ужением), имеет под собой то  основание,
что большинство людей воспринимает себя ложно, будучи восприимчиво к внешним
влияниям. До тех пор, пока человек не догадывается о своей ложной  личности,
он не может узнать своей истинной "сущности". Это отнюдь не легкий и  совсем
не приятный процесс. В его осуществлении  человеку  способны  помочь  только
стресс, боль, напряжение и конфликты.  Таким  образом,  можно  сказать,  что
режим Гурджиева был чем-то вроде шоковой терапии.
   Его ученики приходили в замешательство. Эти  методы  радикальным  образом
отличались от увлекательного изучения оккультизма или теософии,  с  которыми
многие были знакомы, и потому большинство скоро покидало  Гурджиева.  Другие
соглашались с тем, что ученики должны во  всем  подчиняться  Учителю,  сколь
внешне нелепыми ни казались бы его требования, лишь  бы  это  способствовало
духовному прогрессу. Такая слепая вера, по мнению Гурджиева,  сама  по  себе
была  очередным  барьером,  который  следовало  преодолеть,  но   и   знаком
готовности к "работе". Успенский оказался в  числе  тех,  кто  согласился  с
требованиями, хотя и не мог до конца отделаться от интеллигентских  сомнений
по поводу абсолютного подчинения.
   Летом  1916  г.  ядро  группы  переехало  в   финский   загородный   дом,
принадлежавший одному из членов для интенсивного обучения. К  этому  времени
среди учеников  Гурджиева  были  математик  А.  А.  Захаров,  специалист  по
психическим болезням доктор Стьорнваль, который стал (по  словам  его  жены)
новым преданным рабом Учителя; один из пациентов доктора Стьорнваля; подруга
Успенского  Софья  Григорьевна  и  г-жа  Островская   из   Польши,   ставшая
впоследствии женой Гурджиева.
   Атмосфера в Финляндии была напряженной. Небольшая компания стала объектом
нездорового любопытства и вызвала нелепые слухи, которые сопровождают  такие
группы даже в лучшие времена, тем более что во главе ее  находился  человек,
который вел себя крайне неосторожно. К  тому  же  шла  война,  в  России  не
хватало продовольствия, и  такие  поездки  стали  тяжелым  предприятием.  Но
именно эти условия как нельзя более подходили для школы Гурджиева -  к  тому
же некоторые, включая Успенского, к тому времени  проводили  кратковременные
опыты с постом, выполняя и другие  предписания  Учителя.  В  результате  они
стали  в  высшей  степени  подвержены  постороннему  влиянию,  и   Успенский
обнаружил, что находится в непосредственном психическом контакте с Учителем,
слышит его голос внутри себя и отвечает на задаваемые им вопросы, которые не
слышали другие ученики.
   Как можно понять, читая Успенского, на этом этапе Гурджиев показывал, что
лучшие его ученики либо сами могут уйти и уступить дорогу  другим,  либо  их
заставят убраться. Провоцировать или даже прогонять учеников  стало  любимым
развлечением Гурджиева и  одним  из  самых  мрачных  аспектов  его  подхода.
Многие, неспособные обойтись без поддержки  Учителя,  умоляли  позволить  им
вернуться, и некоторым на какое-то время это позволялось, но потом он  снова
распускал  группу  или   заставлял   уйти,   делая   дальнейшее   пребывание
невозможным. Успенский вернулся в Петербург, где  на  протяжении  нескольких
недель продолжалось его телепатическое общение с Гурджиевым, или, по крайней
мере, ему так казалось. Каковы бы ни были природа и характер этого  явления,
оно, конечно, свидетельствует об окончательном подчинении Успенского  своему
Учителю.
   Начало истинного эзотерического обучения Успенского совпало  с  последним
периодом его жизни в России. В октябре 1916  г.  его  ненадолго  призвали  в
армию в саперные войска. Приблизительно тогда же он начал совместную жизнь с
Софьей Григорьевной, имевшей дочь, хотя они так никогда и не  поженились.  В
группу продолжали  приходить  новые  ученики,  но  оставаться  в  российской
столице  стало  невозможно.  Страна  начала  окончательно  разваливаться,  и
политический кризис достиг крайней степени. В среврале Гурджиев  переехал  в
Москву. Неделю спустя царь отрекся от престола  и  сформировалось  Временное
Правительство. 16 апреля  на  Финский  вокзал  Петербурга  прибыл  Ленин,  и
началась подготовка к Октябрьской революции.
