ать
по   скверу,  размахивая  руками.  Это  у  них  называется   лето!  Градусов
тринадцать,  не больше.  Позавчерашняя ночь в  гостиничном  номере,  который
казался привередливому магистру таким убогим, сейчас вспоминалась элизиумом.
Вчера же, на разложенном  столе, ночевать было  и вовсе чудесно. Жестковато,
конечно, но зато тепло, и  из темноты  доносилось сонное дыхание  Алтын. Она
уснула   сразу   (это  Николас   все  ворочался)  и  один  раз  неразборчиво
пробормотала  что-то  жалобное,  а наяву  представить  ее жалующейся было бы
невозможно.
     Глупо.  В бумажнике полно  денег, кредитные карточки,  а такая  простая
вещь,  как ночевка под  крышей, представляется непозволительной  роскошью. В
гостиницу без паспорта не сунешься. Да если б и  был  паспорт --  это ж  все
равно,  что  сразу  отправляться на постой  в домзак. То есть  это во  время
гражданской войны называлось "домзак" (сэр Александер рассказывал), а теперь
как-то по другому. Ах да, КПЗ.
     Прижимая  к груди чемоданчик, Николас стоял под деревом и уныло смотрел
на  сияющее огнями царство бога торговли  Гермеса.  К  комплексу  под®езжали
лимузины, распахивались и  закрывались  двери гостиницы  "Международная",  а
гражданин  Соединенного  королевства,  обладатель  ученой  степени,  потомок
крестоносцев, топтался  в  темноте, словно  какой-нибудь  Гаврош  у  витрины
булочной.
     На  углу улицы,  что  вела  к  чудесному  чертогу,  остановился длинный
"даймлер-бенц" --  как  раз  возле барышни  в  очень  короткой юбке и  очень
длинных сапогах. Она наклонилась к окошку, о чем-то поговорила с водителем и
сердито  махнула  рукой  -- поезжай,  мол,  своей дорогой. Автомобиль поехал
дальше и через полсотни ярдов затормозил возле другой барышни, как две капли
воды похожей на первую.
     Николас  был решительным противником проституции, видя в этом постыдном
промысле не только рассадник преступности и болезней,  но еще и  оскорбление
человеческого, прежде  всего женского  достоинства.  Никогда в  жизни ему не
пришло  бы в  голову,  что он  может проверти ночь  у служительницы покупной
любви, но при мысли  о теплой комнате, мягкой кровати и уютном свете абажура
сердце магистра тоскливо сжалось. Только чтобы согреться и  поспать,  больше
ни для чего  другого!  Заплатить как за полный набор услуг, лечь под одеяло,
обняться с "самсонайтом"  и  хоть  на  несколько  часов расстаться с ужасной
реальностью.
     Да нет, дикость. И к тому же небезопасно.
     Но еще через четверть  часа эта мысль  уже не казалась Фандорину  такой
дикой. Куда опаснее бродить ночью по  этим  диким степям Забайкалья. Не  дай
бог  ограбят или,  того  хуже,  милицейский патруль остановит  --  проверить
документы.
     В тот самый  момент, когда Николас повернул назад, в  сторону  порочной
улицы, у пояса зазвонил телефон.
     -- Николай Александрович? -- проворковал мягкий баритон с едва уловимым
акцентом  --  чуть-чуть  певучести, не "к",  а скорее "кх",  но и только. --
Очень хорошо, что  вы захотели со мной встретиться.  Мои люди просканировали
сигнал вашего  мобильника.  Вы находитесь где-то возле Центра  Международной
Торговли, да? Я  уже  выслал за  вами  машину. Будьте  через десять минут  у
главного входа. Черный "ниссан-патфайндер".
     И, не дожидаясь ответа, раз®единился.
     Умный человек,  подумал  Фандорин.  Очень  умный, очень  четкий,  очень
спокойный. Совсем не такой, как на снимках из журнала. А значит, еще и очень
хитрый. Стало быть, вдвойне опасный.
     Полоумный английский Колобок. От бабушки ушел, от дедушки ушел, и вот к
кому пришел.
     Может, отключить предательский телефон и,  пока не поздно, раствориться
в ночи?
        x x x
     Машину вел  тот самый грузин с подкрученными усами, который требовал от
Шурика  извинений в  коридоре "Интуриста". Николас попробовал заговорить  со
старым знакомым,  но  тот хранил  неприступное  молчание --  видимо, получил
соответствующие инструкции. Или, быть может, не получил  инструкций вступать
в  разговор?  Кто  их знает,  специалистов  по  тайным делам, что у  них  за
обыкновения.
