слежки),   Николас  стал
поджидать попутку.  Как назло, мимо ехали одни грузовики. Ну, естественно --
скоро конец рабочего дня.
     Наконец из-за угла  вылетел ярко-алый  спортивный  автомобиль.  Николас
вскинул было руку и тут же опустил. Зачем владельцу такого шикарного экипажа
пять долларов?
     Но  "ягуар" бесшумно  затормозил  у  тротуара. С  деликатным  жужжанием
сползло вниз тонированное стекло.
     За  рулем  сидел  викинг  с  золотистыми  волосами  до плеч  и  коротко
стриженной  бородкой.  Васильковые  глаза  взирали  на  магистра  с  веселым
недоумением.
     -- Tлки-моталки, живой бритиш. Только  котелка с зонтиком не хватает. В
Бескудниках! What are you doing here, dear sir?
     --  Я,  собственно,  хотел добраться  до  Шереметьева,  --  пробормотал
Фандорин, встревоженный тем, что в нем с первого взгляда виден британец.
     -- Не бритиш, но крутой укос под бритиша, --  констатировал нордический
красавец. -- Ценю  мастерство. Садитесь, сэр, подкину до Хаммера. А  там вас
до Шере-мать-его любой водила за полтинник доставит.
     Машина кошачьей породы вкрадчиво взяла с  места, Николаса мягко вжало в
пружинистую спинку кресла.
     Викинг с  любопытством обернулся к нему и хотел  что-то сказать, но тут
заиграл марш  Мендельсона  (Николас  читал  в газете,  что  русские  обожают
устанавливать музыкальные сигналы  на мобильных телефонах),  и начало беседы
было отложено.
     -- Я, -- сказал блондин.
     Потом, после паузы, резко произнес:
     --  Мало  ли  что  Черномор  сказал. Вы,  Леонид  Робертович,  лицензию
обещали?  Обещали.  Бабки  скушали?  Скушали.  Отвечайте  за базар,  или же,
выражаясь интеллигентно, исполняйте взятые на себя обязательства... Вот  это
другой разговор...  Значит, завтра коллегия министерства? Ну,  буду ждать. И
учтите, это ваша заморочка, не моя. Ауф видерхерен.
     Николас знал,  что "Черномором" в чиновничьих и деловых  кругах  России
называют самого премьер-министра, и взглянул на  хозяина машины  с особенным
интересом.  Кто  он   такой,  если  ему  и  глава  правительства   не  указ?
Какой-нибудь крупный промышленник или лоббист?
     --  Ну,  что  молчите,  сэр?  --  спросил  деловой  человек,   закончив
телефонный  разговор.  --  Плата за проезд -- искрометное  ля-ля. Расскажите
что-нибудь. Вы кто такой?
     Снова заиграл свадебный марш.
     -- Я, -- снова произнес в трубку новорусский мачо. -- ...Ты че,  Толян,
с клубники упал, как  Мичурин?...  Ага,  щас. Нашел  терпилу... Какие, блин,
реутовские? Че ты мне гонишь?... Рамсы развести проблем нет, только не плачь
потом... Ладно, Толян, забили.
     Этот  разговор  велся  совсем в иной  манере,  чем  предыдущий.  Теперь
Николас и  вовсе  ничего  не понял.  Правда,  выражение  "развести  рамсы" в
блокноте  имелось. На криминальном арго  оно  означало  "уладить  конфликт".
Выходит, этот человек не политик и не бизнесмен, а уголовник?
     На сей раз викинг швырнул  трубку на приборную доску довольно сердито и
процедил:  "Козлина  дешевый".  Но  тут же  вспомнил  о попутчике,  белозубо
улыбнулся ему и сказал:
     -- Пардон. Познакомиться не дают. Блейзер из  "Харродса"? Рукав порван,
видели?
     -- Да,  благодарю. Я вчера неудачно упал...  -- тоже улыбнулся Николас.
-- Наверное, теперь придется выки...