 
 
 
   Глава 10
   ПУТЕШЕСТВИЯ
 
   Неблагоприятные условия шли на пользу Гурджиеву, и экстремальные  события
1917 года только способствовали  реализации  его  личности.  Покинув  Москву
весной этого года, чтобы посетить свою  семью  в  Александрополе,  он  через
некоторое время вызвал на юг своих учеников {1}. Многие последовали за  ним.
Успенский приехал в июне, потрясенный зрелищем массовой казни,  которой  был
свидетелем  на  вокзале  в  Тбилиси.  К  июлю  оба  собирались  вернуться  в
Петербург, но Гурджиев передумал и в последнюю минуту остался в  Ессентуках,
находящихся на развилке железной дороги к Черному морю, отправив  Успенского
в столицу одного. Тот должен был собрать учеников и ехать с ними на юг.
   Вскоре Успенский вернулся.  С  ним  были  Захаров  и  супруги  Гартманны,
присоединившиеся к группе незадолго до этого. Композитор и блестящий пианист
Томас Гартманн, как и Блаватская, происходил из обрусевших немцев, эта  пара
стала ценным приобретением Гурджиева. Ольга  готовилась  к  карьере  оперной
певицы, а ее муж был известен как автор балета "Розовый цветок", который шел
в  Императорской  Опере  с  участием  Нижинского  и   Карсавиной.   Богатые,
очаровательные и независимые, Гартманны легкомысленно прибыли на юг с  двумя
экипажами чемоданов и в сопровождении горничной. Социальный статус  учеников
Гурджиева заметно повышался.
   Сначала группа обосновалась в Ессентуках, где руководитель  снял  дачу  и
установил распорядок жизни.
   В обстановке внешнего хаоса Гурджиев  создал  аристократическую  коммуну,
члены которой совмещали работу по дому с выполнением упражнений, дискуссиями
и танцами - под бдительным наблюдением  Учителя.  Ранее,  во  время  кратких
посещений своих загородных имений, физическая работа была всего лишь  частью
развлечений  этих  представителей  высшего  сословия,  поскольку  для  этого
имелась прислуга. Рубка дров, приготовление  пищи,  занятия  садоводством  и
уборка дома были знакомы им  только  по  толстовской  проповеди  физического
труда  как  способа  морального  усовершенствования.  Теперь   им   пришлось
трудиться  по-настоящему.  Духовный   рост   и   самоограничение   оказались
синонимами.
   Сам Гурджиев спал очень мало и того же требовал  от  учеников.  В  лучшем
случае им удавалось поспать пять  часов  в  сутки.  Когда  члены  группы  не
работали в саду, не были заняты по дому или не ходили за покупками на рынок,
они совершали длительные пешие прогулки, выполняли физические  упражнения  и
дыхательную   гимнастику.   Суровый   аскетизм   быта   изредка   прерывался
неожиданными  приступами  щедрости,  когда  Учитель  давал  своим  преданным
последователям поблажки  -  отдых  от  трудов  или  восхитительный  обед,  -
что-нибудь  ставшее  редким  в  условиях   анархии   и   недостатка   самого
необходимого.  В  лучшие  времена  эти  обеды,  пожалуй,  могли  бы   занять
центральное  место  в  распорядке  дня.  Учитель  восседал  бы  за   столом,
ломившимся от экзотических блюд  и  огромного  количества  коньяка,  похожий
сразу и на вождя племени, и на главу почтенного семейства,  то  снисходя  до
своих приверженцев, то поддразнивая их,  а  то  и  вовсе  игнорируя.  Долгое
ритуальное  сидение  за  столом,  прерываемое  пышными   тостами,   убеждало
учеников, что в  их  Учителе  и  впрямь  есть  нечто  божественное,  что  он
воплощает в себе высшее знание, мудрость и правосудие, защищая их от  зла  и
извлекая щедрые дары прямо из воздуха.