     Клуб  "Педигри"  оказался  славным  допожарным  особнячком,  затерянным
где-то  в улочках  Белого  города.  Николас слишком плохо  ориентировался  в
Москве, да еще окутанной ночным мраком, чтобы определить локацию  точнее. Но
бульварное кольцо джип миновал, это точно.
     За  высокими железными воротами  открылся уютный двор, ярко  освещенный
фонарями.  Николас  поднялся  по  белокаменным  ступеням, прошел  между двух
косматых львов, и толкнул стеклянную дверь.
     Там уже поджидал привратник: в пудреном парике, камзоле с позументами и
белых  чулках.  Он поклонился, передал Фандорина другому  служителю, одетому
точно так  же, только с золотым эполетом и аксельбантом, а тот, ни  о чем не
спрашивая, повел магистра вглубь здания.
     Клуб был просто замечательный: со звонким фонтаном, темными картинами в
бронзовых  рамах,  старинным  оружием  на  стенах  и  антикварными  шкафами,
уставленными драгоценным фарфором. Николасу все это очень понравилось, хотя,
если  уж придираться, шкафы были не  посудными, а книжными, да  и обивка  на
креслах  сталкивала лбами двадцатый век с восемнадцатым. Но все  равно сразу
было  видно,  что  клуб в высшей  степени эксклюзивный  и  абы кого сюда  не
пустят.
     Очевидно,  именно  этим  об®яснялись  взгляды,  которые ловил  на  себе
Фандорин, следуя за  пудреным лейб-гвардейцем. Компания из четверых солидных
господ у ломберного столика,  две холеные дамы у барной стойки и  даже  трое
раскрасневшихся молодцов  в  оттянутых  на  сторону галстуках --  все  они с
недоумением рассматривали долговязого суб®екта в нечистой белой рубашке.
     -- К Иосифу Гурамовичу, к Иосифу Гурамовичу, --  шепотом пояснял лоцман
тем, кто выражал недоумение слишком уж демонстративно.
     За  первым  залом  обнаружился  второй,  сплошь  занятый  столиками, за
некоторыми из которых выпивали  и  закусывали нарядно  одетые  гости  обоего
пола. Вон их сколько, оказывается, уцелело,  отпрысков старинных  фамилий, с
почтительным  удивлением  думал Николас, вглядываясь в лица. Наверняка здесь
были и представители  родов, связанных с Фандориными родством или свойством.
Ведь триста лет жили бок о бок.
     Оркестр -- арфа, виолончель и рояль -- наигрывал меланхоличную мелодию,
а певица в длинном платье с почти таким же длинным декольте пела  что-то про
упоительные  российские вечера,  но  не  про подмосковные (ту песню  Николас
знал).
     В дальнем конце зала, за колоннадой, стояло три  биллиардных стола. Два
были пустые, а  у центрального сам  с  собой гонял  шары чрезвычайно  тучный
господин в атласной жилетке. Магистр  сразу узнал Иосифа Габунию. Узнал он и
той-терьера Жужу, мирно дремавшего  прямо на  зеленом сукне. Смысл солитэра,
кажется,  состоял  в  том,  чтобы  загнать в  лузы все шары,  не  потревожив
собачку. И надо сказать, виртуоз блестяще справлялся со своей задачей. Пыхтя
и наваливаясь огромным  животом на край  стола. Большой Coco  долго целился,
потом коротко, точно бил, и шары стукались друг о друга, выписывая идеальную
траекторию,  которая  непременно  заканчивалась  сытым  покачиванием  сетки.
Игрушечный песик, видимо, ко всему привычный, от стука шаров не просыпался и
лишь время от времени прядал острыми черными ушками.
     В  зубах  у  банкира  торчала  длинная  сигара,  на   мохнатых  пальцах
ослепительно блестели перстни,  а на бортике посверкивал хрустальный бокал с
коньяком. В  сторонке,  на  малахитовом столике,  стояла пузатая бутыль, уже
наполовину пустая, ваза с фруктами и необ®ятная коробка шоколадных конфет.
     --  Шарики  катаете,   Николай  Александрович?   --   спросил  толстяк,
покосившись   на  Фандорина,  и  движением  густых  бровей  велел  служителю
удалиться.
     -- Нет, -- коротко ответил Николас, разглядывая интригующего господина.
     В жизни  он  выглядел  точно так же, как на журнальных  фотографиях  --
комичный пузырь, словно  перекочевавший в московский  клуб из  голливудского
фильма о  развеселых  двадцатых. Забил в лузу  очередной шар, наградил  себя
шоколадной конфетой, с наслаждением выпустил струйку дыма.
