ини  принес  не  меньше  беспокойства,  чем  столь  же
привлекательная Анна Кингсфорд, а ЕПБ так  хотелось  бы  свести  их  друг  с
другом, как Хуана де ла Крус и  святую  Терезу.  Она  наверняка  была  лучше
осведомлена о его похождениях, чем сообщала своим корреспондентам.  Узнав  о
письме ЕПБ к мисс Леонард и о грозящем судебном  процессе,  Олькотт  написал
своей старой приятельнице: "Я знаю о скандале  с  Мохини...  Ваша  теория  о
"миссис Потифар" грандиозна! Если, конечно, Мохини не свалял дурака в  самом
деле..." {5}. Впрочем, когда  скандал  действительно  разразился,  полковник
переменил тон: "Я еще никогда  не  видел  такого  количества  обнародованной
частной переписки, которую следовало бы держать  в  секрете!  Мои  письма  к
Хаббу и Гебхардтам, к Гофману и прочим; мое письмо к  Л.Л.,  отправленное  с
целью объединить усилия в критический момент и пересланное миссис  Кавелл  в
нью-йоркскую газету! Письма Ледбитера к Синнетту или к мисс А.; а теперь еще
и ваше письмо к мадам де Морсье..." {6}.
   Мохини вышел сухим из воды, но его  отношения  с  мадам  Блаватской  были
безнадежно  испорчены.  Мохини  порвал  с  Теософским  Обществом   и   начал
собственную карьеру духовного учителя. Проведя несколько лет в  Лондоне,  он
вернулся в Индию, где окончил свои дни на посту попечителя приюта для падших
женщин.
   Испытывая определенную неприязнь вообще к  мужчинам,  ЕПБ  тем  не  менее
представляла существенный  интерес  для  представительниц  своего  пола:  ее
влияние пробуждало в женщинах скрытые психические силы. Одну ее  ученицу,  в
течение часа с лишним разглядывавшую портрет  Учителя  Мории,  на  следующую
ночь Мория посетил  во  сне.  Некоторые  женщины  в  присутствии  Блаватской
слышали астральные колокольчики. Некоторые даже получали личные послания  от
Учителей. Констанция Вахтмайстер,  англо-итальянка,  вдова  шведского  графа
Карла Вахтмайстера, отличалась особенной восприимчивостью  к  потустороннему
миру и была не только ясновидящей, но и яснослышащей. Когда она увидела, как
от принадлежавших ЕПБ часов с кукушкой  исходят  потоки  астрального  света,
Блаватская объяснила ей, что это - "духовный телеграф", с  помощью  которого
Учителя снабжают ее энергией  для  работы  над  книгами.  Производительность
труда над новой огромной  книгой  -  "Тайной  Доктриной"  {7}  -  ничуть  не
снижалась из-за неладов со здоровьем.
   Другие знакомые ЕПБ были  настроены  более  скептично.  Русский  писатель
Вс.С.Соловьев,  яростный  ее  противник,  утверждал,  что   поймал   ее   за
производством "феномена" со звоном астральных колокольчиков. Он также писал,
что обнаружил в ящике ее стола стопку неиспользованных конвертов, в  которых
Учителя  присылали  письма  {8}.  Само  по  себе  это   не   доказывало   ее
шарлатанства, поскольку предполагалось, что "мысленно передается" не бумага,
а только текст  письма.  Но  других  улик  не  понадобилось:  Блаватская  со
свойственной   ей   потребностью   в   хвастовстве   и   с   неблагоразумной
доверительностью якобы призналась Соловьеву, что феномены были  поддельными,
добавив, что людей нужно обманывать, чтобы иметь возможность управлять  ими.
Соловьев не смог восхититься  ее  макиавеллиевской  позицией.  ЕПБ  в  ответ
назвала его "Яго от теософии" {9}. Такие разоблачения едва ли могли  нанести
ущерб ее безнадежно испорченной репутации, и нельзя  винить  ее  за  желание
немного поразвлечься. Жилось Блаватской тяжело: помимо  других  недомоганий,
она страдала  одышкой,  и  подниматься  вверх  по  лестницам  было  для  нее
настоящей пыткой. Но она не сдавалась.
   После странствий по Европе весной 1877  г.  она  наконец  обосновалась  в
Лондоне, где ее поддерживали богатые  друзья-аристократы  -  леди  Кэйтнесс,
графиня Вахтмайстер, мисс Франческа Арундейл и дядя и племянник Кейтли.  Они
помогли ей открыть журнал  "Люцифер"  и  специальное  отделение  Теософского
Общества в Лондоне -  Ложу  Блаватской.  ЕПБ  наслаждалась  вниманием  новых
поклонников, но только лишь удовлетворенного тщеславия ей было мало. Поэтому
она решила организовать мощную базу в Европе в противовес адьярской.
