к  глазам,  чтобы  прочесть,  и  исчезают,  как  только
послание прочтено". Но, добавляла она, Братья выше таких дешевых  трюков,  и
Олькотту  придется  довольствоваться  обычной  бумагой.   Далее   Блаватская
выражала уверенность, что полковник оценит  всю  важность  этого  письма,  и
предостерегала его: "Берегитесь, Генри, и хорошенько подумайте,  прежде  чем
бросаться в эту затею очертя голову... У вас еще есть время, чтобы отклонить
предложение. Но если  вы  сохраните  письмо,  которое  я  пересылаю  вам,  и
согласитесь именоваться Неофитом, то считайте, что вы  влипли  окончательно,
мальчик мой" {1}. Кроме того, Блаватская напомнила полковнику о том, что  на
предварительную инициацию у нее в свое время ушло семь  долгих  многотрудных
лет. Но  поскольку  полковник  всей  душой  жаждал  "влипнуть",  предложение
Туитита Бея было принято без малейших колебаний.
   И тогда Олькотта засыпал письмами другой представитель Братства - Серапис
Бей. Он  был  немногословен  в  отношении  эзотерических  таинств,  но  зато
оказался  чрезвычайно  озабочен  Блаватской  и  ее  безопасностью.   Серапис
пояснял, что ей предстоят тяжелые испытания и что от ее воли  и  психической
энергии,  сконцентрированной  в  ней,  зависит  ее  безопасность  в   некоем
рискованном спуске, однако она совершенно уникальна, выполняет в мире особую
миссию и о ней надо заботиться  любой  ценой,  хотя  бы  и  в  ущерб  личным
интересам полковника (даже в ущерб  его  жене  и  детям).  Однако,  добавлял
Серапис, за жену и детей ему бояться не следует:  за  ними  приглядят.  Так,
собственно, и случилось: сыновья полковника  нашли  себе  работу,  а  миссис
Олькотт стала получать вполне достаточное пособие и впоследствии снова вышла
замуж. Так что все обернулось к лучшему.
   А вот за Блаватской действительно надо было присматривать.  Вернувшись  в
Нью-Йорк  после  расследования  дела  с  Кэти  Кинг,   "закадычные   друзья"
поселились в соседних квартирах, что не помешало ЕПБ заключить недолговечный
брак с другим мужчиной. Мотивы этого брака так же загадочны, как и все,  чем
занималась Блаватская в зрелом  возрасте.  Возможно,  новый  супруг  был  ее
партнером в каких-то деловых затеях, а  возможно,  Блаватская  действительно
увлеклась им, хотя и ненадолго. Но,  вероятнее  всего,  она  пыталась  найти
какую-то надежность и защиту. И если это так,  то  ее  брак  был  обречен  с
самого начала. Грузин Михаил  Бетанелли  был  соотечественником  Блаватской,
однако на роль мужа не подходил по нескольким  серьезным  причинам:  он  был
значительно моложе своей супруги, находился на волоске от банкротства и,  не
исключено, что был мошенником. Кроме того,  новоиспеченная  мадам  Бетанелли
нарушила закон, поскольку генерал Блаватский был еще жив.
   Вскоре она раскаялась в своем  замужестве,  и  в  письмах  полковнику  от
Сераписа стали появляться просьбы спасти Блаватскую от ее супруга.  Вдобавок
ко всем неприятностям Елена Петровна повредила  себе  ногу.  Нога  опухла  и
"омертвела". Доктор Пэнкоуст рекомендовал ампутацию, но Блаватская предпочла
вылечиться самостоятельно,  два  дня  делая  холодные  примочки  и  на  ночь
прикладывая к ноге белого щенка, как  советовал  Фрэнсис  Бэкон  в  "Истории
жизни  и  смерти",  поскольку  от  собак  исходит   целебное   тепло.   Нога
выздоровела, а тем временем Блаватской каким-то образом  удалось  избавиться
от Бетанелли.
   Возобновив прежнюю дружбу с Олькоттом, Блаватская целиком посвятила  себя
спиритуализму. Однако все складывалось неудачно. Сперва она заключила сделку
с Элдриджем Джерри Брауном - редактором  журнала  "Спиричуэл  Сайентист".  В
обмен  на  финансовую  поддержку  Браун  согласился  опубликовать  послания,
полученные Олькоттом от Сераписа и Туитита Бея. Но у Блаватской  и  Олькотта
скоро кончились деньги, и
   Браун тут же потерял к ним всякий интерес.  Спустя  немного  времени  его
журнал закрылся, а сам Браун в 1878 году был объявлен банкротом.