     -- Вы из старинного рода? -- не удержавшись, полюбопытствовал Фандорин,
тщетно  пытаясь   обнаружить  хоть  какие-то  признаки  породы  в  обрюзгшей
физиономии  и  повадках  банкира.  --  Кажется,  у  великого  князя  Михаила
Николаевича был казначей князь Габунов. Вы, верно, из тех Габуновых?
     -- Нет, Николай Александрович,  -- с видимым сожалением покачал головой
Большой Coco. -- Я,  наверное,  единственный  на  свете грузин совершенно не
княжеского  происхождения. Потомственный плебей. Но спасибо, что сказали  об
этом вашем князе. Может быть, я и сделаю его своим прадедушкой.
     -- Разве здесь не что-то вроде  дворянского  собрания? -- понизил голос
Фандорин. -- Я читал, что это совершенно эксклюзивный клуб для  тех,  в чьих
жилах течет голубая кровь.
     -- Зеленая,  --  поправил Габуния, натирая  мелом кончик кия.  -- Плати
пять  тысяч  в  год,  заручись  рекомендацией  одного  из членов,  и ты  уже
дворянин.  Если  без  рекомендаций  --  тогда десять тысяч.  Вы-то,  Николай
Александрович, здесь по полному праву. Мне собрали на вас досье, я знаю, что
род  Фандориных  известен с двенадцатого века. Хотите,  дам  рекомендацию  в
клуб?
     -- Благодарю, не стоит, -- сухо ответил Фандорин, еще не решив, как ему
следует держаться  с этим непонятным  господином. По телефону  разговаривал,
как человек дела, а теперь изображает из себя клоуна,  о  серьезном говорить
явно не желает.
     -- Спи, Жужечка, спи, масюпусенька. -- Долгий прицел, быстрый удар -- в
лузу. -- Умник, Coco. Получай  трюфелечек... Конфетку не хотите? Зря, мне на
заказ делают, самые мои любимые, -- продолжал нести чушь Иосиф Гурамович. --
А в клуб правильно  вступать не хотите. Что за  название такое -- "Педигри".
Те,  кто  английского  не  знает, думают,  что тут  собаководы или педерасты
собираются.  Некоторые  даже  на  приглашение  обижаются,  или,  как  у  нас
выражаются  отдельные  аристократы,  берут   в  падлу.  Администрация  хочет
поменять название на "Голубую кровь". Но тоже получается двусмысленно.
     Певица, допевшая  длинную  песню  про  упоительные  вечера,  об®явила в
микрофон:
     --  А  теперь,  по  традиции,  для  нашего  дорогого Иосифа  Гурамовича
прозвучит его любимая песня "Сулико".
     И, сложив руки на груди, запела:
     Я могилу милой искал,
     Но ее найти нелегко.
     По залу пронесся  шелест негромких аплодисментов. Габуния  отложил кий,
поклонился и сделал вид, что дирижирует оркестром.
     --  Ненавижу  эту  тягомотину, -- пробурчал банкир  Фандорину и, сложив
губы  розочкой,  послал  певице  воздушный поцелуй.  -- Шиш  тебе, а не  сто
баксов, коза драная.
     -- Послушайте,  --  тихо  спросил  Николас. --  Зачем  вы  из себя шута
строите? Вы ведь совсем не такой.
     Иосиф Гурамович дерзкому вопросу ничуть не удивился, а только покосился
на магистра блестящим глазом.
     --  Во-первых, Николай  Александрович,  я  отчасти и есть  шут.  --  Он
прошелся вокруг  стола, выбирая  позицию  для удара. -- А Во-вторых,  нельзя
разочаровывать людей. Они от меня ждут  определенного поведения, зачем же  я
буду разрушать имидж?  Я,  например,  теннис терпеть не могу, а хожу играть.
Ракеткой по мячику еле попадаю. Но,  как говорится, выигрывает  не  тот, кто
хорошо  играет,  а  кто  правильно  выбирает  партнеров.  Что  сходит с  рук
толстому, смешному Coco, лупящему на барвихинском корте в сетку, не сошло бы
с рук Иосифу Гурамовичу, который дерет  всех в биллиард и покер.  Это уже не
для  дела -- для души. Я, Николай Александрович, никогда не проигрываю, даже
если меня делают  под сухую, как вчера на корте с...  -- Тут он назвал имя и
отчество, от которых Николас вздрогнул -- не шутит ли? Непохоже, чтоб шутил.
     Неожиданно  грузин  повернулся  к  Фандорину всем  своим  тучным телом,
посмотрел магистру в глаза и спросил:
     -- Николай Александрович, вы вообще-то кто?