   В  августе  1917  г.  Гурджиев  с  большинством  учеников  переехали   из
Ессентуков в Туапсе, курортный город на берегу Черного моря.  Успенский  тем
временем вернулся в столицу, чтобы спасти хоть что-то из имущества и собрать
оставшихся учеников. Политическая ситуация все время менялась,  и  Гурджиев,
возможно, намеренно держался ближе к побережью,  чтобы  не  застрять  внутри
страны. Прибыв в Туапсе, он заявил Гартманнам, что собирается идти пешком  в
Персию - что подразумевало  длительное  и  опасное  путешествие  через  зону
военного конфликта. Он сказал, что можно зарабатывать  себе  на  жизнь  хоть
дробя камни на дорогах.  Кто  пойдет  с  ним?  Захаров  и  Гартманны,  будто
загипнотизированные и уже не способные позаботиться о  себе  самостоятельно,
решили идти с ним. Другие предпочли остаться.
   Под предводительством Гурджиева небольшая  группа  шла  пешком  несколько
дней по горным тропам, стирая ноги и разрывая одежду, но оказалась в  другом
причерноморском селении неподалеку от Туапсе - они, как  оказалось,  шли  по
кругу. Наконец они вышли к берегу, и  тут  Томас  Гартманн  заболел  брюшным
тифом. Гурджиев поспешно вызвал Успенского и Стьорнвалей.  К  тому  времени,
когда Гартманн выздоровел и смог ходить, Кавказ затронула Гражданская война;
и, чтобы убежать от нее, группа постоянно передвигалась в течение нескольких
месяцев. Наконец они осели в Ессентуках, изможденные путешествием и  к  тому
же    лишенные    всей    собственности,    конфискованной    большевистским
правительством.
   В феврале 1918 г. Гурджиев написал обращение ко всем  ученикам,  призывая
их присоединиться к нему в Ессентуках, где должна была собраться его  семья.
В коммуне возобновился прежний режим:  танцы,  упражнения,  тяжелый  труд  и
периоды молчания; к этому добавилась музыка  Туркестана  и  фокусы,  которым
Учитель обучился во время путешествий. Группа теперь насчитывала свыше сотни
членов из настолько различных слоев общества, что дело доходило до  абсурда:
изящные дамы беспокоились об оставшихся драгоценностях, армянские  крестьяне
толковали о яйцах и  муке,  а  интеллигенты  пребывали  в  поисках  духовной
истины, но абсолютно все обсуждали  смысл  жизни.  Гурджиев  давал  духовные
наставления и грыз семечки, обдумывая план действий, который  помог  бы  ему
организовать всех этих людей.
   Состав группы постоянно менялся -  одни  приезжали  в  Ессентуки,  другие
уезжали. В июле 1918 г. в расположенные поблизости Минеральные Воды  прибыли
сестра Гурджиева с мужем и совершенно исхудалыми детьми.  От  Александрополя
только по прямой было свыше четырехсот миль, и  им  постоянно  угрожали  как
солдаты регулярных армий, так и вооруженные бандиты. Они принесли известие о
том,  что  турецкая  армия  захватила  Александрополь,  и   турки   вырезали
большинство армянского населения;  в  числе  жертв  был  и  отец  Гурджиева,
отказавшийся покинуть родной дом. Оставшиеся в живых бежали.
   Группе недоставало Успенского:  когда  в  августе  1918  г.  Гурджиев  на
некоторое  время  оставил  Ессентуки  и  потом  вернулся   на   Черноморское
побережье, Успенский не последовал за ним. Трудно  определить,  что  двигало
им, время, казалось бы, было совсем не подходящим для разрыва. Сам Успенский
утверждал позже, что больше не верит Гурджиеву  -  хотя  все  его  поведение
доказывает обратное. В течение целого года они жили и  работали  вместе;  но
если Успенский все больше верил в то, что он называл  Системой,  то  Учитель
вызывал у него все более сильные подозрения. Эти два человека все-таки  были
несовместимы, и те черты, что  некогда  привлекли  Успенского  к  Гурджиеву,
теперь  отталкивали  его.  Кроме  того,  оба  обладали  весьма  деспотичными
характерами и не терпели, когда ими командовали. Несмотря  на  эмоциональную
уязвимость, Успенский был высомерным интеллектуалом и  находил  в  поведении
Гурджиева множество противоречий. В конце концов он  пришел  к  выводу,  что
разумней всего отделить Учение от конкретной личности  и  предположить,  что
все ценное в доктрине принадлежит традициям древней  школы,  в  которых  был
воспитан Учитель, и не зависит от самого Учителя. Таким  образом,  Успенский
надеялся развивать Систему Гурджиева, освободив ее  от  злотворного  влияния
самого Гурджиева - так, по крайней мере, ему казалось.
