ветной  жизни  и
пристроил к делу, отвечавшему его основательности и любви к дисциплине.
     Сивопляс доложил -- в своей манере из®ясняться  не  очень грамотно,  но
точно:
     -- Товарищ подполковник, на об®екте порядок, отрицательных происшествий
нет.  Водку  пьянствовали  только  один  раз,  кто  попало  наказан,  других
безобразий не нарушали.
     Тимашук кивнул в  знак того, что он все понял и докладом  удовлетворен,
приветливо  поздоровался с полковником Тулиным и его заместителями.  Тут же,
на вертолетной  площадке, приказал: освободить железнодорожную  эстакаду для
состава   из   Улан-Удэ,  подготовить  к  работе  все  краны  и  под®емники,
сформировать погрузочные команды, залить керосин в танки топливозаправщиков,
предупредить  экипаж, чтобы  был  готов  к вылету тотчас же после  окончания
погрузки и заправки "Мрии".
     Ни полковник, ни  его  офицеры,  ни Сивопляс не  поняли,  к чему пороть
горячку в  субботний  вечер,  но спорить не  стали.  Тулина еще полтора года
назад  отправили бы  на  пенсию по достижении  предельного пятидесятилетнего
возраста,  если бы  не ходатайство генерального  директора ЗАО "Феникс". Его
замы понимали, что возражать Тимашуку себе дороже -- запросто останешься без
квартальной премии, которую фирма "Феникс" регулярно выплачивала офицерам. А
у  "черных", как называли  охрану "Феникса" из-за цвета униформы, и мысли не
могло  возникнуть   о   выражении  недовольства.  Они  напрямую  подчинялись
подполковнику Тимашуку, и зарплата у каждого была в  два раза больше,  чем у
командира полка.
     В  14.10  поступило  сообщение  от  диспетчера  Забайкальской  железной
дороги:  литерный состав из Улан-Удэ миновал раз®езд на Транссибе и вышел на
ветку, ведущую к аэродрому.
     Семьдесят  два километра. Примерно три часа хода --  учитывая состояние
железнодорожного  полотна,  ослабленного  весенними паводками.  В семнадцать
часов состав будет -на месте. Три часа разгрузка, около четырех -- погрузка.
Не позже полуночи "Мрия" взлетит.
     В  семнадцать  часов состав не пришел.  Не  было  его и в восемнадцать.
Тимашук  приказал  оперативному  дежурному  связаться  с  Читой.   Диспетчер
Забайкальской  железной  дороги  обещал  все выяснить и  перезвонить. Прошло
полчаса. Звонка не было. Тимашук приказал повторить вызов. Диспетчер сказал,
что он пытается связаться с машинистом тепловоза по рации. Связь есть, но ни
хрена не слышно, сплошной  треск.  Попробует по релейке выйти на раз®езд,  а
дежурному раз®езда будет  проще вызвать рацию тепловоза -- ближе. Прошло еще
полчаса. Из Читы сообщили, что до раз®езда дозвонились,  но дежурный пьяный.
Жена  сказала,  что  сейчас  подоит корову  и  сходит  к соседу.  Тот  умеет
управляться с рацией.
     У подполковника Тимашука появилось ощущение ирреальности происходящего.
Конец  двадцатого   века.   Компьютеры.   Спутниковая   связь.   Виртуальная
действительность. Клонированная  овечка Долли. Интерактивный черт  в  ступе.
Литерный  состав  с модулями новейших  истребителей  бесследно  исчезает  на
семидесятикилометровой  железнодорожной ветке. Корова.  Сколько времени доят
корову?
     Стемнело. Вспыхнули аэродромные прожектора. В начале взлетно-посадочной
полосы чернела громадина "Мрии". Небесный левиафан.

