Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
ил им о том, что мы начали игру.
Крючков задумчиво смотрел на обоих генералов, стоявших друг против друга.
- Садитесь, - разрешил он и, обращаясь к Грибину, спросил:
- Кто знал о том, что мы проводим такую проверку?
- В Лондоне никто, - твердо сказал, сразу вставая со своего места,
Грибин, - только резидент.
Потом открыл лежавшую перед ним папку и растерянно посмотрев по сторонам,
поправился:
- Два резидента, Владимир Александрович.
- Что значит, два резидента? - сурово спросил Крючков. - Что у вас там за
разгильдяйство? Как это - два?
- Никитенко пока исполняет обязанности, а назначение Гордиевского уже
согласовано. Мы решили сообщить обоим, - напряженным голосом ответил Грибин,
- но больше никто.
- Никитенко и Гордиевский, - повторил фамилии Крючков. Потом, посмотрев
на Голубева и Грушко, очень тихо сказал:
- По-моему, вы имеете теперь конкретные фамилии.
- Мы все проверим, - заверил его Голубев.
- Все свободны, - разрешил Крючков.
Дроздов вернулся в свой в кабинет в плохом настроении.
Снова позвонил Трапакову:
- Михаил Матвеевич, зайдите ко мне.
Когда Трапаков, вошел он мрачно сообщил:
- Американцы уже поняли, что мы их дурачим. Они прекратили проверку всех
кабелей и, видимо, больше не будут доверять нашей дезинформации. Они уже
знают о нашей информации об операции "Айви Беллз".
- Я знаю, что ты знаешь, что и знаю, - усмехнулся Трапаков, - типичная
ситуация, - все-таки "крот" сидит в нашей резидентуре в Лондоне. При
существующих тесных связях английской и американской разведок это
неудивительно.
- Кроме наших резидентов в Лондоне никто не знал, что мы блефуем. И об
операции "Айви Белла" никто не знал. Но они прекратили проверку повсеместно.
- Почему резидентов? - не понял Трапаков, - их разве несколько?
- Один исполняющий обязанности, а другой уже назначенный, - пояснил
Дроздов, - пусть это волнует контрразведку. Нас должна беспокоить судьба
"Юджина".
- Если бы удалось выйти на этого "крота", - сказал Трапаков, - если мы
его вычислим, трогать его не надо.
- Это ты расскажешь контрразведчикам, - махнул рукой Дроздов. - Нас в
любом случае слушать не будут.
- Будут, - убежденно сказал Трапаков, - теперь судьба "Юджина" зависит от
судьбы этого "крота". Как только мы арестуем "крота", они сразу арестуют
"Юджина". Игра будет окончена.
- Но "крот" работает на англичан. А "Юджина" будут брать американцы.
- Товарищ генерал, - развел руками Трапаков, - вы ведь знаете, как они
связаны. Арест "Юджина" будет означать немедленный провал "крота". Это в ЦРУ
должны понять. От этого "крота" пользу получали не только англичане, но и
американцы.
- Я попробую поговорить с Владимиром Александровичем, - осознал наконец,
волнение своего сотрудника Дроздов. - Но заранее предупреждаю, что ничего не
смогу обещать.
Ровно через три дня на стол Крючкову положили досье одного из
сотрудников.
- Кто? - не открывая досье, спросил руководитель советской разведки. Одна
мысль, что это был его офицер, приводила Крючкова в дикую ярость.
- Мы все проверили, - доложил генерал Грушко, - Никитенко ничего не знал
о подводных лодках, о наличии базы НАТО полгода назад. Никитенко не знал о
подводных кабелях и о наших играх. Это было известно только одному человеку
- нашему новому резиденту в Лондоне полковнику Олегу Гордиевскому.
Крючков открыл досье. И первый раз в жизни, не сдержавшись, произнес
какое-то ругательство.
