автоматами. А там и вовсе притормозила,  решительно
выдернула из замка ключ зажигания. Распорядилась:
     - Вытряхиваемся. Пойдем пешком.
     - Это зачем? - искренне не понял Мазур.
        -   Как   меня   порой   умиляет   твоя   исландская
патриархальность: - усмехнулась девушка чуточку  напряженно.
-  Ничего  не  слышал о "маячках"? Могли прилепить  к  днищу
какую-нибудь крохотную пакость, чтобы она прилежно  посылала
сигналы в эфир. Времени у них было достаточно.
      Черт  ее  знает,  всерьез она опасалась  "маячка"  или
крутила    очередную   коварную   комбинацию,   но    Мазур,
поразмыслив, пришел к выводу, что в ее словах есть резон.  В
фургоне и в самом деле мог оказаться малюсенький передатчик,
и   приотставшие   янкесы  окажутся  на  хвосте   совершенно
неожиданно,  а  их  Мазур сейчас опасался  еще  больше,  чем
боевую подругу, она, по крайней мере, одна-одинешенька  пока
что,  зато  цэрэушники,  похоже, привыкли  ходить  на  охоту
исключительно толпой:
     - Представляю, что сейчас творится у лавки, - сказал он
искренне. - Полиция непременно нагрянет:
      -  А  вот  вряд ли, - сказала Мэй Лань.  -  У  здешней
полиции есть хорошая привычка: приезжать не раньше,  чем  ее
десять  раз  вызовут.  Но  в том районе  как-то  не  принято
обрывать полицейские телефоны, если у соседей ночью  шумели:
Пойдемте. Нужно поймать такси.
      И  она первой направилась за угол, где виднелись яркие
уличные  фонари  и  мелькали фары проезжавших  машин.  Мазур
потащился  следом,  мимоходом ободряюще  похлопав  по  плечу
вовсе  уж заскучавшего Пьера. Ему не нравилось, что  девушка
не  задала до сих пор ни единого вопроса касаемо Слая,  -  а
ведь, казалось бы, любой нормальный человек в такой ситуации
обязан  был  поинтересоваться, знал ли Мазур,  что  за  змею
пригрел  на  груди  и  что,  собственно,  его  старый   друг
собирался делать, нет ли догадок:
      Значит,  ее  и  это уже не интересует. Целеустремленно
идет  к  поставленной задаче. Черт, и ведь никак не  удастся
предупредить Пьера, чтобы держал с ней ухо востро,  -  Мазур
не  знал  по-французски, а на английском  толковать  нельзя,
услышит, востроухая:
      Выйдя на довольно широкую и оживленную улицу, Мэй Лань
пропустила  парочку  свободных  такси,  энергично   замахала
третьему.  Ну  да,  конечно.  Мазур  прекрасно  помнил,  как
покривился   господин   Герберт,  слушая   повествование   о
похитивших  Мазура американцах, как удрученно  он  вздохнул:
"Боже  ж  ты  мой,  ну кто садится в первое  же  подъехавшее
такси? Нужно обязательно парочку пропустить:"
      Ехали  долго.  Оказалось, Мэй Лань,  стряхивая  хвост,
залетела   в   противоположный  конец  города,   максимально
удаленный  от  моря. К морю они и вернулись в конце  концов,
машина оставила позади последние жилые кварталы и километров
несколько  катила  по широкой немощеной  дороге,  тянувшейся
параллельно  океану.  По  мнению  Мазура,  водитель  чуточку
нервничал  -  время  позднее, компания  странноватая,  место
назначения  тоже  не  из обыденных,  но  старался  этого  не
показывать.  Ну,  понятно,  таксисты,  везде  одинаковы:  не
пойдешь на риск - не заработаешь:
       Огромная  луна  висела  над  морем,  протянув  зыбкую
золотистую  дорожку  до горизонта. Вдали  виднелся  одинокий
парус,  белевший в полном соответствии с чеканными  строками
Михаила  свет  Юрьевича, - разве что  море  было  сейчас  не
голубым,  а темным. Справа, над берегом, показались какие-то
бараки.  Потом  снова потянулись дикие  места  без  малейших
признаков градостроительных усилий человека. И снова бараки.