   Ехать в Лондон ей не хотелось. "Что толку звать меня в Лондон?  -  писала
она своей британской последовательнице. - Что я сделаю, что я смогу  сделать
среди ваших бесконечных туманов и эманации высокой  цивилизации?"  {10}.  И,
будучи благодарной мисс Арундейл за предложение  гостеприимства,  Блаватская
тем не менее  предсказывала:  "...через  семь  с  четвертью  минут  я  стану
невыносима, если приму его и осчастливлю Англию своей  громоздкой  персоной"
{11}. Предсказание, похоже, было вполне оправданным,  поскольку  вскоре  ЕПБ
называла мисс Арундейл и двух  ее  приятелей  "теософско-этической  урной  с
двумя ручками-чела" {12}.
   Поначалу она поселилась в южном пригороде  Лондона  вместе  с  популярной
писательницей-теософкой Мэйбл Коллинз, и продолжила работу над  своей  новой
книгой. Рукопись была в полном  хаосе.  Секретарь  Лондонской  Ложи  Бертрам
Кейтли и его дядя Арчибальд (две "ручки-чела") взялись редактировать ее,  но
пришли в отчаяние, увидев груду исписанных бумаг в три фута  высотой  и  без
всякого разумного порядка. Они начали решение задачи с того,  что  перевезли
Блаватскую в свой  дом  в  Холланд-Парк  по  Лэнсдаун-роуд,  17,  где  могли
наблюдать за ее работой.
   Здесь ЕПБ посещало множество выдающихся гостей,  в  том  числе  У.Б.Йитс,
который позднее  сравнивал  Блаватскую  со  старой  ирландской  крестьянкой,
одновременно набожной, печальной и лукавой. Йитс очень серьезно относился  к
возрождению восточной мудрости  и  занимался  разнообразными  эзотерическими
дисциплинами: хирософией (пальмистрией), небесной  динамикой  (астрологией),
хромопатией  (целительством  при  помощи  цвета)  и   полиграфикой   (формой
автоматического  письма).  Заинтересовавшись   теософией   после   прочтения
"Эзотерического  буддизма"  Синнетта,  однако  сомневаясь  в   существовании
Учителей, он вступил в Теософское Общество при содействии Мохини  Чаттерджи,
который  приехал  в  Дублин  в  1885  г.  "с  маленькой  сумкой  в  руках  с
"Марием-эпикурейцем" в кармане"  {13}.  На  следующий  год  Мохини  еще  раз
приехал  в  Ирландию,  чтобы   связаться   с   недавно   основанным   Йитсом
Герметическим обществом {14}. Он сказал поэту, что  "жители  Востока"  имеют
совершенно иное представление об истине, чем европейцы {15}. Йитс не услышал
в этом  заявлении  иронии  -  видимо,  потому,  что  нашел  "юного  брамина"
очаровательным.
   Позднее Йитс рассказывал, как трудно было освободиться  от  чар,  которые
Мохини распространял на всех, с кем встречался. Поклонявшийся  красоте  поэт
предпочитал Мохини и Анну Кингсфорд  Блаватской,  которую  он  считал  менее
интуитивной, хотя и более добродушной.  Впрочем,  ЕПБ  послужила  прототипом
миссис Аллингем в его романе "Пестрая птица", в котором также  фигурирует  и
Анна Кингсфорд. Анна тоже была очарована Мохини. Человек, которому  с  такой
легкостью удалось покорить Йитса, Кингсфорд и вульгарную мисс Леонард,  явно
представлял силу, с которой трудно было не считаться.