Глава 31
Советский посол в Лондоне держал в руках телеграмму. Только недавно
состоялся апрельский Пленум ЦК КПСС, на котором Председатель КГБ СССР Виктор
Михайлович Чебриков был единогласно избран членом Политбюро. И вот теперь в
Лондон пришла телеграмма в которой указывалось, что один из сотрудников
посольства должен вылететь в Москву для встречи с самим Виктором
Михайловичем. Советский посол хмуро почесал затылок. Он уже знал, что этот
новый сотрудник должен быть назначен новым резидентом советской разведки в
Лондоне.
Советский посол Виктор Иванович Попов был последним послом в Лондоне,
представляющим еще ту, доперестроечную страну. После него в туманном
Альбионе появляются не просто Послы, а политики со сложившимися именами -
Замятин, Панкин, Адамишин. Но Попов - упрямый, своевольный, с четкими
представлениями о двухполярном мире, не любил явного выскочку,
"интеллектуала" Гордиевского, который в свою очередь точно так же относился
к послу. Сейчас, читая телеграмму, Попов подумал, что впервые встречает
ситуацию, когда будущий резидент должен встретиться с самим Председателем
КГБ. Раньше достаточно было встречи с руководителем советской разведки.
Попов позвонил своему секретарю:
- Найдите мне Гордиевского.
- Хорошо, Виктор Иванович.
Через минуту раздался звонок:
- Его нигде нет.
- Найдите, - жестко велел посол. - свяжитесь с его домом, если нужно.
Сегодня пятница и мне нужно с ним встретиться. Закажите для него билет на
воскресенье на девятнадцатое мая. Он должен лететь в Москву. Кстати, где он
живет?
- На Кенсингтон Хай Стрит.
- Потом положите мне на стол его адрес и телефон.
Через полчаса Гордиевского нашли, наконец, и Попов, вынужденный ему
улыбаться, долго рассказывал о своей молодости и о той большой перспективе
которая открывается перед новым Резидентом. Гордиевский слушал молча. В
отличии от Попова, ему - профессиональному разведчику, уже столько лет
работавшему в разведке, не понравилась эта телеграмма. Слишком все было
расписано. И зачем нужно было упоминать фамилию Чебрикова? Достаточно было
просто прислать приказ - вернуться в Москву. Но послу он своих опасений не
высказывал, и, спокойно слушая, даже соглашался со своим собеседником о
своих перспективах.
Полковник Олег Антонович Гордиевский был кадровым офицером советской
разведки. Более того, он всегда работал на самых элитарных направлениях ПГУ.
Окончив в 1962 году Московский институт Международных Отношений, он через
некоторое время попал на работу в ПГУ КГБ, где сумел пробиться в Управление
"С", занимавшееся разработкой нелегалов. Затем был послан в Данию по линии
политической разведки, работал в третьем отделе ПГУ и, наконец, стал
заместителем резидента в Лондоне, где и провел последние три года с 1982 по
1985. Он был прекрасный аналитик, отличался большим кругозором,
начитанностью. Довольно быстро делал карьеру и никто не подозревал, что
последние одиннадцать лет он одновременно работал и на английскую разведку.
Это была своебразная месть англичан за Кима Филби и Гордона Лонсдейла,
известного как Конан Молодый. Англичанам удалось сделать почти невозможное.
В результате точно продуманной игры, которую вела английская разведка на
протяжении более десяти лет, они не только оберегали своего очень
перспективного агента, но и фактически расчищали ему путь, поочередно
высылая из страны всех известных разведчиков, пытавшихся закрепиться в
Лондоне.
Нужно отдать должное руководству английской разведки - оно заботились о
репутации своего агента не только в Лондоне. В Вашингтоне и Москве,
Стокгольме и Копенгагене, все представители английской разведки в той или
иной мере подыгрывали Гордиевскому, даже не подозревая о его существовании.
Игра стоило того. К началу восемьдесят пятого стало ясно, что новым
резидентом советской разведки в Лондоне станет Олег Гордиевский. Это был
триумф МИ-6 и личный триумф предателя.
