Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
ывается виновным по всем трем пунктам.
В октябре 1947 г. Кришнамурти впервые почти за десять лет посетил Индию,
заехав по дороге к леди Эмили в Лондон. Его визит случайно совпал с
предоставлением независимости Индии, которое заставило подданных империи
выбирать между Британией и преданностью их стране. Кришнамурти выбрал Индию,
и выбор этот был для него судьбоносным. Хотя он большую часть времени
проводил в Европе и Америке (не говоря об остальном мире), теперь его
ориентация в основном стала индийской, если не антизападной. Он вернулся к
своим корням.
В стране он оставался восемнадцать месяцев, заведя новых друзей, включая
Нандини Мета и ее сестру, Пупул Джаякар, близкую подругу семьи Неру {4}.
Вскоре Кришнамурти стал зависеть от прекрасной Нандини, которая помогала ему
справляться с приступами "процесса", что привело ее к подаче прошения о
разводе с мужем. Это событие в 1950 г. явилось истинным подарком для прессы,
у которой, естественно, возникли догадки о причастности к этому делу
Кришнамурти. Судья, ведший дело о разводе, не сомневался в том, что правда,
а что нет. Хотя он и не принял догадок мистера Меты о том, что Кришнамурти
якобы преследовал Нандини, но согласился, что анархическое учение побудило
его жену восстать против мужа, и он отклонил просьбу миссис Мета о разводе,
несмотря на ее заявления о психической и физической грубости ее супруга {5}.
С каким бы равнодушием поначалу ни относился Кришнамурти к школе
Хэппи-Вэлли, он проявлял интерес к своим индийским школам в Раджгхате и
РишиВэлли, где его племянник со временем стал директором. Хотя эти
учреждения основывались на его собственных принципах ненасилия, свободного
развития, отсутствии механической зубрежки и терпимости к другим точкам
зрения, к тому времени эти принципы уже не были чем-то особенным и
представляли собой лишь одну из форм прогрессивных педагогических идей,
доминировавших в послевоенный период вплоть до 1980-х годов. Но Риши и
Раджгарт были не только школами. Они были также и общинами, медицинскими
центрами, фермами, а в Раджгхате еще и сельскохозяйственным институтом и
женским колледжем. Школы были призваны научить учеников думать самим.
Кришнамурти настаивал, что образование и не имеет других целей, хотя
традиционные дисциплины были в некоторой степени обязательными {6}.
И снова здесь кроется парадокс. Его интерес к школам свидетельствовал о
глубокой озабоченности будущим своего учения; но при этом доктрина, которую
он проповедовал, отрицала догму, учила не доверять идеям и образованию как
средству передачи информации. Если под "идеями" - "грубыми вещами", как он
часто называл их {7}, - Кришнамурти подразумевал сведение сложной реальности
к простым формулам, запоминаемым механически, и замену опыта словами, он был
прав, говоря, что образование должно включать в себя нечто большее. Но
другое дело, если он собирался совсем исключить идеи. Что он предлагал
взамен? Бессловесное общение? Хорошо, Кришнамурти, возможно, был прав,
отвергая "идеи"; но не отрицал ли он их просто потому, что они были не его
идеями? И как быть с его учением? Разве оно не выражалось словами? Разве у
него не было своих формул? Все это было непрактично и противоречиво.
Существовала и другая трудность. Ранее Кришнамурти настаивал, что его
учение не может быть воспроизведено другими людьми или преобразовано в набор
правил; что он уникален; что прямая передача доктрины невозможна и что у
него не будет учеников или последователей как таковых, а только аудитория,
которой посчастливилось услышать его слова. Эти взгляды соответствовали
отрицанию "идей". Другие учителя в прошлом преодолели эти трудности,
прибегнув к эзотерическим методам: передавая свои доктрины посредством
символов, ритуалов, аллегорий или церемоний. Но отрицание теософии в
какой-то степени подразумевало и отрицание эзотерического подхода. И все же
сам факт его неприязни к набору правил или общепринятых методов
подразумевал, что в своей педагогической практике он продолжал в легкой
форме поддерживать эзотеризм, на который нападал теоретически. Тем не менее
он пришел к выводу, что его практика - если не кодифицированная доктрина,
которая воплощала эту практику - достойна сохранения. Но как это сделать?
Один из способов - посредством школ, которые могли бы основать традицию,
не сводимую к механическому запоминанию. Новые школы открывались в
Калифорнии и Англии, и незадолго до смерти Кришнамурти один его богатый друг
из Германии профинансировал строительство роскошного центра возле английской
школы Кришнамурти в Броквуде, в Гемпшире {8}. Целью этих учреждений - для
детей, взрослых или для тех и других - было способствовать скорее духовному,
нежели интеллектуальному образованию. В этих школах намеренно поддерживалась
слабая организация - учеников не учили, а им показывали, как можно
научиться. Не существовало учебного плана (хотя они могли изучать
традиционные предметы по желанию): вместо того они эволюционировали в общине
как представители человечества, выбирая свой собственный путь и поддерживая
отношения с другими.