Так,   вот   и  парочка  сампанов  покачивается  у   ветхого
деревянного причала:
      Мазур  уже  навидался таких мест  -  берега  буквально
усеяны подобными рыбацкими приютами.
     Бедняцкие порты. В бараках держат сети и улов, здесь же
и   живут.   Наверняка  через  такие   вот   убогие   жилища
нескончаемым  потоком идет и контрабанда-мелочевка,  которой
здесь   прирабатывает  каждый  второй,  не  считая   каждого
первого.  Ничего  серьезного, конечно, - крутая  контрабанда
путешествует иначе, в других условиях:
      Машина остановилась. Мэй Лань протянула водителю  пару
бумажек  -  суда по его довольному виду, не пожадничала.  Он
поклонился,  прочирикал что-то почтительно-благодарное  -  и
побыстрее рванул с места, торопясь расстаться со щедрыми, но
странными пассажирами.
       Мазур   откровенно  огляделся.   Справа,   метрах   в
/ob($%aob(,  тянулся  крытый  пальмовыми  листьями  барак  с
незастекленными  окнами,  темный,  как  могила.   Слева,   у
дряхлого  дощатого  причала,  идиллически  покачивалась   на
спокойной воде родимая шхуна. Паруса, понятное дело, убраны,
тишина,  покой  и  безветрие, но  у  сходней,  узкой  доски,
переброшенной на причал, багрово рдеет раскуренная трубочка.
Один  из  безымянных китайцев бдительно несет  вахту.  Боже,
какая тишина, ни единой души вокруг:
     - Ну, что вы стоите? - нетерпеливо спросила Мэй Лань. -
Пошли!
      - Погоди, - сказал Мазур. - Объясни хотя бы, что будем
делать. Сейчас вроде бы опасаться некого:
      -  Вот  именно, "вроде бы". - Она оглянулась на темный
длинный  барак.  - Кто его знает: Сколько  у  тебя  патронов
осталось?
       Он  достал  пистолет,  выщелкнул  обойму,  передернул
затвор:
     - Один-единственный.
     - Другими словами, все равно, что ничего: Дай-ка, - Мэй
Лань  в  два  счета отобрала у него "Вальтер" и запустила  с
берега,  только  булькнуло. - Я тебе  приготовила  подарочек
получше, там, в каюте. Могу спорить, останешься доволен.
      Вот так. О "Веблее", который по-прежнему был заткнут у
него  за ремень брюк, она и не вспомнила, конечно, -  теперь
уже  ясно  на все сто, что сейчас их с Пьером будут  мочить.
Это  во  всем  ощущается: в ее нетерпеливых и  словно  бы  к
пустому  месту обращенных интонациях, которые она  не  может
скрыть, в уединенности места, в законах игры:
     - Ну, что вы стоите? У нас почти нет времени:
      И  она  первая  взбежала на борт, быстро  и  проворно,
балансируя раскинутыми руками, грациозная и прекрасная,  так
что  у  Мазура  мимолетно защемило  сердце,  и  он  страстно
возмечтал ошибиться, попасть пальцем в небо. Пусть окажется,
что    виной   всему   профессиональная   паранойя,    мания
преследования, что никто и не собирался его убивать:
      Они  поднялись следом. Из люка бесшумно  и  совершенно
неожиданно, как театральный черт, возник второй китаец, что-
то вежливо прошипел, поклонился, давая Мазуру пройти.
     - Иди, иди, - Мэй Лань легонько подтолкнула его к люку.
- Если тебе не понравится подарок, я:
     Сразу несколько событий произошло одновременно.