   Тогда  Блаватская  основала  "Клуб  Чудес"  ("Миракл-Клаб"),  посвященный
изучению оккультных феноменов. Но и это  предприятие  потерпело  неудачу.  И
лишь  тогда  Елена  Петровна  начала  осуществлять  замыслы,  принесшие   ей
впоследствии мировую известность. Проблема заключалась в  том,  чтобы  найти
способ опубликовать послания от Братства Учителей - и тем самым  утвердиться
на более высоком уровне, чем  простые  медиумы-спириты.  Это  было  нелегко:
многие преследовали ту же цель. В 1870-е годы появился  целый  отряд  бывших
спиритов, ныне претендовавших на контакт с  тайными  силами,  превосходящими
обычных духов.
   Чтобы решить эту  проблему,  Блаватской  необходимо  было  облечь  тайны,
полученные от Учителей, в форму, доступную для широкой  публики,  и  сделать
очевидным, что последователи  этой  доктрины  автоматически  превращаются  в
духовную элиту. Это было вполне  традиционным  решением:  чтобы  осуществить
его, надо написать "библию" и основать "церковь". И  в  1875  г.  Блаватская
взялась за то и за другое.
 
 
   Одной из соперниц Блаватской была ее приятельница Эмма Хардинг Бриттен  -
популярный нью-йоркский медиум. В том же  году  Бриттен  опубликовала  книгу
"Искусство магии", в предисловии к которой утверждала,  что  на  самом  деле
является не автором этой книги,  а  лишь  стенографисткой.  Она  якобы  лишь
записывала слова некоего "Шевалье Луиса" - адепта, или  духовного  существа,
похожего на Учителей Блаватской. Цель Шевалье состояла в том, чтобы вступить
в контакт с теми немногими людьми, кто способен  понять  его  послание.  Его
исключительность  подчеркивалась  заявлением  Бриттен,  что   она   намерена
ограничить   распространение   этой   книги   избранным   кругом   серьезных
исследователей.  "Знамя  Света"  сообщило,  что  миссис  Бриттен  отказалась
продать экземпляры  книги  "молокососам",  которых  она  сочла  недостойными
тайного знания {2}.
   Естественно, Олькотта нельзя было назвать  "молокососом".  Ему  позволили
приобрести  два  экземпляра  "Искусства  магии"  ценой  по  5  долларов.  Но
полковника разочаровал как текст книги, так и портрет автора, который миссис
Бриттен показала ему под условием строжайшей секретности. В  своих  мемуарах
Олькотт отмечает: "Всякий, кто встречался лицом к лицу с настоящим  Адептом,
при виде этого женоподобного неженки был бы вынужден заподозрить,  что  либо
миссис Бриттен по ошибке показала фальшивый портрет подлинного автора,  либо
что эта книга была написана вовсе  не  "Шевалье  Луисом"..."  {3}.  Едва  ли
кто-то мог бы поспорить против такого заключения.
   "Искусство магии" было якобы порождением "астрального света"  -  понятия,
по-видимому,  изобретенного  Элифасом  Леви   и   в   среде   спиритуалистов
обозначавшего источник их силы и  знаний.  Американские  оккультисты  любили
ссылаться на то, что их  сочинения  продиктованы  божественными  силами;  их
поощряли к этому спиритуалисты и интерес к пророческим книгам Библии.  Самым
знаменитым в XIX веке оккультным практиком такого рода  был  Джозеф  Смит  -
юный работник фермы в Новой Англии {4}.
   Однажды, гуляя в поле, он был удостоен видений Бога Отца и Бога Сына. При
этом Смита предостерегли, велев ему ни в коем случае не присоединяться ни  к
одной из существующих церквей - по  той  причине,  что  "все  их  вероучения
отвратительны". И тогда Смит основал собственную церковь при  помощи  ангела
по имени Морони, явившегося ему в сентябре 1823 г. и  сообщившего,  что  под
каким-то холмом неподалеку зарыты некие "Золотые  Пластинки"  с  неизвестной
Библией на древнем языке. Вместе с пластинками лежали два волшебных камня  -
Туммим и Урим, прикрепленные к магическому нагруднику, который  Смит  должен
был надевать во время перевода Евангелия. Смит нашел пластинки, спрятал их у
себя под кроватью и вскоре создал  перевод  "Книги  Мормона".  При  этом  он
иногда прибегал к помощи Урима и Туммима, а  иногда  просто  прятал  лицо  в
шляпу  и  совещался  с  магическим  камнем,  которым  он  прежде  безуспешно
пользовался для поиска кладов.  Полуграмотный  Смит  диктовал  свой  перевод
писцу, но с пластинками он всегда сверялся втайне, стоя за занавеской (писец
сидел в другом углу комнаты).