По сей день не прекращаются споры - правомерно ли разделение мира на
черные и белые тона, на "наших" и "не наших". Правомерно ли деление мира на
наших разведчиков и чужих шпионов. Однозначно можно отметить лишь, что любой
нелегал - это выдающееся достижение и подвиг того человека, который идет на
дело. Рихард Зорге, Рудольф Абель, Конан Молодый - примеры героического
самопожертвования и потрясающего мастерства. Но как назвать людей,
изменяющих своей стране, переходящих на сторону врага, работающих него? Кто
они - герои или предатели? Речь не идет об идеологических мотивах, ради
которых работали Ким Филби, Гай Берджесс и их товарищи, искренне поверившие
в возможность построения справедливого общества и готовые идти до конца во
имя торжества своих принципов.
Но речь идет о крупных офицерах разведки, вставших на путь предательства
ради корыстных целей, продающих по существу секреты своей родины. И,
независимо от того, на кого они работали, будь это американцы Джонни Уокер
или Олдридж Эймс или русские Олег Гордиевский и Олег Пеньковский - они самые
настоящие предатели. Никакие высокие мотивы не могут оправдать предательство
своей страны. В истории шпионажа даже самые громкие имена будут именами
предателей, перебежчиков, изменивших родине. Подобное не прощается ни в
одной стране и ни при каком режиме. Мерзкая сущность предателя, даже
оказавшего неоценимую услугу другой стороне, от этого не становится менее
мерзкой. Они все равно отвратительны и жалки в своем падении.
В этот день Гордиевский ушел как обычно. Посол не знал, что новый
резидент должен был передать пять тысяч фунтов стерлингов одному из
нелегалов, работавших на советскую разведку. Деньги были вставлены в полый
кирпич, который Гордиевскому следовало уронить у определенного места на
Грейт Ормонд Стрит. Для конспирации рядом с местом встречи находилась
детская больница, куда Гордиевский планировал отправиться вместе со своими
девочками. Новый резидент КГБ действительно уронил кирпич, передавая деньги
нелегалу, давно находившемуся под контролем английской разведки,
Но советский посол не мог увидеть даже в страшном сне, что отправив семью
домой, полковник советской разведки, будущий новый резидент КГБ отправится
на свидание с представителем английской разведки. Правда, и Гордиевский не
подозревал, что каждый его шаг с этого момента будет находиться под
контролем специально прибывшей в Лондон особой группы.
Гордиевский встретился с англичанином в небольшом пабе, пивном баре, где
они встречались и раньше друг с другом. На свидание приехал сам Холдер,
известный Гордиевскому под другим именем.
- Вы просили о срочной встрече? - спросил Холдер.
- Меня вызывают в Москву. Вчера я встречался с послом. Ему пришла
телеграмма. Вечером пришла еще одна с подтверждением вызова.
- Мотивы указаны? - нахмурился англичанин.
- Да. Меня хотят назначить новым резидентом в Лондоне. Они вызывают меня
для встречи с Чебриковым и Крючковым.
- Очень хорошо, - ответил Холдер, - я только не понимаю, что именно вас
беспокоит?
- Сам тон телеграммы. Он какой-то слишком праздничный. Никогда раньше
таких телеграмм не приходило.
- Это ничего не значит, - немного подумав сказал Холдер, - новый лидер
Советского Союза говорил на апрельском Пленуме о большей гласности. Новью
времена - новые нравы.
- Но люди старые, - возразил Гордиевский, - нет, мне решительно не
нравится эта телеграмма.
- Мы проверяли и по своим каналам. И просили американцев. В Москве все
чисто, - успокоил его Холдер, - иначе мы бы знали. Может, ваше столь быстрое
назначение зависит и от самого Горбачева.
Гордиевский понимал, что имеет в виду Холдер. В конце прошлого года, еще
не будучи Генеральным секретарем ЦК КПСС, Михаил Сергеевич Горбачев посетил
Великобританию, где впервые встречался с Маргарет Тэтчер. Встреча, как
известно, получилась историческая, и Тэтчер поверила в молодого,
перспективного, трезво мыслящего Михаила Горбачева, отныне оказывая ему
поддержку на всех этапах его руководства. Об этой встрече позднее будут
написаны сотни книг, сняты кинофильмы, о ней будут рассказывать оба
участника переговоров - Маргарет Тэтчер и Михаил Горбачев. Но ни советский
лидер, ни премьер Великобритании, так никогда и не узнают, что документы для
встречи Горбачева с Тэтчер готовил... Олег Гордиевский, заместитель
резидента ПГУ КГБ по политической разведке в Лондоне. То есть, готовил даже
не он, а английская секретная служба. Горбачев на переговорах с Тэтчер
получил "шпаргалку" от разведки англичан и именно поэтому произвел на
проницательную "железную леди" такое большое впечатление.