     Вдруг водитель поправил зеркало заднего вида, коротко обернулся назад и
перебил:
     -- Э, сэр, да  у  нас с вами хвост. Ваш или мой? Меня сейчас  вроде  бы
пасти некому.
     Фандорин тоже оглянулся и увидел близко, в каких-нибудь двадцати ярдах,
светло-зеленый джип  "нива". За рулем  сидел человек  в очках,  с соломенным
чубом. Шурик!
     -- Это мой,  -- быстро  сказал  магистр, и сердце у  него  заколотилось
быстро-быстро. -- Послушайте,  я не хочу подвергать вас  опасности. Высадите
меня.  Или... --  Он  взглянул  на викинга,  тихо  закончил. --  Или  просто
прибавьте газу. С вашим двигателем мы от него легко оторвемся.
     Сказал  -- и  покраснел, потому  что просить  о  такой  опасной  услуге
совершенно   незнакомого  человека   было  недостойно,  стыдно.   Но   ужас,
всколыхнувшийся откуда-то из темных подземелий души, был сильнее всех прочих
чувств. Должно быть, то же произошло и с цивилизованными  пассажирами парома
"Христиания", когда  палубы  стали  крениться  навстречу  свинцовому  холоду
волн... Эта мысль помогла Фандорину совладать с приступом слабости.
     -- Нет,  не нужно прибавлять газу, -- сказал  он. -- Высадите меня. Это
моя... заморочка, не ваша.
     Викинг включил сигнал поворота и вырулил направо, в переулок.
     --  На  газ жать не буду, --  сказал он,  поглядывая  в зеркало. "Нива"
держалась на той же дистанции.
     -- Нарушать  ограничение  скорости некрасиво. Это Во-первых. Высаживать
вас  я тоже не буду, потому что моя  тачка -- все равно что мой дом. Значит,
вы  у  меня в гостях,  а  своих  гостей  я  не  сдаю. Это  Во-вторых.  Ну, и
в-третьих... --  Он повернул  еще  раз,  под  знак  "тупик".  --  Я кошмарно
самолюбивый. Какого хрена этот урод на мне повис?
     Машину  качнуло  --   это  водитель  нажал   на  тормоза.  "Нива"  тоже
остановилась,  сократив дистанцию  до  десятка  ярдов.  Вокруг  был пустырь,
гаражи, пыльные кусты.
     Видя, что отчаянный блондин собирается открыть дверцу, Николас в панике
схватил его за рукав:
     -- Что вы делаете! Вы не знаете, что это за человек!
     -- А вы не знаете, что за человек Влад Соловьев, -- невозмутимо ответил
самоубийца. -- Ладно, не психуйте, сэр. Выйдем, поговорим, как люди.
     Он вылез наружу, хлопнув дверью, и не  спеша  двинулся по направлению к
зеленому джипу.
     Фандорин тоже открыл дверцу, чтобы крикнуть: "Осторожно, он вооружен!"
     Не крикнул. Чтобы не выглядеть еще большим идиотом, чем он был на самом
деле.
     Магистру вдруг стало совершенно ясно, что он угодил в ловушку. Эти двое
--  странный  бизнесмен  и  Шурик  --  заодно.  "Ягуар"   остановился  возле
долговязого британца неслучайно.
     Николас взглянул на замок зажигания. Ну  разумеется -- ключи этот самый
Влад забрал с собой.
     Выскочить из машины, побежать через пустырь?
     А, собственно, зачем? Убивать его, кажется, не собираются. Пока. Что ж,
по крайней мере, об®яснят, что им от него нужно.
     Смирившись с неизбежным, он повернулся и  стал смотреть, как встретятся
сообщники.
     Шурик из машины не вылез.  Сидел, высунув  локоть  в  открытое окно и с
невинной улыбкой  смотрел  на  медленно  приближавшегося  франта в  кремовом
итальянском   костюме,  со  связкой  ключей  в   небрежно   опущенной  руке.
