е было.
     Тело умершей было отнесено на виллу, и Гарольд приказал призвать к нему
жрецов. Он стал возле покойницы и закрыл ей глаза. Взяв Гакона под руку,  он
пошел вместе с ним к ожидавшим коням.
     - Что еще напророчила тебе злая колдунья? - спросил Гакон спокойно.
     Молодой человек не ведал положительно ни робости, ни страха.
     - Гакон, - сказал король, - вся наша будущность зависит от Суссекса,  о
ней должны мы думать... то, что мы сейчас видели, не больше не  меньше,  как
остатки язычества, они не должны пугать нас и смущать, не  должны  отвлекать
нас от наших обязанностей. Взгляни на эти памятники, имевшие  такое  ужасное
влияние на умы наших дедов, - вот разрушенный жертвенник нашего предка Тора,
вот развалины римского храма, вот жертвенник тевтонцев. Это символы прошлых,
исчезнувших веков. Мы вступили в новую эру, и нам нечего погружаться во мрак
прошедшего  и  заглядывать  в  будущее.  Будем  исполнять  долг,  до   всего
остального нет нам, конечно, дела. А будущая жизнь откроет нам  со  временем
свою вечную тайну.
     - Не близко ли она? - прошептал задумчиво  Гакон.  Молча  сели  они  на
лихих лошадей, как будто управляемые одним и тем же духом, они,  подъехав  к
армии,  оглянулись  назад.  Грозными  привидениями  возвышались  перед  ними
угрюмые развалины с загадочной смертью  знаменитой  пророчицы,  их  покинул,
казалось, последний гений мрачного, суеверного  Севера.  А  на  опушке  леса
стояла неподвижно безобразная ведьма - и угрожала всадникам костлявой рукой.


ГЛАВА V

     Герцог Вильгельм расставил свои войска между Певенсейем и Гастингсом. В
тылу их он велел на скорую руку  выстроить  деревянное  укрытие,  которое  в
случае отступления, должно было служить безопасным убежищем. Корабли свои он
велел вывести в море  и  пробуравить  их  так,  чтобы  воинам  его  не  было
возможности бежать. Повсюду были расставлены передовые посты,  так  что  его
нельзя было захватить врасплох. Местность, выбранная им, была вполне  удобна
для военных маневров  грозного  ополчения,  состоявшего  преимущественно  из
всадников, из которых каждый мог бы  быть  полководцем.  Вообще  эти  войска
отличались отвагой и знали свое дело.
     Вильгельм с утра  до  ночи  был  занят  составлением  планов  сражений,
изменением их и применением к  практике.  Маневр  отступления  был,  по  его
мнению, чрезвычайно важен и на него-то он тратил все  свое  время.  Ни  один
режиссер не мог бы так заботливо подготовить все роли участвующих  в  драме,
как этот  полководец  назначал  всем  места  и  предписывал  действовать.  С
замечательным  искусством  были  приведены   в   исполнение   самые   мелкие
подробности маневра Отступления: атака пехоты,  движение  назад,  притворный
испуг, отрывистые восклицания ужаса,  бегство  -  сначала  частное  и  почти
нерешительное, а потом уже поспешное, и что главное, общее. Но  этим  маневр
еще не кончался, а следовала  главная  часть  его:  рассчитанный  беспорядок
бегущих,  произнесение   пароля,   мгновенный   сбор,   появление   конницы,
находившейся в засаде, которая должна была напасть на преследователей, между
тем как с  другой  стороны  отряд  копьеносцев  отрезал  врагу  все  пути  к
отступлению.
     Да, Гарольду теперь уже приходилось воевать не  с  грубой  силой,  а  с
людьми, у которых каждый шаг и движение были рассчитаны вперед!
     В один прекрасный день, когда Вильгельм  находился  посреди  блестящего
оружия, развевающихся знамен,  скачущих  коней  и  могучим  голосом  отдавал
приказания, к нему во весь опор прискакал де-Гравиль, под командой  которого
находился один из передовых постов, и доложил с волнением:
     - Король Гарольд приближается со своим  войском  форсированным  маршем.
Он, как видно, намерен удивить нас нечаянностью.
     - Стой! - воскликнул герцог, приподнимая руку. Вокруг него собрались  в
ту же секунду рыцари. Он раздал приказания Одо  и  Фиц-Осборну  и,  став  во
главе рыцарей, поскакал вперед, чтобы убедиться лично в справедливости  слов
де-Гравиля.
