"Не до  конца", сказал Коннор. "Потому что департамент полиции оказался
в  сильном замешательстве. Пресса, критикуя департамент,  попала  в дурацкое
положение. Люди  присылали цветы.  Развернулось  настоящее  шоу с выражением
сочувствия, а они оказались гангстерами. Масса народа была в замешательстве.
И  поэтому  всю  вину  взвалили  на  меня.  Раскрывая  дело,  мне  следовало
пользоваться закулисными методами. В общем, меня выкинули из полиции."
     "И поэтому вы уехали в Японию?"
     "Нет, это другая история."
     Мы подошли к машине. Я оглянулся  на  "Империал Армс" и  увидел  Джулию
Янг, стоящую у окна и глядящую на нас. "Соблазнительная", сказал я.
     "Японцы зовут таких ширигару онна -- светлая задница." Он открыл дверцу
и сел. "Но она на  наркотиках. Нельзя верить всему, что она говорит. Но даже
так, вырисовывается модель, которая мне не нравится." Он посмотрел на часы и
покачал  головой.  "Черт. Мы  слишком тянем. Нам  лучше ехать  в "Паломино",
повидать мистера Коула."
     Я повернул на юг,  к  аэропорту.  Коннор откинулся на сидении  и сложил
руки на груди. Он мрачно уставился на свои туфли.
     "Почему вы говорите о модели, которая не нравится?"
     Коннор ответил: "Обертки в мусорнице. Поляроид  в корзине. Такие  следы
за собой не оставляют."
     "Вы сами говорили, что была спешка."
     "Может  быть.  Но,  знаешь, японцы убеждены, что  американская  полиция
некомпетентна. Неряшливость, это знак их презрения."
     "Что ж, мы не некомпетентны."
     Коннор покачал головой. "По сравнению с японцами, мы именно коновалы. В
Японии  ловят  каждого  преступника.  Для тяжких преступлений раскрываемость
достигает  девяносто девяти  процентов. Поэтому в Японии каждый преступник с
самого начала знает, что его  поймают. А здесь уровень раскрываемости что-то
вроде семнадцати  процентов.  Даже  не каждый  пятый.  Поэтому преступник  в
Штатах знает, что, вероятнее  всего, его  не поймают -- а если и поймают, то
он не будет осужден, благодаря всем юридическим заковыркам. И ты сам знаешь,
что любое  исследование эффективности полиции  показывает,  что американские
детективы  либо раскрывают дело в первые шесть часов, либо не раскрывают его
вообще."
     "И что вы этим хотите сказать?"
     "Я говорю,  что  наше  преступление совершено с  ожиданием, что оно  не
будет раскрыто. А я хочу раскрыть его, кохай."


        x x x
     Следующие  десять   минут  Коннор  молчал.  Он  сидел  очень  тихо,  со
сложенными руками,  уронив голову  на  грудь. Он дышал глубоко и ровно. Я бы
подумал, что он заснул, если б не открытые глаза.
     Я просто вел машину и вслушивался в его дыхание.
     Наконец он произнес: "Ишигуро."
     "Что с ним?"
     "Если б  мы знали,  почему  Ишигуро ведет себя так,  мы  поняли бы  это
дело."
     "Не понимаю."
     "Американцу  тяжело  увидеть  его ясно", сказал Коннор.  "Потому  что в
Америке думают, что определенная доля ошибок --  это  нормально.  Ждешь, что
самолет опоздает.  Что почту не принесут.  Что стиральная  машина сломается.
Все время ждешь, что все пойдет наперекосяк.
     В  Японии все по-другому. В Японии  работает все.  На японском вокзале,
если встанешь  на  отмеченное место  платформы, то когда  поезд остановится,
двери откроются прямо  перед тобой. Поезда  приходят точно в  срок. Багаж не
теряется. На деловые встречи не опаздывают. Крайние сроки выдерживаются. Все
происходит по  плану.  Японцы  образованы,  подготовлены и мотивированы. Они
делают дело. Они не отлынивают."
     "У-гу..."
     "А сегодня --  очень  важный день для  компании  Накамото. Можешь  быть
уверен, что  они запланировали все до малейших деталей.  У них  приготовлены
вегетарианские   шедевры,  которые  любит  Мадонна,  и  приглашен  фотограф,
которого  она  предпочитает.  Поверь мне: они подготовились ко всему. У  них
имеются планы  на любой крайний случай. Знаешь, какие они: садятся кружком и
обсуждают бесконечные возможности  --  что, если  пожар? Или  землетрясение?
