ом лице Перегудов выглядел
европейцем-миссионером,  захваченным пиратами на Карибских островах. Тимашук
не сразу  понял, откуда в  его сознании взялись Карибы. Потом понял:  загар.
Глубокий, грубый. Откуда у него, интересно, такой загар?
     Доктор  Перегудов. Никогда не подумаешь, что этот интеллигентный доктор
без колебаний всадил ракету в "Мрию".
     Майор Перегудов. Так-то верней.
     Пастухов встретил вошедшего внимательным взглядом. Тот кивнул:
     -- Будет жить. Спит. Ты в порядке?
     -- Как видишь.  Ведем с подполковником интеллигентный разговор. Правда,
интеллигентность дается ему нелегко. Но он справляется.
     -- Я выполнил ваше условие? -- спросил Тимашук.
     Пастухов подтвердил:
     -- Да, полностью.
     -- Увести! -- бросил Тимашук Сивоплясу.  Но  когда Перегудов  был уже у
двери, окликнул: -- Минутку, майор!
     Тот не  отреагировал.  Сивопляс с  удивлением  оглянулся, не понимая, к
кому обращается Тимашук:
     -- Вы ему, товарищ подполковник, или где?
     -- Я говорю вам, Перегудов, -- об®яснил Тимашук.
     -- Почему вы назвали меня майором?
     -- Мне следовало сказать -- капитан?
     -- Вы что-то напутали. Когда-то  я действительно был капитаном. Майором
не был. И никогда не буду.
     -- Я не напутал, -- проговорил Тимашук. -- Нет,  Перегудов, не напутал.
Вы представлены к очередному воинскому званию "майор". Вы, капитан Пастухов,
тоже. Сивопляс, поздравь товарищей офицеров.
     -- Они мне не товарищи.
     -- Господ офицеров.
     -- Они мне не господа.
     -- Экий  ты мизантроп.  Придется  мне. Майор Перегудов. Майор Пастухов.
Мои поздравления. Пленники с недоумением переглянулись.
     -- Что за фигню он несет? -- спросил Пастухов.
     -- Взгляните сами, -- предложил Тимашук. -- Пастухов, подойдите.
     Перегудов и Пастухов уставились на дисплей "Азимута".
     -- "Центр --  Пастухову. За успешное выполнение задания..." -- прочитал
Перегудов. -- Ничего не понимаю. Ты понимаешь?
     -- Не больше тебя. Какой-то анекдот.
     -- Вы переигрываете, господа офицеры, -- укорил Тимашук.
     -- По-моему, это вы переигрываете, -- ответил Пастухов.
     -- Полагаете, это я набил шифрограмму? Нет. Она во входящем файле. Я не
смог бы отправить ее сам себе. Есть и еще доказательство. На прошлом допросе
вы сказали, что служили в армии и были офицерами. Называли вы свои звания?
     -- Я -- нет, -- подумав, сказал Перегудов.
     -- Я тоже  вроде  бы  нет, --  подтвердил  Пастухов. --  Могли  назвать
ребята.
     --  Они  тоже не  называли. У меня есть  магнитозапись  допросов.  Могу
прокрутить. Но  надеюсь,  вы поверите мне на слово. Откуда же я  узнал  ваши
звания?
     -- Любопытный вопрос, -- заметил Перегудов.
     --  Но очень  простой,  --  сказал Тимашук. -- Я узнал их из  этой  вот
шифрограммы вашего Центра. И даже взял на себя смелость ответить за вас.
     --  Что же вы ответили? -- спросил Пастухов. Тимашук переключил дисплей
на исходящую линию. На экране появилось:
     "Пастухов -- Центру.  Служим России". Тимашуку  показалось, что по лицу
Перегудова  скользнула какая-то  тень.  Какое-то  мгновенное  напряжение.  И
ничего похожего на лице Пастухова.
     -- "Служим России", -- повторил он. -- Док, мы служим России?
     -- Да.
     И снова что-то произошло.  Тимашук обматерил себя. Нужно было  включить
