общественную и литературную карьеру с попытками
пропагандировать  идеи  своего  учителя   среди   английской   аристократии.
Расхождение  Олифанта  и  Харриса  началось  в  середине  1870-х  годов,  но
окончательный разрыв произошел только в 1881 г.  Приехав  в  Америку,  чтобы
изъять свои средства из общины  для  финансирования  другого  дела,  Олифант
обнаружил,  что  Харрис  и  мисс  Уоринг  переехали  в  Калифорнию,  оставив
броктонскую ферму на  попечение  редеющей  группы  учеников,  среди  которых
находилась и леди  Олифант,  к  этому  времени  уже  тяжело  больная  раком.
Несмотря на болезнь, она отправилась вместе с  сыном  в  Калифорнию,  где  и
произошла  встреча  с  Харрисом.  Разыгралась  безобразная   сцена.   "Отец"
отказался вернуть деньги. Вскоре после этого леди Олифант  слегла,  а  шесть
дней спустя скончалась.
   И тогда Олифант сделал шаг, ставший впоследствии  типичным  для  учеников
"западных гуру". Вместо того чтобы  отказаться  от  нетрадиционной  духовной
жизни, испытав отвращение к поведению своего учителя (к этому времени  стали
всплывать и другие доказательства нечестности Харриса), он  взялся  отделять
доктрину Харриса от его личности. Заявив, что  испорченность  и  высокомерие
этого  человека  отнюдь  не  опровергают  истинности  его  учения,   Олифант
продолжал проповедовать это учение. Так ему пришлось самому выступить в роли
учителя. К тому времени он уже давно был активным  сторонником  сионизма,  и
логика вещей потребовала основать общину в Палестине. Там Олифант  и  провел
остаток жизни,  изучая  местные  разновидности  христианского  и  исламского
мистицизма, объединившиеся идеей единения с Возлюбленным, т.е. с Богом.
   Здесь вдохновляемый прекрасной Элис ле Странж, которая стала его женой  в
1872 году, Олифант проповедовал доктрину "симпневмы", изложенную в сочинении
"Симпневмата, или Силы эволюции, действующие ныне в человеке"  (1884).  Хотя
на обложке книги стоит имя Лоуренса, более вероятно, что  настоящим  автором
ее   являлась   Элис,   ставшая   еще   более   страстной,    чем    супруг,
последовательницей идей Харриса.  В  этой  книге  разрабатывается  учение  о
"двойниках"  и  об  идеальном   обществе   гермафродитов,   члены   которого
размножаются искусственными, несексуальными способами (какими  именно  -  не
уточняется).   "Симпневмата"   стала   настоящей   сенсацией.   Ею    весьма
заинтересовался друг Олифанта генерал Гордон; а на обеде у королевы Виктории
в Балморале во время визита в Англию в 1886  году  королева  даже  попросила
Олифанта прислать ей экземпляр его книги.
   Вскоре после выхода в свет "Симпневматы" Элис скончалась, и в  1888  году
Олифант женился на Розамунде  Дэйл  Оуэн,  внучке  Роберта  Оуэна.  С  этого
момента Розамунда целиком  посвятила  себя  чтению  лекций  о  необходимости
соблюдать целомудрие в браке, и эта пара больше  напоминала  союз  "небесных
двойников", чем настоящих  супругов.  Брак  этот  продлился  недолго.  Через
несколько месяцев после  свадьбы  Олифант  умер,  и  Розамунда  вернулась  в
палестинскую общину, где вышла замуж за человека намного моложе себя.  Через
два года он впал в депрессию и покончил с собой, выбросившись в море с борта
корабля. Тогда Розамунда взяла в  мужья  совсем  юношу,  почти  мальчика,  и
счастливо прожила с ним под неумолкающие скандалы вплоть  до  самой  смерти,
постигшей ее в Лоурелсе (Уортинг) в 1937 году.