   Хотя Йитс, видимо, никогда особенно не доверял Блаватской, она  восхитила
его после  личного  знакомства:  поэт  почувствовал,  что  наконец  встретил
человека,   способного   преодолеть   скучную   расплывчатость   большинства
оккультных писаний и  предоставить  убедительные  свидетельства  психических
феноменов {16}. В поисках таких свидетельств в декабре 1888 г. он вступил  в
недавно открытую Эзотерическую  школу.  Кроме  того,  он  вместе  со  своими
друзьями поставил ряд оккультных опытов. Поначалу они пытались возродить  из
пепла дух сожженного цветка. Затем каждый член группы положил немного  пепла
себе под подушку и записал  приснившийся  сон.  Хотя  результаты  получились
жалкие, Йитс не был разочарован. Однако  продолжать  свои  эксперименты  ему
пришлось за пределами Эзотерической  школы,  откуда  в  1890  г.  Блаватская
изгнала его по неизвестным причинам {17}. Обратившись к Ордену Золотой  Зари
- магическому братству, основанному  на  заповедях  розенкрейцеров,  -  Йитс
почувствовал, что это его больше устраивает. Он начал понимать разницу между
рациональными научными организациями вроде Общества Психических Исследований
и  тайными  магическими  орденами,  члены  которых   составляют   уникальное
мистическое целое. По его мнению, Теософское Общество серьезно заблуждалось,
пытаясь совместить в себе и то, и другое {18}.
   Пока Йитс наносил визиты ЕПБ на Лэнсдаун-роуд, ее  гостеприимные  хозяева
сражались с новой книгой. Дядя и племянник  Кейтли  разделили  беспорядочную
рукопись на четыре части и осенью 1888 г. издали за свой счет первые две  из
них - "Космогенезис" и "Антропогенезис". Читать "Тайную  доктрину"  нелегко.
Предположительно основанный на страницах из  "Книги  Дзиан",  написанных  на
"сензаре" (языке,  не  известном  ни  одному  лингвисту),  текст  Блаватской
содержит эти страницы и комментарии к  ним.  В  "Космогенезисе"  объясняется
происхождение Вселенной. "Антропогенезис" повествует  об  истории  Человека.
ЕПБ с такой же уверенностью, как и Дарвин, утверждает, что предки  людей  не
были людьми. По сути, весь второй том представляет собой спор с Дарвином.  В
нем говорится, что человечество  произошло  от  духовных  существ  с  другой
планеты (Луны), которые постепенно приобрели физическую форму, пройдя  через
ряд "коренных рас". Человеческая история - лишь одна  из  стадий  в  длинной
цепи перерождений духа, движущегося через космос от планеты к планете.
   Первая  из  этих   коренных   рас   представляла   собой   что-то   вроде
размножающихся клеток - бесполых,  эфирных  и  бессмертных  созданий.  Очень
медленно и постепенно эти клетки обрели материальную форму. Затем  с  Венеры
прибыли некие Сыны Мудрости или Владыки Пламени, помогшие примитивным земным
созданиям перейти на более высокую стадию развития. В этот период  возникли,
а затем были разрушены  катаклизмами  различные  континенты  и  цивилизации:
Лемурия, где обитали  Адам  и  Ева,  и  Атлантида,  воспоминания  о  которой
сохранились в коллективной памяти человечества как Золотой Век. Каждый  этап
космической эволюции проходил отдельный цикл развития по образцу смены  ночи
и дня. В настоящем, к примеру, мы живем в  период  Кали-Юги  (темного  века)
пятой коренной расы, начавшейся со смертью Кришны, который был убит  стрелой
16 февраля 3120 г. до н.э.
   Хотя  "Тайная  доктрина"  хорошо  распродавалась,  ученые  критики   были
настроены к ней враждебно и презрительно, считая труд ЕПБ  очередной,  ничем
не примечательной мешаниной буддизма и оккультизма.
   Впрочем, была и хвалебная  статья  -  в  журнале  "Обозрение  обозрений",
который выпускал У.Т.Стед {19}. Этот популярный  журналист,  выступавший  на
стороне различных  движений  (в  том  числе  социалистических  и  социальных
реформ),  был  энергичным  и  эмоциональным  человеком,  видимо,  болезненно
одержимым  идеей  греховности.  Он  увлекался   автоматическим   письмом   и
фотографированием духов.  После  смерти  юной  американки,  с  которой  Стед
познакомился в Швейцарии, его вначале поверхностный  интерес  к  оккультизму
превратился в настоящую страсть. Когда  дух  этой  умершей  девушки,  Джулии
Эймс, стал отвечать на послания своего  иллинойского  друга,  тот  сразу  же
связался со Стедом, и Стед сам вступил в контакт  с  Джулией.  В  результате
явились "Письма от Джулии", опубликованные в 1897 г. Сын Стеда, скончавшийся
в 1908 г., тоже начал общаться со своим отцом; а потом и сам Стед,  погибший
при  крушении  "Титаника"  в  1912  г.,   стал   посылать   весточки   своей
дочери-спиритуалистке Эстелле.
