- как на правое дело. Матери,
ужасавшиеся когда сыновья их уходили на охоту, сами  посылали  теперь  своих
любимцев вносить  свои  имена  в  гербовые  листы  герцога  Вильгельма.  Все
приморские города Нейстрии  волновались  и  кипели  жизнью.  Во  всех  лесах
раздавался треск деревьев, падавших под ударами топора  и  предназначавшихся
для постройки кораблей; с каждой наковальни сыпались  искры  из-под  молота,
ковавшего шлемы и панцири. Все, видимо, шло так, как хотелось  герцогу. Граф
бретонский, Конан, предъявил было претензию на норманнское герцогство как на
свое законное наследие, но он умер спустя несколько  дней  от  яда,  которым
были пропитаны его перчатки. Новый же граф бретонский послал  своих  сыновей
участвовать в походе против короля английского.
     Громадное ополчение собралось при устье Соммы, но погода  долго  стояла
слишком ненастная, для того чтобы переправляться  в  Англию:  шли  проливные
дожди и дул противный ветер.


ГЛАВА XI

     В это самое время Гарольд Гардрада, последний и славнейший  из  морских
королей, сел на свой великолепный корабль  в  Солундаре.  Одному  из  людей,
находившихся на палубе этого корабля, Грюдиру, приснился сон.  Ему  снилось,
будто на Суленском острове стояла гигантского роста ведьма, с метлой в руке.
Он видел, как она проходила по всему флоту. Видел, что на каждом из  трехсот
кораблей, составлявших флот Гардрады, сидел ворон, и слышал, как она  начала
петь:

     С золотого востока
     Я на запад гоню
     Его жизни ладью.
     Меня ждет пир широкий
     В том привольном краю.
     Вижу белые кости,
     Чую алую кровь,
     Я примчусь быстрым коршуном
     На их клич и их зов.
     Буйный ветер несет
     Над пространством морей
     Тучи стрел, звук оружия,
     Пар от бранных полей.
     Черный ворон глядит
     На бой жаркий вдали,
     Алчный ворон уж ждет
     Своей доли в крови!
     Мы плывем - он и я -
     К трупам павших в строю,
     Но полет мой быстрей
     Я схвачу, проглочу
     Его долю в бою!

     Не менее странный сон видел и другой человек, именем Турд, находившийся
на другом корабле. Турду привиделось,  что  норвежский  флот  приближался  к
берегу Англии, на котором стояли две громадные армии.
     Перед одной из них  ехала  безобразная  колдунья  верхом  на  волке.  У
последнего в пасти был человеческий труп, из которого текла  ручьями  кровь.
Когда волк уничтожил труп, ведьма бросила ему другой,  потом  третий  и  так
далее. Волк только пощелкивал зубами да пожирал трупы один за другим. Ведьма
же запела:

     Прелесть темных лесов
     Исчезает из глаз,
     Под сверканьем щитов
     И победных знамен.
     Но взор скалы следит
     С высоты облаков
     За всем тем, что таит
     Ряд знамен и щитов.
     И высоко паря
     Над живой стеной,
     Одевает во мрак
     Светлый лик короля.
     Исполняя завет
     Непреклонной судьбы,
     Будь гробом для костей
     Павших в битве людей
     Ты, ужасная пасть
     Моего скакуна,
     На котором лечу
     Во главе адских сил
     Совершить дикий пир
     В крови падших в бою
     Вместе с их королем!
     Поспеши, утоли
     Жажду в теплой крови,
     Обагрившей луга,
     И поля, и леса,
     Серый волк, не щади
     Щедрой жатвы войны.
     Стаям птиц и зверей
     Предстоит скромный пир,
     Для колдуньи ж он будет
     Натурально - пышней.
     Ей на зуб попадет
     Король падших вождей.

     Королю Гардраде также привиделся страшный сон: он будто  видел  убитого
брата своего, Олая, который пропел ему

     И я, как ты, в момент паденья
     Был полон бодрых, свежих сил,
     Я жаждал битвы упоенья
     И так же мало жизнь ценил!
     Белый саван смиряет
     Гордость наших сердец,
     Мы еще у начала,
     А нас ждет уж конец.
     Земли и неба было мало
     Для взмаха наших гордых крыл,
     Но, чему мира не хватало,
     То тесный гроб в себя вместил!
     Страшна, душна, тесна могила,
     Но, принимая дань времен,
     Она сокроет, как уж скрыла
     Легионы родов всех племен.