   К концу XIX столетия стало очевидно,  что  западное  общество  испытывает
острую  необходимость  в  новых,  экзотических  формах   религии,   стремясь
дополнить  или  даже  заменить  ими  традиционное  христианство.  Сведенборг
показал один из возможных путей поиска, объединив религию и науку. Месмер  и
спиритуалисты продемонстрировали другой путь,  распахнув  двери  в  духовный
мир.  Интерес  к  восточным  космологиям  и  оккультизму  быстро  возрастал,
особенно в среде людей, стремившихся к радикальным политическим и социальным
переменам. Но обществу требовались не только  новые  учения.  Эпоха  жаждала
вдохновенных проповедников, и если  те  не  находились,  их  место  пытались
занять политические деятели и писатели. Существовали, конечно, и влиятельные
религиозные учителя, стоявшие вне традиционных церквей, - наподобие  Принса,
Харриса и Олифанта; однако  они  воплощали  новые  учения  в  жизнь  лишь  в
незначительном масштабе. Впрочем, "Христианская наука" и  мормоны  доказали,
что возможности создания новой массовой  религии  все-таки  имеются  и  что,
несмотря на весь мужской шовинизм тогдашней эпохи, Учителем и Пророком может
стать и женщина. Оставалось только объявиться некоему  индивидууму,  который
смог  бы  соединить  личный  авторитет   Харриса   и   Принса   и   массовую
притягательность учения Эдди с новым знанием,  синтезирующим  элементы  всех
радикальных альтернативных доктрин. Эра "западного гуру" уже могла начаться.

 
 
   Глава 2
   МЭЛОНИ И ДЖЕК
 
   Не каждой фотографии можно доверять. Особенно если  это  фотопортрет  XIX
века, для которых позировали, стремясь соответствовать традиционным образам:
неотразимый  красавец,  глава  семейства,  добродетельная   жена...   Однако
фотография Елены Блаватской  свидетельствует  о  ее  характере:  перед  нами
коренастая, тучная, уверенная в себе женщина,  с  сильными  руками,  двойным
подбородком,  непокорными  волосами,  решительно  сжатым  ртом  и   большими
водянистыми глазами слегка навыкате. Кажется, будто  она  вот-вот  сойдет  с
фотографии и бросится в атаку на очередного противника!  Однако  в  ее  лице
различимы  и  следы  пережитых  тягот  и  испытаний.  Это  лицо   настоящего
закаленного бойца, много повидавшего в жизни.
   Лицо  Генри  Олькотта  с  густой  бородой  и  в   очках,   как   положено
добропорядочному  отцу  семейства  викторианской  эпохи,  на  первый  взгляд
кажется более загадочным. Правда, на некоторых  портретах  Олькотт  выглядит
глуповато, но в этом, возможно, повинен не он  сам,  а  фотограф.  На  одной
фотографии, где он снялся вместе  с  Блаватской,  она  нетерпеливо  подалась
вперед,  к  камере,  а  он  скромно  держится  позади.  Поза  его  несколько
неуверенна, взгляд устремлен куда-то внутрь себя.  Рядом  с  Блаватской  (и,
возможно, по ее вине) Олькотт явно чувствует себя не в своей  тарелке.  Хотя
он  выше  ее  ростом,  но  кажется  менее  крепким  по  сравнению  со  своей
напарницей, такой же широкой в плечах, как он.  Худоба  Олькотта  заставляет
предположить, что он вел более аскетический образ жизни
   (особенно  если  сравнить  его  подтянутую  фигуру   с   широким   торсом
Блаватской).
   Эта фотография хорошо отражает  характер  отношений  между  компаньонами.
Отчасти на ней можно увидеть и разницу в их  происхождении  и  прошлом,  ибо
Блаватская и Олькотт пришли к одной и той  же  цели  очень  разными  путями.
Каждый  из  них   является,   по   сути,   типичным   представителем   своей
национально-общественной  культуры,  которые  так  различны;  Блаватская   -
праздная русская аристократка, ставшая мятежным духовным Учителем; Олькотт -
серьезный американский буржуа, ищущий высшей истины. По крайней мере, таковы
были образы, которые они пожелали явить  миру.  Насколько  же  правдивы  эти
образы?
   Олькотт родился в 1832 году в Нью-Джерси, в семье, возводившей свой род к
первым поселенцам {1}. Получив строгое пресвитерианское воспитание, он затем
по причине "сринансовых затруднений" (обычный штрих в  биографиях  теософов)
был  вынужден  отказаться  от  высшего  образования  и   заняться   сельским
хозяйством в Огайо. Он стал специалистом по агрономии и  выпустил  несколько
книг по этому предмету, в том числе - руководство  по  выращиванию  сорго  и
имфея (два заменителя сахарного тростника), которое выдержало семь  изданий.
