ия. Для реалистического движения необходима правильная доза наплыва."
     "Понятно."
     Тереза сказала: "И есть еще сдвиг цвета."
     "Верно", сказал  Сандерс. "Внутри  самого  наплыва существует  цветовой
сдвиг.  Например, взгляните сюда на монитор. На мужчине надет голубой костюм
и  его  пиджак крутится, когда  он  ведет девушку  в комнату.  Вот. Если  вы
возьмете  один  из  кадров  этой  акции  и  увеличим  его  до  пикселов,  вы
обнаружите,  что  пиджак-   то   голубой,   но  наплыв   усиливает   оттенки
светло-голубого,  пока  на  границе  цвет  кажется  почти  прозрачным  -  по
отдельному   кадру  нельзя  в  точности  сказать,  где  кончается  пиджак  и
начинается фон."
     Я смутно смог представить себе это. "Окей..."
     "Если  цвета  границы  не  слабеют   гладко,  то   это  можно  заметить
немедленно. Можно  потратить часы, чтобы  вычистить  несколько  секунд ленты
коммерческого клипа.  Но  если этого  не  сделать, то клип  будет  выглядеть
плоховато." Он щелкнул пальцами.
     "Так даже если они скопировали ленты, они не могли ее изменить?"
     "Не за пять часов", сказал Сандерс. "У них просто не было времени."
     "Тогда мы смотрим на то, что действительно случилось."
     "Никаких сомнений", сказал Сандерс. "Но в любом  случае мы покопаемся с
этой картинкой, когда вы уйдете. Тереза хочет поиграться, я знаю, что хочет.
И  я  тоже.  Загляните к  нам  сегодня  позднее.  Мы скажем,  есть  ли здесь
что-нибудь  забавное. Но фундаментально, этого нельзя  сделать.  И тем более
нельзя сделать здесь."


     (  Заезжая  на автостоянку  клуба  "Сансет-Хиллс",  я  увидел  Коннора,
стоящего   перед  большим   штуковым  зданием  клуба.  Он   откланялся  трем
гольферам-японцам, стоящим рядом, а они поклонились в ответ. Потом  он пожал
всем руки, забросил клюшки на заднее сидение и сел в машину.
     "Ты опоздал, кохай."
     "Извините, всего на несколько минут. Я задержался в УЮК."
     "Твое опоздание поставило всех  в  неловкое положение. В качестве знака
вежливости они чувствовали, что обязаны составить мне компанию перед клубом,
пока я  тебя жду.  Людям  их положения неловко  стоять просто так. Они очень
заняты. Однако,  они чувствовали  себя  обязанными  и  не могли  меня  здесь
бросить.  Ты  очень   меня   смутил.  И  ты  создал   плохое  впечатление  о
департаменте."
     "Извините, я не нарочно."
     "Начинай понимать, кохай. Ты живешь в этом мире не один."
     Я выехал задом на дорогу  и отчалил, взглянув на японцев в зеркало. Они
махали вслед.  Они совсем не казались расстроенными и не торопились уходить.
"С кем вы играли?"
     "Аоки-сан  -   глава  "Токио  Марине"   в   Ванкувере.   Ханада-сан   -
вице-президент  банка Мицуи в Лондоне. Кеничи Асака управляет всеми заводами
Тойота в Юго-Восточной Азии от КЛ до Сингапура. Базируется в Бангкоке."
     "Что они делают здесь?"
     "Они в отпуске", сказал Коннор. "Короткая  поездка в Штаты на гольф. Им
очень нравится отдыхать в таких неторопливых странах, как наша."
     По извилистому  под®ему  я  доехал до  бульвара  Сансет и остановился у
светофора. "Куда?"
     "Отель "Четыре времени года"."
     Я повернул  направо, направляясь  в Беверли-Хиллс.  "А почему эти  люди
играют в гольф с вами?"
     "О,  это  началось  давно",  ответил  он. "В  течении многих лет мелкие
одолжения  там  и  сям.  Сам  по  себе  я  не  важен. Однако,  связи  должны
поддерживаться. Телефонный звонок, небольшой подарок,  игра в гольф, если вы
в городе. Потому что никогда не знаешь,  когда снова понадобится собственная
сеть. Связи - источник важной информации, ваш защитный клапан и ваша система
раннего предупреждения. Таков японский способ смотреть на мир."
     "Кто попросил об игре?"
     "Ханада-сан  уже  намеревался играть.  Я просто присоединился  к  нему.
Знаешь, я весьма сильный игрок в гольф."