     Но Гарольд Гардрада был человек не робкого десятка  и  плыл  далее,  не
обращая  внимания  на  зловещие  сны.  Около  Оркнейских  островов  к   нему
присоединился Тостиг, и вскоре грозный флот пристал  к  английским  берегам.
Войско высадилось в Кливленде. Береговые жители или  бежали  или  покорялись
безропотно при одном виде грозных пришельцев. Захватив богатую добычу,  флот
поплыл в Скарборо, где  встретил,  однако,  мужественный  отпор  со  стороны
граждан. Это не обескуражило ратников Гардрады и Тостига. Они взобрались  на
гору, находившуюся возле стен  города,  развели  громадный  костер  и  стали
кидать горящие сучья на  крыши  домов.  Огонь  распространился  со  страшной
быстротой, уничтожая строения одно за  другим.  Пользуясь  общим  смятеньем,
пришельцы ворвались в город и, после  непродолжительной,  но  кровопролитной
битвы, принудили его к сдаче.
     Затем неприятель поплыв вверх по Гомберу  и  Оузу  и  высадился  вблизи
Йорка, но был встречен здесь войском Моркара нортумбрийского.
     Тут Гардрада развернул свое знамя, которое  называлось  ланд-эйдан,  то
есть опустошителем земли, и с песней повел свои полки в дело.
     Страшен и кровопролитен был этот бой,  но  непродолжителен:  английское
войско  было  разбито  наголову  и  искало  спасения  за  стенами  Йорка,  а
Опустошитель земли был водружен с торжеством под стенами  города.  Изгнанный
вождь, как бы он ни был зол и ненавидим, сохранит всегда несколько друзей  в
среде различных негодяев, а успех всегда  действует  опьяняющим  образом  на
головы  трусов.  Поэтому  нельзя  удивляться,  что  множество  нортумбрийцев
склонилось на сторону Тостига. В самом гарнизоне города поднялись  раздор  и
бунт. Сознавая полную невозможность удержать  в  повиновении  жителей,  граф
Моркар счел за лучшее удалиться с теми, кто остался верен королю и родине, и
- Йорк отворил ворота победоносному изменнику.
     Получив известие о нашествии врага на север королевства, Гарольд двинул
туда все войска, расставленные на  южном  берегу  для  отражения  Вильгельма
норманнского. Это было уже в сентябре, и уже  прошло  восемь  месяцев  после
того, как норманн объявил свою дерзкую угрозу. Осмелится ли он еще  явиться?
Во всяком случае, придет он  или  нет,  этот  враг  еще  впереди,  а  другой
проникает уже в сердце королевства.
     Сдача Йорка вызвала страх и уныние во всей окрестной стране. Гардрада и
Тостиг были веселы и спокойны. "Много  пройдет  времени,  -  думали  оба,  -
прежде чем Гарольд успеет прийти с юга на север".
     Скандинавский лагерь стоял у Стенфордского моста, и  наступил  день,  в
который завоеватель решился вступить с торжеством в покоренный Йорк. Корабли
его стояли на реке, по другую сторону города, и  значительная  часть  войска
находилась на кораблях. День был очень жаркий. Ратники  короля  норвежского,
сбросив с себя тяжелые доспехи,  веселились,  рассуждая  о  богатой  добыче,
готовившейся им в городе, смеялись над храбростью англосаксонцев и упивались
заранее красотой саксонских  девушек,  которых  не  умели  защитить  отцы  и
братья. Вдруг между ними и  городом  поднялась  густая  пыль.  Выше  и  выше
клубилась она, катилась ближе и ближе,  и  сквозь  пыль  заблестели  щиты  и
дротики.
     - Что  это  за  рать  идет  к  нам?  -  произнес  с  удивлением  король
норвежский.
     - Вероятно, из города, в который  мы  хотим  вступить  победителями,  -
ответил равнодушно Тостиг.  -  Это,  должно  быть,  нортумбрийцы,  бросившие
Моркара, чтобы присоединиться ко мне.
     Между тем неизвестная рать придвигалась все ближе и ближе. Ярче и  ярче
сверкало оружие ее воинов.
     - Вперед Опустошителя земли! - воскликнул удалой Гардрада. - К  оружию!
Стройся!
     И тотчас же  приказал  трем  молодым  ратникам  спешить  к  кораблям  и
привести их к нему на помощь, потому что сквозь пыль виднелось уж явственно,
среди сверкающих дротиков, знамя короля английского.