     Корову доили  полтора  часа. Большая оказалась  корова.  Или  сосед жил
неблизко.  Или у  жены  дежурного  по  раз®езду  были больные  ноги. Но  все
приходит вовремя для того, кто  умеет ждать. Сосед вызвал по рации машиниста
тепловоза, потом по релейке  связался с диспетчерской Читы, диспетчер вызвал
Потапово  и  сообщил,  что  состав из Улан-Удэ  в семнадцати  километрах  от
аэродрома сошел с рельсов.

     Фары БМП  выхватывали из  темноты то  невысокую  насыпь,  вдоль которой
виляла  грунтовка,  то  опоры высоковольтной  ЛЭП,  проложенной  параллельно
железнодорожному полотну.  Гусеницы рвали сухую верхнюю корку, месили глину,
тяжелую  машину   мотало  из   стороны  в  сторону  и  вверх-вниз.  Тимашуку
приходилось  крепко  держаться  за  край люка,  чтобы  не свалиться с брони.
Свободной рукой он прижимал к глазам бинокль,  пытаясь высмотреть прожектора
тепловоза.  Но  впереди   была   лишь  голая  глинистая  равнина  с   жидким
кустарником,  забитым сухими  шарами перекати-поля. Разбегались по  сторонам
попавшие  в свет  фар  ежи,  однажды  махнула огненно-рыжим хвостом  лисица.
Позади далекими праздничными  огнями  сиял  аэродром, впереди и вокруг  была
дичь,  глушь,  ночь,  посвисты  ветра.  Подступавшие  слева  лесистые  увалы
обнаруживали  себя лишь  при стремительных пролетах  луны в разрывах тяжелых
туч.
     Рядом  с  Тимашуком сидел,  вцепившись  в  скобу,  бригадир путейцев  в
оранжевом сигнальном жилете, напяленном поверх ватника, --  трезвый,  злой и
не понимавший, какого  лешего его вытащили из постели из-за  какой-то муйни.
Из его  бухтения Тимашук  понял, что  такая муйня --  дело обычное, сошел  с
катушек паровоз и  сошел, весной бывает, потому как грунт. И нужно не муйней
заниматься,    а   вызывать   ремпоезд,   без    него   все    одно   никак.
Ремонтно-восстановительный  поезд, как выяснил  Тимашук, нужно  вызывать  из
Читы, к послезавтрему будет. А через денек и наладят.
     -- Как -- к послезавтрему? Как -- через денек? -- закричал Тимашук.
     -- Да так. А как? На руках-то не подымешь.  А если подзавалился, так  и
вообще. А  вон  он,  сердешный!  -- показал бригадир на далекие  желтые огни
впереди. -- Не завалился, ишь ты. Скопытился, делов-то.
     Через четверть часа Б  МП подползла к огням, ткнулась в насыпь. Тимашук
спрыгнул  в  вязкую  глину,  вскарабкался  на  железнодорожное  полотно,  не
заботясь о  том, во что превратятся его  костюм и  плащ.  Тепловоз  стоял на
рельсах,  с  первого  взгляда  все  было нормально, лишь  слегка  перекошены
прожектора, тлевшие в четверть накала. За тепловозом темнели большие  крытые
вагоны, а на шпалах, прямо перед буфером,, горел костер. Вокруг него сидели,
кто на  чем,  пожилой машинист  с мальчишкой-помощником  и  несколько солдат
охраны в длинных бараньих тулупах и с "Калашниковыми".
     -- Докладывайте! -- приказал Тимашук. Солдаты промолчали, не зная,  как
реагировать на этого штатского, подкатившего на БМП, а машинист ответил:
     -- Чего докладывать? Сам гляди. Скопытились маленько.
     Бригадир   путейцев   велел  водителю   БМП   направить   на   тепловоз
фары-искатели,  в их свете  картина  происшедшего  предстала во  всей  своей
очевидности, не  требовавшей  никаких пояснений. Две передние  колесные пары
правой  частью сошли с рельса, раздробили  шпалы и по  ступицы погрузились в
щебенку. Вывернутый многотонной махиной рельс торчал вбок. Рельс  не лопнул,
торец  был штатным,  на  конце  его  болтались  крепежные болты и  накладки.