Отклонив предложение правительства Греции,  приглашавшего  его  занять  пост
научного агронома в Афинах, Олькотт попытался  основать  "Школу  фермера"  в
Уэстчестере. Но это предприятие окончилось крахом, и  в  1859  году  Олькотт
стал работать редактором в сельскохозяйственном  разделе  издания  "Нью-Йорк
трибюн". Вскоре его карьера  снова  прервалась  -  на  сей  раз  по  причине
начавшейся Гражданской войны. Олькотт стал связистом в Объединенной армии.
   Выбыв в чине полковника из действующих войск  по  инвалидности,  он  стал
специальным уполномоченным Военного департамента. В его  обязанности  теперь
входило расследование спекуляций. На этом поприще он добился таких  успехов,
что после убийства президента Авраама Линкольна в 1865 году Олькотт вошел  в
комиссию  из  трех  человек,  которой  было  поручено  расследование   этого
преступления. Выйдя в отставку с благодарностями  Военного  департамента,  в
конце 1860-х годов Олькотт открыл частную юридическую практику в Нью-Йорке.
   Эта, по любым стандартам, несомненно, интересная и разнообразная  деловая
карьера привела к неожиданным результатам. Профессия юриста,  обычно  весьма
выгодная, почему-то не принесла Олькотту большого успеха.  Кроме  того,  его
семейная жизнь, несмотря на рождение четверых детей, не сложилась. Разведясь
в  конце  концов  с  женой,  Олькотт   увлекся   спиритизмом.   Он   всерьез
заинтересовался "иным миром" еще на  ферме  в  Огайо:  он  вступил  тогда  в
масонский орден и занимался гипнозом и духовным целительством. И вот теперь,
в Нью-Йорке, он стал спиритуалистом.
   В один июльский день 1874 года, устав от  работы,  Олькотт  вышел  купить
новый номер популярной спиритуалистической газеты "Banner of Light"  ("Знамя
Света"), которая продавалась в магазине на углу, рядом  с  его  конторой.  В
этом номере была напечатана статья о психических феноменах, наблюдавшихся на
ферме  семейства  Эдди  в  Читтендене  (штат   Вермонт),   где   происходили
многочисленные материализации духов. После относительного спада популярности
в 1860-е годы, спиритизм в Америке вновь  переживал  период  возрождения,  и
Читтенден вызывал немалый интерес. Полковник, время от времени сам  писавший
статьи в спиритуалистские издания, решил оживить скучное  нью-йоркское  лето
поездкой  в  Вермонт,  где  можно  было  применить  на  деле  старые  навыки
детектива. В августе и сентябре 1874 года он посетил ферму несколько раз,  о
чем написал в нью-йоркской газете "Дэйли график".
   В Читтендене и  впрямь  было  на  что  посмотреть  {2}.  Мэри  Эдди,  чья
прабабушка-шотландка была некогда повешена как ведьма, сама  обладала  даром
ясновидения  и  передала  своим  малышам  целый   набор   сверхъестественных
способностей (в том числе - левитацию и умение материализовать  духов).  Эти
способности  проявлялись  не   только   непреднамеренно,   но   зачастую   и
несвоевременно. К примеру, стоило иногда уложить детей на  ночь  в  постели,
как они воспаряли к потолку. В школе детей Эдди окружали духи,  барабанившие
по их партам, а дома постоянно пугали и доводили до слез всякие призраки.
   Самыми выдающимися способностями обладал Уильям.  Он  нашел  им  неплохое
применение, начав устраивать регулярные публичные  спектакли  на  ферме,  на
которые порой собиралось до тридцати зрителей. Прячась в закрытом  шкафу  на
возвышении в дальнем конце комнаты для сеансов (это устройство было известно
среди клиентов как  "лавка  духов"),  он  порождал  целый  поток  феноменов,
которых хватило бы для целого водевиля. В число духов, являвшихся в гости  к
Уильяму, входили  три  индейские  скво  (Хонто,  Утренний  Рассвет  и  Яркая
Звезда), ряд недавно  умерших  белых  людей  и  двое  покойных  детей  некой
немецкой фрау, постоянно присутствовавшей на этих спектаклях.  Все  призраки
ненадолго показывались перед занавесом, закрывавшим шкаф,  в  котором  сидел
Уильям. Некоторые духи говорили, но большинство хранило молчание. Иные  пели
и танцевали, а два призрака даже сражались на мечах.  Место  Уильяма  иногда
занимал его брат Горацио, которому помогал  дух-проводник  по  имени  Джордж
Дике. Джорджа никогда никто не видел; его  можно  было  только  слышать,  но
этого вполне хватало, поскольку дух-проводник любил подшучивать над публикой
и   рассказывал   неприличные   анекдоты.   Уильям   устраивал   и   большие
представления, проходившие в темноте. Он вызывал целый индейский оркестр,  и
тот исполнял популярную в те дни мелодию "Буря на море"  (довольно  странный
репертуар для духов-индейцев, которым было бы проще  исполнить  какой-нибудь
национальный  напев,  а  то  и  вовсе  музыку  сфер!).  Не  исключено,   что
объяснением этому может послужить  тот  факт,  что  муж  немецкой  фрау  был
музыкантом и хорошо знал эту мелодию.
