунглями,  но  Рудель
сдвинул на затылок тропический шлем и сказал:
   - Не стоит, Отто Ты только впустишь зной  в  машину.  Она  ведь  снабжена
воздушным кондиционером.
   - Я слышал, что вы купили эту землю у аргентинского диктатора  Перона?  -
спросил  Скорцени,  закуривая  предложенную  ему  Руделем  сигарету  "Генри.
Упман".
   - Да, в сорок пятом, - ответил бывший  ас,  любимец  фюрера,  ставший  по
секретному завещанию Гитлера его преемником. - Десять тысяч квадратных миль.
Перон, ты знаешь, был большим поклонником фюрера. Вот  уже  семнадцать  лет,
как мы осваиваем  этот  край.  Старина  Гиммлер  рассчитывал  на  мировую  с
англо-американцами, мечтал занять  место  фюрера  и  канцлера.  Да,  "верный
Генрих" предал нашего Ади. А  я,  как  тебе  известно,  оставался  преданным
фюреру до конца. Тайная покупка этой  земли  и  соглашение  с  Пероном  были
только частью нашего плана спасения фюрера.
   Скорцени молчал, попыхивая сигарой. В отношении Гиммлера старина  Рудель,
конечно, прав. Однако ему не следовало бы забывать, что его гость был  в  те
времена человеком рейхсфюрера СС, его диверсантом номер  одна.  Этот  Рудель
никогда не отличался тактом и никогда  не  прощал  соперникам  в  борьбе  за
власть, даже мертвым.
   - В первую очередь,  -  продолжал  первый  ас  "третьего  рейха",  -  нам
необходимо было в самой глубокой тайне  собрать  деньги  для  финансирования
всей этой операции.
   Скорцени позволил себе усмехнуться тем краем рта, который  не  был  виден
Руделю Чего-чего, а денег у  них  хватало.  Партия  -  НСДАП  -  располагала
капиталами, награбленными СС и вермахтом во всех странах Европы и в  Африке,
от Нордкапа до Эль-Аламсина, от острова Джерси в Ла-Манше до волжских утесов
и Астрахани. Этих капиталов  и  сейчас  хватает  скуповатому  Руделю,  чтобы
финансировать неонацистов во всех  частях  света,  скупать  пакеты  акций  в
сотнях промышленных картелей и компаний всех стран. Кто-кто, а он, Скорцени,
прекрасно знает, что Рудель отнюдь не обеднел  за  эти  годы,  а  неслыханно
разбогател, да и вся нацистская колония преуспевает.
   За  час  до  обеда  Ульрих  и  Скорцени  вернулись   в   крепость   через
контрольно-пропускной пункт, охраняемый вооруженными молодцами, похожими  на
штурмовиков.
   - Вас здесь никто не беспокоит? - поинтересовался Скорцени.
   -   Лишь   изредка   не   в   меру   любопытные   туземцы   из   деревень
Сан-Карлос-де-Барилоче и Пасо-Флорес да еще более любознательные газетчики и
разведчики  разных  держав,  -  ответил  Рудель.  -  С  последними   мы   не
церемонимся. Бывают у нас и знатные гости, сочувствующие нашему движению. На
днях на вертолете прилетал  с  рекомендательным  письмом  от  самого  Мосли,
лидера британских фашистов, некий сэр Бэзил Сноумен.
   Этот Сноумен, вспомнил Скорцени, приезжал и к нему в Ирландию. Но об этом
надо молчать, раз он не сообщил тогда о  своих  контактах  с  Мосли  Руделю.
Скорцени ненавидел Руделя Ведь этот выскочка по чистой случайности  сделался
фюрером. По тому секретному завещанию Гитлера его наследником  был  объявлен
Геббельс,  но  Геббельс  последовал  за  обожаемым  фюрером.  Преемником  же
Геббельса Гитлер приказал назвать того офицера, который удостоится  к  концу
войны наибольших и наивысших наград рейха. И надо  же  было  случиться,  что
таким офицером оказался не рейхсдиверсант номер один, а рейхсас номер один -
Ганс Ульрих Рудель, полковник Люфтваффе.