Хотя Кришнамурти отказывался играть какую-либо формальную роль в этих
учреждениях, он их регулярно посещал, проводя общие дискуссии с учениками и
учителями и лично беседуя с отдельными людьми. Но даже если он настаивал на
насущной необходимости индивидуального открытия, записи его разговоров с
учениками показывают его как человека, способного безжалостно заставить
собеседника принять его точку зрения {9}.
Не только в собственных школах Кришнамурти стал уважаемым учителем. Он
был популярен во всем мире, но особенно в калифорнийских университетских
кампусах 1960-х годов, где он стал настоящей звездой синтеза Нового Века,
ставшей путеводной для любого альтернативного направления - от наркотиков до
астрологии. Сочетание нарциссизма, идеализма и свободомыслия, характерное
для молодежных движений 1960-х, казалось, как нельзя более гармонировало со
взглядами Кришнамурти. На самом деле это была иллюзия. Самопознание - это не
то же самое, что нарциссизм или самолюбование, а требование широких
гражданских прав - не то же, что отстранение. Не вступая никоим образом в
конфликт с существующим порядком, Кришнамурти во многом был его частью, то
есть гуру на услужении у богатых классов, выражавшим эстетическое
недовольство самопотаканию спонтанных молодежных движений.
К тому же он принимал участие в публичных беседах с физиками {10},
биологами и психологами, симпатизирующими синтезу Нового Века, что
знаменовало собой любопытное возвращение к духу теософии. Однако к другим
деятелям Нового Века, особенно к новому поколению индийских гуру, он
относился с подозрением. Прилетев в Лели в 1974 г., он увидел, что вместе с
ним по трапу спускается Махариши, который поспешил приветствовать старшего
коллегу, держа в руке цветок. Кришнамурти быстро пробормотал извинения и
удалился {11}. Ему не нравилась сентиментальность тех, кто говорил: "Любовь
- это все, что нужно". Он презрительно относился и к тем, кто шел по его
стопам. Через некоторое время после этой встречи он сказал, что хотел бы
видеть, как Махариши сохраняет спокойствие. Махариши мог бы то же самое
сказать и о нем.
К концу жизни Кришнамурти восстановил дружеские отношения с теософией. На
протяжении пятидесяти лет он посещал Адьяр, не смея войти в здание -
Теософскую штаб-квартиру, куда часто заходил Раджагопал повидать старых
друзей. Кришнамурти оставался в Васанта-Вихара, на другой стороне улицы. За
эти годы Общество изменилось. Лжордж Арундейл положил конец связям с такими
организациями, как масонские ложи или Либеральная Католическая Церковь.
После Второй мировой войны многие представители старой гвардии, враждебно
настроенные против Кришнамурти, скончались. Общество стало своего рода
семейным предприятием: после смерти Арундейла его наследником сначала стал
Джинараджадаса, а затем его родственник Шри Рам, а после некоторого
перерыва, в 1980 г. президентом стала его племянница, Радха Бернье. Для нее
старые ссоры были уже историей, и она решила вернуться к несекстантским,
экуменическим корням Общества. Будучи давним другом Кришнамурти, она
признавала его значение для теософского движения. После своего избрания она
пригласила его в адьярское здание, которое он посетил впервые за сорок семь
лет. Общество снова начало распространять его книги и рекламировать его речи
и дискуссии о нем, что продолжает делать и до сих пор. Кришнамурти теперь
снова стал членом - хотя и почетным - теософского пантеона.
Примирение с теософией тем более занятно, что в послевоенных беседах
Кришнамурти настойчиво возникала тема природы времени. Во всех публичных
лекциях и частных беседах он настаивал на насущной необходимости жить
сейчас, в настоящем; не в том смысле, что следует наслаждаться текущим
моментом, а в том, что нельзя превращаться в рабов прошлого. Величайшей
целью жизни, согласно Кришнамурти, является духовная свобода, а ее можно
достичь, только научившись оставлять позади все приобретения - будь то вещи,
люди или опыт и желания. Прошлое не существует помимо иллюзий, но иллюзии
эти очень могущественны. Не научившись избегать их, невозможно достичь
духовного озарения, потому что оно зависит от непосредственного восприятия
вещей такими, каковы они есть на самом деле, а не какими были или какими бы
человек хотел их видеть.
Кришнамурти уже давно говорил, что не может вспомнить своего прошлого.