Страшно  было  даже представить, что  было бы, если бы состав шел  на полном
ходу.
     -- Стык  разошелся,  --  констатировал бригадир путейцев.  -- Надо  же.
Угадал, Петрович? Или углядел? -- поинтересовался он у машиниста.
     --  Такое разве углядишь?  -- отозвался машинист. -- Твои  посигналили.
Потому и держал километров пять в час. А то б завалились к едреней фене.
     -- Мои? -- переспросил бригадир. -- Какие такие мои? Мои еще со вчера в
Потапово уехали, ханку жрут.
     -- А кто ж мне посигналил? -- удивился машинист. -- Стояли двое, ручную
дрезину сняли и стояли. Я думал, твои. А чьи тут еще могут быть?
     -- Какие двое? -- вмешался в их разговор Тимашук. -- Где стояли?
     --  Да за километр, -- об®яснил машинист.  -- Обыкновенные. В  жилетах.
Один желтый флажок держал. Как положено -- вроспуск. Я и сбросил скорость.
     --  В  черных  шапках,  --  дополнил помощник  машиниста.  -- В  таких,
вязаных. И не в сапогах, а в ботинках. В высоких, солдатских. Я еще подумал:
чего это они по грязи в ботинках? А еще двое чуть раньше стояли.
     -- И что делали?
     -- Да ничего. Стояли и ждали, нас пропускали.
     -- Какие они были? Молодые, пожилые? Усы, бороды?
     -- Да пожалуй что молодые, -- подумав,  сказал помощник. --  Усов вроде
не было. И  бород не  было, точно. И верхонок  у них не  было. Ну,  рукавиц.
Голыми руками инструмент держали.
     -- Какой инструмент?
     --  Обыкновенный.  Гайковерт,  лом.  А  какой  еще  у  них  может  быть
инструмент?
     -- Отчего мог разойтись стык? -- продолжал допрос Тимашук.
     --  Это  ты не  у  нас спрашивай,  -- ответил  машинист. --  Это  пусть
инспекция  смотрит. От  чего хочешь  мог разойтись.  Крепеж ослаб. Или  болт
какой лопнул.
     -- Или открутили? -- предположил Тимашук.
     -- Да кому ж  это надо-то?  -- удивился  бригадир. -- Пацанов  в округе
нет, только в Потапове. Да и не баловались они таким никогда. Чужих тут тоже
никого нет. Нет, открутить не могли, -- убежденно повторил он.
     Тимашук вернулся к БМП и приказал водителю:
     -- Назад. Быстро!

     Остаток ночи подполковник  Тимашук  просидел  в  узле  связи.  Дежурный
диспетчер Забайкальской  дороги  и слушать ничего не  хотел.  Где он возьмет
ремпоезд?  С  каких  хренов  будет гнать его черт-те куда?  Ночь,  выходные.
Ремонтники спят  давно. И наверняка  поголовно пьяные. Звоните в понедельник
утром, придумаем  что-нибудь. А вы, господин хороший, мне не грозите. Клал я
на все трибуналы с прибором. И вообще, я знать не знаю, кто вы такой. Ничего
мне про ваши полномочия не известно. Звоните  начальству, что мне начальство
скажет, то я и буду делать.