   В кружке интеллектуалов и реформаторов, собравшихся  вокруг  Стеда,  были
Герберт Уэллс, Джордж Бернад Шоу и большинство  ранних  фабианцев,  а  также
Анни Безант, которой он поручил сделать для "Обозрения  обозрений"  рецензию
на  "Тайную  доктрину".  Результат  оказался  поразительным.  Описав   книгу
Блаватской в восхищенном тоне, миссис Безант решила встретиться с ее автором
- и в итоге вступила в Теософское Общество.
   Будучи достаточно известной фигурой даже за пределами радикальных кругов,
миссис Безант {20} казалась новым слепком другой "теософской  Анни"  -  Анны
Кингсфорд. Как и Кингсфорд, Анни Безант (урожденная Вуд)  была  полукровкой:
ирландской  крови  в  ней  было  больше,  чем  английской.  Идеалистическая,
привлекательная и волевая Анни Вуд родилась в 1847 г. в  довольно  известной
семье из Сити; отец ее принадлежал к младшей, обедневшей ветви рода.  Мистер
Вуд  умер  рано,  оставив  семью  в  стесненных  обстоятельствах,   и   Анни
недоставало в жизни руководства сильного мужчины. Впрочем,  ей  повезло:  ее
взяла на воспитание богатая и образованная старая дева - подруга ее  матери.
Эта дама убедила миссис Вуд отпустить  Анни  жить  к  ней,  и  в  результате
девочка получила блестящее, хотя и эклектическое воспитание.
   В ранние годы Анни, подобно Анне Кингсфорд, мечтала служить  человечеству
и пострадать за веру.  Она  была  глубоко  религиозным  ребенком,  но  после
неудачного  брака  с  суровым  англиканским  священником  мистером  Безантом
растущие религиозные сомнения и семейные неурядицы оттолкнули миссис  Безант
от веры. В возрасте двадцати семи лет она  оставила  дом  своего  супруга  в
Линкольншире.
   Получая от мистера Безанта ежегодное содержание в 110  фунтов  стерлингов
(сравнительно неплохая сумма для покинувшей дом  жены  в  XIX  веке!),  Анни
попала в лондонские радикальные круги и  вскоре  стала  близкой  подругой  и
сотрудницей  Чарльза  Брэдлоу  -  председателя   Национального   Секулярного
Общества {21}. Брэдлоу успел прославиться  участием  в  самых  разнообразных
кампаниях, и вскоре все стали считать, что Анни Безант - его  любовница  (на
том основании, что вольнодумцы должны  вести  свободный  образ  жизни).  Но,
по-видимому, публика заблуждалась. Будучи с  интеллектуальной  точки  зрения
радикалом, республиканцем и атеистом, Брэдлоу  тем  не  менее  придерживался
строгих моральных принципов - вплоть до ханжества.  Он  принимал  социальные
условности своего времени и старался приспособиться  к  стандартам  среднего
класса. Он твердо верил в парламентские принципы и с презрением относился  к
идее революционного насилия. В личной жизни Брэдлоу был  вежливым  и  мягким
человеком и безропотно заботился о своей жене-алкоголичке, а затем  и  о  ее
брате-алкоголике   (который,   очевидно,   назло   Брэдлоу,   обратился    к
евангелической церкви).
   Брэдлоу был блестящим,  безжалостным  и  неутомимым  оратором,  способным
обуздать  любую  аудиторию.  Даже  оппоненты   единодушно   признавали   его
выдающиеся полемические способности. Под его руководством Анни  Безант  тоже
развила  дар  красноречия  и  научилась  справляться  с  огромными   толпами
слушателей. Брэдлоу и Безант рука об руку провели  несколько  реформаторских
кампаний, и цели,  за  которые  они  боролись  (свобода  печати,  устранение
цензуры,  права  женщин  и  свободомыслие),  приковали   к   себе   внимание
викторианской  Англии.  В  1876  г.   одного   бристольского   книготорговца
арестовали за распространение "непристойной литературы" - "Плоды  философии"
представляли собой трактат  о  контроле  над  рождаемостью,  замаскированный
невинным названием. Со времени первого ее появления  в  1833  г.  эту  книгу
несколько  раз  переиздавали  в  Британии  и  в   Америке,   но   упомянутый
книготорговец вставил в нее несколько вспомогательных диаграмм, превративших
и без того  сомнительный  текст  в  переходящий  все  пределы  дозволенного.
Издателя книги оштрафовали.