видеокамеру.  Импровизация.  Импровизации  нужно  готовить.  Он  внимательно
всмотрелся  в  лица новоявленных  майоров. Ничего. Проехали. Но  кое-что  он
все-таки понял:
     Перегудов пойдет на допрос вторым. Да, вторым. Это правильно.
     Пастухов покачал головой и засмеялся:
     -- Представляю, как в этом Центре офонарели.
     -- Это уж точно, -- с усмешкой согласился Перегудов.
     -- Увести,  --  приказал Тимашук. -- Продолжим, -- сказал  он, когда за
Перегудовым и Сивоплясом со скрежетом закрылась дверь, а Пастухов вернулся в
кресло. -- Вы по-прежнему утверждаете, что вы -- рядовой запаса?
     -- Да я уж и не знаю, кто я такой. Может, и в самом деле майор?
     -- Оставим этот  вопрос открытым. Пока.  Займемся  частностями. Значит,
вас повесткой вызвали  на переподготовку в подмосковный учебно-тренировочный
центр воздушно-десантных войск?
     -- Да.
     -- Почему вы решили, что это центр ВДВ?
     -- У меня же есть глаза.
     -- Адреса части вы, конечно, не помните?
     --  Почему,  помню. Шестьдесят  пятый километр  Егорьевского шоссе.  От
деревни Зюкино поворот налево. Еще около десяти километров до КПП.
     -- Как вы туда добирались?
     -- На машине.
     -- На какой?
     -- На своей.
     -- Марка?
     -- "Ниссан-террано".
     -- Как добирались ваши товарищи?
     -- Тоже на машинах.
     -- Марки?
     --  У  Перегудова  --  "мерседес".  У  Хохлова  --   "форд-скорпио".  У
Злотникова -- "мазератти". У Мухи -- мотоцикл "харлей-дэвидсон".
     -- Муха -- прозвище от фамилии?
     На губах Пастухова появилась усмешка.
     -- Нет, -- сказал он. -- От гранатомета РПГ-18 "Муха".
     -- К концу вторых суток вас экипировали, вооружили и отвезли в Кубинку,
-- продолжал Тимашук.
     -- Да.
     -- Куда вы дели свои машины?
     -- Загнали в  гараж. Зампотех обещал, что с ними ничего не случится. Из
"мерса" Дока  даже стерео-систему забрал. Чтобы  не приватизировали.  И  все
кассеты.
     -- Док -- Перегудов?
     -- Да.
     -- Какие кассеты?
     -- Попса.  Самая что  ни  на есть.  "На  вернисаже  как-то раз случайно
встретила я вас".
     -- Вот как? Перегудов любит попсу?
     -- Он всегда любил старый джаз. Эллингтон, Глен Миллер, Бени Гудман. Не
знаю, с чего его на попсу потянуло.
     -- Значит,  вас вызвали  повестками,  вы  приехали  на машинах,  машины
загнали в гараж. Вы понимаете, почему я вас об этом спрашиваю?
     -- Да. Вам все это кажется невероятным.
     -- А вам?
     -- Мне тоже.
     --  Едем дальше,  --  кивнул  Тимашук. --  Из Кубинки вас  доставили на
авиабазу, а оттуда  на вертолете  Ми-17 -- к месту выброски. Я не рискнул бы
отправлять такую диверсионную группу без прикрытия. Вам дали прикрытие?
     -- Да.
     -- Кто?
     -- Те, кто нас отправлял, -- ответил Пастухов без малейшей заминки.
     -- Какое?
     -- Пять "черных акул".
     -- Пять "черных акул"? -- переспросил Тимашук. -- На прошлом допросе вы
этого не сказали.
     -- Вы не спрашивали.
     -- Вы уверены, что ваши товарищи подтвердят то, что вы сейчас сказали?
     --   Почему   нет?  Конечно,  подтвердят.  Особенно   если  вы   будете
расспрашивать их так же вежливо, как меня.
     Подполковник Тимашук потянулся за сигаретой. Но сигарет не было, пустая
пачка "Мальборо" валялась на верстаке. И это мелкое житейское обстоятельство
вдруг воспринялось как дурной знак.