Теперь он развил это отрицательное ощущение в положительную доктрину,
проповедующую необходимость психологического и духовного освобождения с
помощью ощущения текущего момента, "настоящего", которое может освободить от
оков прошлой истории и желаний, направленных в будущее. Его слова были очень
близки как к христианской, так и к индуистской мистике, он рассуждал о Доме
Смерти - смерти прошлого, который является и Домом Освобождения.
То, что Кришнамурти когда-то боролся, возможно, все еще боролся с
желанием, совершенно ясно видно из его последних бесед, в которых он часто
возвращается к вопросу о сексе. В "Необходимости перемен", например, он
рассуждает о том, как: "Секс играет необычайно важную роль в нашей жизни,
потому что это, возможно, единственно глубокое и непосредственное ощущение,
какое у нас есть... Этот акт настолько прекрасен, что мы испытываем
привязанность к нему, так что становимся зависимыми. Зависимость требует
продолжения... Человек настолько связан - интеллектуально, семьей,
обществом, социальной моралью, религиозными предписаниями - что только это
единственное отношение остается не лишенным свободы и яркости. Таким
образом, секс приобретает необычайную значимость... Освобождая сознание от
пут подражания, авторитета, конформизма и религиозных предписаний, секс
занимает свое важное место, но он не может быть самоцелью. С этого момента
человек понимает, что свобода необходима для любви" {12}.
Двусмысленное использование слов "мы" и "человек" может указывать на
неприятное расхождение между общественным образом аскета и частной
реальностью любви. Кажется, будто Кришнамурти испытывал потребность
высказаться, но вынужден был использовать безличные термины.
Без сомнения, такая необходимость усугублялась собственным весьма
затруднительным положением, в котором он оказался: пленник истории, в самой
грубой форме. Ибо ссора с Раджагопалом и Розалиндой, оказавшая влияние на их
последующую жизнь, затрагивала и финансовые вопросы. В 1958 г. в Индии
Кришна подписал очень важный документ, передающий все авторские права на
KWINC Раджагопалу как президенту, обладающему правом поверенного на все его
публикации. А они к тому времени означали довольно приличную сумму. Причины
этого шага неясны. Тот факт, что международное авторское соглашение должно
было вступить в силу в этом году и продолжительное отсутствие Кришнамурти в
Охайе, вероятно, были непосредственным поводом, как предполагает Мэри
Летьенс, но что бы ни побудило его к этому, власть, которую он сам
предоставил Раджагопалу, стала на протяжении почти тридцати лет объектом
жестоких тяжб.
Оставляя в стороне личные отношения, дело заключалось в нежелании
Кришнамурти хоть как-то заниматься финансовыми делами своих предприятий,
которые были оставлены исключительно на попечение Раджагопала. Несколькими
годами раньше, хотя он и не мог вспомнить этого, Кришнамурти даже вышел из
совета попечителей. Понятно, что за тридцать лет правления, с уступчивым
советом под рукой, Раджагопал приобрел полную власть над KWINC. Как бы ни
старался Кришнамурти отодвинуть его в тень в других сферах, здесь он
сохранял главенствующее положение.
Раздражение Раджагопала тем, что он считал безответственностью и эгоизмом
Кришнамурти, усилившееся после ухудшения отношений с Розалиндой, теперь
дошло до точки кипения, и Кришнамурти, когда он подал прошение, отказали в
возвращении в совет попечителей. Раджагопал, объявивший, что устал нянчиться
с Кришнамурти, также отказался устраивать его поездки за пределами Америки и
начал подвергать сомнению его расходы. Кришнамурти, со своей стороны, стал
жаловаться друзьям, что Раджагопал совсем отстранил его от американских
фондов, поставив в зависимость от друзей и доходов с английских трестов.
Положение еще более осложнялось тем, что не все фонды, входившие в KWINC,
получали доходы от авторских прав, - они также включали пожертвования
богатых спонсоров; некоторые из них были обеспокоены растущей властью
Раджагопала и его трениями с Кришнамурти. Запутанная сеть компаний и счетов
росла, и только Раджагопалу была известна вся информация о них. Тем не
менее, несмотря на ухудшавшиеся отношения, Кришнамурти продолжал регулярно
посещать Охай до 1961 г., когда Раджагопал и Розалинда развелись.
С 1961 по 1965 г., под давлением Розалинды, Кришнамурти держался вдали от
Охайя, проживая в Индии и Европе, а в 1968 г. он формально вышел из KWINC,
основав первый независимый Фонд Кришнамурти, с писательницей Мэри Кадоган в
качестве секретаря. Последовали судебные тяжбы между KWINC и Фондом
Кришнамурти по поводу имущества, напоминавшие процессы между Кришнамурти и
Теософским Обществом за сорок лет до того. В 1974 г. Раджагопал обеспечил
себе пенсию, пожизненное владение своим жилищем и контроль над авторскими
правами Кришнамурти до 1968 г.; но другие судебные процедуры, подогреваемые
взаимными обвинениями, длились еще двадцать лет. Они закончились только со
смертью Кришнамурти в 1986 г. Розалинда и Раджагопал пережили его.