   Вскоре у Смита появились приверженцы, которых он  привел  в  "Обетованную
Землю" - Карфаген, маленький симпатичный городок на берегу  реки  Миссисипи.
Вскоре  туда  стали   стекаться   тысячи   новообращенных.   Но   дальнейшая
деятельность   Смита   (отмеченная,   помимо   прочего,   присвоением   себе
генеральского чина и введением многоженства) внезапно оборвалась в 1844  г.,
когда разъяренная толпа линчевала его вместе  с  преданным  учеником  братом
Хайремом  в  карфагенской  тюрьме,  куда   Смит   попал   по   обвинению   в
государственной  измене.  Приверженцев  Смита  изгнали  из  города,  и   его
преемник, Брайем Янг, повел их в Юту. К 1875 году мормоны основали колонию с
центром в Солт-Лейк-Сити.
   Подобно "Искусству магии" и "Книге Мормона"  (которую  Марк  Твен  назвал
"хлороформом на  бумаге"),  большие  фрагменты  "библии"  Блаватской  просто
появились "ниоткуда". После крепкого ночного сна Блаватская просто подходила
утром к столу и обнаруживала стопку бумаги  листов  в  тридцать,  исписанную
невидимой рукой. Иногда же Учитель овладевал ее  телом  и  писал  ее  рукой.
Спору нет, эта помощь была очень актуальна,  поскольку  речь  идет  о  книге
объемом в полмиллиона слов. В таких случаях Олькотт  наблюдал  поразительные
изменения в почерке Блаватской. Кроме того, его приятельница получила доступ
к своего рода астральной библиотеке, откуда  черпала  материалы,  и  нередко
Олькотт заставал ее сидящей в кабинете и глядящей в  пространство  словно  в
поисках очередной цитаты. Цитаты не заставляли себя ждать - и при позднейшем
исследовании оказались примечательно близкими к печатным вариантам,  большая
часть которых была впоследствии обнаружена на полке в кабинете Блаватской. В
случае  расхождений  с  общепринятыми  версиями  ЕПБ  намекала,  что  ошибка
содержится  в  печатном  варианте,  а  не  в  "оригинале",   переданном   ей
непосредственно от Учителей, связь с которыми у нее  становилась  все  более
тесной. Олькотт даже заметил, что иногда во время этих  астральных  диктовок
голос Блаватской становился глубже, а каштановые вьющиеся волосы  чернели  и
распрямлялись, словно  она  превращалась  в  индуса;  комнату  же  при  этом
заполняли разнообразные духи и даже слышался звон небесных колокольчиков.
   "Разоблаченная Изида" - это изложение египетского  оккультизма  и  культа
Великой Матери.  Она  разделена  на  две  части  под  названиями  "Наука"  и
"Теософия". Первая часть начинается  с  критики  Хьюма,  Дарвина  и  Гексли,
которые обвиняются в сужении рамок  науки  до  изучения  наглядных  законов,
управляющим материальной вселенной. Блаватская  утверждает,  что  в  природе
есть  и  другие  законы,  неизвестные  простому  смертному,   но   доступные
оккультному прозрению, и что эти законы также должны быть  предметом  науки.
Вторая часть  "Изиды"  -  эссе  по  сравнительному  религиоведению;  буддизм
представляется здесь как  учение  мудрости,  в  границах  которого  возможно
объединение науки и религии.
   Олькотт сравнивал Блаватскую с Дарвином, и ее книга является сознательным
вызовом этому ученому, чью эволюционную теорию  она  высмеивает,  утверждая,
что эволюция обезьян в людей - это лишь  один  этап  длинной  цепи,  в  ходе
которой  человек  должен  развиться  в  высшее  существо.   Таким   образом,
Блаватская превращает учение об эволюции из ограниченной  социобиологической
теории в объяснение всего мироздания - от атомов  до  ангелов.  Вместо  того
чтобы противопоставлять религию фактам  викторианской  науки,  она  пытается
объединить эти факты в некий синтез, делающий религиозную мудрость не врагом
научного познания, а его конечной целью.