     Пять "черных акул".
     Если он не врет...

     --  Вы сказали -- пять  "черных акул",  -- повторил  Тимашук. -- Можете
уточнить тип вертолетов?
     -- Ка-50.
     -- Ка-50 или Ка-52?
     -- Ка-50.
     -- В чем разница между ними?
     -- Вы меня проверяете? Или сами не знаете?
     -- Отвечайте на вопрос.
     -- Экипаж на "пятидесятых" -- один человек. На Ка-52 -- двое.
     -- Вооружение?
     -- Ракеты "воздух -- воздух".
     -- Сколько штук?
     -- Шесть. По три с каждой стороны.

     Не врет.

     Тимашук понял, что нужно  срочно менять тактику допроса.  Так он ничего
не  добьется.  Он  раскрыл  кейс  и  извлек  из бокового  кармана  небольшой
шприц-тюбик. Показал Пастухову:
     -- Знаете, что это такое?
     -- Догадываюсь.
     -- Что же это?
     -- Сыворотка правды. Пентанол или скополамин.
     --  Правильно, -- подтвердил Тимашук. -- Но  не совсем. Мы называем это
-- "Ангельское пение". Все  сыворотки  правды парализуют волю. Этот препарат
--  тоже.  Но  главное  --  он полностью  раскрепощает  подкорку. В  основе,
конечно, наркотики. Укол действует полчаса. После этого человек возвращается
в реальность. Что с  ним было, не помнит. При одной дозе -- без последствий.
Вторая  доза растормаживает подсознание  на более глубоком уровне. Но  после
этого человек превращается в олигофрена. Навсегда.
     Тимашук замолчал, давая возможность клиенту усвоить сказанное. Пастухов
с хмурым интересом рассматривал шприц-тюбик.
     -- Мы  обойдемся  одной дозой,  --  успокоил  его  Тимашук. -- Вы же не
будете включать внутренние тормоза?
     -- Не буду,  -- пообещал Пастухов.  -- А мы не можем обойтись без этого
пения?
     --  Нет. У меня очень  мало  времени.  Я вам уже  об  этом сказал. Хочу
предупредить еще об одном. Таких тюбиков у меня всего три. А вас пятеро. Так
или иначе, но я узнаю то, что  мне  нужно. Троим повезет.  Двоим -- нет. Мне
придется  применить к  ним  не столь утонченные методы допроса. Я  хотел  бы
этого избежать.
     -- Я тоже, -- сказал Пастухов. -- Работайте, подполковник. Делайте свое
дело.
     Тимашук вызвал Сивопляса. С его помощью широкой лентой  скотча  надежно
связал  клиенту  ноги,  а  руки,  освобожденные  от  браслеток,  примотал  к
подлокотникам. Об®яснил:
     --  Необходимая предосторожность. На  разных  людей "Ангельское  пение"
действует по-разному. Бывают и всплески физической активности.
     -- Мне остаться? -- спросил Сивопляс. -- Чтобы на всякий случай ничего.
     -- Нет. Жди за дверью. Понадобишься -- позову.
     Сивопляс  вышел.  Тимашук  обнажил левую руку Пастухова, смочил носовой
платок  "Блэк лэйблом" и протер кожу.  Умело ввел  в вену иглу  и выдавил из
тюбика  мутноватую  жидкость.  Вновь  протер место  укола. Повернул  голову,
увидел рядом, очень близко, глаза Пастухова. И невольно отшатнулся.
     Это были глаза рыси.
     Серые. Настороженные.
     Таящие в себе какую-то жуть.
     Он  выбросил  пустой  шприц-тюбик  и  отошел  в  угол   бокса.  Включил
видеокамеру. И только после этого стал смотреть на Пастухова.

     Через три минуты препарат начал действовать.