В других же отношениях последние двадцать лет были спокойными. Хрупкий с
виду Кришнамурти оказался на редкость крепким и стойким. Он путешествовал по
миру и беседовал. Многое в его жизни повторялось, многое представляло
противоречие. Незадолго до его смерти, в Бруквуде началось строительство
роскошного Центра Кришнамурти. Но он сам вставил правило в устав Фонда
Кришнамурти, что никто не должен обладать полномочиями для передачи его
"учения". Он так и не решил, что же именно должно передаваться.
Скорее всего он почувствовал облегчение от решения поручить составление
своей официальной биографии своему испытанному другу Мэри Летьенс. Основной
ее задачей была точная передача фактов жизни Кришнамурти, причем она
поясняла их в свете собственных бесед с Кришнамурти, в которых она была
заинтересована тем более, что ее волновала природа духовного опыта. Она
верила, что ее друг описывает реальность, но находила, что трудно воспринять
то, что он описывает, и то, на что указывает это описание. Задача отнюдь не
делалась проще от того, что она записывала своеобразную драму, действующими
лицами в которой в числе прочих была она и ее семья.
Когда они бились над проблемой, которая касалась Учителей Мудрости, над
проблемой источника и достоверности, ее расспросы заставляли Кришнамурти
нервничать. Откуда исходит Духовная Мудрость? Какова ее цель? Кришнамурти
часто говорил, что не существует источника, что Учителя - это иллюзия, что
каждое сознание находится во Вселенной наедине с собственными отражениями;
но в записных книжках и беседах он снова и снова упоминал о Силе, которая
овладела им, которую он узнал в юности и которую в период своей теософской
славы часто испытывал в форме визитов Учителей, а затем в менее ощутимых
образах.
Однажды у Летьенс было озарение, нечто вроде ощущения той "силы", которую
Кришнамурти имел в виду. Это случилось в Бруквуде, когда она проходила мимо
открытой двери в гостиную и почувствовала необычное пульсирующее
присутствие, шедшее с того места, где она только что разговаривала с
собеседником {12}. Другие также свидетельствовали о подобных ощущениях.
Казалось, именно эта сила была в основе не только учения Кришнамурти, но и
его собственного существования, хотя она и отличалась от них. Сталкиваясь с
такой силой, он полагал, что его сознание представляет собой классическую
пустоту - сосуд, через который эта сила проходит {13}, - и что потребовались
столетия для того, чтобы возник "он" как уникальное существо, о котором в
таких случаях он говорил в третьем лице.
Один из способов разрешить противоречия - и тот самый, к которому
прибегал сам Кришнамурти - поместить духовный источник внутрь себя. Таково
было решение мистиков всех времен, начиная с древних буддистов и
средневековых христиан до друга Кришнамурти Олдоса Хаксли. Более значимо то,
что подобный подход важен и для индуистской доктрины Адвайты Веданты,
которая отождествляет душу с аспектом той абсолютной реальности, к которой
она стремится. Кришнамурти всегда настаивал на том, чтобы личности сами
творили свою судьбу. Но этим он просто оживлял древнее учение - делал то,
что и ожидала от него теософия. Прислушиваясь к голосу глубинного "я",
Кришнамурти, возможно, возвращался к аскетическому образу мышления его
индуистских предков.
Глава 20
ОТ СИСТЕМЫ К ИСТОЧНИКУ
После того, как умерли Успенский и Гурджиев, их ученики буквально
осиротели. Казалось, что наконец-то им предстоит испытание, к которому их в
течение долгих лет готовили учителя - взять на себя ответственность за
собственную жизнь в окружающем мире. Но поскольку большинство из них стало
учениками именно потому, что им трудно было принимать решения и за двадцать
или даже тридцать лет они настолько привыкли исполнять приказания, постольку
о независимости не могло быть и речи. Кроме того, Работа проводилась в
закрытых и иерархически устроенных группах: для приверженцев учения не
существовало никакого внешнего мира. Смысл их жизни был связан целиком с
участием в делах группы и состоял в подчинении Учителю. Проблема, таким
образом, заключалась не в том, как прожить самостоятельно, а как
реорганизовать группу или найти нового лидера.
Для начала им нужно было признать факт смерти Учителя как таковой, но
многие отказывались это сделать, предпочитая описывать уход своих бывших
предводителей в типично теософской манере. Достигнув необходимого
совершенства на земле, Гурджиев и Успенский присоединились к Таинственному
Братству, как ранее Блаватск