     За полем  начинался  лес,  уже  начавший  блекнуть  под  разрушительным
дыханием осени. Как только всадники  миновали  его,  им  сверкнули  в  глаза
саксонские  дротики,  возвышавшиеся   над   небольшим   холмом.   Приказания
Вильгельма были уже исполнены: его лагерь мгновенно  приготовился  к  битве.
Герцог вошел на другой холм, противоположный первому, и  долго  наблюдал  за
движениями неприятеля. Когда он повернул назад к своему лагерю, то  произнес
с улыбкой:
     - Надеюсь, что саксонский узурпатор остановится на том холме и даст нам
время опомниться... Если он осмелится приблизиться... правосудное небо  даст
нам его корону и бросит его тело на съедение воронам!
     Опытный полководец не  ошибся  в  расчете:  неприятель  остановился  на
вершине  холма.  Гарольд,  вероятно,  убедился  в  душе,  что  донесения   о
численности,  дисциплине  и   превосходной   тактике   норманнов   не   были
преувеличены и что  предстоящее  сражение  может  быть  выиграно  не  пылкой
отвагой, а только хладнокровием.
     - Он отступает умно, - сказал герцог задумчиво. - Вы,  друзья  мои,  не
воображайте, будто мы найдем в Гарольде пылкого, безрассудного юношу...  Как
называется  эта  местность  -  на  карте  -  она  вся  прорезана  холмами  и
долинами... Ну, скорее говорите, как она называется?
     - Какой-то саксонец уверял, что  она  называется  Сенлак  или,  скорее,
Санглак - нелегко разбирать их ужасный язык, - ответил де-Гравиль.
     - Клянусь честью! - воскликнул внезапно Гранмениль. - Мне кажется,  что
скоро это  название  станет  известным  всему  миру  Оно  звучит  зловеще...
Санглак, Сангелак - кровавое озеро!
     - Сангелак! - повторил с изумлением герцог. - Я слышал это где-то... во
сне или в действительности... Сангелак! Сангелак!.. Название этой  местности
чрезвычайно верно, нам придется пройти целые реки крови!
     - О! - заметил Гравиль. - Твой астролог предсказывал, что ты сядешь без
битвы на английский престол!
     - Бедный астролог! - произнес герцог. - Корабль, на  котором  он  плыл,
потонул. Дурак тот, кто берется предсказывать другим, не зная, что  случится
с ним самим через час!.. Нет, мы будем сражаться,  но  только  не  теперь...
Слушай, де-Гравиль, ты когда-то гостил долго у узурпатора, и  я  подозреваю,
что ты даже отчасти расположен к нему... Не согласишься ли ты  идти  к  нему
теперь вместе с Гюгом де-Мегро - в качестве посла?
     Гордый и щекотливый де-Гравиль отвечал:
     - Было время, когда я считал даже счастьем вести переговоры  с  храбрым
графом Гарольдом, но теперь, когда он сделался  королем,  я  считаю  позором
иметь что-либо общее с низким клятвопреступником.
     - Ты должен тем не менее оказать  мне  услугу,  -  возразил  Вильгельм,
отведя его в сторону. - Я не хочу скрывать, что не  очень  уверен  в  исходе
нашей битвы. Саксонцы разгорячены победой над  величайшим  героем  Норвегии!
Они  будут  сражаться  на  собственной  земле,  имея  полководцем  отважного
Гарольда, за которым  и  я,  как  и  все  остальные,  не  могу  не  признать
блистательных способностей. Если мне удастся  достичь  цели  без  битвы,  ты
будешь очень щедро вознагражден за это и я буду готов  признать  даже  науку
твоего астролога.
     - Да, было бы невежливо, - заметил де-Гравиль, - если  бы  мы  захотели
унизить его звания, халдейцы, например...
     - Де-Гравиль, - перебил торопливо герцог, - я скажу тебе свое мнение  в
коротких словах. Я не думаю, чтобы Гарольд согласился бы мирно уступить  мне
корону, но я хочу посеять раздор и подозрение между его вассалами: пусть все
они узнают, что он  клятвопреступник!  Не  требую,  чтобы  ты  льстил  перед
узурпатором. Это было бы противно твоей рыцарской чести. Ты должен  обвинить
его, возмутить его танов. Быть  может,  они  принудят  короля  уступить  мне
престол или свергнуть его: во всяком случае,  сознание,  что  они  совершают
неправое дело, наведет на них панику и ослабит их бодрость.