     Он включил видеокамеру и уставился на меня своим тяжелым подозрительным
взглядом.
     Как на.
     Как на подыхающую гадюку. Будто ждал, когда можно будет подойти ближе.
     До  чего  же неприятный  тип. Весь  из комплексов. С такими можно иметь
дело только в двух случаях. Когда  они  в  полном порядке. В  полнейшем. Или
когда по уши в говне. А чуть высунулся хотя бы до  подбородка --  все, конец
любому  нормальному  разговору.  С чего  бы это?  Здоровый,  крепкий  мужик.
Высокий, спортивный.  Даже красивый. Если  бы  не этот взгляд. Будто его все
время хотят унизить. Все. И нужно постоянно  доказывать,  что  ты не из тех.
Даже  нацепил  перед  штурмом  погоны  на  камуфляж.  Чтобы  никто не  забыл
случайно, что он, блин, подполковник, а не хухры-мухры.
     Бедолага. Трудно ему живется. Все время в состоянии круговой обороны. И
я тоже хорош. Чего я к нему прицепился? Ну, надел погоны. Ну, сунулся к нам.
Может, совсем  не для того, чтобы  показать, какой он крутой мэн. А наоборот
--  чтобы не  подставлять своих. А я тут выстраиваю.  Ну, тыкал нам в  морды
стволом.  И  я бы на его месте  тыкал. Смотрит на  нас диким зверем. И  что?
Явились   какие-то  хмыри  болотные,  устроили   тарарам   на  об®екте,   за
безопасность  которого он отвечает. Самолет  взорвали. Как  он  после  этого
должен на нас смотреть?
     Да нет, нормальный мужик. Даже приятный. Это он снаружи такой. А внутри
-- очень приятный человек. Который другому человеку -- друг, товарищ и брат.

     Как  хорошо.  Как тихо. И какие-то высокие нежные голоса. Дети поют. Ну
да. "Ангельское пение". Это и есть ангелы. Ангелы поют.

     Извините, подполковник, заслушался. Ничего,  что  я  вас так называю? У
меня и мысли нет вас задеть. Честное слово. "Товарищ подполковник" проехали.
А до "господин подполковник" не доехали. Просто Олег?  Очень хорошо. А  я --
Сергей.  Или Пастух. Как  хотите.  На  "ты"? Да ради  бога.  Конечно,  давай
поговорим. Мы и разговариваем. Разве нет?

     Светлеет.
     Какой чистый свет.
     Как перед восходом солнца.

     Как это сколько нас? Пятеро, конечно. Да, Ми-17  рассчитан  на двадцать
четыре десантника. Откуда  я знаю, почему нам дали  эту  машину? Какую дали,
такую и  дали. Может, другой не было. Ну если тебе трудно поверить, не верь.
А  я  говорю то, что есть. Не знаю,  чем доказать.  В  Кубинку  нас везли на
мерседесовском  джипе. Туда  только пять человек  и влезают. Плюс водитель и
подполковник из  части, он  нас сопровождал.  Если  тебя и это не  убеждает,
тогда не знаю.

     Майор? Какой  майор? Слушай, Олег,  кончай ты эту бодягу.  Никакой я не
майор. Тебя просто купили.  А ты купился. Ну кто,  кто! Эти,  из Центра.  Не
знаю, из  какого Центра. Но там  сидят  не мудаки. Суки --  возможно. Но  не
мудаки.  Они-то  знали, что мы разжалованы. Это  ты  не знал.  На этом они и
сыграли. "Служим России".  Погорячился ты.  Они  теперь все знают. И  что мы
живы. И что мы взяты.

     Ну, как откуда знают?  Ты  же контрразведчик. А задаешь  такие вопросы.
Навигационная программа. Она дает координаты рации. И ясно, что сигналы идут
с территории об®екта. А если бы мы  были  трупами, ты  никогда не ответил бы
"Служим России".

     Еще светлее. И ангелы ближе.

     Почему не ответил бы? А ты сам подумай. Смог бы ты от имени пяти трупов
ответить:  "Служим  России"?  Подумай,  подумай.  Вот  то-то  же.  Правильно
задумался. Я бы не смог.  Да ладно, не наговаривай на себя. И ты бы не смог.
Ну если бы было время подумать, тогда другое дело. А у тебя было время?