     "Почему вы хотели играть?"
     "Потому что хотел побольше узнать о субботних встречах", сказал Коннор.
     Я вспомнил слова "субботние встречи". На  видео, которое мы смотрели  в
редакции, Сакамура схватил Черил Остин  и сказал "ты не понимаешь, это все о
субботних встречах".
     "И они вам сказали?"
     Коннор кивнул. "Очевидно, встречи начались давно", сказал он, "примерно
в  восьмидесятом и вначале проходили в Сенчури-Плаза,  позднее  в Шератон и,
наконец, в Балтиморе."
     Коннор смотрел в окно. Машина подпрыгивала на ухабах бульвара Сансет.
     "Несколько   лет   встречи  происходили  регулярно.   Видные   японские
промышленники,  которые присутствовали  в  городе, участвовали  в проходящих
обсуждениях  о том,  что должно делать  с Америкой. Как  должна  управляться
американская экономика."
     "Что-что?"
     "Да."
     "Это же оскорбительно!"
     "Почему?", спросил Коннор.
     "Почему?  Потому  что  это наша  страна!  Не  может  кучка  иностранцев
посиживать на секретных встречах и решать, как ею управлять!"
     "Японцы на это смотрят по-другому", сказал Коннор.
     "Да, уж конечно! Уверен, они думают, что имеют на это чертово право!"
     Коннор пожал плечами. "Они действительно думают именно так. И убеждены,
что заслужили право решать..."
     "Боже мой..."
     "...потому что  сильно  инвестируют в нашу  экономику.  Они ссудили нам
кучу  денег,  Питер, прорву денег.  Сотни миллиардов долларов. Большую часть
последних  пятнадцати  лет  торговый дефицит  Соединенных  Штатов с  Японией
составляет миллиард долларов в  неделю. С этим миллиардом долларов в  неделю
они же  должны что-то делать. К ним  устремился поток денег.  Им не надо так
много долларов. Что им  надо делать  со  своими  излишними миллиардами?  Они
решили ссужать деньги обратно нам. Наше  правительство год за годом работало
с  бюджетным  дефицитом.  Мы  не  платили по нашим  собственным  программам.
Поэтому японцы финансировали наш бюджетный дефицит. Они инвестировали в нас.
И  они ссужали  свои  деньги,  основываясь на определенных гарантиях  нашего
правительства.  Вашингтон  заверял  японцев, что  мы  приведем  свой  дом  в
порядок. Сократим наш дефицит.  Улучшим обучение, перестроим инфраструктуру,
даже повысим налоги, если необходимо. Короче, очистим нашу сцену. Потому что
только тогда вложения в Америку имеют смысл."
     "У-гу", промычал я.
     "Но ничего из этого мы не сделали. Мы позволили дефициту стать еще хуже
и  мы  девальвировали доллар.  Мы  наполовину сократили его ценность в  1985
году. Знаешь, что это сделало с японскими инвестициями в Америке?  Затрахало
их. Все, что они вложили до 1984 года, теперь возвратится только половиной."
     Я что-то смутно припоминал  такое. Я  сказал: "Я думал, мы сделали это,
чтобы сократить свой торговый дефицит, чтобы подтолкнуть экспорт."
     "Да, но  это не сработало. Наш торговый баланс с Японией стал еще хуже.
Обычно, когда  валюта  девальвируется наполовину, стоимость всего импортного
удваивается. Однако японцы срезали цены на свои VCъ и копировальные машины и
удержали свою  долю рынка. Вспомни:  бизнес  -- это война.  Все,  что нам  в
действительности  удалось,  это  сделать американскую землю  и  американские
компании дешевле для японцев, потому что йена теперь вдвое сильнее прежнего.
Мы  сами сделали так, что все самые большие банки мира теперь японские. И мы
сами сделали Америку бедной страной."
     "А какое отношение это имеет к субботним встречам?"
     "Ну",  сказал  Коннор,  "предположи,  что  у  тебя дядя  -- пьяница. Он
говорит, что если ты займешь ему денег,  то он перестанет пить. Однако, пить
не  перестает. А  тебе хочется вернуть свои деньги. Хочется спасти  что  еще
можно из своего неудачного вложения.  И, вдобавок, ты знаешь, что твой дядя,
будучи  пьяницей, может напиться и с кем-нибудь  подраться. Твой  дядя вышел
из-под  контроля.  Поэтому, что-то  надо  делать. И тогда вся семья  садится
вместе,  чтобы решить, что  же  делать с проблемным дядюшкой.  Именно это  и
решили сделать японцы."
