стоит.
     Свет почему-то начал дрожать.

     Я бегу, надрывая пупок.
     Все на ангельский твой голосок.

     Что-то я еще хотел сказать. Черт, не помню. И язык заплетается.

     Да куда ж ты бежишь, надрывая пупок?
     Все на ангельский твой голосок.

     Почему потемнело?
     Почему не поют ангелы?

     Где это я?
     Что это за гараж?
     Что  за подполковник глушит  из  горла  "Блэк лэйбл"? Почему  он  такой
потный?
     Мама ро'дная, сколько же в нем злобы.

     Ах да. Подполковник ГРУ Тимашук.

     Извините, подполковник, задумался.  Вы хотели меня  о чем-то  спросить.
Спрашивайте.

     Но  он почему-то не стал ничего спрашивать. Выключил видеокамеру, потом
вызвал из-за двери охранника, похожего на пирата. Разрезали скотч  у меня на
ногах и руках, оттащили в угол и пристегнули наручниками к батарее.
     Подполковник допил виски, отшвырнул бутылку и приказал:
     -- Перегудова!
     Пират двинулся к выходу. Но тут вбежал какой-то запыхавшийся  "черный",
доложил:
     -- Товарищ подполковник, вас просят. Срочно. В узел связи.
     Тимашук приказал пирату:
     -- Побудь здесь. И быстро вышел.

     По  бетону аэродрома хлестал дождь. Громыхало.  С  востока  надвигалась
гроза. Вспышки молний вырывали из темноты казармы, силуэты радаров, уродливо
изломанный  корпус "Мрии".  Над летным  полем не  горел  ни один  прожектор,
светились редкие фонари  над сторожевыми  вышками. Окна пятиэтажек  военного
городка были слепые, темные, лишь некоторые  желтели от свечей и керосиновых
ламп.   На  освещение  аэродрома   и  военного  городка  мощности  резервной
электростанции  не  хватало.  Не  работали  системы  охранной  сигнализации,
бездействовала автоматика стреляющих устройств.
     Об®ект был беззащитен, парализован. Мертв.

     "Это единственное, что мы умеем делать".
     Карлос Перейра Гомес.
     Махмуд-хан.
     "У него был сильный отряд. Сорок три человека".
     Был.
     Псы Господни.

     Да что же это такое? Что же это, твою мать, такое?!

     Подполковник  Тимашук  перебежал из-под навеса ремзоны  к  узлу  связи,
кутаясь в  услужливо  предложенную  Сивоплясом  плащ-палатку.  Под  бетонным
козырьком   здания  перевел  дух.   Дождь  освежил.   Вернулась  способность
соображать. Он даже удивился себе. С чего  он так  задергался? Да, наемники.
Да, опытные. Но  ведь это они  в его руках, а  не  он  в  их. Что они  могут
сделать? Все, что могли,  уже  сделали. Отыгрались. Теперь игру ведет  он. И
доведет до конца. Он узнает, что это за проклятый Центр. И расскажет об этом
Перегудов. Док. А он знает. Знает он,  знает.  Расскажет. "Ангельское пение"
не обманешь. И нечего дергаться.
     Тимашук понимал, что его выбило из колеи. Сочувствие. Его пожалели. Его
пожалел этот неудачник, разжалованный офицеришко, дешевый наемник. И пожалел
искренне.  И  так  же  искренне  ужаснулся:  "Из  какой  страшной  жизни  ты
вернулся!"
     Из  какой  жизни?  Почему страшной? Чушь собачья. Он  --  из нормальной
жизни. Из страшной -- они. Наемники, которых используют втемную. Инструмент.
Исполнители  чужой воли.  Он тоже исполнитель. Но он знает,  кому служит. Он
служит России.
     Тимашук вытер лицо,  пригладил  волосы и поднялся в комнату  спецсвязи.
Полковник Тулин поспешно кивнул лейтенанту-связисту:
     -- Соединяй. -- Об®яснил: -- Москва. Тимашук взял трубку.
     --  С вами будет  говорить генерал  армии  Г., --  известил  московский
связист.
     -- Товарищ генерал армии, подполковник Тимашук слушает.
     -- Что у тебя? -- раздался голос Г.
     -- Пока немного.  Часа через два будет все, -- доложил Тимашук. -- Есть
адрес части, из которой их отправили. Шестьдесят пятый километр Егорьевского
шоссе, в районе деревни Зюкино.
     -- Проверим. Сколько их?
     -- Пятеро.
     -- Всего?
     -- Так точно.
     -- А  что ж  ты  мне, мать  твою перетак, "батальон", "батальон"! Точно
пятеро?
     -- Абсолютно точно, товарищ генерал армии.
     -- Смотри, подполковник. Головой отвечаешь.  Завтра придет "Руслан".  И
если что...
     -- Понял вас.
     -- А теперь слушай. Сейчас тебе  сбросят факс.  Документ из архива ФСБ.
Прочитай и сразу перезвони. Кое-что поясню. Отбой.
     Тимашук  вернул лейтенанту трубку.  Звякнул  факс, выползли  два  листа
термобумаги  с  машинописным текстом. Оттиск  был  не очень четким.  Тимашук
положил листы под настольную лампу.