     Ну вот,  набычился.  Выбрось из  головы.  Все это такая  ерунда,  что и
думать не стоит. Слушай, Олег, откуда ты взялся? У меня такое чувство, будто
я тебя знаю  с детства. Будто ты все время  был где-то рядом и только теперь
об®явился. И я могу говорить с тобой обо всем.
     Странно,  да?  Мы все живем в скорлупе. В оболочке. Привычки, приличия.
Даже  с самыми близкими людьми молчим. С  друзьями. С  женой. Бывает,  готов
открыться, ан нет. Что-то мешает, держит. И отделываешься словесной шелухой,
шуточками. Думаешь: поймут. А иногда так  хочется сказать, что ты их любишь.
И услышать, что они тебя тоже любят.

     Подожди. Помолчи. Дай послушать.

     Кто  мы? Ну и вопросы ты задаешь. Я не знаю,  Олег. Рад бы ответить, но
что? Док иногда говорит:  сироты новой России. Шутит, конечно. А может, и не
шутит.

     Да нет, я не ухожу от ответа. Я пытаюсь найти ответ. Пожалуйста, могу и
конкретно.  Но разве  конкретность все об®ясняет? Вот  ты. Подполковник ГРУ.
Это и есть ты? Это только часть тебя. Не самая большая. И наверняка не самая
главная. Так  же и мы. В  одной ипостаси: столяр, врач, охранник,  артист. В
другой -- наемники. Солдаты удачи.
     Как какие наемники? Обыкновенные. Нас нанимают,  мы работаем.  Конечно,
за деньги. За какие? Иногда за большие, иногда за маленькие.

     Нет, не криминал. На  бандитов мы не работаем.  Только раз пришлось. Но
это  был не обычный бандит. Международный террорист.  Карлос Перейра  Гомес.
Да, Пилигрим, он же Взрывник. Откуда ты знаешь? Ну да, по сводкам Интерпола,
у тебя же есть к ним доступ. А мы и знать не знали, кто он такой.

     Какое дело? Да так, ерунда.  Он нанял нас взорвать Северную АЭС. Что ты
говоришь, Олег! Если  бы мы ее  взорвали,  ты бы об этом знал. Все знали бы.
Нет, не взорвали. Его взорвали.

     Нравится ли нам эта работа? Нет, не нравится. Но это  единственное, что
мы  умеем  делать. По-настоящему  умеем. Нас  только  этому  научили.  И  мы
оказались хорошими учениками.

     И еще светлей.

     Док? Да, он хирург.  Почему плохой? Наоборот. Плохого хирурга никто  не
станет держать.  А его ни в какую не отпускали в мою группу. Ну да, в Чечне.
В  какую  группу?  В  ДРГ.  В  диверсионно-разведывательную  группу  особого
назначения. Я предложил, он согласился.
     Почему  согласился? Это тяжелая история, Олег.  Я о  ней  только  позже
узнал. Была  у  него девушка.  Хирургическая  сестра. Однажды исчезла. Потом
нашли.  То, что от нее осталось. Можешь представить, что с ней сделали. Люди
Махмуд-хана.  Был  такой  полевой  командир.   У  него  был  сильный  отряд.
Небольшой, но сильный. Сорок три человека. Мы долго  не могли на него выйти.
Потом вышли. Под Урус-Мартаном. А Док так и остался с нами.

     Где он так загорел? На Кубе. В лагере под Куэто. А ты откуда знаешь про
этот  лагерь? Ну правильно, ты же из  ГРУ. Да, в том самом. Ну, Олег, ты сам
видел, чему он там научился.

     Кто нанял нас в этот раз? Ты все никак не можешь поверить. Да никто нас
не  нанимал.  Я  же  тебе рассказывал, как  все было.  Так и  было.  Никаких
контрактов, никаких бабок. Об этом и речи не было.