   Брэдлоу и Безант вступили в игру,  опубликовав  "Плоды  философии"  после
суда над издателем. Вскоре они также  предстали  перед  судом,  и  блестящие
оправдательные  речи  не  помогли.  Хотя  исполнение   приговора   отложили,
поскольку оба подсудимых прекрасно разбирались в судебном  крючкотворстве  и
подали  апелляцию,  сам  факт  судимости  дал  мистеру  Безанту  возможность
получить,  наконец,  долгожданную  опеку  над  двумя  детьми   и   перестать
выплачивать Анни содержание.
   В последующие годы Анни двинулась от  свободомыслия  к  социализму  и  от
Брэдлоу - к Шоу и Эдварду  Эвелингу.  Анни  была  весьма  привлекательной  и
женственной особой; и ее обаяние и мягкость в  личном  общении  повергали  в
недоумение всех, кто слышал ее зажигательные речи на публике. При этом  Анни
была чрезвычайно  подвержена  мужскому  влиянию,  и  эволюцию  ее  убеждений
невозможно отделить от  смены  привязанностей.  Эвелинг  был  эгоистичным  и
жестоким типом; к счастью для миссис Безант, он переключил свое внимание  на
дочь Карла Маркса Элеонору, которая позднее покончила жизнь самоубийством  -
несомненно, по его вине. Шоу был добрее, но отличался большой осторожностью.
Вопрос о браке с Анни сперва повис в воздухе, а затем  и  вовсе  растаял.  В
Стеда Анни тоже, по-видимому, влюбилась.
   Бернард Шоу описывает жизнь Анни в юмористическом тоне {22}, полагая, что
она представляла себя в новой восхитительной роли, как только  ей  надоедала
старая. Это звучит жестоко, но точно, хотя следует  добавить,  что  сам  Шоу
постоянно ей подыгрывал. Ему принадлежит яркий и трогательный портрет  Анни,
изображенной  в  пьесе  "Оружие  и  человек"  (Раина).   То   обезоруживающе
откровенная, то абсурдно драматичная, Раина  сознается,  что  сомневается  в
своих романтических идеалах даже в то время, когда провозглашает  их;  такое
признание едва ли можно было услышать от Анни. Но  зато  у  Анни  несомненно
взят "взволнованный голос", которым говорит  Раина:  миссис  Безант,  будучи
достаточно скромной в домашней обстановке, на трибуне  принимала  роль  куда
более уверенной в себе особы. При этом Шоу считал Анни искренней,  страстной
и сердечной женщиной.
   Впрочем,  между  Анни  и  ее  вымышленным  двойником  есть   существенное
различие. Если Раина в реалистические моменты  может  провести  грань  между
полетом романтической фантазии и своей настоящей личностью, то Анни, судя по
всему, этого не могла. Каждая новая  роль  поглощала  ее  без  остатка  -  и
поэтому  она  с  такой  легкостью   меняла   их,   несмотря   на   кажущуюся
противоположность некоторых ее образов.
   Идеалы теософии и фабианского социализма не так уж сильно отличаются друг
от друга. Мы уже говорили о том, как часто тогда  радикальные  политики  шли
рука об руку с  религиозными.  Роберт  Оуэн  и  его  сын  совмещали  в  себе
политический радикализм  и  спиритуализм.  Вторая  жена  Лоуренса  Олифанта,
Розамунда  Дэйл  Оуэн,  основала  группу,  положившую   начало   Фабианскому
движению. В старости Шоу  также  любил  поговорить  о  своей  религиозности.
Разумеется, у него не  было  времени  и  желания  соблюдать  все  условности
христианства, которые он считал примитивными варварскими суевериями. Но  при
этом, с точки зрения Шоу, человек не может жить без цели и  смысла.  Он  был
убежден, что "существование религии - вопрос жизни и смерти для цивилизации"
{23}. Он был согласен  с  Блаватской  в  том,  что  ощущение  цели,  некогда
обеспечивавшееся верой в Бога, оказалось уничтоженным по вине материализма и
дарвинизма. Однако, по  его  мнению,  это  уничтожение  -  лишь  прелюдия  к
возникновению новой разумной веры.
   Утверждая,  что  эта  новая  религия  должна  быть  одновременно   наукой
"метабиологии" и называя ее "Творческой Эволюцией" - религией XX  века,  Шоу
описывал ее до удивления похожим на теософию образом.
   Он  не  требовал  от  людей,  чтобы  они  поклонялись   жизненной   силе,
обеспечивающей Творческую Эволюцию, и Бессмертным Существам, порождавшим эту
жизненную силу; однако он хотел, чтобы люди стремились понять эти  Существа.
Иными словами, он стремился  к  "возрождению  религии  на  научной  основе".
Испытание догмы, говорит он в