     - А! Я понял тебя! Положись на меня:  я  буду  говорить,  как  подобает
рыцарю и бравому норманну.
     Гарольд между тем убедился, что внезапное  нападение  на  норманнов  не
приведет к добру,  и  решился,  по  крайней  мере,  воспользоваться  удобным
местоположением, расположившись за цепью холмов  и  оградившись  рвами.  Кто
видел эту местность,  не  может  не  удивиться  необыкновенной  ловкости,  с
которой саксонцы воспользовались ею. Они  окружили  главный  корпус  конницы
крепким  бруствером,  так  что  могли  свободно  отразить   неприятеля,   не
подвергаясь сами очень сильной опасности.
     Король неутомимо наблюдал за работой,  одобряя  всех  словом  и  делом.
Вечером описываемого нами дня, он объезжал линии, когда вдруг увидел Гакона,
приближавшегося в сопровождении какого-то духовного лица и воина, в  котором
с первого же взгляда можно было узнать норманнского рыцаря.
     Король соскочил с  коня,  приказал  Леофвайну,  Гурту  и  другим  танам
следовать за ним и пошел к своему знамени. Тут  он  остановился  и  произнес
серьезно:
     - Вижу, что ко мне идут послы герцога Вильгельма, и хочу  выслушать  их
не иначе, как в присутствии вас, защитников Англии.
     - Если они не попросят нас позволить им  вернуться  беспрепятственно  в
Руан, то ответ наш будет короток и ясен, - заметил решительный Вебба.
     Между тем Гакон оставил послов, подошел к королю и доложил ему:
     - Я встретился с этими личностями: они требуют свидания с королем.
     -  Король  готов  выслушать  их:  пусть  они  подойдут.
     Послы молча приблизились. Когда первый из них откинул капюшон - Гарольд
снова увидел то мертвенное, бледное, зловещее лицо, которое  смутило  его  в
Вестминстерском дворце.
     - Именем герцога  Вильгельма,  -  начал  Гюг  Мегро,  графа  руанского,
претендента тронов английского, шотландского и валлонского, пришел я к тебе,
графу Гарольду, его вассалу...
     - Не перевирай титулы или  убирайся  к  черту!  -  воскликнул  Гарольд,
сдвинув грозно брови. - Ну, что же говорит  Вильгельм,  герцог  норманнский,
Гарольду, королю английскому и базилейсу всей Британии?
     -  Протестуя  против  твоего  самозванства,  отвечу   тебе   следующее:
во-первых,  герцог  Вильгельм  предлагает  тебе  всю  Нортумбрию,  если   ты
исполнишь данную ему клятву, передав ему английскую корону.
     - На это я уже раньше ответил ему, что не имею права передавать  корону
и мой народ готов защитить своих избранных. Что далее? Говори!
     - Дальше Вильгельм изъявляет согласие вернуться  со  своим  войском  на
родину, если ты вместе со своими  вождями  покоришься  решению  французского
монарха, который и рассудит: у кого больше прав на английский  престол  -  у
тебя или Вильгельма?
     - На это я  присваиваю  себе  право  ответить,  -  проговорил  один  из
знаменитых танов, - что французский  король  не  в  праве  выбирать  никаких
королей на английский престол.
     -  Вообще  странно,  -  добавил  Гарольд  с  горькой  усмешкой,  -  как
французский монарх присваивает себе право вмешаться в  это  дело!  Я  слышал
стороной, что он уже предрешил, что саксонское королевство должно,  по  всем
правам, принадлежать норманну. Но я не признаю его авторитета и  смеюсь  над
его незаконным решением. Все ли ты мне сказал?
     - Нет, еще не все, - возразил сурово Гюг Мегро. - Этот отважный  рыцарь
сообщит остальное. Но прежде чем уйду, я должен повторить тебе слова владыки
погрознее Вильгельма: "Гарольд, клятвопреступник, будь проклят!"
     Английские вожди страшно  побледнели  и  обменялись  многозначительными
взглядами. Они только теперь узнали об обвинении, тяготевшем над  королем  и
всей страной.