     "ФСБ РФ. От  начальника Оперативного  отдела УПСМ полковника  Голубкова
К.Д.
     Оперативный отдел УПСМ  располагает  определенной  информацией о группе
бывших российских военнослужащих, привлекших к себе внимание ССБ..."

     ССБ. Служба  собственной безопасности  ФСБ. Серьезная служба. А что это
за УПСМ?

     "А именно:
     о бывшем капитане  спецназа  Пастухове С.С. (кличка Пастух), 1970 г.р.,
прож. в дер. Затопино Зарайского р-на Московской обл.;
     о  бывшем капитане медслужбы Перегудове И.Г.  (Док), 1963 г.р., прож. в
г.Подольске;
     о  бывшем старшем лейтенанте спецназа Хохлове Д.А. (Боцман), 1968 г.р.,
прож. в г.Калуге;
     о  бывшем старшем  лейтенанте спецназа Злотникове  С.Б.  (Артист), 1969
г.р., прож. в г.Москве;
     о  бывшем лейтенанте  спецназа Мухине О.Ф.  (Муха), 1972 г.р., прож.  в
г.Москве.
     Все  вышеперечисленные   проходили   службу   в   Чечне   и   принимали
непосредственное   участие  в   военных  действиях  в   составе  специальной
диверсионно-разведывательной  группы,   которую  возглавлял  Пастухов   С.С.
Операции группы отличались чрезвычайно высокой  результативностью,  что было
неоднократно отмечено командованием. Все члены  группы имеют медали и ордена
РФ, а Пастухов С.С. награжден также американским орденом "Бронзовый орел" за
освобождение захваченных  боевиками  сотрудников  Си-эн-эн Арнольда Блейка и
Гарри Гринблата.
     Весной 1996  года все члены группы  во  главе с Пастуховым приказом зам
министра  обороны  РФ были  разжалованы  и уволены из армии "за невыполнение
боевого   приказа".  По  неизвестным   причинам   какая-либо  информация   о
случившемся полностью отсутствует.
     Летом  1996  года в  силу сложившейся ситуации Оперативный  отдел  УПСМ
привлек  Пастухова и  членов  его  бывшей команды к участию  в  мероприятии,
требующем  высокой  профессиональной  подготовки  и   полной  непричастности
исполнителей к спецслужбам.  Поставленные перед ними  задачи  были выполнены
весьма успешно. Это побудило нас и позже иногда прибегать к их услугам..."

     Вот оно. Вот этот Центр. Всплыл.
     Всплыл!
     УПСМ. "У" -- управление, скорее всего. Управление чего? Чем?  Не ГРУ --
структуру военной разведки Тимашук знал. Не ФСБ и не СВР. Федеральная служба
контрразведки? Там  не оперативный отдел, там управление. Главное управление
охраны? Сомнительно. Служба безопасности президента? Тоже вряд ли.
     УПСМ. Ладно, выяснится. Теперь выяснится.

     "Но в настоящее время мы не поддерживаем с ними никаких отношений.
     Все  они  являются  профессионалами   чрезвычайно  высокого  класса,  в
совершенстве владеют всеми видами огнестрельного и холодного оружия,  боевой
и гражданской техникой, исключительно эффективными приемами рукопашного боя,
обладают  навыками  оперативной  работы и т.  д. Однако  внутреннее духовное
перерождение, происшедшее после увольнения из  армии во  всех фигурантах,  а
особенно в Пастухове,  вынудило нас принять решение полностью  отказаться от
любых форм сотрудничества с вышеперечисленными лицами..."

     Тимашук удивился. Как это отказались от сотрудничества из-за  духовного
перерождения?  С  каких  это  пор спецслужбы отказываются от  сотрудничества
из-за духовного перерождения? Духовное перерождение  -- это предательство. И
отказ от сотрудничества имеет только одну форму. Известно какую. А они живы.

     "Первой причиной  является их  непомерно  возросшая  алчность. Даже  за
участие в операциях, не связанных с риском для жизни, они  требуют не меньше
50 тысяч ам. долларов на каждого, причем наличными и вперед..."