   Олькотта обуревали сомнения. С  одной  стороны,  эти  представления  были
чрезвычайно убедительны - вплоть до того, что однажды в  темноте  полковника
поцеловали в щеку ледяные губы какого-то невидимого существа. Поцелуй был  в
той самой мере холодный и влажный, как и подобало ласке загробного существа.
Но, с другой стороны, Олькотт был тверд в своем решении  не  поддаваться  на
шарлатанские проделки. Поэтому он посетил ферму  еще  несколько  раз,  чтобы
проверить свои первые впечатления. В один из этих визитов он и встретил
   Блаватскую. Это произошло 14 октября 1874 года. Блаватская  сказала,  что
ее привлекли в Вермонт статьи полковника в "Дэйли график", подобно тому  как
сам он отправился сюда под впечатлением от статьи в "Знамени  Света".  Такой
поступок вполне  типичен  для  энергичной,  решительной  и  целеустремленной
Блаватской: только-только приехав в Америку, она без колебаний  бросилась  в
Читтенден, чтобы познакомиться и подружиться  с  Олькоттом.  И  эта  встреча
принесла удивительно богатые плоды.
   Если биография и прошлое Олькотта были в общем-то обычными, то  об  Елене
Петровне  Блаватской  этого  не  скажешь.  Ее  отец  Петр   Алексеевич   Ган
принадлежал к обрусевшему немецкому дворянскому роду, представители которого
давно вошли в русскую административную и  военную  элиту.  Мать  Блаватской,
известная в свое время романистка, происходила  из  гораздо  более  знатного
рода Долгоруких. Однако, несмотря  на  благородное  происхождение,  родители
Елены Блаватской вели беспокойную жизнь, связанную с военной  службой  отца.
Семья постоянно переезжала с места на место. Елена, родившаяся в 1831  году,
лишилась матери в одиннадцать лет. Хотя после смерти  матери  дети(1)  долго
жили у бабки и деда со стороны матери, вероятно,  они  успели  привыкнуть  к
бродячей жизни и к постоянным треволнениям {3}.
   В детстве Елена была своенравной фантазеркой  и  жила  в  каком-то  своем
причудливом и загадочном мире. Позже она рассказывала своему биографу:
   "Какое у меня было детство? С одной стороны, меня баловали и  портили,  с
другой - наказывали и тем самым закаляли. Бесконечные болезни до семи-восьми
лет, хождение во сне  по  наущению  дьявола.  Две  гувернантки...  Несколько
нянь... Помню, как солдаты отца заботились обо мне... Я жила в Саратове, где
дедушка был губернатором, а до того он занимал эту  должность  в  Астрахани,
где под его началом было несколько тысяч калмыцких буддистов (их было то  ли
восемьдесят,         то         ли         сто         тысяч)"          {4}.
---------------------------------------(1) Сестры Елена и Вера (впоследствии
В. П. Желиховская) и брат Леонид. Елена была старшей.
   Елена легко училась, прекрасно играла на фортепиано, но не была послушным
ребенком. Она имела обыкновение мечтать вслух и рассказывать брату и  сестре
свои видения - четкие, живые и не  менее  реальные  для  нее,  чем  реальная
жизнь. "Она очень любила в сумерки собирать вокруг себя маленьких  детей,  -
вспоминала ее сестра Вера, - вести их в музей бабушки(1) и там  поражать  их
воображение сверхъестественными рассказами,  неслыханными  приключениями,  в
которых главной героиней была она сама. Каждый  экспонат  музея  доверял  ей
свои тайны, передавал свои предыдущие воплощения или эпизоды  из  их  жизни"
{5}.
