дели через три.
     -- Открытку видел?
     -- Так точно. На штемпеле: почтовое отделение Потапово.
     -- Потапово? -- переспросил Голубков.
     --  Да.  Читинская  область.  Почтовое  отделение   Потапово.  Открытка
странная.  Подписана одной буквой  -- "Н". И такое  впечатление,  что ее  не
меньше недели таскали  в кармане, прежде чем  бросили в почтовый  ящик.  Это
важно?
     -- Все важно.
     --  Еще  деталь, -- продолжал Авдеев. --  Матушка рассказала, что перед
тем, как сын  купил  квартиру,  к ним  на Плющиху два раза приезжал какой-то
человек. О чем-то говорил с Николаем. О чем -- мать не знает.
     -- Какой человек?
     -- Серьезный. Прилично одет. На красивой иностранной машине.
     -- Пошли,  -- кивнул Голубков. Вернувшись в кабинет, он достал из сейфа
фоторобот Ермакова.
     -- Возьми дежурную машину и дуй в Строгино. Покажи старушке. Не этот ли
человек говорил с ее сыном. И сразу назад.
     Голубков был  почти  уверен,  что  мать радиолокаторщика Николая Фалина
опознает Ермакова.  Но  слово "почти"  было  не  из его  профессионального и
жизненного лексикона.

     Капитан Евдокимов ждал  шефа в бюро  пропусков  НПО  имени  Жуковского.
Пальма в углу и мягкие кресла вдоль стены напоминали о былых временах, когда
проблемой  было   не  выбить  финансирование,  а  освоить  щедро  выделяемые
средства. Пальма засохла, из-под обшивки кресел  лез поролон. Унылую картину
дополнял  капитан  Евдокимов, похожий  на  средней  руки  снабженца,  вконец
разочаровавшегося в  профессии,  но еще  не  окончательно  решившего  с  ней
порвать.  Начальник  бюро пропусков  узнал  Голубкова, но  виду  не  подал и
выполнил весь  ритуал проверки  документов и  выписки разового пропуска.  Он
вызвался проводить посетителя, но Голубков сказал, что знает, куда идти.
     --  Что  случилось? --  спросил  Голубков  у  оперативника,  когда  они
оказались внутри режимного об®екта на выложенной  плитами  дорожке,  которую
осыпал дождь.
     --  Крылов  сказал,  что  ему  нужно  срочно  вас  видеть,  --  доложил
Евдокимов. -- Зачем -- не сказал.
     -- Как он узнал, что ты со мной связан?
     --  Понял.  Сегодня утром возле Быкова его  "шестерку"  тормознули  два
гаишника. Заявили, что машина числится в угоне. Обыскали и хотели увезти.
     -- Машину?
     -- Его. Пришлось вмешаться.
     -- Почему сразу не доложил?
     -- По сотовому не рискнул. Мало ли.
     -- Что за гаишники, удалось узнать?
     -- Так точно.
     -- Как?
     --  Ну как...  Отключили  и  нашли  удостоверения.  Служба безопасности
президента. Пятнадцатый отдел.
     -- Твою мать! -- сказал Голубков. -- Что с ними сделали?
     -- Извинились и отпустили.
     -- Твою мать! -- повторил Голубков.
     -- А что, извиняться было не надо?
     -- Секретное из®ятие?
     --  Двое.  Мало,  --  усомнился  оперативник.  --  Хотя...  Человек  на
протезах, достаточно и двоих. Может, хотели помешать ему приехать на работу?
     -- Зачем?
     -- Затрудняюсь ответить.