     "У-гу." Коннор, должно быть, расслышал скептицизм в моем голосе.
     "Послушай", сказал он. "Выброси из головы чепуху о заговоре.  Ты хочешь
завоевать Японию?  Ты  хочешь  править  их страной? Конечно,  нет.  Ни  одна
разумная страна не хочет завоевать другую  страну.  Делать бизнес, да. Иметь
связи, конечно. Но не завоевывать. Никто не хочет ответственности. Никто  не
хочет  беспокоиться. В  точности, как с дядей-пьяницей  -- ты  идешь  на эти
встречи, только если вынужден. Это последнее средство."
     "И японцы видят это именно так?"
     "Они    видят    миллиарды   и   миллиарды   своих   долларов,   кохай.
Инвестированными  в   страну,  у  которой  большие   трудности.  Наполненную
странными индивидуалистически настроенными людьми, которые все время говорят
и постоянно  оспаривают друг  друга.  Которые все время совещаются.  Которые
плохо обучены,  которые  мало  знают о  мире, которые информацию получают  в
основном по телевизору. Которые плохо работают, которые привыкли к насилию и
наркотикам, и, кажется, совсем не протестуют против них. У японцев миллиарды
долларов находятся в этой причудливой стране, а они хотят получать приличный
доход от  своих вложений. И даже если  американская  экономика падает -- она
скоро  станет третьей  по счету  в мире,  после Японии  и  Европы  --  нужно
попытаться поддержать ее. Что они все время и делают."
     "И это  все?", спросил  я.  "Они  просто заняты  добрым  делом спасения
Америки?"
     "Кому-то  надо  это  делать", сказал Коннор. "Мы больше  не можем  идти
таким путем."
     "Сами справимся."
     "Так всегда говорили англичане." Он покачал головой. "Но сегодня Англия
бедна. И Америка тоже беднеет."
     "Почему это она беднеет?", спросил я несколько громче, чем хотел.
     "Японцы   утверждают,  потому,  что  Америка  становится  страной   без
сущности.  Мы позволили нашей  промышленности покинуть  страну. Мы больше не
можем делать многие вещи. Когда изготовляют продукты, то добавляют стоимость
к сырым  материалам и в буквальном  смысле творят богатство. Однако, Америка
перестала это делать. Американцы  сегодня делают деньги  с помощью  бумажных
манипуляций, и японцы  утверждают, что мы обречены на расплату, ибо бумажные
доходы не  отражают  реального богатства.  Они считают, что  наше  увлечение
Уолл-Стритом и спекулятивными облигациями -- это сумасшествие."
     "И потому японцы должны нами управлять?"
     "Они считают, что кто-то должен нами управлять. Они предпочли бы, чтобы
это мы делали сами."
     "Боже мой."
     Коннор поерзал  на  сидении.  "Умерь  раздражение,  кохай.  Потому  что
Ханада-сан сказал, что субботние встречи прекратились в 1991 году."
     "Да?"
     "Да. То есть тогда японцы решили не беспокоиться о том, очистит ли свою
сцену Америка. Они увидели преимущества в нынешней ситуации: Америка дремлет
и ее недорого купить."
     "Значит субботних встреч больше нет?"
     "Есть   чисто   случайные,   в  силу   ничибей-канкей:   продолжающихся
японо-американских связей. Экономики двух стран сегодня переплетены. Ни одна
не может отступить, даже если захочет. Но эти встречи более не важны.  У них
теперь в основном светские функции. То, что  Сакамура  сказал Черил Остин --
неправда. И ее смерть не имеет отношения к субботним встречам."
     "Тогда с чем же она связана?"
     "Похоже,  мои  друзья думают, что  это  дело  личное.  Чию-но моцуре --
преступление страсти, где замешана красивая женщина -- ирокичигай и ревнивый
мужчина."
     "И вы им верите?"
     "Ну, суть в том, что они единогласны, все  эти три бизнесмена. Конечно,
японцы неохотно демонстрируют  несогласие меж собой, даже при игре в гольф в
недоразвитой крестьянской стране.  И  я знаю, что единогласие по отношению к
гайджину может прикрывать множество грехов."
     "Думаете, они лгали?"
     "Не совсем." Коннор покачал головой.  "Но у меня создалось впечатление,
что  они  сказали мне что-то не говоря.  Сегодня  утром была игра хара-но
сагураи. Мои друзья не рассчитывали на возврат."