     Оба  войска  стали  поспешно  строиться  друг  против  друга.  Гардрада
построил свою рать в круг. Сначала она образовала длинную,  но  не  глубокую
линию, крылья которой огибались в виде дуги до тех пор, пока  не  сомкнулись
щитами. Находившиеся в первом ряду уставили древки своих дротиков  в  землю,
наклонив их вперед, так что острие было на высоте груди всадника. Второй  же
ряд держал их еще наклоненное, острием не выше груди лошади,  образуя  таким
образом двойную рогатку против натиска конницы. В середине круга был помещен
Опустошитель земли, окруженный стеной щитов. А за этой стеной  было  обычное
место короля и его телохранителей при открытии битвы. Тостиг стоял впереди с
нортумбрийской хоругвью и со своей отборной дружиной.
     Между  тем  как  Гардрада  приготовлялся  к  битве  описанным  образом,
английский король тоже не терял времени и построил свое войско более  верным
образом, который он перенял и усовершенствовал из  обычной  военной  тактики
датчан. Его строй, до сих пор непобедимый  под  его  начальством,  имел  вид
треугольника, так что в атаке на неприятеля он представлял оружию неприятеля
наименьшую поверхность, а при отражении все три  линии  обращались  лицом  к
нападающему. Король Гарольд  окинул  взором  смыкающиеся  ряды  ратников  и,
обратившись к ехавшему  подле  него  Гурту,  сказал  голосом,  дрожавшим  от
волнения.
     - Не будь там одного человека, с какой радостью устремились  бы  мы  на
коршунов севера!
     - Ты прав, - ответил Гурт с грустью. - Я также о нем думал и  чувствую,
что эта тяжелая мысль ослабляет мое мужество.
     Король задумался и опустил забрало своего шлема.
     - Таны, - обратился он вдруг к десяткам двум всадников, окружавшим его.
- За мной!
     И, пришпорив коня,  он  поскакал  прямо  к  той  части  неприятельского
войска,  где  над  дротиками  развевалась  хоругвь   графа   Тостига.   Таны
последовали за ним в безмолвном удивлении.  Подъехав  к  грозному  строю,  к
самой хоругви Тостига, король остановился и произнес:
     - Находится ли Тостиг, сын Годвина и Гиты, при хоругви  нортумбрийского
графства?
     С поднятым забралом, в норвежской бурке,  небрежно  наброшенной  поверх
блестящих доспехов, выехал граф Тостиг на этот голос и приблизился к брату.
     - Что тебе надо, надменный враг? - спросил он.
     Король помолчал. Потом сказал протяжно-нежным голосом:
     - Твой брат, король Гарольд, шлет тебе поклон. Допустим  ли  мы,  чтобы
родные  братья,  сыновья  одной   матери,   вступили   друг   с   другом   в
противозаконную борьбу и притом где же? На земле своих отцов?
     - А что дает король Гарольд своему брату? - сказал Тостиг. - Нортумбрию
он уже отдал сыну врага своего дома.
     Саксонец колебался. Но стоявший подле него всадник ответил поспешно  за
него:
     - Если нортумбрийцы снова согласятся  принять  тебя,  Нортумбрия  будет
принадлежать тебе. Моркару же король отдаст взамен эссекское графство.  Если
же нортумбрийцы отвергнут тебя, то ты получишь все  уделы,  которые  Гарольд
обещал дать Гурту.
     - Согласен! -  ответил  Тостиг  и  стал,  по-видимому,  колебаться.  Но
непредвиденное обстоятельство испортило  дело:  король  норвежский  узнал  о
прибытии короля и выехал из рядов на  прекрасном  коне,  в  сияющем  золотом
шлеме и остановился на недалеком расстоянии от переговорщиков.
     - А! - воскликнул Тостиг, обернувшись и увидев  стлавшуюся  на  равнине
огромную тень северного гиганта. - Если я приму это  предложение,  что  даст
Гарольд другу моему и союзнику королю Гардраде норвежскому?
     При этих словах  саксонский  всадник  поднял  гордо  голову  и,  смерив
взглядом исполинский рост норвежца, сказал громким и отчетливым голосом:
     - Ему будет дано семь футов земли на могилу или, так как он выше  роста
обыкновенного человека, на столько более, сколько потребуется на его труп.