     Капитан Евдокимов  остался  в  под®езде  административного  корпуса,  а
Голубков поднялся  на второй этаж. Конструктор Крылов  стоял  у окна,  курил
"Приму" и смотрел  на мокнущий  под дождем  МиГ-15, застывший  на постаменте
посреди скверика.
     Сейф был открыт,  на столе стоял процессор  со снятым кожухом.  Крупный
голый череп  и  высокомерное лицо делали  конструктора  похожим  на римского
сенатора.
     Он пожал Голубкову руку:
     --  Присаживайтесь.  Не  сомневался,  что  вы  приедете.  Кто   знал  о
содержании нашего прошлого разговора?
     -- Вы, я и мой шеф.
     -- От кого могла уйти информация?
     -- Ни от кого.
     -- Ошибаетесь, полковник, -- возразил Крылов. -- Из моего сейфа исчезла
дискета.  С тремя  фрагментами  "мигов", которые вез "Антей". Из  компьютера
вынут жесткий диск. И это не все. Жена рассказала, что вчера днем в квартиру
заходили  сантехники,  проверяли  отопление. Никто их  не  вызывал.  Мне это
показалось странным. Сейчас не  кажется. Они  проверяли  не  отопление.  Они
смотрели, есть ли у меня дома компьютер. К счастью, нет. Можно  сказать, что
мне  повезло.  Когда у  меня  были деньги,  не  было  компьютеров.  А  когда
появились компьютеры, не стало денег.  Вывод очевиден. Информация  не  могла
уйти от меня. Если она ушла не от вас, значит, от вашего шефа.
     -- Исключено, -- уверенно сказал Голубков. Конструктор поморщился.
     -- Утверждение нелогично.  Оно продиктовано эмоциями. Что заставило вас
приставить ко мне охрану?
     -- Не знаю, -- признался Голубков. -- Но не логика.
     -- Кто  мог  быть заинтересован в исчезновении информации о  катастрофе
"Антея"?
     -- Тот, кто знал, почему произошла катастрофа. И кто не хотел, чтобы об
этом узнали другие. Конструктор высокомерно усмехнулся.
     -- Артель "Напрасный труд".  Они зря старались. Исходные материалы есть
в МЧС. Восстановить дискету не составит труда. Достаточно знать, что искать.
Это знаете даже вы.
     --  Вряд  ли  это удастся.  Не  очень удивлюсь,  если окажется, что все
материалы исчезли из МЧС.
     --  Даже так?  Из  этого следует,  что мы имеем дело с очень  серьезной
организацией.
     -- Боюсь, что да, -- кивнул Голубков.
     -- Сукины дети. Эти ваши  коллеги, рыцари  плаща и  кинжала, унесли  на
хард-диске гораздо  более  важную информацию, которая им не нужна. Программу
расчетов  радарного  отражения.  Итог   почти  трехмесячной  работы.  Нельзя
предложить им  обмен?  Они  возвращают  диск, а взамен  получают  дискету  с
данными по "Антею".
     -- Они ее уже получили, -- напомнил Голубков.
     -- Есть  копия.  Я ее сделал после разговора  с  вами. Не  знаю почему.
Шпиономания заразительна. Пойдут они на такую сделку?
     --  Пойдут, -- сказал Голубков. -- Но не на такую. Дискету они получат,
а с вами произойдет несчастный случай.
     --  С вами, полковник,  -- поправил Крылов.  -- С вами,  а не  со мной.
Дискету я отправил на главпочтамт до востребования. На  ваше имя. Поэтому ее
не нашли. Признаться, при этом я посмеивался над собой. Оказывается, зря.
     -- Да, смешного тут мало. Эту программу трудно восстановить?
     -- Легче, конечно, чем все делать заново. Времени жалко. Не везет нам с
этой  работой. Полгода назад вирус попал в машины, уничтожил  почти всю базу
данных. Теперь эти вот шпионские страсти.
     -- Полгода назад[0] -- переспросил Голубков. -- Тогда, когда
уволился Фалин?
     -- Не помню, чтобы я называл вам эту фамилию, -- заметил Крылов.
     -- Мы узнали ее в отделе кадров. Он мог запустить этот вирус?
     -- Теоретически --  да.  Но не  представляю, зачем  ему  это  могло  бы
понадобиться. Вы -- представляете?
     --  Нет.  Но  мы  не   можем  отмахиваться  от  любых  вариантов.  Даже
невероятных. Часто  они оказываются самыми верными. Еще вопрос. Ваше ноу-хау
--  может оно  представлять интерес для  иностранной  разведки? Скажем,  для
американской.
     -- Не думаю. У них есть "стелсы". Они могут  быть заинтересованы только
в одном: прекратить эти разработки у нас. Если мы сможем сделать невидимками
МиГ-29 или Су-27,  это потеснит их  машины  на  мировом рынке. Не сильно, но
потеснит.
     -- Почему -- не сильно?
     --  Эти  "миги" и "су" уже выработали моральный  ресурс.  Во всем  мире
берут  на  вооружение  новые  изделия.  Которые  прослужат  лет  пятнадцать.
"Двадцать  девятые" будут охотно покупать  воюющие страны. Но туда продавать
вооружения запрещено.
     --  А если не только  МиГ-29 или Су-27? -- спросил  Голубков.  --  Если
МиГ-23, МиГ-25, Су-25? Это возможно?
     -- Антирадарное покрытие можно нанести  на любую машину. Если бы Россия
не была  связана международными  обязательствами,  превращение наших  старых
"мигов" и "су" в невидимки -- да, это  стало бы для  Америки кошмаром. Их  у
нас тысячи. Как я понял, вы искали Николая Фалина и нашли?
     -- Да. Он  сейчас  в Потапове.  Уехал  туда  полгода назад. Это  село в
Забайкалье.  В двадцати километрах от него --  аэродром  военно-транспортной
авиации. Его арендует ЗАО "Феникс".
     Конструктор насторожился.
     -- "Феникс"? -- переспросил он.