   Первое  печатное  издание  "Изиды"  тиражом  в  тысячу  экземпляров  было
распродано  почти  мгновенно,  несмотря  на  нападки  ученых   и   критиков,
называвших эту книгу "ни  на  что  не  годным  хламом"  ("Нью-Йорк  сан")  и
"грандиозной и бессмысленной мешаниной" ("Спрингфилд Репабликен"). "Нью-Йорк
тайме" вовсе проигнорировала  ее.  Макс  Мюллер,  профессор-санскритолог  из
Оксфордского университета, обвинил Блаватскую в научной некомпетентности,  а
еще один критик выявил в "Изиде" более двух  тысяч  неподтвержденных  цитат.
Блаватская  невозмутимо  приводила  эти  цитаты  как   свидетельство   своей
оккультной силы.
   Впрочем, "Разоблаченная Изида" предназначалась  вовсе  не  для  ученых  и
обозревателей. Аудиторией ее должны были стать страстные  искатели  духовной
истины,  слишком  озабоченные  поиском  ответов  на  важные  вопросы,  чтобы
вступать в академические споры об аутентичности и внутренней согласованности
текста. Книга Блаватской отзывалась  на  глубочайшие  нужды  времени,  когда
сомнения  в  традиционных  формах  религии  породили  первую  великую  эпоху
массового образования. В конце XIX века появилось множество полуобразованных
читателей, жадно стремившихся к познанию и  не  страдавших  интеллектуальным
снобизмом. Для них-то и предназначалась "Разоблаченная  Изида".  Именно  эту
эпоху так живо изобразили  в  Англии  Бернард  Шоу,  Герберт  Уэллс,  Джордж
Гиссинг и Хэйл Уайт: то был век самоучек, грошовых  газетенок,  еженедельных
энциклопедий,  вечерних  школ,   публичных   лекций,   рабочих   институтов,
общедоступных библиотек, содержавших популярную  классику,  социалистических
обществ и клубов любителей искусств; бурлящий  и  рвущийся  к  знаниям  век,
когда читатели Рескина и Эдварда Карпентера получили  возможность  расширить
свое образование, а идеалисты из рядов  среднего  класса  могли  им  в  этом
помочь; когда проповедь нудизма  и  оздоровительных  диет  неожиданно  нашла
общий язык с учением об Универсальном Братстве и оккультной мудрости.
 
 
   Именно на этот мир "светских  храмов"  и  общеобразовательных  институтов
сделала ставку Блаватская, когда, еще в процессе работы  над  "Изидой",  она
принялась  обдумывать  создание  собственной  церкви.  Теософское   Общество
сформировалось почти случайно, когда 7 сентября 1875  г.  мистер  Дж.Г.Фельт
читал  лекцию  на  квартире  у  Блаватской.  По  крайней  мере,  именно  так
представляет это событие Олькотт. Лекция Фельта  называлась  "Забытый  Канон
Пропорции египтян".  Она  была  посвящена  математической  формуле,  которой
пользовались  люди  древности  для  планировки  строений  -   в   частности,
египетских пирамид и греческого Акрополя. Мистер Фельт  утверждал,  что  эта
формула была известна только  посвященным,  которые  положили  ее  в  основу
эзотерической духовной науки. Мистер Фельт хотел найти эту формулу и оживить
древнее учение.
   В числе  слушателей  были  миссис  Бриттен  с  супругом;  некий  судья  с
женой-поэтессой; адвокат;  прогрессивный  священник;  английский  барристер,
увлекавшийся   спиритизмом   и    месмеризмом;    розенкрейцер;    президент
Нью-Йоркского  Общества   спиритуалистов;   отставной   фабрикант;   доктор,
изучавший каббалу; два журналиста, вопреки своей профессии обозначенных  как
"джентльмены"; масон; синьор Бруццези - бывший секретарь  Мадзини(1);  клерк
из юридической фирмы; а также хозяева квартиры. Все  молча  слушали  мистера
Фельта, но вдруг каббалист (тот самый доктор Пэнкоуст, которому  не  удалось
вылечить Блаватской ногу) спросил, можно ли  использовать  эту  формулу  для
призывания духов.