   Однако приходится подчиняться. Заказывает музыку, как говорят американцы,
тот, у кого денежки. А  денежки,  главные  деньги  в  Буэнос-Айресе,  Рио  и
швейцарских банках, оказались у преемника фюрера, у Руделя. Конечно, все это
только до поры до  времени.  Среди  бывших  эсэсовцев,  составляющих  костяк
нацистской эмиграции, у Скорцени гораздо больше сторонников, чем  у  Руделя.
Старая борьба  СС  с  вермахтом  продолжается  и  здесь,  в  джунглях.  Его,
Скорцени, помнят ветераны дивизии СС "Дас Рейх", с которыми он едва не  взял
Москву, помнят по громкой истории спасения Муссолини из  горной  итальянской
крепости - за то дело фюрер вручил ему Рыцарский крест из собственных рук  в
своей ставке в "Волчьем логове". Помнят, наконец, по диверсионному маскараду
в  Арденнах,  во  время  которого  его  эсэсовцы,  переодетые  американскими
офицерами и солдатами, наводили ужас на янки в их тылу.
   Придет время, и Отто Скорцени посчитается с Руделем...
   За высокой деревянной стеной крепости они проехали  берегом  быстротечной
реки Рио-Лимай.
   - Я накормлю вас отличной форелью, -  сказал  Рудель,  поглядывая  сквозь
синее стекло на светловолосых и  загорелых  юных  рыбаков,  столпившихся  на
берегу. - Представьте, Отто! Многие  из  этих  юнцов,  родившихся  здесь,  в
крепости, никогда не бывали в фатерлянде!
   Машина остановилась у старинной двухэтажной гасиенды, как видно, стоившей
Руделю немалых денег. Они вышли из "ландроувера" под знойное солнце.
   - Ну и жара! - проговорил  Скорцени,  вытирая  мигом  вспотевшее  лицо  с
покрасневшими шрамами - памятками давней буршской дуэли.
   - На севере жарче, -  сказал  Рудель.  -  Ведь  мы  находимся  в  двух  с
половиной тысячах миль южнее экватора.
   Скорцени огляделся. Все мужчины в лагере носили форму, похожую  на  форму
нацистского Африканского корпуса. Те же шорты и  те  же  фуражки  с  длинным
козырьком, что носил и сам командир  корпуса  -  "лис  пустыни"  фельдмаршал
Эрвин Роммель. Немцы,  немки  и  их  дети  -  все  занимались  своим  делом,
подчиняясь зычным гортанным командам. Скорцени радовала стальная дисциплина,
царившая на этом затерянном в джунглях островке - осколке бесславно погибшей
коричневой Атлантиды1.
   К Руделю подскочил плотный  седоватый  мужчина  с  распаренным  загорелым
лицом.
   - Восемьдесят восемь! - рявкнул он.
   - Восемьдесят восемь! - ответил Рудель. Вслед за этим  обменом  странными
приветствиями   краснорожий   отрапортовал   своему    фюреру    в    лучших
прусско-нацистских традициях.
   - Это наш комендант Вальтер Охнер, - представил его Рудель. - Мы все  его
зовем "гауптманом" - капитаном. А вот, - кивнул  он  в  сторону  отдававшего
честь долговязого и голенастого немца, - его заместитель  Эдгар  Фьесс.  Оба
офицеры СС, оба объявлены  военными  преступниками  на  нашей  неблагодарной
родине. Прошу, Отто! Кстати, вас ждет приятный сюрприз, мы будем  обедать  с
вашим старым товарищем по СС - доктором Менгеле.
   - Тем самым, которым пугают детей  на  родине?  -  тонко  улыбнулся  Отто
Скорцени. - Чудовищем-людоедом из Аушвица?
   - Тем самым, Отто, - рассмеялся Рудель, - тем самым.
   Он шел прямо, почти  не  припадая  на  ножной  протез.  Они  у