     ...Ух ты. Неслабо.  Вот откуда  у  них  "мерсы"  и  "мазератти". Ай  да
наемники.  За  такие  бабки  можно  работать.  Но получается,  что это  УПСМ
платило?  Наличными  и  вперед? Серьезная контора.  Но и  для  нее оказалось
накладно. Теперь понятно, что это за духовное перерождение.

     "Второе. При  выполнении поставленной перед ними  задачи они  проявляют
далеко  не всегда оправданную  обстоятельствами  жесткость, а порой  и вовсе
выходят за рамки закона..."

     И снова какая-то ерунда. Спецслужбы на то и существуют,  чтобы работать
там, где нельзя действовать в рамках закона.

     "Третье. Беспрекословно  подчиняясь  своему  командиру  Пастухову,  они
слишком  часто  игнорируют  указания руководителей  операции,  достигая цели
методами, которые им самим кажутся более оптимальными..."

     Ну  это  на  что-то   похоже.  Первый  серьезный  аргумент.  Та   самая
неуправляемость.  Из-за  которой из  "консерватории"  отчисляли  таких,  как
Пастухов.

     "Четвертое. Несмотря  на  то что  уже  в течение  довольно  длительного
времени  Оперативный  отдел  УПСМ  не  привлекает  их  к  сотрудничеству  и,
следовательно, никаких  гонораров не выплачивает,  все  фигуранты,  судя  по
всему,  не испытывают недостатка в финансовых средствах, хотя только один из
них,  Пастухов,  работает в построенном  им столярном  цехе.  Возможно,  они
выполняют  конфиденциальные поручения частных лиц или коммерческих структур,
но  нельзя исключать  и их связи с крупным криминалитетом --  связи  если не
существующей сейчас, то вполне вероятной в будущем.
     Мне  не было раз®яснено,  чем  конкретно был  продиктован  запрос  ССБ,
поэтому я лишен возможности дать более подробные комментарии.
     Начальник Оперативного
     отдела УПСМ
     полковник Голубков".

     Тимашук   нахмурился.  Внимательно   перечитал  докладную.  Еще  больше
нахмурился.
     Липа какая-то. Туфта.  Так докладные не  пишут. Связь с криминалом. Она
или есть, или ее нет. Вероятна в  будущем -- не  разговор. Какая-то странная
беллетристика.
     "Операции группы отличались чрезвычайно высокой результативностью".
     "Являются профессионалами чрезвычайно высокого класса".
     "В совершенстве владеют".
     "Исключительно эффективными".
     И  это пишет полковник  спецслужбы? Начальник оперативного отдела этого
УПСМ?
     Полная туфта.
     Но Центр  -- не  туфта.  УПСМ -- это  и есть  Центр.  Очень  нешуточная
контора. И главное -- государственная. В этом нет ни малейших сомнений.
     Что же происходит? Что за силы сошлись грозовыми тучами  над затерянным
в забайкальских пространствах аэродромом? И в кого долбанут молнии?