     Тимашук  в бешенстве швырнул трубку  и связался  с оперативным дежурным
Минобороны. Военные  сработали  четко.  В  половине  третьего ночи  батальон
железнодорожных      войск     был     поднят     по     боевой     тревоге,
ремонтно-восстановительный поезд  снялся  с Транссиба  и безостановочно,  по
обеспеченному  военными  диспетчерами транспортному коридору,  устремился  к
раз®езду.   Начальник   поезда,  специально  предупрежденный   Тимашуком   о
ненадежности одноколейки, ведущей от раз®езда к аэродрому Потапово, приказал
машинисту сбавить  ход  до  пяти километров в час.  В 5.15 начальник  поезда
сообщил, что  визуально  наблюдает  впереди,  примерно  в  двух  километрах,
указанный  в  приказе  железнодорожный  состав.   Ремонтно-восстановительные
работы  будут  начаты без малейшего промедления.  Потом связь  прервалась. В
5.34 она возобновилась. Начальник поезда доложил,  что движение  прекращено,
так как платформа с под®емным краном, которая шла впереди ремпоезда, сошла с
рельсов.

     "Спокойно! -- приказал себе подполковник Тимашук. -- Спокойно!"
     Он недаром  был не на последнем счету на своем курсе  в Академии ГРУ. В
условиях, приближенных  к боевым, он  умел  находить  быстрые  и  правильные
решения.
     Он вызвал командира полка  и  приказал об®явить боевую тревогу.  Пока в
кабинет начальника  штаба  сбегались  опухшие  от  сна,  небритые  комбаты и
ротные, связался  с Москвой. По шифрованной  линии связи доложил Ермакову  о
случившемся.  Тот  довольно долго молчал, потом задал  несколько  уточняющих
вопросов и снова умолк.
     -- "Мрия"  не  сможет вылететь  в срок,  --  повторил Тимашук.  --  Мои
действия?
     -- Действуй по обстановке. О готовности доложи.
     --   Слушаюсь,  товарищ   генерал-лейтенант.  Тимашук   положил  трубку
спецсвязи. Звание Ермакова он  назвал ненамеренно, по военной привычке,  но,
оглядев  собравшихся офицеров,  понял, что сделал правильно.  Недоумение,  с
каким  они  смотрели на него,  штатского валуя в  заляпанном глиной костюме,
сменилось напряженным  вниманием. Полковник  Тулин кивнул,  подтверждая  его
право командовать. Приказы Тимашука были краткими и четкими.
     Выслать усиленные патрули. Обыскать все в зоне железнодорожной ветки от
аэродрома  вплоть  до двадцатого километра.  Осмотреть полотно, каждый стык,
каждую  шпалу.  Поднять  патрульные вертолеты, обследовать  все  подступы  к
об®екту  с малой высоты. Отправить  в село Потапово транспорт,  собрать всех
путевых рабочих, доставить в гарнизон.  Допросить: кто  выезжал на  перегон,
кто  брал  ручную  дрезину,  что  делал  на  перегоне,  кто  послал. Вызвать
вчерашний  караул,   допросить:  кого  видели,  где,   когда.   Кто  покидал
расположение  части,  когда, зачем, где сейчас. Были ли самоволки. Отставить
возражения. Самоволки есть всегда и везде. Об®явить в ротах:  кто признается
сам,  получит  пять  суток  отпуска.  Кто не признается,  загремит в дисбат.
Испытательные полеты "мигов"  продолжать. Усилить охрану  аэродрома. Караулу
выдать  полный  боезапас.  При  попытке  посторонних  проникнуть  на  об®ект
стрелять на поражение.
     Сивоплясу  Тимашук  дал  отдельный  приказ:  послать   человек  пять  в
Потапово.  Допросить  участкового:  не появлялись  ли  в  селе  новые  люди.
Расспросить  на автостанции, на пристани. Если  были замечены:  кто, откуда,
где  сейчас.  Проверить  документы,  при  малейшем  подозрении  задержать  и
доставить  сюда. Искать молодых мужчин,  безбородых, безусых. Их  может быть
четверо. Возможно, больше. Обо всем докладывать немедленно.
     Оставив Сивопляса на связи, Тимашук  на Ми-4  вылетел на  девятнадцатый
километр,  на  котором застрял ремпоезд. Здесь уже кипела работа.  Начальник
поезда,  немолодой  капитан  железнодорожных   войск,  был   предупрежден  о
полномочиях Тимашука. Доложил: причина схода платформы -- расстыковка рельс.