Сообщение   о   заложенной  бомбе?  Отключение   электричества?  Бесконечное
обсуждение самых  невероятных событий. Это  словно мания, но когда наступает
финальная ночь,  то оказывается,  что они продумали все и все  контролируют.
Очень плохо оказаться не в форме. Окей?"
     "Окей."
     "Но  вот наш  друг Ишигуро, официальный  представитель Накамото,  стоит
перед  мертвой  девушкой и  он  явно  не  в форме.  Он  ешики-но, устраивает
конфронтацию в западном стиле, однако ему не по себе -- я уверен, ты заметил
пот на его верхней губе. И рука у него влажная -- он вытирает ее о брюки. Он
рикуцупон, слишком спорит. И слишком много говорит.
     Короче  говоря, он  ведет  себя так, словно действительно не знает, что
делать, словно он  даже не  знает, кто  эта девушка  -- а он  конечно знает,
потому что знает всех приглашенных на прием --  и делает  вид, что не знает,
кто убил ее. Что почти наверняка знает тоже."
     Машина  подпрыгнула  на выбоине и затряслась.  "Постойте-ка,  по вашему
Ишигуро знает, кто убил девушку?"
     "Я в этом уверен. И знает не только он. К настоящему моменту по меньшей
мере  три человека  должны  знать, кто  ее  убил. Ты говорил,  что работал в
отделе связи с прессой?"
     "Да, в прошлом году."
     "У тебя сохранились контакты в теленовостях?"
     "Немного  сохранились",  сказал  я.  "Но наверняка слегка заржавели.  А
зачем?"
     "Я хочу взглянуть на ленты, снятые на приеме."
     "Просто взглянуть? Не как на доказательства для суда?"
     "Просто взглянуть."
     "Это не должно быть проблемой", сказал я. И подумал, что могу позвонить
Дженнифер Льюис из KNBC или Бобу Артуру из KCBS. Наверное, лучше Бобу.
     Коннор  сказал: "Это  должен быть кто-то,  к кому ты  можешь обратиться
лично. Иначе  станции не захотят  нам помогать.  Ты обратил внимание, что на
месте преступления команд TV не было? На  большинстве мест преступления надо
пробивать  себе  путь  мимо  камер,  чтобы только  дойти до  желтой ленты. А
сегодня - ни TV-команд, ни репортеров. Ничего."
     Я  пожал  плечами.  "Мы  были  на  наземных  линиях. Пресса  не  смогла
подслушать радиопередачи."
     "Пресса уже находилась там", сказал Коннор, "они освещали прием с Томом
Крузом и Мадонной. А тут этажом выше убита девушка. Так где же TV-команды?"
     Я сказал: "Капитан, на это я не куплюсь."
     Одна  их вещей, что я понял в качестве пресс-секретаря, это то, что  не
существует никаких  заговоров. Пресса слишком разнообразна  и в определенном
смысле  чересчур дезорганизована. В действительности, в тех редких  случаях,
когда мы нуждаемся в цензуре -- вроде случая похищения с требованием выкупа,
когда еще  идут переговоры - мы тратим чертову прорву усилий, чтобы добиться
их  сотрудничества.  "Газеты  - рано закрываются.  TV-командам  надо  делать
одиннадцатичасовые новости. Наверное все уехали редактировать свои истории."
     "Не  согласен. Мне  кажется, японцы выразили  тревогу по поводу кичийо,
образа их компании, и пресса согласилась не  освещать  событие.  Поверь мне,
кохай, было приложено мощное давление."
     "Я в это не верю."
     "Даю слово", сказал Коннор. "Давление включено."
     Именно в этот момент в машине зазвонил телефон.


        x x x
     "Черт  побери тебя,  Питер", произнес знакомый грубый голос. "Что, мать
твою, происходит  с этим расследованием убийства?" Это  был шеф. Похоже,  он
был пьян.
     "Что вы имеете в виду, шеф?"
     Коннор  взглянул  на меня и  я  нажал  кнопку наушника,  чтобы  он  мог
слышать.
     Шеф сказал: "Вы, ребята, раздражаете японцев.  Мы, что, хотим  получить
еще кучу обвинений в расистских высказываниях?"
     "Нет, сэр", сказал я. "Абсолютно нет. Я не знаю, что вы слышали..."
     "Я  слышал,  что  трахнутый  дурак  Грэм,  как обычно, всех оскорблял",
сказал шеф.
     "Ну, я бы не называл это оскорблениями, шеф..."
     "Слушай, Питер. Не темни мне. Я уже выпорол Фреда Хофмана за то, что он
вначале  послал Грэма. Я  хочу,  чтобы это расист отвял  от дела.  Начиная с
этого момента  нам надо  согласовываться с японцами. Таков  мир. Ты  слышишь
меня, Питер?"