        x x x

     Коннор  описал  игру.  Все утро  стояло  глубокое  молчание.  Каждый  в
четверке был вежлив  и осмотрителен, однако комментарии вслух были редкими и
краткими большую часть времени люди ходили по площадке в полной тишине.
     "А вы  пошли  туда за информацией",  сказал  я. "Как  же вам удалось ее
добыть?"
     "О, я добыл  нужную  информацию."  Но, как  он об®яснил,  она вся  была
бессловной. Фундаментально среди японцев развилось  понимание, основанное на
столетиях общей культуры, и они  способны передавать чувства без слов. Такая
близость существует в Америке между родителем  и ребенком --  ребенок  часто
все понимает по одному взгляду родителя.  Но американцы,  как общее правило,
не полагаются на невербальные коммуникации, а японцы  полагаются. Словно все
японцы  являются  членами  одной семьи и могут общаться без слов. Для японца
молчание имеет значение.
     "В  этом ничего  мистического или чудесного",  сказал  Коннор. "Большей
частью  потому, что японцы  так зажаты правилами и соглашениями, что  иногда
вообще  не  могут ничего сказать. Из вежливости, чтобы  спасти лицо,  другой
человек  обязан понять ситуацию, ее  контекст,  тонкие сигналы  позы  тела и
невыраженного чувства.  Потому что первый чувствует, что не  может на  самом
деле переложить что-то  в слова. Любой разговор вообще  был бы неделикатным.
Поэтому суть дела должна быть передана другими способами."
     Я спросил: "И вы так провели свое утро? Помалкивая?"
     Коннор  покачал  головой.  Он чувствовал, что  вполне  ясно общается  с
японскими гольферами и совсем не беспокоился молчанием.
     "Так как я просил их поговорить о других японцах -- членах семьи -- мне
надо было оформить свои вопросы с большой деликатностью. Словно если я хотел
бы спросить, не находится ли твоя сестра в тюрьме, или затронуть любую тему,
которая смущает или причиняет боль. Я был бы чувствителен к тому, как  долго
тебе нужно,  чтобы начать отвечать, к  паузам между твоими ответами, к  тону
голоса -- ко всем таким вещам. За пределами буквальной коммуникации. Окей?"
     "Окей."
     "Это означает -- чувствовать с помощью интуиции."
     "И что же дала интуиция?"
     "Японцы  смогли  выразить  следующее: "Мы  помним,  что  в  прошлом  вы
оказывали нам  услуги. У нас есть желание помочь  вам. Однако,  это убийство
является японским делом, и поэтому мы не можем сказать  вам все, что бы  нам
хотелось. Из нашей сдержанности вы сами  сможете вывести полезные заключения
о подоплеке дела." Вот так они мне намекнули."
     "И в чем это подоплека?"
     "Ну", сказал Коннор, "они семь раз упомянули МайкроКон."
     "Компания высокой технологии."
     "Да,  та,   что  продается.  По-видимому,   это  небольшая  компания  в
Кремниевой  Долине,   которая  выпускает   специализированное   компьютерное
оборудование.  И  относительно  ее  продажи возникли  политические проблемы.
Японцы говорили об этих проблемах несколько раз."
     "Так что убийство каким-то образом связано с МайкроКон."
     "Мне так кажется." Он пошевелился на сидении.  "Кстати, что  ты узнал в
УЮК относительно лент?"
     "Прежде всего, что они являются копиями."
     Коннор кивнул. "Как я и предполагал", сказал он.
     "Да?"
     "Ишигуро никогда  не отдал бы нам оригиналы. Японцы думают, что всякий,
кто не  японец,  варвар.  Именно это  они имеют  в  виду, буквально  варвар.
Вонючий, вульгарный, глупый варвар. Они проявляют  вежливость, ибо понимают,
что  не  могут помочь  несчастью не быть  урожденным  японцем. Но продолжают
думать именно так."
     Я кивнул. Более или менее похоже говорил и Сандерс.
     "Другое дело",  сказал  Коннор,  "что японцы  добиваются исключительных
успехов,  однако они  не отважны. Они,  скорее,  работяги  и интриганы.  Они
потому не отдают нам оригиналы, что не хотят испытывать судьбу. Вот так. Что
еще ты узнал о лентах?"
     "Почему вы думаете, что есть что-то еще?", спросил я.
     "Когда  ты смотрел  ленты",  сказал он,  "не обратил ли ты внимание  на
важную подробность?.."
     И здесь нас опять прервал телефон.