     Николас  заморгал.  Что  за  вопрос  такой?  Или  хитрый  банкир  снова
придуривается?
     --  Нет, я знаю, что вы британский подданный русского происхождения, --
продолжил  Иосиф Гурамович,  -- что  вы  специалист  по русской истории, что
позавчера прилетели, остановились  в "Интуристе"  и собирались  поработать в
архиве. Я  ведь говорил, мне собрали на вас досье. Но там нет ничего такого,
из-за чего Седой стал бы напускать на вас самого Шурика. Значит, досье можно
спустить в унитаз,  самого главного про вас там нет. Кто вы?  Судя  по тому,
что вы сами на меня вышли, вы не прочь мне об этом рассказать.
     Неужели Большой Coco ничего не знает? Не может быть. Прикидывается.
     -- Седой? Какой Седой? -- осторожно спросил Фандорин.
     Габуния удовлетворенно кивнул:
     -- Ага. Кто такой Шурик, вы не спрашиваете. Ну да, вы ведь вчера  с ним
близко познакомились. Удивительно, как это вы до сих пор живы.
     --  Не в  последнюю очередь  вашими  молитвами,  --  в тон  ему ответил
Николас. -- Почему ваши люди за мной следили?
     -- Мои  люди  следили  не  за вами,  а за Шуриком.  --  Иосиф Гурамович
положил кий, стал вытирать платком  руки, перепачканные мелом. -- Потому что
он работает  на Седого. Все знают, что  Шурик мелочевкой не занимается. Если
Седой заказал вас ему, значит, вы  человек непростой. Что возвращает  нас  к
заданному  вопросу. Кто  вы  на  самом  деле,  Николай  Александрович? Зачем
приехали в Москву? И почему Седой хочет вас остановить?
     Если Габуния  притворяется, то он незаурядный актер, подумал  Фандорин.
Отвечать вопросом на вопрос невежливо, и все же он спросил:
     -- Я не знаю никакого Седого. Кто это?
     Большой Coco скептически пожевал губами, терпеливо вздохнул:
     -- Мой враг.
     --  Какая-нибудь  вендетта? --  спросил Николас, вспомнив  про  кровную
месть, клятву на обнаженном кинжале и прочую кавказскую экзотику.
     -- Почему вендетта? -- удивился банкир. -- Просто с некоторых пор  мы с
Седым  стали мешать друг  другу. Он вырос, я вырос, нам с ним вдвоем  тесно,
уже и  в  Сибири не  помещаемся. Бизнес, Николай Александрович. Или  он меня
скушает,  или -- что вероятнее -- я его. Третьего не дано. Вот мы с Седым  и
следим друг  за  другом, ждем, кто  первый сделает ошибку... Видите, Николай
Александрович,  я  с вами  абсолютно откровенен,  отвечаю  на  все  вопросы.
Рассчитываю на такую же открытость с вашей стороны. Прикиньте сами, долго ли
вам удастся бегать от Шурика? А я вас могу защитить.
     Николас  поморщился. Что-то все  сегодня  хотели  его защищать. С одной
стороны, это было лестно,  с другой -- вызывало всевозможные  вопросы. Алтын
говорила  про  склоку из-за  дележа  компании  "Вестсибойл".  Все  в  России
помешались  на нефти и  газе.  Можно  подумать, в стране нечего делить кроме
топливного  сырья.  Но  какое  отношение  стычка нефтяных  магнатов  имеет к
скромному магистру истории?
     Похоже, Coco сам ничего не  знает. Он увидел, что его соперник зачем-то
хочет  убить  заезжего англичанина,  и  действовал по принципу:  расстраивай
планы врага, даже если не знаешь, в чем они состоят.
     "Я обратился  к вам,  потому что  я  ежик в тумане и надеялся  с  вашей
помощью  этот туман хоть чуть-чуть развеять", --  хотел бы честно признаться
Фандорин, но было ясно: грузин ничего ему об®яснить не может. Или не хочет.
     Зазвонил телефон, лежавший на столике  возле конфетной коробки. Габуния
взял   трубку.  Слушал  молча.   Одна   бровь  приподнялась.   Потом  к  ней
присоединилась вторая. Взгляд банкира почему-то обратился на Николаса и стал
острым, пронизывающим.
     -- Понял, Владимир Иванович, -- сказал Coco и положил трубку.
     Взял конфету, стал ее медленно жевать, все так же глядя на Фандорина.