     "Да, сэр."
     "Теперь о Джоне Конноре. Ты притащил его с собой, это правда?"
     "Да, сэр."
     "Почему ты его в это вовлек?"
     Я подумал: почему я вовлек его? Должно быть, Фред Хофман решил сказать,
что Коннор - это моя идея, а не его.
     "Извините", сказал я, "но..."
     "Понимаю",  перебил  шеф.  "Ты,  наверное,   подумал,  что  не  сможешь
справиться  с  делом сам.  Захотел  помощи.  Но, боюсь, ты  получишь  больше
хлопот, чем помощи. Потому что  японцы  не любят Коннора. И я хочу  тебе еще
кое-что сказать.  Держись подальше от Коннора. В пятьдесят девятом мы вместе
вступили в академию. Он всегда  был одиночкой и  нарушителем. Знаешь, любой,
кого тянет жить за границей, хочет этого потому,  что не  годится для  жизни
дома. Я хочу, чтобы он больше не вмешивался в расследование."
     "Шеф..."
     "Вот так я на это  смотрю,  Питер. Ты  получил на руки убийство, ты его
прокрути  и закругли. И сделай это быстро и чисто. Я слежу за тобой и только
за тобой. Ты меня слышишь?"
     "Да, сэр."
     "Связь хорошая?"
     "Да, сэр", ответил я.
     "Закругли  это,  Питер",  сказал  шеф.  "Я  не  хочу,  чтобы мне  снова
звонили."
     "Да, сэр."
     "Закончи самое позднее завтра. Это все." И он отключился.
     Я положил трубку.
     "Да", сказал Коннор. "Я бы сказал, что давление приложено."


     ( Я ехал на юг по фривею  405 в сторону аэропорта. Здесь было туманнее.
Коннор смотрел в окно.
     "В  японской организации  тебе  никогда так  не  позвонят.  Шеф  просто
вывесил  тебя  на просушку.  Он  не несет  ответственности  -- все  это твоя
проблема.  И он обвиняет тебя  в том, что к тебе  не  имеет отношения, вроде
Коннора."  Коннор  покачал  головой.  "Японцы так не делают. У японцев  есть
пословица: ищи проблему,  а не  виновника. В  американской  организации  все
крутится  вокруг  того,  кто  просрался. Чья  голова  должна  покатиться.  В
японской  конторе  все  крутится  вокруг  того,  в чем просрались  и как это
исправить. Никого не обвиняют. Их способ лучше."
     Коннор замолчал, глядя в  окно. Мы проехали  Слаусон, над нами в тумане
прошла кривая темная арка фривея Марина.
     Я сказал: "Шеф под мухой, вот и все."
     "Да. И, как обычно, плохо информирован. На даже так, звучит, словно нам
лучше раскрыть это дело прежде, чем он завтра встанет с постели."
     "А мы сможем?"
     "Да. Если Ишигуро предоставит ленты."
     Телефон снова зазвонил. Я ответил.
     Это был Ишигуро.
     Я передал трубку Коннору.


        x x x
     Голос Ишигуро в  трубке  до  меня  доносился слабо. Он говорил  быстро,
напряженным голосом.  "А,  моши-моши,  Коннор-сан,  десука? Кейби-но  хейяни
денва шитан десуга-не. Даремо денаин десуйо."
     Коннор закрыл ладонью трубку  и перевел: "Он позвонил охраннику, но там
никого нет."
     "Сореде, гуокейбишицу-ни  ренраку  шите,  хито-во  окутте  мораимашите,
исшо-ни тену-о какунин шите кимашита."
     "Потом он позвонил в главный офис безопасности и попросил их спуститься
вместе с ним и проверить ленты."
     "Тепу-ва субете  рекода-но нака-ни аримасу. Накунаттемо торикаераретемо
имасен. Субете дайобу десу."
     "Все   ленты   находятся   в  рекордерах.  Никакие   не  пропали  и  не
переключались." Коннор  нахмурился и ответил: "Ия, тепу-ва сурикаерарете иру
хадзу нанда. Тепу-о сагасе!"
     "Дакара, даиебу нандесу, Коннор-сан. Доширо-то иун десука?"
     "Он настаивает, что все в порядке."
     Коннор сказал: "Тепу-о сагасе!" Мне он перевел: "Я сказал ему, что хочу
получить эти чертовы ленты."
     "Данебуда-то иттерудешоу. Дошите соннаини тепу-ни кодаварун десука?"
     "Оре нива вакатте ирунда. Тепу-ва накунатте иру. Я знаю больше, чем вам
кажется, господин Ишигуро. Монгидо иу, тепу-о сагасунда!"