   Гражданская война приближалась, и Гурджиев  строил  планы  окончательного
ухода из этого региона вместе с небольшим  отрядом  учеников.  Его  семья  и
другие ученики решили остаться. Необходимо было  представить  большевистским
властям основания путешествия в столь неспокойное время, и Гурджиеву удалось
убедить их в том, что он является руководителем археологической  экспедиции.
Как бы между прочим он намекнул на возможность найти золото.  Ему  поверили.
Этот факт подтверждает его способность убеждать (или  давать  взятки  -  кто
теперь скажет наверняка!). Ему не только выдали необходимое  разрешение,  но
даже снабдили снаряжением  -  палатками,  лопатами  и  топорами.  По  совету
Успенского Гурджиев попросил и спирт, якобы для технических нужд. Ему дали и
спирт, несмотря на всеобщую нехватку продовольствия. Во  вторник  6  августа
1918 г. экспедиция, состоявшая из пятнадцати человек и осла, покинула Туапсе
в железнодорожном вагоне и двинулась со скоростью четыре мили в час.
   Через какое-то время они добрались до  Майкопа,  располагающегося  в  ста
милях к  северо-востоку  от  побережья,  но  тут  оказалось,  что  анархисты
взорвали железную дорогу и  Белая  армия  сражается  с  красными  за  город.
Машинист  предусмотрительно  покинул  поезд,  предоставив  пассажирам  самим
заботиться о себе. Наши герои нашли  заброшенное  крестьянское  хозяйство  и
возобновили  прежний  распорядок  жизни.  Осел  пасся,  люди  трудились,  но
отдаленная канонада напоминала  о  продолжении  войны.  Вся  местность  была
заполнена беженцами самых разных сортов,  размышлявших,  куда  бы  податься.
Гартманн встретил знакомого офицера гвардии,  ставшего  бродягой,  а  доктор
Стьорнваль финна, ставшего буддистским монахом и направлявшегося в Индию.
   Через три недели сельской жизни  стало  ясно,  что  необходимо  двигаться
дальше. Белогвардейцы взяли Майкоп и повесили всех подозреваемых в  связи  с
большевиками.  Вскоре  город  отбили  красные  и  расстреляли  всех  царских
приспешников.  Стало  ясно,  какую  бы  сторону  ни  принять,  опасности  не
миновать. Гурджиев придумал было написать плакаты, на двух сторонах  которых
были размещены прямо противоположные лозунги, приветствующие обе  враждующие
стороны, чтобы переворачивать их время от времени, но все эти фокусы вряд ли
могли обеспечить безопасность.  Необходимо  было  покинуть  Россию.  Значит,
предстояло вновь пересекать причерноморские холмы.  Железная  дорога  теперь
для этого не годилась. Пришлось переложить все вещи на телеги и идти пешком.
   Несколько раз группа пересекала линии фронтов. Днем они  собирали  дрова,
грибы и ягоды, а ночью спали в палатках, предоставленных им  большевистскими
властями в Ессентуках.  По  пути  они  обнаружили  несколько  "дольменов"  -
неизвестно, знал ли Гурджиев о  них  заранее,  -  в  качестве  подтверждения
статуса археологической экспедиции, если бы возник такой вопрос.
   Наконец в октябре 191Г г. они  дошли  до  Сочи,  спустясь  с  холмов  "на
собственных задницах" по предложению Гурджиева. Они  снова  совершили  круг.
Сняв комнаты в лучшей гостинице, Гурджиев попросил Ольгу Гартманн спеть арию
из "Лакме", как если бы все опять было в  полном  порядке.  Не  такая  уж  и
трудная задача после всего того, что ей пришлось делать.
   Через несколько дней группа стала распадаться - по предложению  Гурджиева
или по личным соображениям, - неизвестно. С Гурджиевым остались только  Юлия
Островская, Стьорнвали и Гартманны. Но в Сочи было так же неспокойно, как  и
везде. Большевики не угрожали городу, зато опасность представляли добившиеся
независимости грузины и белогвардейцы. В январе  1919  г.  маленькая  группа
вновь пустилась в странствия - перебралась на пароходе  в  Поти  и  достигла
Тбилиси, где (согласно "Встречам  с  замечательными  людьми")  тридцать  лет
назад  Гурджиев  работал  железнодорожником.  Очень  скоро  он  снова   стал
торговать коврами, и в его деятельности ему помогал тесть его брата,  весьма
кстати оказавшийся местным архиепископом. Доктор Стьорнваль начал заниматься
медицинской практикой, а Гартманны занялись музыкой - Томас в консерватории,
а Ольга в опере, где ей дали партию Микаэлы  в  "Кармен".  У  нее  появились
признаки туберкулеза, но Гурджиев вылечил ее,  посоветовав  есть  ветчину  и
спать на холодной веранде.