     Король так возмутился наглостью Мегро, что стремительно бросился к нему
и, как утверждают норманнские  хроникеры,  поднял  на  него  руку,  но  Гурт
остановил его и проговорил с негодованием:
     - О, волк в овечьей шкуре! Закройся  капюшоном  и  вернись  поскорее  к
пославшему тебя... Разве вы, таны, не  слышали,  как  этот  лукавый  лицемер
предлагал вам предоставить французскому двору выбор между  вашим  королем  и
норманном? Ведь это  было  сказано  как  будто  бы  из  чувства  уважения  к
справедливости, а между тем он знает, что  французский  монарх  давно  решил
вопрос. Если б вы попались в эту ловушку, то вам действительно  пришлось  бы
покориться приговору, произнесенному над  свободным  народом  человеком,  не
имеющим на то никаких прав!
     - Да! - воскликнули таны, оправившись от ужаса. - Мы не желаем  слушать
этого лицемера! Долой, долой, долой его!
     Бледное лицо Гюга Мегро стало еще бледнее. Перепуганный гневными лицами
танов, он поспешил укрыться за спиной товарища, который во все  время  стоял
как будто статуя, с опущенным забралом.
     Увидев неожиданное поражение товарища, рыцарь поднял забрало и выступил
вперед.
     - Вожди и таны Англии! - начал Малье де-Гравиль. - Проклятие  лежит  на
вас за преступление одного человека, снимите с себя это проклятие: пусть оно
упадет на голову виновного.  Гарольд,  именующий  себя  английским  королем,
отвергший предложения моего повелителя, выслушай, что я  буду  говорить  его
именем. Хотя шестьдесят тысяч под норманнской хоругвью ждут его  приказаний,
а ты едва имеешь треть этого числа, Вильгельм все же готов отречься от своих
преимуществ. Я, в присутствии твоих танов, приглашаю тебя решить  твой  спор
за трон единоборством с герцогом!
     Прежде, нежели Гарольд успел  ему  ответить,  судя  по  его  храбрости,
вероятно, согласием, - все таны громко вскрикнули:
     - Нет! Нет! Единоборство не может решать участи целого государства.
     - Да! - поддержал их Гурт. -  Обратить  всю  войну  в  частный  спор  о
престоле, значило бы оскорблять весь  английский  народ.  Как  скоро  хищник
высадился  на  наши  берега,  он  идет  на  всех  нас.   Самое   предложение
норманнского герцога доказывает нам, что ему не известны даже  наши  законы,
по которым отчизна должна быть  дорога  в  одинаковой  степени  и  королю  и
подданным!
     - Ты слышал из уст Гурта ответ всей нашей  Англии,  сэр  де-Гравиль,  -
проговорил король. - Я могу только повторить и подтвердить его. Не  отдам  я
Вильгельму  английского  престола,  не  признаю  суда!  Не  нарушу   начала,
связывающего  так  тесно  короля  и  народ,  присвоив  личной   силе   право
располагать судьбой государства. Если Вильгельм желает помериться  со  мной,
он найдет меня там, где будет гореть битва и где поле брани будет все усеяно
трупами его воинов. Найдет защищающим саксонскую хоругвь.  Да  рассудит  нас
небо!
     - Да будет твоя воля! - ответил де-Гравиль, опуская снова  забрало.  -
Но берегись, изменник  рыцарскому  обету,  берегись  хищник  трона!  Мертвые
покарают тебя со дна могил!
     Послы отворотились и ушли без поклона.


ГЛАВА VI

     Весь этот день и следующий прошли в обоих  лагерях  в  приготовлении  к
битве. Вильгельм медлил заметно с объявлением сражения: он не терял надежды,
что Гарольд станет действовать наступательным образом  и  что  его  клевреты
успеют раззадорить фанатизм англосаксов и принизить Гарольда во  мнении  его
войска.
     С другой стороны, Гарольд тоже считал промедление выигрышем, потому что
оно давало ему время укрепиться  и  даже  дождаться  подкреплений.  Конечно,
подкрепления были редки и  скудны.  Лондон  действовал  вяло,  отечество  не
высылало сюда несметных  полчищ.  Самая  слава  Гарольда,  успех,  постоянно
сопровождавший его во всех походах, усиливали глупое равнодушие народа.  Его
тяжелый ум  не  мог  переварить,  чтобы  тот,  кто  недавно  разбил  грозных
норвежцев, мог бы быть побежден игрушками-французами, как величали в  Англии
норманнские войска.