        x x x
     "Капитан  Коннор?", сказал радостный голос в трубке. "Это Джерри Орр из
клуба "Сансет-Хиллс". Вы уехали, не заполнив свои бумаги."
     "Бумаги?"
     "Заявление", сказал Орр. "Вам надо его заполнить, капитан. Конечно, это
лишь для проформы. Могу вас заверить, что никаких проблем не возникнет, если
учесть, кто ваши спонсоры."
     "Мои спонсоры?", повторил Коннор.
     "Да, сэр",  сказал Орр. "И примите мои поздравления.  Как вы знаете,  в
наши дни получить  членство  в "Сансет" почти невозможно. Однако, корпорация
господина Ханада некоторое  время  назад  приобрела  членство  и они  решили
оформить его на ваше имя. Должен  сказать, это весьма щедрый жест со стороны
ваших друзей."
     "Да, так оно и есть", нахмурившись, сказал Коннор.
     Я взглянул на него.
     "Они  знают, как вам  нравится играть в гольф здесь", сказал  Орр. "Вы,
конечно,  осведомлены об условиях.  В течении пяти  лет  владельцем членства
будет являться Ханада, но потом оно будет переведено  на ваше  имя. Так что,
если  вы покинете клуб, то  будете свободны его продать. А теперь к делу: вы
сами заберете бумаги или мне переслать их вам домой?"
     Коннор  сказал:  "Мистер  Орр,  передайте,  пожалуйста,  мою  искреннюю
благодарность  господину Ханада за его  необыкновенную щедрость. Мне  трудно
что-либо решить сейчас. Я перезвоню вам по этому поводу."
     "Прекрасно. Просто не забудьте нам сообщить, куда их переслать."
     "Я перезвоню", повторил Коннор.
     Он  нажал  выключатель  и,  нахмурившись, уставился  вперед.  Наступило
долгое молчание.
     Я спросил: "Сколько может стоить членство в этом клубе?"
     "Семьсот пятьдесят. Может, и миллион."
     Я сказал: "Миленький подарочек от друзей." И снова вспомнил  Грэма, как
он всегда намекал, что Коннор  в кармане у японцев. Казалось,  теперь в этом
можно было не сомневаться.
     Коннор покачал головой. "Я не приму."
     "Почему  не примете?",  спросил я.  "Бог мой, капитан, это  чересчур уж
честно."
     "Нет, я не приму", сказал Коннор.
     И снова зазвонил телефон. На этот раз звонили мне.


        x x x
     "Лейтенант  Смит?  Это Луиса  Джербер.  Я так рада,  что наконец-то вас
нашла."
     Я не мог вспомнить, кто она, и ответил: "Да?"
     "Завтра суббота, и я хотела бы знать, найдется ли у вас время взглянуть
на дом?"
     Теперь  я ее вспомнил.  Она была риелтером, с которым я  месяцем раньше
ездил смотреть дома. Мишель становилась старше и мне хотелось вытащить ее из
многоэтажки. Если  удастся, дать ей дворик. Я  сильно разочаровался.  Даже с
учетом  кризиса  в области недвижимости,  самые  меленькие  домишки  шли  по
четыре-пять сотен тысяч. При моей-то зарплате этого я,  вероятно, никогда не
потяну.
     "Это очень  особый случай", сказала она,  "и я  сразу  подумала о вас и
вашей малышке. Это небольшой домик в Палмс, совсем небольшой, но там угловой
участок и очаровательный дворик. Цветы, миленькая лужайка. Просят три сотни.
Однако я подумала  о вас  по  той причине, что продавец хочет сохранить  все
права  на  собственность. Я  подумала, что вы сможете  получить дом  даже  с
небольшой скидкой. Не хотите его посмотреть?"
     Я спросил: "А кто продавец?"
     "Вообще-то, я не знаю. Здесь особая ситуация.  Дом принадлежит  пожилой
женщине,  которая переехала в дом престарелых, а  ее  сын,  который  живет в
Топеке, намеревается его  продать, однако хочет, чтобы ему шел доход, вместо
прямой продажи.  Формально собственность еще не попала в официальные списки,
но я  знаю, что продавец хочет сделать именно так. Если вы сможете  приехать
завтра,  мы что-нибудь придумаем. И дворик очаровательный. Я просто вижу там
вашу дочурку."
     Теперь  Коннор смотрел  на  меня.  Я  сказал:  "Мисс Джербер, мне  надо
побольше узнать об этом. Кто продавец и все такое."
     Она сказала  удив