     - Если так, то отправляйся назад и передай Гарольду, чтобы он готовился
к битве. Так как я не допущу, чтобы скальды и норвежские  витязи  осмелились
говорить, что Тостиг заманил их короля себе на  помощь,  чтобы  предать  его
потом врагу. Он пришел сюда вместе со мной, с целью добыть себе  землю,  как
добывают ее храбрые витязи, или умереть, как они умирают.
     Тут один всадник, казавшийся гораздо  моложе  других  и  более  нежного
телосложения, шепнул королю:
     - Не трать более времени. Не то твои войска начнут подозревать измену.
     - Братская любовь вырвана из моего сердца, Гакон, - ответил король. - И
мое сердце опять забилось одной любовью к Англии.
     Он сделал рукой знак, поворотил коня  и  удалился.  Глаза  Гардрады  не
опускались со статного всадника.
     - Кто этот всадник, который говорил  так  умно?  -  спросила  Гардрада,
обращаясь к Тостигу.
     - Король Гарольд, - ответил тот угрюмо.
     - Как?! - воскликнул норвежец. - И ты не  объяснил  мне  это  прежде?..
Никогда не вернулся бы он к себе рассказывать о судьбе текущего дня!
     При всей свирепости Тостига, при всей его ненависти, зависти к брату, в
его саксонском сердце оставались еще грубые понятия о чести.
     - Неосторожно поступил Гарольд, подвергаясь такой большой опасности,  -
ответил гордо граф Тостиг. - Но он пришел с предложением мне мира и  власти,
и если б я решился выдать его, то был бы не соперником его, а убийцей.
     Гардрада  улыбнулся  одобрительно  и,  обратившись  к   своим   вождям,
проговорил:
     - Этот человек был поменьше многих из нас, но сидел на коне молодецки.
     Затем удалой вождь, олицетворявший в себе все черты времени,  сошедшего
вместе с ним в могилу, и представлявший в себе образец племени, от  которого
происходили норманны,  -  запел  импровизированную  воинскую  песнь.  Но  на
половине ее он вдруг остановился и произнес с замечательным хладнокровием:
     - Нет, эта песня плоха! Попробую другую.
     Он задумался, затем провел рукой по лбу, и лицо  его  осветилось  огнем
вдохновения он опять затянул длинную песню. На этот раз напев  и  размер:  -
все так  чудно  гармонировало  с  собственной  восторженностью  короля  и  с
энтузиазмом его вождей и воинов, что никакие слова не в  состоянии  выразить
их волшебного действия. Песня эта производила на всех норвежцев почти  такое
же действие, как сила рун на берсеркеров,  воспламенявшая  последних  жаждой
крови и битв.
     В это время саксонская фаланга выдвинулась  вперед  и  через  несколько
минут вступила в битву. Она  началась  атакой  английской  конницы,  ведомой
Леофвайном и Гаконом, но двойной ряд норвежских дротиков представлял грозную
преграду, и всадники, не  осмелившись  сделать  на  нее  прямого  нападения,
ограничились только тем, что объехали железный круг,  не  нанеся  неприятелю
другого вреда, кроме того, что  могли  сделать  мечами  и  сулицами.  Король
Гарольд сошел между тем с лошади  и,  по  обыкновению,  двинулся  с  отрядом
пехоты. Он находился в середине треугольника, откуда имел более  возможности
управлять его движениями. Избегая  стороны,  где  начальствовал  Тостиг,  он
направил свой отряд на самый  центр  неприятельских  сил,  где  Опустошитель
земли,  развеваясь  над   стеной   щитов,   обозначал   присутствие   короля
норвежского.
     Град стрел и сулиц посыпался на англосаксов, неопытных в этом роде боя,
но король Гарольд удерживал их от намерения  схватиться  грудь  с  грудью  с
неприятелем. Он сам стоял  на  небольшом  холме  и,  подвергаясь  ежеминутно
опасности быть убитым, следил с напряженным вниманием за конницей  Леофвайна
и   Гакона,   ожидая   той   минуты   когда   норвежцы,   обманутые   мнимой
нерешительностью и слабостью конных атак, сами перейдут в наступление.
     Эта минута наконец наступила: воспламененные звуком труб, звоном оружия
и воинственными песнями своего короля  и  скальдов,  норвежцы  ринулись  как
тигры на ряды саксонцев.
     - К секирам, друзья!  -  скомандовал  Гарольд  и,  мгновенно  выйдя  из
середины, повел отряд вперед.