     Раздался зуммер телефона спецсвязи. Лейтенант протянул Тимашуку трубку:
     --  Товарищ  подполковник,  Москва.  Вас.--  Почему   не  звонишь?   --
недовольно спросил Г.
     -- Изучаю факс.
     -- Изучил?
     -- Так точно. Разрешите доложить соображения?
     -- Рядом есть люди?
     -- Есть.
     -- Пусть выйдут.
     Тимашук  жестом  показал полковнику Тулину  и  связисту на  дверь.  Оба
поспешно вышли.
     -- Излагай, -- бросил Г.
     -- По-моему, это туфта.
     -- Почему так решил?
     -- Так докладные не пишут. Это не  докладная, а рекламный проспект. Она
в самом деле из ФСБ?
     -- Да.
     -- Значит, этот полковник Голубков полный мудак.
     -- Это ты мудак, -- довольно мирно возразил Г. -- А он далеко не мудак.
Ты  сначала  правильно  сказал,  а  потом  все  испортил.  Эта  докладная --
подводка. Их выводили на одного террориста. И было это совсем недавно.
     --  Я знаю на  кого, --  сказал  Тимашук, радуясь возможности исправить
свой маленький, но досадный промах. -- Пилигрим. Он же Взрывник.
     -- От кого узнал?
     -- От них.
     -- Что еще узнал?
     Тимашук помедлил с ответом. У него  было что доложить. Хотя бы про пять
"черных акул".  Одно это дорогого стоило. Но он  сдержался.  Дураку половины
работы не показывают. В армии  -- особенно. И хотя генерал Г. был очень даже
не дурак,  подполковник Тимашук рассудил, что правильней  будет воздержаться
от раздробления информации. Пирог должен быть целым. Тогда и  видно, что это
пирог, а не куча крошек.
     --  Про  Центр  --  ничего,  --  отрапортовал он.  И добавил, чтобы  не
выглядеть в глазах Г. совсем уж никчемным: -- Пока.
     -- Слушай внимательно,  -- помолчав, проговорил Г.  -- В этой туфте нам
важно  только одно. То, что твои головорезы работали  на  УПСМ.  Уверен, что
работают  и  сейчас.  Часть,  из  которой  их  отправляли,  --  база  нового
антитеррористического центра.  Командир там -- генерал-майор Дьяков. В Чечне
он был  полковником, командовал  спецназом.  Они служили  под его началом. А
друг Дьякова -- полковник Голубков. Тот самый. Начальник оперативного отдела
УПСМ. Понял?
     -- Так точно.
     -- Есть и еще подтверждения.  Косвенные. Дай  доказательства. Мне нужны
доказательства. Прямые, а не косвенные.
     Тимашук приободрился. На это он мог ответить.
     -- Будет видеозапись их показаний, -- доложил он. -- Устроит?
     -- Да. Только чтобы все точно. Конкретно. Без вариантов.
     -- Будет сделано. Разрешите вопрос? Что такое УПСМ?
     --  Я  мог бы  тебе сказать. Но не скажу.  Это должны сказать они.  Это
должно быть на пленке. И  я должен быть уверен, что они сказали это сами,  а
не с твоей подачи.
     -- Понял вас.
     -- Действуй, подполковник. Сейчас все зависит от тебя.
     -- Есть действовать, товарищ генерал армии.
     -- И вот что еще. Связь держи только со мной. Ясно?
     -- Воздержаться от докладов генерал-лейтенанту Ермакову? -- переспросил
Тимашук. -- Но он мой непосредственный начальник.
     --  Вот именно --  воздержаться.  Я  твой  непосредственный  начальник.
Ермаков пусть лечится. Бери дело на себя. Жду доклада. Все, конец связи.
     Тимашук  положил  трубку  и  некоторое  время  неподвижно  сидел  перед
пультом.
     Вот это  поворот. Вот это, черт возьми, поворот! Что же произошло между
Ермаковым  и Г.? Не просто столкновение.  Столкновение со всего маху. Лоб  в
лоб. И  у Г.  лоб  оказался крепче.  В  чем  же  Ермаков  прокололся? И  так
по-крупному,  что его выводят из игры.  В самый разгар дела. Огромного дела,
которое могло вынести его на такую высоту, что даже представить  страшно.  И
его,  Тимашука, передвигают  на освобожденную  Ермаковым  клетку. Только так
можно было понимать слова Г.: "Бери дело на себя". Только так.

     Тимашук  разрешил  полковнику  Тулину  и  связисту  войти, одолжился  у
лейтенанта сигаретой.  Быстро  выкурил  ее, приказал  завтра с  утра  убрать
остатки "Мрии",  чтобы  подготовить  взлетно-посадочную  полосу  для  приема
"Руслана", сказал полковнику несколько ободряющих  фраз и вышел. На лестнице
его окликнул связист:
     -- Товарищ подполковник, снова Москва. Тимашук вернулся в комнату:
     -- Слушаю вас, товарищ генерал армии. Но вместо козлиного баритона Г. в
трубке раздался хмурый голос Ермакова:
     -- Ты с кем это разговариваешь?
     --  Прошу  извинить,  товарищ  генерал-лейтенант.  Мне сказали, что  он
должен звонить.
     -- Звонил?
     -- Нет, -- ответил Тимашук. И повторил: -- Никак нет.
     Это  была  точка.  В его  прежней  жизни.  В  его  прежних отношениях с
Ермаковым. Роли сменились. Логика командной гонки. Не тянешь -- уйди. Ничего
личного. Команда не может  ждать. И важно быстро понять свою новую роль. Чем
раньше поймешь, тем больше шансов, что не сомнут, не затопчут.
     Генерал-лейтенант Ермаков не понимал. Это чувствовалось по его тону.
     --  Что у  тебя  творится?  --  раздраженно спросил он.  --  Почему  не
докладываешь?
     --  Не  о чем. Все стоит. Саперы  обещают восстановить ЛЭП  через  двое
суток.
     -- Допросы?
     -- Продолжаю.
     -- Что выяснил?
     -- Ничего.
     -- Молчат?
     -- Не знают. Я свяжусь с вами, как только получу результат, -- пообещал
Тимашук,  чтобы   не  затягивать  этот  пустой  разговор.  --  Как  вы  себя
чувствуете, товарищ генерал-лейтенант?
     -- Ты не о моем самочувствии думай, а о своем! -- с угрозой посоветовал
Ермаков. -- Плохо работаешь, подполковник. Очень плохо. Все провалил.
     Зря он это сказал. Ну, сам напросился.  Жопа недостреленная.  Будет  он
выговаривать. Лечитесь, товарищ генерал-лейтенант. А мне нужно работать.
     -- Прошу извинить, товарищ  генерал-лейтенант, -- сухо ответил Тимашук.
-- У меня нет времени на разговоры, мне нужно работать.
     Не  дожидаясь ответа,  он  повесил  трубку. И  вдруг понял, что  сказал
чистую правду. У него  действительно  не было времени.  В Центре знают,  что
группа Пастухова  захвачена. Этот Центр  должен  будет что-то предпринять. И
очень быстро. Немедленно. Он должен их опередить. И он их опередит.