   Далее сестра пишет, что "позже она никогда нам так не говорила,  как  это
было в раннем детстве. Ее источник иссяк". Но, несомненно, г-жа  Желиховская
тут пошутила, преувеличила либо проявила  осторожность.  Ведь  все,  знавшие
Елену  в  зрелые  годы,  говорят  о  ней  как   о   блестящей   собеседнице,
убедительнейшей рассказчице, способной  очаровать  своим  красноречием  даже
противников. Однако эта способность, проявившаяся в детстве,  -  способность
творить свой собственный мир  и  убеждать  других  в  его  существовании,  -
сделала Блаватскую эгоцентричной и невнимательной к окружающим.
   Сведений о жизни Елены Петровны  Блаватской  до  ее  прибытия  в  Америку
немного. Ее брак  с  Никифором  Васильевичем  Блаватским,  вице-губернатором
Еревана, состоявшийся 7 июля 1848 года, когда Елене было семнадцать  лет,  а
ее  мужу  почти  сорок,   -   это,   конечно,   несомненный,   документально
зафиксированный факт, равно как и бегство Елены  от  мужа  несколько  недель
спустя. Но начиная с этого момента в биографии Блаватской миф  и  реальность
становятся неразличимы. Весьма типично, к  примеру,  то,  что,  неоднократно
пересказывая  впоследствии  историю  своего  брака,  она  с   каждым   разом
увеличивала разницу в возрасте со своим супругом, пока генерал Блаватский не
превратился в старого развратника, домогавшегося юной девочки. Как бы то  ни
было,     очевидно     одно:     в     октябре     1848      года      Елена
---------------------------------------(1)  Бабушка  Е  П.  Блаватской  Е.П.
Фадеева  была  исключительно  образованной  женщиной,  серьезно   увлеченной
геологией и зоологией, состоявшей в переписке со многими учеными. Здесь речь
идет о зоомузее доисторических ископаемых, птиц и животных,  находившемся  в
саратовском имении Фадеевых. бежала. Отец был согласен принять ее обратно  и
даже  послал  за  ней  слуг,  но  она  села  на  пароход  и  отправилась   в
Константинополь, навстречу  свободе.  Возможно,  это  и  определило  всю  ее
дальнейшую жизнь.
   Судя по  тому,  что  рассказывала  Блаватская  своим  друзьям  и  будущим
биографам, двадцать пять лет ее жизни  до  приезда  в  Америку  представляли
собой цепь необыкновенных  событий  -  достаточно  странных,  чтобы  вызвать
недоверие, хотя и не совсем невероятных. Довольно редко навещая своих родных
в России, все это время Блаватская путешествовала по Европе,  Азии  и  обеим
Америкам. Не совсем ясно, на какие средства она  жила,  хотя  известно,  что
отец высылал ей денежное пособие и она  сама  кое-что  зарабатывала,  в  том
числе и проводя спиритические сеансы.  Согласно  источникам  разной  степени
достоверности, ей довелось выступать наездницей в цирке, совершить турне  по
Сербии с фортепианными концертами,  открыть  чернильную  фабрику  в  Одессе,
торговать страусиными перьями в Париже и  разработать  декор  интерьера  для
императрицы Евгении.
   Неизвестно, были ли у нее любовники, хотя позднейшие слухи связывали ее и
с немецким бароном Мейендорфом, и с  польским  принцем  Виттгенштейном  и  с
венгерским  оперным  певцом  Агарди  Митровичем.  Блаватская   категорически
отрицала интимность этих связей, но иногда намекала, что нечто в этих слухах
соответствует действительности. Такая уклончивость оказалась  небесполезной,
когда  враги   теософского   движения   попытались   скомпрометировать   его
основательницу, обвинив ее в  беспорядочной  жизни.  Главной  их  целью  был
Митрович, которого Блаватская, по ее словам, в  действительности  спасла  от
смерти, найдя умирающим от ран наемного убийцы в каком-то переулке не  то  в
Каире, не то в Константинополе. Ходили даже  слухи,  что  у  нее  якобы  был
ребенок от Митровича,  хотя  медицинское  свидетельство,  предъявленное  ею,
свидетельствует против такого предположения {6}.
   То, что подобные вопросы стали предметом  обсуждения,  равно  как  и  вся
жизнь этой скрытной и противоречивой женщины, вполне типично для Блаватской.
Она старалась заигрывать с общественностью, но не знала, как ею управ