      И ему бы наверняка тут и пришли кранты, если бы не был
готов, давненько готов:
      Раскуренная трубочка полетела Пьеру в лицо,  и,  когда
тот  инстинктивно  заслонился  ладонями,  китаец  неуловимым
прыжком оказался за его спиной, ударил носком в сгиб колена,
накинул на шею тонкую петлю - и в тот же самый миг, если  не
раньше, пошел предназначенный Мазуру удар:
      Но  он чего-то такого ждал - и успел уклониться,  уйти
влево. Мэй Лань промахнулась сантиметров на десять, и  ребро
ее  ладони  попало  не по сонной артерии, по  самой  макушке
чиркнуло,   так  что  не  было  ни  боли,  ни   урона:   Он,
оттолкнувшись правой ногой от мачты, сам нанес удар:
      В пустоту. Девушка уклонилась так молниеносно и ловко,
gb.  он  едва  не  полетел кубарем, -  удар-то  был  во  всю
силушку:
     Н-на! Вот револьвер у нее удалось выбить ударом ноги, и
он полетел за борт. Мазур кинулся к душившему Пьера китайцу,
но  на  пути встал второй. Все происходило слишком быстро  и
яростно,  чтобы  чувствовать боль от ударов:  Мазур  все  же
достал  узкоглазого, убойно достал, в секунду развернул  его
обмякающее  тело  так,  чтобы  в свежеиспеченного  покойника
впечаталась нанесшая удар ногой Мэй Лань:
      Получилось. Удар ногой достался мертвецу, коего  такие
пустяки  уже  не волновали, а девушка потеряла пару  секунд:
Мазур  ими воспользовался на полную - второй китаец  только-
только  успел выпустить шнурок, а более ничего и  не  успел,
Мазур уложил его рядом с хрипевшим французом, развернулся  в
боевой стойке:
      Мэй  Лань стояла метрах в двух от него в какой-то  там
заковыристой  позе  -  то ли "похмельной  обезьяны",  то  ли
"поносившего  журавля". Шутки шутками, а  Мазур  уже  понял:
сейчас нельзя делать никаких скидок на прекрасный пол, девка
великолепно владеет боевой рукопашкой, и нужно из  кожи  вон
вылезти, если хочешь остаться живым:
      Она налетела, как порыв штормового ветра. Молниеносный
обмен  ударами, ужимки и прыжки: По нулям. Отступив на  шаг,
Мазур лишь уверился в прежнем убеждении: какое там, на хрен,
нежное создание, зверь дикий, смертушка твоя при оплошности:
      И  снова - обмен ударами, жуткий танец на колыхавшейся
палубе.  Ей, стерве, было легче - она в темном,  ее  труднее
фиксировать глазом, а вот Мазур, как идиот из анекдота, весь
в белом, что ночью, особенно лунной, идет только во вред:
      -  Ах  ты  ж, тварь: - выдохнул он, сплюнув  кровь  из
рассеченной губы.
      - Ну-ну: - произнесла она почти спокойно, играя гибким
телом  в  ложных  выпадах.  - Ну-ну:  Иди  сюда,  загадочная
личность:
      Каскад  ударов, пируэтов и прыжков: Мазур ее  легонько
зацепил, но в ответ сам получил качественно. Они кружили  по
палубе,  как  два  схлестнувшихся насмерть  зверя  -  какими
сейчас  и  были,  честно  говоря, - и  Мазур  отметил  самой
трезвомыслящей  частичкой  сознания,  что  старина  Пьер  не
шевелится, не издает ни звука, так что с ним, очень  похоже,
кончено,  а  вот китайцев было только двое, иначе непременно
налетел бы еще кто-то: Побарахтаемся?