Болты  целые, гайки  свинчены, на  месте не найдены. Не исключена  диверсия.
Повезло,  что  впереди  ремпоезда шел кран.  Если  бы тепловоз, пришлось  бы
вызывать еще  один  поезд.  Максимум  через два часа  рельсы и  шпалы  будут
заменены.
     Капитан успел пройти к литерному составу  и ознакомиться с обстановкой.
Там  времени на устранение аварии понадобится намного больше. Чтобы ремпоезд
с краном смог подойти к тепловозу, нужно отцепить состав  и отогнать его  на
раз®езд.  Два с половиной  часа  плюс полчаса  на  маневры.  Потом поставить
тепловоз на рельсы и тоже  отогнать на раз®езд, чтобы  открыть путь  к месту
аварии  рельсоукладчику. Три часа плюс три. Плюс два  часа на ремонт пути. А
затем уже  вернуть  на раз®езд ремпоезд,  после чего путь литерному  составу
будет открыт. Еще шесть часов. Итого -- девятнадцать. Сейчас -- 7.40. В 2.40
ночи  состав  будет  на  эстакаде аэродрома. Час-полтора удастся,  возможно,
сэкономить, но не больше. Больше никак не получится.
     Тимашук осмотрелся.  Солдаты  работали  сноровисто, без  суеты. Похоже,
капитан свое дело знал. На всякий случай Тимашук прошел к литерному составу,
переговорил с  машинистом.  Тот подтвердил  расчет  капитана. Добавил: можно
попытаться  на домкратах поднять  тепловоз, но отгонять на  раз®езд все одно
придется, вручную  рельсы и шпалы менять долго  будет, да и домкраты дело не
больно надежное.  Оставалось  смириться.  Пока Тимашук ходил туда-сюда и вел
переговоры, на пяти БМП  под®ехали солдаты, рассыпались в цепь вдоль насыпи.
Прочесывание сразу  дало результат: в  водопропускной  трубе  неподалеку  от
ремпоезда была  обнаружена ручная  дрезина с надписью "ПМС-60". Дрезина была
из Потапова --  путейцы, чьи вагончики стояли в тупике возле в®ездных ворот,
были как раз из этой путевой машинной станции.
     Тимашук  вернулся  на  аэродром.  Сивопляс  успел  допросить  вчерашний
вечерний  караул.  Два  часовых  на  вышках  с  северной  стороны  периметра
показали: около шестнадцати часов от бытовок ПМС от®ехала дрезина с четырьмя
работягами.  Мужики, нормальные,  в  сигнальных  жилетах.  Не  прятались, не
скрывались, даже дурачились: сначала по одному рычаг таскали, потом стали по
двое. На  дрезине  был флажок,  как обычно. Какой-то инструмент  на площадке
лежал, но какой  --  трудно сказать, часовые  не  вглядывались, путейцев  на
дрезине  они  каждый  день видят.  Иногда  ходит  другая  дрезина, моторная,
большая. Но  эта чаще -- ее же стаскивать  с рельсов надо,  чтобы пропустить
встречный состав. А моторную не стащишь. Показания часовых совпадают во всех
деталях, по времени тоже.
     Тимашук приказал вызвать к нему солдат, допросил сам. Ничего нового  не
узнал. Четверо парней, в спецуре, в  черных вязаных шапках, один сначала был
без шапки, светловолосый. Потом натянул шапчонку, из-за ветра. Не маленькие,
но  и  не  сказать,  что высокие.  Работяги  и работяги.  Единственное,  что
припомнил один из часовых: морды у них были будто бы не такие, как у всех. У
всех темные, пропитые, а у этих вроде не так. Но это могло ему и показаться,
особо не вглядывался.