   Все встрепенулись. Мистер Фельт, к всеобщей радости, ответил, что  можно,
и  предложил  вызвать  несколько  призраков  в   подтверждение.   Завязалась
оживленная дискуссия о вызывании духов.  И  тут,  прежде  чем  лектор  успел
вступить  в  беседу,  полковник  Олькотт,  обменявшись  записками  с   мадам
Блаватской, поднялся и произнес речь. Суть речи состояла в том, что все  эти
идеи настолько интересны, что следует организовать общество для их изучения.
Как только Олькотт сел на место, все присутствующие единодушно проголосовали
за его предложение.
   Намереваясь   основать   свое   общество   на   строго   рациональных   и
демократических  предпосылках,  члены  новоиспеченной  организации  тут   же
принялись выбирать  комитет  и  уполномоченных.  Клерк  юридической  конторы
Уильям Джадж предложил сделать президентом полковника  Олькотта.  Олькотт  в
качестве ответной любезности выдвинул кандидатуру Джаджа на пост  секретаря.
Оба предложения были приняты единогласно. На этом  собрание  было  объявлено
закрытым, и члены общества разошлись по своим делам  до  следующего  вечера,
когда мистер Фельт должен был читать  очередную  лекцию.  Однако  лекция  не
состоялась, а  ---------------------------------------(1)  Мадзини  Джузеппе
(1805-1872) - выдающийся итальянский  революционер.  мистер  Фельт,  взяв  у
общества сто долларов "на расходы", вскоре покинул своих друзей и  уехал  из
Нью-Йорка  в  Лондон,  где  попытался  организовать   собственное   Общество
Оккультных Исследований. Из этой затеи ничего не получилось.
   Нью-йоркские же товарищи Фельта, ничуть не смутившись его  исчезновением,
продолжили работать  над  структурой  нового  общества.  Поначалу  оно  было
безымянным. На последовавших за  первым  собраниях  его  предлагали  назвать
"Египтологическим", "Герметическим", "Розенкрейцерским", но ни одно название
не показалось подходящим,  пока  кто-то  из  членов  общества,  перелистывая
страницы словаря, внезапно не наткнулся на слово "теософия". Оно-то и  стало
именем новорожденной организации. Таким образом,  возникновение  Теософского
общества следует датировать 13 сентября 1875  г.,  хотя  первое  официальное
собрание  его  состоялось  только  17-го  числа.  Участники  этого  собрания
возложили на себя нелегкую  задачу  по  сбору  и  распространению  знаний  о
законах,  управляющих  Вселенной.  Так  началась   история   организованного
оккультизма на Западе.
   Первоначальные трудности в  выборе  названия  весьма  симптоматичны:  они
свидетельствуют о том, что члены общества весьма  смутно  представляли  себе
свою цель. Трудно сохранить четкое разграничение между оккультной  практикой
и объективным изучением оккультных феноменов, если  вы  уже  по  определению
верите в существование иного мира и возможность  его  манифестаций  в  "этом
мире". Олькотт часто повторял, что теософия должна стать не новой  религией,
а наукой. И при этом  он  продолжал  высказываться  в  пользу  существования
психических феноменов, а ЕПБ продолжала демонстрировать их.
   Кроме  того,  теософия  утверждала  существование  Тайной   Универсальной
Доктрины,  которую  и  намеревалась  изучать.  Эта  доктрина  начиналась   с
предпосылки о том, что фундаментальные истины  и  ценности  универсальны  во
всей Вселенной и что  все  религии  являются,  в  сущности,  разновидностями
единого, универсального знания. На этом этапе Теософское  общество  начинало
усложнять задачу, провозглашая гуманистические социальные  идеалы:  изучение
духовной науки должно было идти рука об руку с  пропагандой  братства  всего
человечества(1). Поначалу такая путаница никому не мешала  и  даже  была  на
пользу: ведь чем шире была формулировка целей  нового  общества,  тем  легче
было  привлечь  в  него  неофитов.  Но   попытка   примирить   конфликтующие
религиозные, научные и политические цели в конце  концов  была  обречена  на
серьезные проблемы.
   Частью этих проблем, вероятно, было  само  слово  "теософия",  означающее
священную  науку,  божественную  истину  или  мудрость.  Первыми  теософами,
очевидно, были филалетийцы ("любители истины")  -  александрийские  философы
III века, продолжившие традицию пифагорейцев, платоников и неоплатоников,  а
также  испытавшие  влияние  утерянных  орфических  и  египетских   мистерий.
Последний крупный всплеск учения  теософов  пришелся  на  эпоху  Ренессанса,
когда различные авторы (в том числе и знам