     -- Вам знакома эта фирма?
     --  Знакома.  У нас  был  испытательный  полигон под  Воронежем.  Когда
финансирование  прекратили, оборудование простаивало. Его купил "Феникс".  Я
не   понимал,   зачем   коммерческой   фирме  это   довольно   специфическое
оборудование. Теперь, кажется, понимаю. Фалин точно в Потапове?
     -- Да.
     -- Значит, они делают то же, что и мы?
     --  И продвинулись  гораздо дальше, -- подтвердил  Голубков.  --  Фалин
написал матери, что вернется домой недели через три. Есть и  еще информация.
За  последние  месяцы  в  Потапове  истрачено сорок шесть  тонн авиационного
керосина.  Совершали полеты над аэродромом пятнадцать  истребителей.  Старых
моделей. МиГ-23, МиГ-25, Су-25. И только один МиГ-29.
     Крылов с сомнением покачал головой:
     -- Такая программа не  может быть самодеятельностью коммерческой фирмы.
Она должна быть санкционирована на очень высоком уровне.
     --  Мы не  знаем, на каком  уровне она санкционирована. Я  знаю  только
одно. Такого противодействия, как сейчас, мы не испытывали никогда.
     Конструктор нахмурился:
     -- Вы понимаете, полковник, что это значит?
     -- Мне  кажется, да, --  кивнул Голубков.  -- Кошмарный сон для Америки
близок к тому, чтобы превратиться в реальность.
     --  Это кошмар не для Америки, -- резко возразил Крылов. --  Это кошмар
для  России.  Рано или  поздно  об этом  станет  известно. Для всего мира мы
превратимся в изгоев, в мразь.  Надеюсь, что вы  не правы,  полковник. У вас
слишком  богатое воображение.  Даже  в Советском  Союзе  подпольная торговля
оружием  в  таком масштабе  была невозможна. А  мы  все-таки демократическая
страна.
     -- Но  немножечко нищая, -- напомнил Голубков.  --  А это  -- миллиарды
долларов. Тех самых, что мы клянчим у Международного валютного фонда.
     --  Миллиарды,   --  согласился  конструктор.  --   Но  это  бандитские
миллиарды. С них будет капать кровь.
     --  Бытует  мнение,  что  при  всех   своих  декларациях  Америка  тоже
занимается подпольной торговлей оружием.
     -- Это  проблемы  Америки, а не  России. Если  ваш  сосед вор, вы  тоже
станете  воровать?  Если он  убийца, вы  станете убивать? Послужит  это  вам
оправданием?  Я  далеко  не  идеалист,  полковник.  Но  я  восемь  лет   был
испытателем. Там я оставил  свои волосы. И ноги. И вот что я  вам скажу: Бог
есть.
     Крылов тяжело поднялся, постоял у окна и обернулся к Голубкову:
     --  Что  происходит,  полковник? Что происходит со  страной? С нами? Мы
привыкли думать, что живем в  средней полосе России. Березки. Зайчишка-зайка
серенький. И вдруг выясняется, что  мы живем не в средней полосе России, а в
каких-то чудовищных джунглях. И под каждой елкой не волчок -- серый бочок, а
голодные львы. В окружении  шакалов. И  все это не завезено к нам. Все это и
есть мы.
     Голубков промолчал. Но конструктор и не ожидал ответа.
     --  Вернемся на грешную землю, -- проговорил он. -- Эту программу нужно
остановить. Кто бы ее ни санкционировал.
     -- Даже если это сам президент? -- спросил Голубков.
     --  Да. Даже если  это сам  президент.  Он  не  мог  этого сделать.  По
определению.  Он  президент  демократической  России.  Если  страна   станет
бандитской, она востребует другого президента. Возможно, он уже ждет.
     --  Вы  сказали, что  у  меня слишком богатое  воображение, --  заметил
Голубков. -- А у вас?
     -- Я оперирую  фактами. Только фактами. И логикой.  Будем называть вещи
своими именами. Это  заговор, полковник. Заговор  против новой  России.  Она
может нам нравиться или не нравиться, но другой нет. Это больной ребенок. Со
всеми наследственными пороками.  Его  легко убить. Но где мы  окажемся после
этого? Вы обязаны предотвратить этот заговор. Это ваша профессия, полковник.
В конце концов, вы за это получаете деньги.
     --  Конечно, конечно, -- покивал Голубков.  --  За  мою зарплату только
такие заговоры и предотвращать.
     -- Полагаете, есть связь? -- с иронией  поинтересовался конструктор. --
За маленькие деньги предотвращают маленькие заговоры, за большие -- большие?
А за очень большие?
     -- За очень большие деньги  заговоры не предотвращают. За очень большие
деньги заговоры устраивают.
     Крылов хмуро усмехнулся:
     --  Ерничаем.  Всю  жизнь ерничаем.  Булыжник --  оружие  пролетариата.
Ирония  --  оружие  интеллигенции.  Средство  самозащиты.   Я  полагал,  что
спецслужбы вооружены  лучше. Ладно.  Я попросил вас приехать, чтобы получить
совет. Вы в этих делах разбираетесь лучше меня. Следует мне об®явить о краже
хард-диска? Или сделать вид, что ничего не случилось?
     -- Следует,  --  сказал Голубков.  --  Не только диска.  Но  и дискеты.
Укажите  в  протоколе,  что именно  было на  дискете. Информация  о причинах
гибели самолета  "Антей".  Подчеркните, что  эта  информация уникальна и  не
может  быть  восстановлена.  И потому  вы  требуете сделать  все,  чтобы  ее
вернуть.
     Крылов недоверчиво взглянул на собеседника:
     -- Верите, что вернут?
     -- Нет, -- ответил Голубков. -- Верю, что не вернут. Но  после этого  я
смогу снять с вас охрану.