     Тимашук вышел на улицу.
     Над аэродромом  неистовствовала  гроза. Вся  злоба  мира  долбила землю
молниями, сотрясала ударами грома. Хляби небесные обрушивали потоки воды.
     Тимашук завернулся в плащ-палатку и шагнул в ад.
     Он спешил.
     У него оставалось все меньше времени.

     Сидеть на бетонном полу с прицепленными к трубе руками было не очень-то
удобно, но я кое-как примостился. Подсунул колени под локти, чтобы браслетки
не так сильно резали руки, привалился плечом  и виском к радиатору. Радиатор
был холодный, как.
     Осторожней   надо   бы   со  словами.   Так   недолго  накликать  беду.
Ексель-моксель. А мы ее уже не накликали?
     Надежда превращает в раба, в тварь дрожащую.
     Безнадега дает свободу.

     Радиатор был холодный, как труп.

     Люминесцентные лампы на закопченном  потолке мигали,  потрескивали.  Из
крана в  углу бокса  на железную раковину  звонко  капала  вода.  Стены были
пропитаны запахом отработанной  соляры, машинного  масла,  металла. В трубах
гудело,  слегка  вибрировал  пол -- как  корабельная  палуба.  Где-то  рядом
работала  мощная силовая установка. Резервная дизель-электростанция,  больше
нечему.  Значит,  ЛЭП  еще  не восстановили.  Слышались  еще какие-то глухие
удары, то сильней, то тише. Сколько же времени мы здесь сидим?
     У ворот  бокса  стоял пират,  смотрел  на меня  сверху вниз.  С  хмурым
интересом -- как на обезвреженную  мину  неизвестной конструкции. "Калаш" на
груди. Ноги расставлены,  руки свободно  лежат  на  "калаше".  Изуродованное
страшным шрамом лицо. Откуда  у  него такой шрам? Вряд ли Чечня, не успел бы
так зарасти. Самому под сорок. Афган, пожалуй.
     В голове  у  меня было мутновато, но одурь  прошла. Я  уже понимал, что
произошло. Укол мне Тимашук сделал. Это я вспомнил. А дальше -- провал.
     "Ангельское  пение". Придумали  название, суки. Что  же я напел?  Вид у
подполковника Тимашука был не больно-то победительный. Что он узнал  от меня
такого, чего  не знаю я сам? Верней, так: узнал ли он  то, что хотел узнать?
Вроде  бы  нет. Это было и  хорошо, и плохо. Хорошо потому,  что мы были ему
нужны. Но это было и плохо. Он не отступится, пока не выжмет  из  нас все. И
пойдет до конца. Такие всегда идут до конца.
     -- Какой сегодня день, командир? -- спросил я пирата.
     Думал, не ответит. Но он ответил:
     -- Вывести бы вас всех в поле, поставить лицом к стенке и  пустить пулю
в лоб двумя очередями. Такой самолет сломали! Плохой для тебя день.
     Сказал он, конечно, не "плохой", но я понял. Он помолчал и добавил:
     -- Понедельник.
     Это и есть юмор висельников: ничего себе начинается неделя.
     -- Спасибо, --  сказал я.  --  Хорошо  с  тобой разговаривать, когда ты
молчишь.
     -- Ты мне  договоришься, -- пообещал  он.  --  Поставлю и будешь стоять
стоя.
     -- А что там бухает? -- поинтересовался я. -- Уже бомбят?
     Он снова задумался. Словно искал наиболее выразительное определение. Но
не нашел. Поэтому ответил просто:
     -- Гроза.
     И как  бы  в подтверждение  его слов  возник подполковник  Тимашук.  Из
г