     Оглушителен  был  напор  саксонцев,  они  мгновенно  разорвали  круг  и
врезались в стену щитов. Секира короля потрясла первая эту железную стену, и
он один из первых вступил во внутренний ряд, оберегавший Опустошителя земли.
     В это самое время из-под грозного знамени вышел сам король норвежский и
с пением вступил в самую чащу сцепившихся ратников. Он бросил  свой  щит  и,
махая своим громадным мечом, валил им людей справа и слева, пока не  очистил
все пространство вокруг  себя.  Англичане,  отступая  с  ужасом  перед  этим
образцом нечеловеческой силы и роста, оставили впереди  одного  бесстрашного
витязя, решившего преградить путь исполину.
     В это мгновение битва не принадлежала  по  характеру  к  времени  более
новому, а  походила  скорее  на  эпизод  из  глубокой  древности.  Глядя  на
сражающихся, можно было бы подумать, что Один  и  Тор  снова  спустились  на
землю. За королем-гигантом следовали  его  любимые  скальды,  распустив  под
шлемами  свои  длинные,  шелковистые  волосы  и  сопровождая  свое   шествие
воинственными гимнами. И  Опустошитель  земли,  подвигаясь  вслед  за  ними,
свертывался и развертывался, так что казалось,  будто  изображенный  на  нем
ворон ожил и снова захлопал крыльями. А против гиганта один, но со спокойным
лицом, с поднятой секирой, готовый  кинуться  вперед  или  отразить  удар  и
твердый как дуб, стоял неустрашимый король саксов.
     С быстротой молнии сверкнул грозный меч Гардрада  и  опустился  вниз  с
такой силой, что щит короля Гарольда распался пополам,  а  сам  он  от  силы
удара упал на колено. Но быстрее этого меча вскочил он на ноги. И  не  успел
еще Гардрада поднять  головы,  наклоненной  напряжением  удара,  как  секира
Гарольда обрушилась так  метко  на  его  шлем,  что  гигант  зашатался,  меч
вывалился из рук его  и  он  отшатнулся  назад.  Заметив  опасное  положение
короля, скальды и вожди его кинулись к нему.  Этот  смелый  подвиг  Гарольда
влил мужество в сердца саксонцев. Увидев, что их любимый вождь почти отдален
от них толпой норвежцев и, несмотря на это, храбро прокладывает себе секирой
путь к грозному Опустошителю земли, они приободрились, сомкнули свои ряды  и
с криками: "Вперед!" - пробились к нему. Снова завязался  ровный  рукопашный
бой. Между тем короля норвежского отнесли поодаль, сняли с него измятый шлем
и тем дали ему возможность отправиться от самого сильного из ударов, которые
он когда-либо получал в своих битвах. Оправившись немного,  король  кинул  с
досадой свой шлем  и  с  открытой  головой,  на  которой  золотистые  волосы
блестели как солнце бросился опять в свалку.  Опять  засверкал  убийственный
меч, опять стали разлетаться в куски шлемы и щиты англосаксов. Пылая  жаждой
мести,  удалой  Гардрада  носился  повсюду,  отыскивая  короля  английского.
Наконец это желание исполнилось, и он  увидел  поразившую  его  руку.  Желая
окончить битву и войну одним ударом, витязь рванулся было к Гарольду,  но  в
это самое мгновение стрела, пущенная издали  невидимой  рукой,  вонзилась  в
горло,  которого  уже  не  покрывал  шлем.  Глухой  звук,  похожий  на  стон
погребальной песни, вылетел из уст, кровь хлынула рекой изо рта Гартрады,  и
он, судорожно замахав руками, грохнулся  мертвым  на  землю.  Увидев  смерть
своего короля, норвежцы испустили такой  вопль  отчаяния  и  бешенства,  что
самая битва на несколько мгновений остановилась  и  как  будто  притихла  от
общего трепета.
     - Смелее! - воскликнул Гарольд, обращаясь к саксонцам, - и пусть  земля
наша послужит могилой для нарушителя ее спокойствия. Вперед же, к знамени, и
победа за нами!
     - Вперед, к знамени! - повторил Гакон, приблизившийся в  эту  минуту  к
дяде, весь покрытый кровью врагов и пеший, потому что  конь  его  был  убит.
Высоко  развевалось  мрачное  знамя,  хлопая  по  ветру,  как  вдруг   перед
Гарольдом, между ним и хоругвью, показался брат его Тостиг,  которого