     --  Это был Владимир  Иванович Сергеев, мой советник по безопасности. В
прошлом полковник контрразведки, человек с большими  связями. Ему только что
сообщили интересную  новость.  Шурик найден убитым. Три пули в животе, три в
затылке...  Я вижу,  Николай  Александрович, это известие  вас  не удивляет?
Кроме  того Владимир  Иванович  сказал,  что  в связи  с этим  происшествием
об®явлен в розыск некий британский подданный...
     Николас почувствовал, что бледнеет. Вдруг хитроумный Габуния решит, что
будет выгоднее передать беглого англичанина милиции?
     --  Делаю вывод.  --  Иосиф  Гурамович  задумчиво  повертел  на  пальце
перстень. --  Вы  пришли ко мне не за  защитой.  Похоже, вы сами умеете себя
защищать. Тогда зачем  вы пришли?  Хотите продать  какую-нибудь  информацию?
Если она может быть использована против Седого, куплю и хорошо заплачу.
     Фандорин покачал головой.
     --  Не  хотите,  -- констатировал  Coco.  -- Тогда  что? Может быть, вы
пришли ко мне за помощью?
     Магистр хотел снова покачать головой, но заколебался. Он ведь и в самом
деле пришел сюда за помощью. Что он  может  один?  В  чужой стране,  в чужом
городе, разыскиваемый милицией и мафией.
     Габуния налил коньяку в две рюмки.
     -- Понятно. Вам  нужна помощь.  Я вижу, вы человек  серьезный,  попусту
слов  не тратите. Уважаю  таких -- сам-то я  болтун...  Знаете что,  Николай
Александрович.  Не хотите говорить, что  вы  там не поделили  с  Седым -- не
надо. Я вам все равно помогу.
     --  Не знаю  я никакого Седого! --  вырвалось у  Николаса.  --  Честное
слово!
     Последнее восклицание получилось  чересчур эмоциональным, пожалуй, даже
детским,  и,  верно, сильно  подпортило образ немногословного и  сдержанного
агента секретной службы  ее величества  ("Меня  зовут Бонд.  Джеймс  Бонд"),
который, кажется, нарисовал себе Иосиф Гурамович.
     Бровь  магната  снова  приподнялась. Полные рюмки  Габуния  отставил  в
сторону, взял кий  и ударил по  шару  номер 6. Шестой острым  углом  обогнул
спящую  Жужу  и  ушел  в  лузу, предварительно щелкнув по  номеру  седьмому,
который завертелся вокруг собственной оси и тоже покатился прямиком в сетку.
     --  Знаете,  Николай  Александрович, -- сказал  банкир  после  довольно
продолжительной паузы, --  может быть, я полный -- во всех смыслах -- идиот,
но я вам, пожалуй, верю. Верю, что вы понятия не имеете, кто такой Седой и с
какой стати он  решил вас убить. Я не  первый год на свете живу и знаю,  что
людские  интересы иногда переплетаются  самым  причудливым образом.  -- Удар
кием. --  Ай,  какой  шар!  Какой  красавец! За  него  -- марципуську...  --
Вознаградив  себя  за очередное  попадание,  Иосиф Гурамович  продолжил.  --
Пускай вы не  знаете Седого, зато он вас знает. Самого Шурика на вас зарядил
--  это вам не  кусок  хачапури.  Вот как  сильно господин Седой  хочет  вам
помешать в вашем деле. А это значит, что Coco -- это, Николай Александрович,
друзья меня так зовут -- так же сильно хочет вам помочь в вашем деле, в  чем
бы оно  ни заключалось. Кстати, в чем оно  заключается, ваше  дело? Вы зачем
приехали в Москву? Только честно.
     Николас ответил, загибая пальцы:
     --  Прочесть одну старую грамоту в архиве. Поискать следы моего  предка
Корнелиуса фон Дорна,  жившего  триста с лишним лет  назад. Собрать материал
для книги. Все, больше ничего...
     Он сам чувствовал, что его слова  прозвучали глупо и неубедительно,  но
Coco выслушал внимательно, поразмыслил, покивал головой.
     --  Ну вот  и ищите, ну  вот и  собирайте. Не  знаю,  чем ваш уважаемый
предок так насолил Седому, но доведите  дело  до  конца. А я окажу вам любую
помощь.  Любую, -- со  значением повторил  Габуния.  --  Так что, профессор,
работаем?
     --  Я  не профессор,  я  всего  лишь магистр  истории,  --  пробормотал
Николас, еще раз взвешивая все за и против.
     Уехать из России все равно нельзя. Ну хорошо, выберется он из страны по
фальшивым документам, которые Coco, вероятно, может изготовить  не хуже, чем
Владик.  И  что  дальш