      Но  он, как ни старался, как ни выкладывался,  не  мог
одолеть. Она, впрочем, тоже. Зыбкое равновесие пока что:
      - Ну и? - выдохнул Мазур, уйдя от удара - еле уйдя, м-
мать! - и отступив к борту. - Не возьмешь ведь:
      -  Возьму, - пообещала она столь же хрипло. - Измотав,
сучонок:
     - Может, договоримся?
     - Не я решаю, не я:
     - Сдохнешь ведь.
     - Измотаю:
      Мазур,  словно бы только сейчас спохватившись,  рывком
выхватил револьвер, взвел курок и, прибавив в голос  тупого,
-%` aac&$ ni%#. превосходства, громко приказал:
     - Подними руки, стерва! Не подумала об этом, а?
     Она рассмеялась - сдавленно, но вполне искренне, на миг
поплыла, сбилась с ритма:
      А  в следующую секунду тяжелый револьвер полетел ей  в
лицо, словно самое примитивное метательное оружие.
      Вот  этого  она  точно  не ожидала  -  и  Мазур  вовсю
использовал свой единственный шанс, ринулся вперед, пока она
уклонялась   от   тяжелого  куска  железа,   зашел   справа,
пригнулся, выпрямился, ударил раз и два: Отпрыгнул.
      Она еще стояла у борта, еще не уронила руки, тело  еще
не  понимало, что уже мертво, что шейные позвонки  перебиты,
что второй удар пришелся по сонной артерии:
      И  в этот миг в нее метко и жестоко угодила автоматная
очередь  - совершенно бесшумно, но Мазур-то видел, как  пули
бьют  в  грудь  и  лицо: Тело Мэй Лань запрокинулось  назад,
окончательно выйдя из равновесия, подламываясь  в  коленках,
навзничь, затылком вперед она рухнула за борт.
      И  был шумный всплеск, показавшийся Мазуру громом.  Он
стоял   на   том  же  месте,  все  осознавал,  но   не   мог
пошевелиться, в тупом оцепенении то ли облегченно, то  ли  с
надрывной тоской подумав: нежная и удивительная, как говорил
Остап, нежная и удивительная, да:
     - Кирилл, мать твою! Живой?
      Со  стороны бараков бежали трое. Лаврик первым взлетел
по сходням, опустил коротышку-автомат с матово блеснувшим  в
лунном свете глушителем, сказал сварливо:
      - Ну, что стоишь, как засватанный? Скажи дяде спасибо.
Шустрая была девка: И в черное вырядилась по уму, я никак не
мог  ее  выцелить:  - Он свободной рукой схватил  Мазура  за
грудки и встряхнул как следует:
     - Ну? Что у тебя? Что сказал Зыонг?
     - А сам не мог спросить? - вяло произнес Мазур, все еще
не  в  силах  стряхнуть  тоскливое  оцепенение.  -  Коли  вы
следили:
      - Не уследили, - быстро сказал Лаврик. - Через полчаса
после вашего визита Зыонга умыкнули какие-то шустрые ребята:
Ну?!
      -  Что  вы  от  него узнали? - резко спросил  господин
Герберт.  Ага, и этот здесь, а вот третий Мазуру  решительно
незнаком:
      -  Да  погодите вы, - с ухмылкой сказал Лаврик. -  Он,
похоже, в себя никак прийти не может:
      - Так пусть приходит побыстрее! - чуть ли не истерично
вскрикнул Герберт. - Здесь нельзя задерживаться, не  хватало
еще, чтобы они проследили шхуну, а они могли: Давай!
      Безмолвный третий отвернулся, сунул два пальца в рот и
испустил  пронзительный свист. Возле барака заворчал  мотор,
показался открытый джип, летевший прямо к сходням.
      Мазур  сделал шаг в сторону, всмотрелся. Старина  Пьер
смотрел   в  ночное  небо  широко  раскрытыми,  неподвижными
глазами, и в них отражалась луна. Единственный, кого  стоило
пожалеть,   -   случайная  соринка  меж  могучих   жерновов,
размололи и не заметили:
     Что-то твердое было под ногой. Нагнувшись, Мазур поднял
индокитайскую  медаль на разорванной  тонкой  цепочке  -  и,
зажав  ее  в  кулаке, стоял столбом, пытаясь  разобраться  в
мыслях и ощущениях.