Поздороваются? Обменяются рукопожатием?
     --  Салям  алейкум, --  приветливо  произнес  Влад Соловьев  и внезапно
швырнул ключи прямо в лицо Шурику -- молниеносно быстрым, точным движением.
     Связка угодила сидящему точно в очки, так что хрустнули стекла. В ту же
самую секунду Влад одним скачком преодолел последние метры,  еще  отделявшие
его от  "нивы",  схватил Шурика  рукой  за  светлый  чуб  и два  раза сильно
приложил лбом о ребро дверцы.
     От неожиданности Николас просто окаменел.
     Ловкий викинг распахнул дверцу, и Шурик рухнул лицом  в асфальт, причем
оказалось,  что  в правой руке, которую он  до сего момента  не показывал, у
него зажат уже знакомый магистру пистолет с черной матовой трубкой.
     Влад Соловьев взял пистолет, рассмотрел его и, не оборачиваясь, помахал
Фандорину: идите, мол,  сюда. Тот  приблизился на  плохо сгибающихся  ногах,
встал чуть поодаль от неподвижного тела.
     --  93-я  "беретка",  -- уважительно  сообщил  Соловьев.  --  Серьезная
волына. Сажает тройными очередями.  Похоже, я вляпался в какашечную историю.
Кто этот геноссе?
     Он пнул носком ковбойского сапога безжизненно вывернутую руку лежащего.
     Ответить Николас не успел, потому что рука  вдруг ожила: схватила Влада
за сапог. Шурик,  не вставая,  весь  изогнулся, и сдвоенным ударом обеих ног
подсек противника под другую щиколотку.
     Соловьев грохнулся навзничь, а киллер резко поджал  колени к подбородку
и прыжком  вскочил на  ноги. Не  дав  викингу опомниться, с  размаху  ударил
ботинком  (сегодня  поклонник  шестидесятых  был  не  в кедах,  а  в тяжелых
туристических  вездеходах)  по  пистолету  --  оружие  отлетело в сторону  и
запрыгало по асфальту.  Завершив  разворот  на каблуке,  Шурик нанес удар  в
обратном направлении  -- целил  врагу в подбородок, однако  Влад  увернулся,
сделал кувырок через голову и выпрямился. Вся спина замечательного кремового
пиджака теперь была в черных разводах.
     Выставив  руки  перед собой  чуть выше  пояса,  Шурик  ринулся  вперед.
Замелькали  руки,  ноги,  сливаясь  в  единый  круговорот,  словно   лопасти
вентилятора. Раньше Николас видел такую рубку только в гонконгских фильмах и
считал,  что  это  чистой   воды   трюкачество.   Короткие  хриплые  выкрики
перемежались  сочными звуками ударов. Видно было, что схватились два мастера
рукопашного  боя, но  это не давало Фандорину права  оставаться в стороне от
схватки. Он  тоже закричал во все горло  и бросился на киллера. Не для того,
чтобы сбить  его с ног  -- куда там, а  чтобы  отвлечь на  себя и  хоть этим
помочь обороняющемуся Соловьеву.
     Помощь оказалась невеликой.  Даже  не обернувшись, Шурик  выбросил ногу
назад,  попав  Николасу точнехонько  в пах,  и  магистр присел  на корточки.
Бескрайняя вселенная вмиг сжалась до размеров ушибленного места.
     Утиным  шагом Фандорин отковылял в сторону. Господи,  как  же  ему было
больно!
     И  тут  пострадавший  увидел  пистолет:  он лежал  себе  возле  бровки,
безучастно поблескивал  под солнцем. Забыв о боли, Николас кинулся к оружию,
схватил его и развернулся -- в самый раз,  чтобы увидеть финал впечатляющего
единоборства.
     Влад  Соловьев,  пятившийся  назад  под  натиском  вертлявого   Шурика,
зацепился  высоким  каблуком  за крышку канализационного  люка.  Покачнулся,
взмахнул руками, и немедленно получил мощнейший  удар подошвой ботинка прямо
в незащищенную грудь. Упал, раскинув руки, и остался лежать без движения.