     Коннор бросил телефонную трубку и откинулся на сидение, гневно фыркнув:
"Ублюдки. Они заняли позицию, что никаких пропавших лент нет."
     "Что это значит?", спросил я.
     "Они решили играть жестко." Коннор уставился в окно на уличное движение
и постукивал ногтем  по зубам. "Они  никогда не поступили бы так, если бы не
чувствовали, что у них сильная позиция. Неуязвимая позиция. Что означает..."
     Коннор  уплыл в  собственные мысли. Я  видел,  как  отражение  его лица
вспыхивало в стекле под проносящимися уличными фонарями. Наконец, он сказал:
"Нет, нет, нет", словно отвечал кому-то.
     "Что нет?"
     "Это  не  может  быть Грэм." Он покачал  головой. "Грэм  -- это слишком
рискованно,  слишком много призраков прошлого. И  не я, в любом случае. Я --
это старая песня. Значит, это должен быть ты, Питер."
     Я спросил: "О чем вы толкуете?"
     "Произошло что-то такое", сказал Коннор, "что заставило Ишигуро думать,
что  он обладает преимуществом.  И я догадываюсь,  что это что-то связано  с
тобой."
     "Со мной?"
     "Ага. Почти  наверняка,  это  что-то личное.  У тебя  были  проблемы  в
прошлом?"
     "Вроде чего?"
     "Любые  неприятности:  аресты, внутренние  расследования,  обвинения  в
сомнительном поведении, вроде  пьянства,  гомосексуализма  или  увивания  за
женщинами?  Любые  программы лечения  от наркотиков,  проблемы с партнерами,
проблемы  с начальством.  Что-нибудь личное  или профессиональное.  Все, что
угодно."
     Я пожал плечами: "Ха, ничего не припоминаю."
     Коннор  просто ждал, глядя на меня. Наконец, он произнес: "Они  думают,
что у них что-то есть, Питер."
     "Я в разводе. Отец-одиночка. У меня дочь Микела. Ей два года."
     "Да..."
     "Я веду тихую жизнь. Воспитываю ребенка. Я за нее отвечаю."
     "А ваша жена?"
     "Бывшая жена сейчас работает адвокатом в офисе прокурора округа."
     "Когда вы развелись?"
     "Два года назад."
     "До рождения ребенка?"
     "Сразу после."
     "Почему вы развелись?"
     "Боже мой, почему все разводятся?"
     Коннор молчал.
     "Мы  были женаты всего  год. Когда  встретились, она была  еще зеленой.
Двадцать четыре. У  нее  были всякие фантазии обо  всем. Мы познакомились  в
суде. Она  думала, что я  грубый, жесткий  детектив, каждый день глядящий  в
лицо  опасности.  Ей нравилось,  что  у  меня  есть пистолет. И все такое. И
поэтому у нас началась любовь. Потом, когда она забеременела, то не захотела
делать  аборт.  Вместо  этого  она   захотела  замуж.  Такая   у  нее   была
романтическая  идея.  По-настоящему  она ее  не  продумала. Но  беременность
протекала тяжело, а аборт делать уже было слишком поздно, и очень  скоро она
пришла  к выводу, что со мной ей жить не  нравится, потому что квартира  моя
слишком маленькая, и потому что я не зарабатываю достаточно денег, и потому,
что я живу в Калверт-сити вместо  Брентвуда. И к тому времени, когда родился
ребенок, стало ясно, что она  полностью лишилась  иллюзий. Она сказала,  что
совершила  ошибку.  Ей хотелось продолжить свою карьеру. Она  не хотела быть
замужем за  копом.  Она не  хотела  воспитывать  ребенка.  Она  сказала, что
извиняется, однако все было ошибкой. И ушла."
     Коннор слушал, закрыв глаза. "Дальше..."
     "Я не вижу, для чего все  это годится. Она ушла два года назад. А после
этого я больше не мог, да  и не хотел, работать детективом, потому что  надо
было  воспитывать  ребенка, поэтому я  сдал  экзамены, перешел в специальную
службу и  работал в офисе прессы.  Там проблем не было.  Все шло  прекрасно.
Потом  в прошлом годку подвернулась работенка связного с азиатами и ее лучше
оплачивали. Лишние пара сотен в месяц. Поэтому я обратился за ней."
     "Угу."