     В машине он угрюмо молчал, исподлобья  смотрел, как тянутся по обочинам
придорожные  поселки  и стынут  под проливным  дождем  милые русскому сердцу
березы.
     Средняя полоса России.

     Джунгли.

     Заговор.  Твою  мать.  Только  нового  ГКЧП  не  хватает.  Из чего  ему
вылупиться,  из какого желтка?  Инфляция  усмирилась. Правительство молодого
премьера ведет  успешные  переговоры  с МВФ  о  займе в  восемь  миллиардов.
Президент хоть и болеет, но  вожжи не ослабляет. Даже левые в Думе притихли.
Выступают, но привычно, по  обязанности, без сердечного  ликования. Заговор.
Весной заговоров не бывает. Заговоры бывают осенью, когда народ возвращается
из отпусков и вспоминает, что не худо бы изменить жизнь к лучшему.
     И  все-таки Крылов прав. Против логики не  попрешь. Нужно называть вещи
своими именами.
     Да, заговор. Вопрос только один. Насколько он осознан? Что это? Обычная
совковая   дурь:   хапануть  под  носом  мировой   общественности  несколько
миллиардов  долларов  и сделать  вид,  что  я  не  я  и  лошадь не  моя? Или
хладнокровный расчет?
     Голубков машинально потянулся закурить, но раздумал. Рассеянно повертел
пачку в руках, перечитал  всегда раздражавшую его  надпись:  "Эти уникальные
сигареты  высшего  качества  воссозданы  на  основе элитных  сортов  табака,
поставлявшегося ко двору Петра I  из Европы, и способны удовлетворить самого
требовательного  знатока,  верящего в  возрождение традиций  и величия Земли
Русской".
     Он сунул пачку в  карман  и  вдруг понял,  что  не верит в  возрождение
величия Земли Русской. И не хочет  верить. Величие Земли Русской всегда было
оплачено слишком большой кровью. А слишком маленькой крови не бывает.
     Кровь всегда большая.
     Всегда.

     В  управлении  полковника  Голубкова  уже  ждал лейтенант Авдеев.  Мать
Николая Фалина не опознала Ермакова. По ее утверждению,  к ее  сыну приезжал
совсем другой человек:  лет тридцати  пяти,  рослый. И  фамилия его была  не
Ермаков, а какая-то  украинская. В настольном календаре сына она нашла номер
телефона,  по  которому  Николай Фалин звонил этому человеку, и его фамилию.
Фамилия  его была --  Тимашук, а  телефонный  номер, как  выяснил лейтенант,
принадлежал центральной диспетчерской ЗАО "Феникс".
     Голубков приказал  оперативнику представить  рапорт  и поднялся к себе.
Сбросив  плащ,  не присаживаясь,  достал  из сейфа  досье, а из него -- свой
проект  докладной записки  на имя Президента  России.  Нашел фразу,  которая
всплыла у него в памяти уже после того, как он вышел из кабинета Крылова:
     "Эксперт  Крылов располагает  неопровержимыми доказательствами,  что  в
трюме "Антея" было не два истребителя МиГ-29М, как  указано в документах,  а
как минимум три".