     -- Ни с места! Руки вверх! -- крикнул киллеру Фандорин, выставив вперед
руку с пистолетом.
     Никогда  еще ему не  приходилось держать боевого оружия, однако Николас
знал, что  где-то  на рукоятке должен быть предохранитель. Если его не снять
(или если с него не снять?), выстрела не будет.
     Левой  рукой  магистр пошарил  по  гладкой поверхности  справа,  слева,
сдвинул   какой-то   рычажок.   Оставалось   надеяться,   что  это  и   есть
предохранитель. Теперь  требовалась  крайняя  осторожность  --  чуть двинешь
указательным пальцем, и может выстрелить.
     --  Руки  вверх!  --  еще  раз крикнул  он  Шурику,  который  стоял над
поверженным противником и  глядел  на  магистра со снисходительной  улыбкой.
Покачал головой, двинулся к Николасу.
     -- Стоять! -- повысил голос Фандорин. -- Я выстрелю! Честное слово!
     Шурик честному слову явно не поверил и шага не замедлил.
     Николас  столько  раз  видел эту  сцену  в кино,  что  у него  возникло
явственное  ощущение  дежа  вю: дилетант с  пистолетом в  дрожащей  руке,  и
злодей,  который  твердо  знает, что нормальный,  цивилизованный человек  не
сможет выстрелить в упор.
     -- Не  надо! -- предупредил  Николас,  сам чувствуя, что  в  его голосе
предательски  звучат  просительные  нотки.  --  Остановитесь!  Не  надо!  Не
вынуждайте...
     --  Надо, Федя,  надо,  -- с  напускной  строгостью перебил его  Шурик,
почему-то назвав Фандорина чужим именем,  и протянул руку к ходящему ходуном
стволу.
     В  этот миг Николас со всей определенностью понял,  что никогда и ни за
что не сможет пустить пулю в человека, который смотрит тебе прямо в  глаза и
улыбается. От ужаса и беспомощности пальцы магистра непроизвольно сжались, а
пистолет вдруг  взял и  сам по  себе глухо чмокнул три  раза  подряд.  Очень
быстро: чмок-чмок-чмок.
     Шурика  словно   переломило  надвое.  Он  сложился  пополам,  продолжая
смотреть  на остолбеневшего  Фандорина.  Губы киллера  еще были растянуты  в
глумливой улыбке, но глаза удивленно расширились, и стало видно, что один из
них, как прежде, голубой, а другой почему-то карий.
     Это у него  во время драки выскочила цветная линза, сказал себе Николас
и  попятился  назад. Шурик  же немного постоял в нелепой  скрюченной  позе и
повалился боком на асфальт. Он лежал согнутый, зажимал обеими руками живот и
все растягивал, растягивал губы в улыбке.
     Николасу  стало  невыносимо  страшно.  И он  сам  не  знал, чего боится
больше: того, что  этот человек сейчас умрет, или что  он поднимется и снова
пойдет на него с этой своей жуткой улыбкой.
     Однако Шурик  и не вставал, и не умирал --  он дергал ногой  в  тяжелом
ботинке и через ровные промежутки негромко повторял:
     -- А...А...А...А
     Изо рта у него стекала кровь, и уже набежала небольшая темная лужица.
     Очнулся Влад. Сел, помотал головой, словно прогоняя хмель. Посмотрел на
Николаса, на лежащего  Шурика. Легко поднялся, подобрал связку ключей. Вытер
рукавом безнадежно испорченного пиджака разбитый рот.
     --  Завалил  гниду?  -- спросил Соловьев,  переходя  на "ты". -- Круто.
Слушай, Майкл Джордан, ну у тебя и дружбаны. Ты видел, как он меня метелил?