     "Я хочу  сказать, что мне  действительно  нужны  деньги.  У меня теперь
дополнительные расходы, например на детсад для Микелы. Знаете, сколько стоит
детсад для двухлеток? И у меня домоправительница на  полной ставке, а  Лорен
больше чем в половине случаев не платит денег на поддержку ребенка. Говорит,
что  не может прожить на свою зарплату, но только что купила новый  БМВ, так
что я не знаю.  Я хочу сказать, что же мне делать, тащить ее в суд? Она ведь
работает на трахнутого прокурора округа."
     Коннор молчал.  Наверху  я  видел, как над фривеем  заходят на  посадку
самолеты. Мы под®езжали к аэропорту.
     "В любом случае",  сказал  я, "я был  рад,  когда  подвернулась  работа
офицером связи. Лучше расписание и больше денег. И вот так я очутился здесь.
В этой машине рядом с вами. Вот и все."
     "Кохай",  тихо сказал он. "Мы в деле  вместе. Просто скажи мне -- в чем
проблема?"
     "Нет никакой проблемы."
     "Кохай."
     "Нет."
     "Кохай..."
     "Эй,  Джон", сказал я, "позвольте  сказать вам  кое-что. Когда  подаешь
заявление  в специальную службу, пять разных комитетов  проходятся по  твоим
документам. Чтобы получить работу связного, надо быть  чистым. Комитеты меня
проверили. И не нашли ничего существенного."
     Коннор кивнул: "Но все-таки что-то нашли."
     "Боже",  сказал  я,  "я  проработал  детективом  пять  лет.  Невозможно
проработать так долго без нескольких жалоб. Вы сами знаете."
     "А какие жалобы были на тебя?"
     Я покачал головой. "Ничего. Чепуха. На первом году я арестовал  одного,
он обвинил  меня в чрезмерном применении силы. После расследования обвинение
отпало.  Я арестовал  женщину  за  вооруженный  грабеж, она  заявила,  что я
подсунул   ей   травку.   Обвинение  снято:  это   оказались  ее  наркотики.
Подозреваемый в убийстве заявил, что  я бил и пинал его во время допроса. Но
все время присутствовали другие офицеры. Пьяная женщина после домашней драки
заявила позднее, что я приставал к ее ребенку.  Она сняла обвинение. Главарь
банды  подростков,  арестованный за  убийство,  сказал  ,  что я  делал  ему
гомосексуальные предложения. Обвинение снято. Это все."


        x x x
     Если вы -- коп,  то знаете, что подобные  обвинения  -- словно  шум  на
заднем  план,  как от  уличного движения. С  этим ничего нельзя поделать. Вы
находитесь в окружении противника, все время обвиняя людей в  преступлениях.
В ответ они обвиняют вас. Именно  так все и работает. Департамент не уделяет
ни  малейшего внимания, пока не выявляется повторяемость.  Если  у  парня за
пару лет накапливается три-четыре обвинения  в  чрезмерном применении  силы,
только  тогда  начинается  расследование. Но  в других  случаях,  как всегда
выражается  помощник  шефа  Джим  Олсон,  быть  копом  --   это  работа  для
толстокожих.
     Коннор долго ничего не говорил. Он  хмурился и раздумывал.  Наконец, он
спросил: "Как с разводом? Были проблемы?"
     "Ничего необычного."
     "Ты с бывшей женой разговариваешь?"
     "Да. Мы окей. Не великолепно. Но окей."
     Он   все   хмурился.  Все  высматривал  что-нибудь.   "И   ты   покинул
подразделение детективов два года назад?"
     "Да."
     "Почему?"
     "Я уже сказал вам."
     "Ты сказал, что не хотел работать в смену."
     "Ну да, так почти и было."
     "Ну, и что же еще?"
     Я  пожал плечами.  "После развода я просто  не хотел больше работать  в
отделе  убийств. Я чувствовал  себя, словно... не знаю...  Разочарованным. У
меня  был  маленький ребенок,  а  жена  ушла.  Она  продолжила  свою  жизнь,
встречаясь с  каким-то  многообещающим  прокурором. Мне  оставалось  растить
ребенка. Я попросту заскучал. Я не хотел больше быть детективом."
     "Ты искал в это время совета? Обращался к врачу?"
     "Нет."
     "Неприятности с наркотиками, алкоголем?"
     "Нет."
     "Другие женщины?"
     "Было."
     "Во время брака?"
     Я поколебался.
     "Фарли? Из офиса мэра?"
     "Нет. Это было позже."
     "Но кто-то же был во время брака?"
     "Да. Но сейчас она живет в Фениксе. Перевели ее мужа."
     "Она работала в департаменте?"
     Я пожал плечами.
     Коннор  откинулся на сидении. "Окей,  кохай", сказал он. "Если это все,
то с тобой прекрасно." Он взглянул на меня.
     "Это все."