- Я не думаю, что такая телеграмма послана под диктовку самого Горбачева,
- ответил Гирдиевский.
- Вы не хотите лететь в Москву? - понял Холдер.
- Я считаю, что мне пора переходить к вам вполне легально. И забрать свою
семью. Если мы вернемся в Москву, их уже не выпустят.
Холдер задумался. Потом поинтересовался.
- Вы летите один или вместе с семьей?
- Пока один. Ведь это срочный вызов.
- Они бы вызвали вас вместе с семьей, если бы в чем-то подозревали, -
предположил Холдер.
- Там сидят не дураки, - впервые за время разговора улыбнулся
Гордиевский, - они бы такого никогда не сделали.
- Вы хотите остаться? - переспросил Холдер.
- Я не совсем уверен, - признался Гордиевский, - меня могут арестовать
сразу, как только я сойду с самолета.
- Тогда оставайтесь, - решился Холдер, - вы можете уйти прямо сейчас?
- Это не выход, - Гордиевский был достаточно опытным разведчиком, - так
нельзя поступать. А если это всего лишь мои собственные страхи? Что тогда?
- Я вас не понимаю, мистер Гордиевский, - вконец запутался Холдер, - вы
все-таки хотите лететь?
- У меня нет другого выхода, - вздохнул Гордиевский, - пока кроме этой
телеграммы нет ничего, что говорило бы об обратном. Я должен лететь.
- В таком случае, мы свяжемся с вами в Москве по обычному каналу, -
успокоился Холдер, - если произойдет нечто неординарное, вы всегда сможете
связаться с нашим представителем. Вы его знаете. Он будет ждать вашего
звонка.
- Да, конечно, - хмуро ответил Гордиевский, - я вылетаю завтра.
Ни он, ни мистер Холдер даже не подозревали, что за их встречей
внимательно следят сотрудники советской разведки. Они не могли слышать, о
чем именно говорят эти двое, но фотографии мистера Холдера в разных ракурсах
они сделали.
На следующий день утром, в воскресенье, 19 мая 1985 года по личному
указанию Попова посольский "форд" "Гранада" отвез полковника в аэропорт.
Вскоре самолет, в котором сидел Гордиевский, приземлился в Москве. И,
пока еще не утвержденный, новый резидент Олег Гордиевский ехал к себе домой,
сам Крючков получил известие о его прибытии в Москву. На столе у него уже
лежали фотографии Холдера. Он несколько минут рассматривал документы,
внимательно читал донесение особой группы из Лондона. Закончив читать, все
аккуратно сложил в одну папку, немного подумал, постучав пальцами по столу,
поднял трубку прямого телефона самого Председателя КГБ СССР.
- Виктор Михайлович, - разрешите к вам зайти.
Получив разрешение, он положил трубку на рычаг телефона и, тяжело
вздохнув, с ненавистью посмотрел на лежавшую перед ним папку.
- Сукин сын, - громко сказал он.
Глава 32
Наблюдения он почти не чувствовал. Даже удивлялся, неужели его связной
ошибся и в Центре просто решили перестраховаться? Или его "консервация"
имела еще какое-то непонятное ему предназначение? Но иногда ему казалось,
что он все-таки замечает повышенный интерес к своей персоне со стороны
посторонних людей, и каждый раз это вызывало у него внутренний протест,
словно на подсознательном уровне атрофирующееся чувство страха перерождалось
в чувство сомнения и бессилия перед надвигающейся катастрофой.