     -- У  него пятый дан по  карате, --  об®яснил Николас, не сводя глаз  с
раненого киллера. -- Нужно "скорую помощь".
     --  Это  точно.  --  Влад  подошел, встал  рядом. --  Пятый  дан? Тогда
понятно. У меня-то четвертый. Ну, чего любуешься? Видишь, человеку нехорошо.
"Скорая помощь" у тебя, ты и домачивай.
     Он  кивнул  на  пистолет, все  еще зажатый  в  руке Фандорина.  Николас
оторопело уставился на Соловьева. Неужели он предлагает добить раненого?
     -- Ты чего, в  первый раз,  что ли? -- Влад покачал золотистой головой.
--  Тогда тем  более круто. Такого  волка  уделал.  Не  менжуйся,  братишка,
довинчивай. Все равно отходит. Он бы  нас с тобой расчикал --  не моргнул...
Ну! А, ладно, дай я.
     Вынул оружие из вялых пальцев магистра, прицелился Шурику в голову.
     -- Не гляди, если такой нежный.
     Надо было  воспрепятствовать  убийству,  но Фандорина охватила странная
апатия, сил хватило только на то, чтобы отвернуться.
     Еще одна чмокающая очередь, и аканье прекратилось.
     Соловьев обхватил Николаса за плечи и быстро повел к "ягуару".
     -- Все, земеля, все. Ходу.
     Наскоро  обтер  "беретту" платком,  вытащил  из  рукоятки  не до  конца
отстрелянный магазин, пустой пистолет кинул на асфальт. Пояснил:
     -- А то  пацанята  местные  подберут,  еще  дел наделают. Обойму  после
выкину. Лезь в тачку, чудесный незнакомец. Ну, я с тобой и запопал.
        x x x
     На первом же светофоре Соловьев протянул руку:
     -- Начнем церемонию официального представления. Влад Соловьев.
     Фандорин, запнувшись, назвался так:
     -- Нико... Николай Фандорин.
     -- Интересный ты человек, Коля. Просто  лом у меня на интересных людей,
нет мне  от них  никакого житья.  Ты  не пузырься, претензия  не к тебе, а к
Господу Богу.  Извини, конечно, за праздное любопытство,  но кого мы с тобой
урыли? -- Он искоса взглянул на мучнисто-белое лицо магистра  истории. -- По
виду и  прикиду ты  не из деловых. Выражаясь языком дворов и мусоров, чистый
ботаник. Скажи мне,  ботаник Коля, как ты до жизни такой дошел, что за тобой
матерые волчары с девяносто третьими "береттами" гоняются?
     Очень захотелось все рассказать этому смелому, бесшабашному парню, да и
долг признательности вроде бы не позволял скрытничать. Но, с другой стороны,
впутывать в свои невеселые дела постороннего было бы безответственно. Влад и
без того уже изрядно запопал. Страшный Шурик мертв, но Алтын говорила, что у
него должен быть хозяин...
     Соловьев выждал с полминуты, пожал плечами:
     -- Не хочешь -- не говори. Имеешь право. Ты мне, Коля, жизнь спас. Если
б ты не грохнул этого кошмарика, он бы мне точно кирдык сделал.
     -- Понимаете... -- волнуясь, начал Фандорин. -- Понимаешь,  Влад,  я не
уверен,  что имею права  втягивать  тебя в эту историю... Она такая  мутная,
запутанная. Я бы даже сказал, таинственная. И очень опасная.
     -- Опасная --  хрен  бы с ним, не привыкать, а вот чужих тайн не люблю,
--  поморщился  Влад.  --  Свои  девать  некуда.  Ты  скажи,  тебе  зачем  в
Шереметьево   надо?  Хочешь   дернуть  из  ЭрЭф  в  солнечную  Анталию   или
гостеприимную  Чехию?  Устал  от  своих корешей,  хочешь  от них  отдохнуть?
Понимаю тебя, Коля -- особенно если все они вроде этого сеньора. Может, есть
проблемы? Я помогу. Как теперь говорят, долг платежом зелен.