     Почему согласились? Даже не знаю. Артист их сразу послал. Я тоже хотел.
Но Док отсоветовал. Не словами.  Я просто  понял.  И  согласился.  Если тебя
обложили, упираться бессмысленно. Все равно загонят. Лучше рвануть вперед.
     Но дело даже не в этом. Нет, не в этом. Не знаю, как  тебе об®яснить. Я
почувствовал  зов. У тебя так не  бывает? Вот ты живешь, все обычно, и вдруг
понимаешь, что ты призван. И ты -- это уже не ты. И мы -- это не мы.

     Я  скажу кто.  Только ты больше  не  расспрашивай, все  равно  не смогу
об®яснить. Вот кто -- псы Господни.

     Нет, Олег, я  не знаю, что это  значит.  Я знаю, что  это так и есть. И
все.

     Что это ты пьешь? А, вижу. Виски. Из горла, Олег! Да пей, если хочется.
Я просто подумал, что из стакана удобней.

     Господи, да почему же ты  все время такой  оскаленный?  Олег,  брат. Ты
вернулся. Тебя очень долго не было,  а теперь ты вернулся. Тебе очень трудно
жилось, я  понял.  Тебя давили,  унижали,  обманывали.  Забудь.  Все  это  в
прошлом. У тебя все будет.  Тебя  будут любить. И ты будешь любить. И будешь
говорить об этом. И будешь слышать, что тебя любят.
     Расслабься, брат.
     Солнце всходит.
     Ангелы поют.
     Помолчи, послушай.

     Ладно,  спрашивай.  Как?  Патриот ли я? Олег, ты меня ставишь  в тупик.
Серьезно спрашиваешь?
     Боже ты мой, из какой же страшной жизни ты вернулся!
     Я не  знаю, что тебе  ответить. Патриот  -- это человек, который  любит
родину. Допустим, я люблю  родину.  И что? Я должен об®явить, что я патриот?
Но  это все  равно что об®явить: "Я  хороший".  За этим стоит: "А ты говно!"
Давай не будем об этом.

     Люблю ли я Россию? Тоже дурной вопрос. Если не люблю, я  никому об этом
не  скажу. И если люблю --  тоже промолчу. Да по той же причине.  Хочу  ли я
быть полезным России? Да, хочу. Только не знаю, как это сделать. Помочь тебе
разобраться? А я чем занимаюсь? Только ты задавай вопросы по делу.

     Ты прав насчет оружия. Конечно, прав. И бесшумные  ПСС непонятно зачем.
И снайперский "винторез". И гранатометы.
     Подполковник, который нас отправлял, об®яснил: "Положено".
     Фигня. У всего этого есть только одно об®яснение. Это Артист сказал. Он
сказал:  театральщина.  И  ведь  правильно,  Олег.  Сам  представь.  Срочно.
Секретно. "Селена-5".  "Иглы". "Каштаны". Ножи  выживания.  Ножи стреляющие.
"Черные акулы". Жуть, а?

     И есть еще деталь. Там, в  лагере, начсклада спросил, как  все оформить
--  все наше  снаряжение и оружие.  И  подполковник  сказал: "Спишем, скорее
всего". Я сначала неправильно понял. Теперь понял. Он имел  в виду,  что все
будет захвачено. Вместе с нами. И на склад уже не вернется. Поэтому и первый
приказ  был никакой: "Проникнуть на  территорию  об®екта и  ждать указаний".
Потом уже, когда мы доложили о "Мрии", в Центре переиграли.

     Не понимаешь? Но  это же очевидно. Театральщина. Демонстративность. Вся
эта история была затеяна, чтобы нагнать на вас жути. Чтобы вы  здесь все  на
уши встали.
     И так бы оно и было.
     Да так оно и есть, Олег. Так и есть.

     Почему перестало всходить солнце?

     Нет, Олег, про Центр  не могу сказать ничего. Понимаю только одно. И ты
сам это  понял.  С этим  Центром я бы шутить не стал. Суки они,  конечно. Но
шутить с ними не