     Эта фраза едва не стоила Крылову жизни.

     Теперь многое стало понятно.
     Почти все.
     Заговор.  И  это  не дурь. Дурь  не  прикрывают так плотно. И на  таких
дальних обводах.
     Твою мать.
     Оставалась малость. Выяснить, кто стоит во главе этого заговора.

     После этого можно будет с чистой совестью застрелиться.

     Полковник  Голубков  запер  сейф  и  спустился в информационный  центр.
Дежурный оператор доложил: группа Пастухова на вызовы не отвечает.
     -- Рация не могла выйти из строя?
     -- Рация  исправна. Сигнал идет. Радионавигационная система  работает в
автоматическом режиме.
     Голубков  приказал  дать  точные  координаты  с привязкой к  местности.
Оператор  вывел  на   экран  монитора  схему  об®екта.  На  него  наложилась
координатная сетка с пульсирующей точкой передатчика.
     Навигационные сигналы шли  с территории аэродрома. Голубков нахмурился.
Что  за черт? Они проникли на  об®ект?  Но такого  приказа они не  получали.
Приказ был: срочно убираться к чертовой матери. В спешке бросили рацию, а ее
нашла охрана? Не  исключено.  Тащить лишние десять килограммов по горам,  да
еще при спешном отходе, --  мало радости. Вполне могли  бросить. И правильно
сделали.

     А если не успели уйти?

     Голубков молча смотрел на экран, мял в руках незажженную сигарету.
     -- Что передать? -- спросил оператор.
     -- Пока ничего. Повторяй вызовы.
     Голубков вышел из бокса и поспешил к  начальнику управления. В приемной
его остановил помощник:
     --  Извините,  товарищ полковник. Александр  Николаевич  занят.  У него
посетитель.
     -- Кто? Помощник сказал.
     -- Кто?! -- ошеломленно переспросил Голубков. Помощник подтвердил:
     -- Да, он. Председатель правительства Российской Федерации. Бывший.
     Глава Х
     Первые  недели после  своей  отставки бывший председатель правительства
России чувствовал себя калифом Гаруном-аль-Рашидом из "Тысячи и одной ночи".
Эти сказки  Шахерезады он читал в глубоком  детстве, не помнил о них ничего,
кроме того  что этот всемогущий калиф  переодевался в одежду  простолюдина и
ночами ходил по Багдаду, ловя кайф от своей неузнанности.
     Приставка "экс"  к  должности  премьер-министра,  на  которой он провел
долгие   шесть   лет,  и   была  прикрытием  его  могущества,   маской   для
непосвященных.  А посвященных  было очень немного, пальцев  на руках  хватит
пересчитать. Для остальных его внезапная  отставка была прихотью президента,
который любил время от времени устраивать кадровую  чехарду, чтобы показать,
кто  в  доме  хозяин.  Даже  в  Госдуме,  где  с  нетерпением  ждали  отчета
правительства, ничего  не  поняли  и возмутились.  Одно дело потоптаться  на
премьере,  повозить его мордой по столу, набирая политические очки, а совсем
другое убрать его, самую серьезную фигуру в исполнительной ветви власти. А с
кем работать? С этим шибздиком Кириенко?
     Президенту  даже  пришлось  пригрозить  роспуском Думы, чтобы  добиться
утверждения молодого премьера. Утвердили. Через не хочу, с  третьего захода.
Этот  раунд был выигран вчистую. Отношение  думского  большинства к  бывшему
премьеру обрело оттенок благожелательства. Опала -- она всегда способствует.
Что и требовалось. Это сыграет свою роль, когда придет время.
     И  уже  тогда,  в кулуарах  Думы, он ощутил  себя  аль-Рашидом.  К нему
подходили,  выражали   сочувствие.   Он  держался  безучастно,  как  человек
несправедливо  обиженный,  но  не  считающий  возможным   высказывать   свое
отношение к решению  президента.  А сам посматривал на  собеседников  из-под
седых  бровей,  запоминал.  Этот  искренне сожалеет. Надо  же, а  долбал при
каждом удобном случае. Эти вроде бы и сочувствуют, но с внутренним говнецом,
с глубоко скрытой издевкой.  Ладно, учтем. А эти ну вообще. Ах, мерзавцы! Да
у него жопа гладкая, к