      - Да мать твою! - взревел Лаврик, схватил его за ворот
и подтолкнул к трапу. - Уходим на хрен!
      Только  теперь  Мазура отпустил о, и  он  ощутил  себя
прежним.  Сбежал по вихлявшейся доске, запрыгнул  на  заднее
сиденье  машины. Остальные с трех сторон вскочили следом,  и
джип с выключенными фарами помчался вдоль берега.
      -  Ну? - обернулся к нему с переднего сиденья господин
Герберт.  - Что сказал Зыонг? Он что-то знал, иначе  его  не
схватили бы:
     - Капсулу забрал некий Фань Ли, - сказал Мазур усталым,
севшим голосом. - Дворецкий мадам Фанг, заведует ее хазой  с
красивым  названием  Изумрудная Гавань.  Любит  эта  публика
поэтические названия, а?
      -  Ч-черт: - прямо-таки прошипел Герберт. - И где  эту
самую гавань прикажете искать?
      -  Знаете, что самое смешное? - сказал Мазур без  тени
улыбки. - Вы ведь так и не успели расспросить меня подробно:
Самое смешное, я, кажется, знаю, где это: Точно.

                        ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
             КОРОТКИЕ БРОСКИ НА ДЛИННЮЩЕЙ ВОЙНЕ

                        ГЛАВА ПЕРВАЯ
                БРОСОК ПЕРВЫЙ: МОРСКАЯ ГЛАДЬ

       Картина   была   умилительная,   напоминая   какой-то
антивоенный  плакат: огромная бабочка, едва заметно  трепеща
прекраснейшими разноцветными крыльями, невесомыми пятнышками
чистейших   спектральных  оттенков,  уселась  на   глушитель
Мазурова автомата, где и пребывала уже добрых три минуты, не
выказывая  ни  малейшего страха. Столь  явная  доверчивость,
неожиданный   симбиоз   твари  неразумной   и   отягощенного
некоторым интеллектом "морского дьявола" объяснялась как раз
высоким   профессионализмом  последнего:  он  столь  надежно
замер,  слившись  с окружающими ветками,  лианами  и  яркими
тропическими  цветами, что эта дура летучая  принимала  его,
надо полагать, за безобидную разновидность пня:
       Вот   только   наблюдать  за  объектом  она   мешала,
растопырила крылья прямо на воображаемой линии полета  пули.
На  исходе четвертой минуты Мазур решил, что довольно с него
единения  с  природой. Набрав в рот воздуха, выдохнул,  сжав
губы. Неожиданное сотрясение атмосферы моментально произвело
должный   эффект:  бабочка  сорвалась  с  глушителя,   мигом
восстановила равновесие, ушла вверх и влево, исчезла с глаз.
      Вокруг  идиллически  заливались  птички,  а  временами
попискивало какое-то мелкое зверье. Слава богу, змей тут  не
было,  а  то  ведь  случаются иногда коллизии  в  таких  вот
засадах, способные прибавить седых волос:
      Стояла  безмятежная солнечная тишина,  та  самая,  что
действует на нервы похуже яростного боя. Как известно,  хуже
-%b  ждать и догонять. Особенно - ждать, когда некие  высшие
соображения наконец заставят командира подать сигнал.