   Неустанный  организатор  сразу   же   начал   переговоры   с   грузинским
правительством   по   поводу   учреждения    своего    "института".    Время
импровизированных  групп  закончилось,  Гурджиев   теперь   хотел   основать
настоящую школу и получить официальное признание.
   Проведя всю жизнь в делах и устроительствах, он с удовольствием включился
в процесс переговоров. Опыт с шатким  грузинским  правительством  пригодился
ему в  дальнейшем,  когда  ему  пришлось  обращаться  с  более  грандиозными
проектами к правительствам Франции, Германии, Британии и  Америки.  Пока  же
грузины, очевидно польщенные мыслью,  что  благодаря  усилиям  Гурджиева  их
столица превратится в центр мировой  культуры,  предоставили  ему  здание  в
Тбилиси, которое он пышно назвал Институтом Гармоничного Развития  Человека.
Институт этот вскоре закрылся из-за отсутствия интереса у публики,  несмотря
на шумные заявления о том, что он уже имеет отделы во многих великих городах
мира  -  включая  Бомбей,  Кабул,  Александрию,  Нью-Йорк,  Чикаго,  Москву,
Христианию, Стокгольм и Ессентуки.
   В объявлениях и проспектах, помимо лживой саморекламы,  присутствовала  и
своеобразная программа обучения, основанная на теории Гурджиева о  личности,
согласно которой человек обладает тремя центрами - физическим, эмоциональным
и интеллектуальным. Целью работы института было - в этом Гурджиев,  пожалуй,
оказывался ближе к терапевту, чем к оккультисту  -  привести  эти  центры  в
гармонию друг с другом и достичь самопознания.
   Согласно Гурджиеву, признававшему равные права этих  центров,  существует
три  традиционных  пути  пробуждения  "человеческой  машины"   от   сна   и,
следовательно, роста  сознания:  путь  факира,  который  концентрируется  на
физическом  развитии;  путь  монаха,  концентрирующийся   на   эмоциональном
развитии; и путь йога, концентрирующийся на интеллектуальном развитии. Но  в
отрыве друг от друга эти пути односторонни и недостаточны.  Во  время  своих
легендарных странствий по Центральной Азии Гурджиев якобы  изучал  Четвертый
Путь, гармонично сочетающий в  себе  все  три  подхода  {3}.  Если  гармония
казалась несерьезной целью для тех, кто привык  к  сражениям  и  борьбе,  то
Гурджиев  доказывал,  что  обыденное   представление   о   гармонии   скорее
соответствует  сну,  тогда  как  настоящая  гармония  не   есть   отсутствие
противоречий  и  разногласий,  но  объединение  различных  сил  в   активной
деятельности.
   Хотя Гурджиеву и не удалось основать институт,  он  продолжал  заниматься
священными танцами. Декорациями и световыми эффектами постановки "Кармен", в
которой участвовала Ольга Гартманн, руководил Александр Зальцман, чья  жена,
Жанна, быстро стала одной из самых восторженных последовательниц  Гурджиева.
Зальцман  родился  в  1874  г.;  он  интересовался  многим,  в   том   числе
джиу-джитсу,  целительством  и  оккультизмом.  Друг  Кандинского,  в  разные
времена он побывал лесником, изобретателем и  даже  монахом  Бенедектинского
Ордена. Жена, намного моложе его (родилась в 1889 г.),  была  танцовщицей  и
обучалась в школе Эвритмики под руководством Эмиля Жак-Далькроза в  Хиллерау
возле Дрездена {4}. Когда Гурджиев появился  в  Тбилиси,  она  давала  уроки
танцев по системе Жак-Далькроза. Заинтересовавшись идеями нового друга мужа,
она стала готовить  свой  класс  к  постановке  "Священных  Танцев,  которые
практиковались   издревле,   но   никогда   не   представлялись   публично".
Представление состоялось 22 июня 1919 г. в оперном театре Тбилиси.
   Тем в