     Прибежал  охранник  "Феникса",  доложил: привезли путейцев, кого нашли.
Выражают недовольство, грозятся в понедельник на работу не выйти из-за того,
что их  в  выходной  сдернули. Путевые  рабочие  ПМС-60,  человек пятнадцать
кряжистых  баб  и  человек  пять худосочных  и не слишком  трезвых  мужиков,
выражали  недовольство таким заковыристым  матом, что  подполковник  Тимашук
удивился:  не  думал,  что  цивилизация  так  глубоко  проникла  даже в  эти
староверческие  края.  Ему  об®яснили:  местных  среди путейцев мало,  народ
пришлый, из вербованных. Из местных только бригадир, да и то не из Потапова,
а из-под Читы.
     Порядок  удалось навести лишь после того,  как Тимашук  пообещал выдать
всем по тридцать рублей после разговора. Не поверили, но примолкли. Разговор
результатов  не  дал.  Никто ничего не видел,  никто  никого  на  перегон не
посылал.  Кто  жил в бараках в  Потапове, те еще в пятницу  уехали, а кто на
месте в вагончиках, те отдыхали. Что за четверо  парней, откуда такие, никто
не знает.  На  вопрос Тимашука,  не случалось ли чего-нибудь  необычного  за
последние  дни,  призадумались, потом  звеньевая  припомнила,  что  с  ейной
бельевой веревки кто-то спер брезентовую  спецуру и  постиранный  сигнальный
жилет. В пятницу  были, а в субботу утром  уже  не было. Но это  свои, и она
даже знает кто, только говорить не будет, потому что  она не такая. Тут едва
не возникла потасовка, страсти накалились так,  что даже мат не выражал всей
полноты   чувств  и  потому  дамы  перешли  на  выражения  типа  "кобыла  ты
толстозадая",  которые  воспринимались   как  жгучее  оскорбление.   Спецура
пропала, как выяснилось, не у одной звеньевой, а еще у четырех ее товарок. А
еще  одна  заявила,  что  у  нее тоже смылили две  пары  новой  спецуры,  не
надеванной ни  разу. Но  бригадир строго осадил  ее, сказав, что знает, кому
она толкнула спецуру, и даже знает, за сколько бутылок, так что не будем.
     Далеко  не худший  из выпускников  Академии Главного  разведывательного
управления  Генерального  штаба  Российской  Федерации,   начальник   службы
безопасности закрытого  акционерного  общества,  имеющего  правительственную
лицензию  на  торговлю  боевыми  истребителями  и вертолетами  всех  систем,
подполковник  Олег  Тимашук   почувствовал,   как  он   медленно,  но  верно
погружается в  самую гущу народной  жизни. В  самую. В  глубь. По  пояс.  По
грудь. По горло. По уши. По...
     Он  поспешно  расплатился  и  приказал  срочно  отвезти  всех  назад  в
Потапово. И лишь когда дребезжащий автобус выкатился за КПП, вдруг замер.

     Пять спецовок.
     Пять сигнальных жилетов.

     А шапки  и сапоги не пропали, их не вывешивают сушить. Поэтому  на этих
четверых были не сапоги,  а ботинки. Высокие,  солдатские.  Молодой помощник
машиниста  знал, что  такие ботинки носят солдаты. Он не знал, что бывают  и
другие  ботинки, внешне похожие на солдатские.  А подполковник Тимашук знал.
Они называются -- десантные прыжковые. Или чаще просто -- спецназовские.

     Пять спецовок.
     Почему пять, а не четыре? А если пять, где пятая?

     Странное происшествие  с местным  рэкетиром  Иннокентием  Потаповым  по
кличке Поп, о  котором  подполковнику Тимашуку и комсоставу полка  рассказал
приехавший на аэродром по служебной надобности участковый оперуполномоченный
села  Потапово   старший  лейтенант   Григорий  Евсеевич   Потапов,  помогло
подполковни