     Со своего места - особенно теперь, когда бабочка больше
не  застила  белый  свет,  - Мазур прекрасно  видел  отлично
замаскированный зеленый домик, чье лицезрение совсем недавно
погубило  Гавайца  и  его  людей, а также  двух  односельчан
Мазура,  о  которых он главным образом и жалел: односельчане
как-никак,  добрые соседи, мирные крестьяне. Зеленый  домик,
оказавшийся той самой Изумрудной Гаванью, - восточный  народ
прямо-таки  одержим  патологической страстью  давать  пышные
имена всему на свете, даже самым прозаическим предметам.  Не
просто  загородная хаза мадам Фанг, а, изволите  ли  видеть,
Изумрудная Гавань:
      Все вроде бы в порядке. Три тройки давным-давно заняли
исходные позиции, готовые по сигналу накрыть и резиденцию, и
два  других  домика  - электростанцию и жилище  прислуги,  и
здешнюю  гавань,  то бишь бухточку, где стояла  пара  мощных
катеров.  Подалее, в чащобе, расположился радист и  господин
Ма  под  бдительным  присмотром Лаврика и  одного  из  людей
господина Герберта, которого было велено именовать  попросту
"вы", без затей, но Мазур про себя ради пущей определенности
окрестил Безымянным Товарищем:
      Все  вроде бы в порядке. Искомого господина  Фань  Ли,
осанистого  китаезу  пожилого  возраста,  уже  опознали  при
посредстве   активно  сотрудничавшего  со   следствием   Ма,
тихонечко, где ползком, где на четвереньках доставленного на
передний  край, а потом опять отправленного вглубь джунглей.
Уже сосчитаны все находившиеся в резиденции, числом четверо,
уже отмечено профессиональным взором, что все до единого  не
расстаются с оружием, у кого кобура на поясе, у кого и вовсе
трещотка на плече. Уже отдан категорический приказ: пока  не
будет сцапан живым и невредимым тот, ради которого они  сюда
явились, стрелять запрещено. Категорически и напрочь.  Герои
классического  романа,  пожалуй  что,  находились  в  лучшем
положении:  им-то было разрешено стрелять по  конечностям  -
райская  привилегия, что ни говори. Поневоле  преисполнишься
черной зависти, когда тебе самому запрещено стрелять вообще.
Управляйся,  как хочешь, именно конечностями,  на  то  ты  и
спецназ:
      Худой вертлявый малаец с германским автоматом на плече
опять  пересек  небольшой  кусочек  открытого  пространства.
Снова  в  сортир  шлепает, третий раз за последние  полчаса,
съел что-нибудь не то, болезный, пузико испортил: А господин
Фань  Ли  уже  во  второй раз за те же полчаса  выбрался  на
бережок,  торчит  там, задумчиво созерцая безмятежную  гладь
лагуны,  -  то  ли страдает тягой к прекрасному  и  любуется
сейчас  пейзажем, то ли прикидывает, как бы половить  рыбку.
Рыба здесь непуганная, так и плещет:
      Оба!  К  нему  шустро подбежал молодой китаец,  что-то
почтительно     залопотал.    Выслушав    его,     дворецкий
величественным скупым жестом отослал подчиненного обратно  в
дом,  а сам остался стоять на прежнем месте, глядя теперь  в
небо  -  лазурное, необозримое и чистое, не обремененное  ни
единым облачком. Что, кстати, только раздражало, да что там,
.b*`."%--. злило - как прекрасно работать в ливень, грозу  и
бурю,  когда лупят молнии и порывы ветра гнут деревья: Когда
разверзаются  хляби небесные и клиентура сидит  под  крышей,
носа  наружу  не  высовывая, ведать не  ведая,  что  снаружи
бесплотными тенями пошли на бросок непрошеные визитеры.  Ах,
какое все же удовольствие - работать посреди буйства стихий:
      Мазур  прислушался  и  понял, что  ему  нисколечко  не
чудится. Это не верещанье птиц, а тонюсенький, едва  слышный
стрекот мотора. И он крепнет, усиливается, приближается:
      На  фоне  поросшего буйными джунглями  откоса  на  том
берегу  вдруг мелькнул знакомый гидроплан, белый, с  двойной
синей  полосой  вдоль всего фюзеляжа, от  кож