     Это было не все: в  Лондоне  составлялись  интриги  для  возведения  на
престол Этелинга. Осторожные торговцы сочли благоразумным  не  содействовать
деятельно предстоящей борьбе.  Многие  проповедовали,  что  отечеству  всего
лучше - оставаться до времени безусловно нейтральным. "Предполагая  худшее",
твердили они, то есть что Гарольд будет побежден  и  убит,  -  не  лучше  ли
беречь себя для Этелинга? Вильгельм питает личную  вражду  против  Гарольда,
может даже желать отнять у него трон, но он не посягнет на потомка  Сердика,
законного наследника короля Эдуарда.
     Нортумбрийские датчане смотрели равнодушно на драму,  разыгравшуюся  на
юге государства,  не  смотря  на  то,  что  они  должны  были  сочувствовать
Гарольду, хоть из благодарности за избавление их от норвежского ига.  Мерция
тоже относилась к делу Гарольда  безразлично.  Молодые  же  графы  не  имели
влияния  на  своих  подданных  и  потому   отправились   в   Лондон,   чтобы
противодействовать интриге, завязавшейся в пользу  Этелинга.  Таким  образом
оказалось, что женитьба Гарольда на Альдите  не  принесла  ему  той  пользы,
ввиду которой он решился отказаться от любви и Юдифи. Нужно  упомянуть,  что
полное  невежество  делало   сеорлей   безучастными   к   интересам   своего
государства. Да, дух страны восстал, ну уже слишком поздно  -  когда  Англия
стонала уже под игом норманна. Если б он пробудился хоть на один день, чтобы
поддержать Гарольда, изнемогавшего  в  борьбе,  то  народ  избавился  бы  от
векового рабства.
     Итак,  вся  надежда  Гарольда  заключалась  в   тощих   рядах   войска,
последовавшего за ним на Гастингское поле.
     Наступила ночь, освещаемая слабо звездами,  мерцавшими  сквозь  облака.
Гарольд сидел с Леофвайном  и  Гуртом  в  своей  палатке.  Перед  ним  стоял
какой-то человек, только что возвратившийся из норманнского лагеря.
     - Так значит, иноземцы не узнали тебя? - спросил его король.
     - Нет, узнали, государь. Я  встретил  одного  рыцаря,  по  имени  Малье
де-Гравиль, как я после узнал. Он как будто верил  моим  словам  и  приказал
даже подать мне вина и закуски, но вдруг сказал:  "Ты  -  шпион  Гарольда  и
пришел узнать число наших войск. Будь же по-твоему -  следуй  за  мной!"  Он
схватил мою руку, не обращая внимания на мое смущение, и повел  меня  сквозь
ряды армии, которая так велика, что, кажется, ее  и  не  определить  числом.
Странно, однако, то, государь, что я заметил в ней  больше  рыцарей,  нежели
ратников.
     - Да ты шутишь?! - воскликнул с изумлением Гурт.
     - Нет. Я видел действительно.
     Король продолжал расспрашивать лазутчика, улыбка его исчезала  по  мере
того, как он узнавал подробности военных приготовлений норманна.
     Отпустив шпиона, он обратился к братьям.
     - Как вы думаете: не лучше  ли  нам  убедиться  во  всех  этих  чудесах
собственными глазами? - спросил он. - Ночь темна, наши лошади не  подкованы,
нас никто не услышит... Ну, что скажете на это?
     - Ты недурно придумал! - ответил Леофвайн. -  Мне  действительно  очень
хочется взглянуть на медведя в самой его берлоге... пока он еще  не  отведал
моего меча.
     - А меня просто  бьет  лихорадка,  -  сказал  Гурт,  -  и  я  не  прочь
поосвежиться в ночном воздухе.  Едем:  мне  известны  все  тропинки  в  этой
местности, потому что я тут часто охотился. Надо только  подождать  немного,
пока все не успокоится вокруг нас.
     Было уж около полуночи, и везде царствовало  гробовое  молчание,  когда
Гарольд с братьями и племянником выехал из лагеря.

     "Не было с ними провожатых,
     Ни пеших, ни конных,
     Не было с ними ничего,
     Кроме щита, копья и меча."

     Так  говорит  первый  певец  норманнских  подвигов.  Гурт  повел  своих
спутников мимо часовых в лес. Они старались держаться направления, в котором
виднелся отблеск огней, светившихся в норманнском лагере.  Армия  Вильгельма
отстояла от саксонских передовых постов  только  на  расстоянии  двух  миль.
Линии ее были сдвинуты так тесно, что разведчикам можно было составить  себе
приблизительно верное понятие о численности неприятеля,  с  которым  они  на
другой же день должны были вступить в бой. Саксонцы остано