     Он коротко  хохотнул и  перешел  на  серьезный  тон. -- Ксива,  виза --
проблем нет. За сутки сделаю. Учесывай хоть в Новую Зеландию.
     -- Спасибо, не нужно. Документы у меня есть.
     Николас достал из кармана свой паспорт, показал.
     Влад открыл красно-золотую книжечку, заглянул в нее, присвистнул.
     -- Так ты  в натуре бритиш. Ну, дела. Все  равно,  Коля, с Шереметьевым
лучше обождать. Ты уверен,  что  никто не видел, как мы  с  тобой  совершали
противоправное действие? Какой-нибудь дядя из гаража в щелку любопытствовал,
бабуля  бутылочки собирала,  алкаш в  кустиках писал? Больно у  тебя  фигура
приметная с твоим баскетбольным  ростом. Наша ментура,  конечно, не Скотленд
--  Я рд, но если поступит ориентировка на дядю  Степу иностранного вида,  с
зелеными полосами на щеках и дебильным выражением на мордалитете, тебя в два
счета сцапают. Посиди тихо денек-другой, а я  выясню, в розыске ты или  нет.
Если тебе заховаться негде -- проси политического убежища у Владика. Выручу.
Давай, Коля, заказывай музыку -- Влад Соловьев исполнит. Для нашего друга из
солнечного  Альбиона прозвучит  патриотическая  песня  "Не нужен  мне  берег
турецкий".
     И правда запел -- красивым, звучным баритоном:




     А я остаюся с тобою,
     родная моя сторона,
     не нужно мне солнце чужое,
     и Англия мне не нужна!




     Фандорин  молчал,  растроганный и  впечатленный.  Ход  его  мыслей  был
примерно таков.
     Все-таки в словах  Достоевского о  всемирной  отзывчивости русской души
есть великая и неоспоримая правда. Взять хоть  этого Владика -- казалось бы,
маргинальный  тип,   по   западным  меркам  просто   разбойник,  а   сколько
отзывчивости и душевной широты в  этом новорусском  флибустьере! Как  тут не
вспомнить  взаимоотношения  Петруши  Гринева   с  кровавым   и  великолепным
Пугачевым.  Тот тоже за  заячий тулупчик  отблагодарил  без  меры  и  счета,
безудержный  в  добре так же, как в зле.  Вот каких типажей  рождает русская
земля!  Тут и красота, и  мощь,  и бесшабашность, и душевное благородство --
при абсолютном  пренебрежении к  закону  и нормам общественной морали.  Ведь
только  что  всадил человеку  в голову  три  пули,  а ни  малейших признаков
рефлексии -- сидит, поет.
     -- Ну чего, надумал? --  весело  спросил новоявленный  Пугачев, обгоняя
справа  милицейскую   машину.   Фандорин  посмотрел  назад,  уверенный,  что
блюстители порядка немедленно  остановят  нарушителя.  Но водитель в фуражке
взглянул на номера "ягуара" и лишь покачал головой.
     -- Мы с тобой, Влад, человека убили, -- тихо сказал Николас.  -- И ни о
чем другом я сейчас думать не могу.
     Лицо викинга  -- флибустьера посуровело, глаза чуть прищурились, словно
от встречного ветра.
     -- Это у тебя, Коля, от нежного  английского воспитания. Ты, наверно, в
детстве короткие штанишки носил, и в школе у  вас дрались  только  до первой
крови.
     -- А у вас разве нет? -- удивился магистр.
     -- Я, Коля, вырос в Черногорске. У нас начиная с младшей группы детсада
молотились до полной отключки. Слыхал про город Черногорск?
     -- Нет.
     -- Про  него мало кто слыхал.  Параша,  а  не  город:  тринадцать шахт,
двадцать винных лабазов, две туберкулезных больницы, четыре кладбища и сорок
тысяч уродов, быдла, к