Он пытался анализировать свои прошлогодние действия, стараясь осознать и
найти ту единственную ошибку, в результате которой теперь он стал бояться
собственной тени и фактически оказался отстраненным от работы. Тщательный
анализ своих ошибок вкупе с гибелью Тома наводил на неутешительный вывод,
что в Балтиморе им все-таки не удалось полностью переиграть ФБР и ЦРУ,
неведомым образом американцы все-таки поочередно вышли и на Тома, и на него.
Значит, их расчеты в Балтиморе и последующее отправление донесения через
Сюндома были той роковой ошибкой, из-за которой погиб Том.
Он понимал, что "консервация" и состояние неопределенности не могут
продолжаться слишком долго. Либо американцам это надоест и его арестуют,
либо - второй вариант был менее вероятен - они поймут, что он не
представляет для них должного интереса и тогда наблюдение будет снято. В
этот вариант верилось с трудом еще и потому, что наблюдение за самим
Кемалем, очевидно, основывалось на каких-то первичных данных. Его связи с
Питером Льюисом проследить не смогли, это стало ясно уже через неделю, когда
они церемонно раскланялись с Питером на одном из приемов. Какими именно
данными они располагали, для Кемаля оставалось загадкой. Но проводить свой
рабочий день в постоянном ожидании ареста было невыносимо. От этого можно
было сойти с ума. И тогда он принял решение.
Но сначала нужно было решить вопрос с Сандрой. Она и так была обижена на
него за отмену последней встречи. Кемаль, зная, что все разговоры
прослушиваются, позвонил ей в офис.
- Мадам Лурье. Скажите, что звонят из Нью-Йорка.
- Кто звонит? - спросила секретарь.
- Скажите, Кемаль Аслан.
- Как вы сказали? - удивилась девушка, - он никогда не назывался этим
именем.
Через несколько секунд трубку взяла Сандра. Голос у нее был
встревоженный.
- Кемаль, здравствуй. Что произошло?
- Здравствуй, Сандра. Ничего. Просто позвонил сказать тебе, что я
развелся со своей женой.
Долгое молчание, затем, наконец, Сандра выдавила:
- Поздравляю. Ты позвонил только из-за этого? И решил, что теперь можешь
называться своим именем?
- Нет, я позвонил попрощаться.
- Попрощаться? - в ее голосе прозвучало удивление, смешанное с обидой.
- Я улетаю в Европу, - коротко сказал он, проклятые слухачи и так
фиксируют весь разговор.
- Что-нибудь случилось?
- У меня важные дела, - уклонился он от ответа.
- Ты летишь надолго?
- Пока не знаю.
- Куда именно?
- Наверное, сначала в Турцию, я давно там не был.
- Надеюсь, ты будешь звонить?
- Обязательно.
Ей очень не нравился его тон. И его односложные ответы. Но она была
гордой женщиной. И поэтому больше ничего не спросила.
- Удачи тебе, - сухо сказала она на прощание.
Она была права, подобную вещь он мог бы сказать и при личной встрече. Но
при одной мысли, что эта встреча будет под контролем наблюдателей, его
передергивало. Они запишут все - каждый их вздох, каждый поцелуй, каждую
фразу. Наверняка установят микрофоны даже под кроватью, или, еще хуже,
поставят скрытые камеры и запишут всю встречу на пленку, чтобы потом
обсуждать, смакуя подробности. Он не хотел и не мог этого допустить.
- До свидания, - сказал он и заставил себя положить трубку.
Трижды в этот день он направлялся к телефону, чтобы позвонить ей и трижды
заставлял не делать этого. А она, обиженная и оскорбленная его поведением,
уехала в этот день с работы раньше обычного и весь вечер просидела одна.
Нет, она не плакала. Просто сидела и смотрела телевизор. И, кажется, ощутимо
старела, просто стремительно старела, как стареют одинокие брошенные
женщины.
У разведчиков не должно быть непродуманных решений. Они, как
высококлассные шахматисты, должны видеть не на один ход вперед, а по крайней
мере, на десять, предугадывая при этом реакцию и противной стороны. И видеть
развитие всей партии, зависящее порой от самой