опала? --- спросила женщина едва ли  ни  умоляющим
голосом.

     --- Ну, одно я скажу тебе, Дороти, --- выступил Эдди. -
-- Ту уже не в Канзасе.

     В глазах у женщины заблестели слезы. Эдди видел, как она
пытается  их  сдержать, но ничего у нее не  получалось:  она
разрыдалась.

     В  бешенстве (и одновременно --- с отвращением к  себе)
Эдди  повернулся  к стрелку, который уже поднялся  на  ноги.
Роланд  сделал  шаг,  но не в сторону плачущей  Госпожи.  он
направился за своим ножом.

     ---  Скажи ей! --- заорал Эдди. --- Ты ее сюда затащил,
так  что,  давай, мужичок, расскажи ей! --- И  чуть  погодя,
добавил  уже спокойнее: --- А мне расскажи, почему она  себя
не помнит.



        4


     Роланд не ответил. по крайней мере, не сразу. Он нагнулся,
двумя  пальцами,  что  остались на правой  руке,  не  считая
большого, поднял его за рукоятку, осторожно переложил его  в
левую  руку  и опустил в ножны на поясе. Он все еще  пытался
осмыслить ту странность, которую он почувствовал в  сознании
Госпожи.   В   отличие  от  Эдди  она  сопротивлялась   ему,
сопротивлялась, как дикая кошка, начиная с того момента, как
он  вышел  вперед,  и  пока  они не  проехали  через  дверь.
сопротивление началось в ту же секунду, как она ощутила  его
присутствие. Никакого, хотя бы секундного, замешательства --
- она вообще не удивилась. Он испытал это на себе, но понять
этого   он   не  мог.  Она  вовсе  не  удивилась   вторжению
постороннего разума в ее сознание --- только вспышка ярости,
ужас  и  борьба:  она силилась прогнать его.  Ее  усилия  не
увенчались  успехом  ---  да и вряд  ли  она  могла  бы  его
победить,  рассудил Роланд, --- но она все равно  проболжала
борьбу.   В  каком-то  неизбывном  бешенстве.  Он  буквально
физически  ощутил,  что  эта женщина  обезумела  от  страха,
ярости и ненависти.

     В  сознании ее ощущалась лишь темень --- это был разум,
погребенный в глухой пещере.

     За исключением того...

     За  исключением того, что в тот миг, когда  они  прошли
через  дверь и разделились, у Роланда вдруг возникло желание
---  отчаянное  желание  ---  задержаться  хотя  бы  еще  на
секунду. За эту секунду ему открылось бы многое. Потому  что
женщина, которую они сейчас видели перед собою, абсолютно не
походила  на  ту,  в  чьем  сознании  он  побывал.  Это  был
совершенно другой человек. Сознание Эдди напоминало  комнату
с шаткими запотевшими стенами. Сознание Госпожи --- темноту,
где ты лежишь обнаженый, а вокруг тебя пресмыкаются ядовитые
змеи.

     И только в самом конце было по-другому.

     В самом конце она переменилась.

     И  было  еще  кое-что, что-то жизненно важное,  стрелок
чувствовал  это, но либо не мог понять, либо ---  вспомнить.
Что-то похожее

     (взгляд)

     на саму дверь, только в ее сознании. Что-то похожее

     (ты разгадал эту заковырку --- именно ты)

     на  внезапное озарение. Если подумать как  следует,  ты
наконец понимаешь...

     ---  Мать твою, --- в сердцах выдавил Эдди. ---  Ты  не
человек, а бездушный чертов автомат.

     Он  прошел  мимо Роланда, приблизился к женщине,  встал
рядом  с  ней на колени, а когда она обняла его,  ничего  не
соображая  в  панике  ---  руки ее были  как  руки  тонущего
пловца, --- он не отпрянул и тоже обнял ее, прижав к себе.

     ---  Все  нормально, --- сказал он. --- Я хочу сказать,
это6 конечно, не замечательно, но все нормально.

     ---  Где  мы?  ---  всхлипнула она. ---  Я  была  дома,
смотрела  новости по телевизору, хотела узнать,  удалось  ли
моим  друзьям выбраться из Оксфорда живыми и невредимыми,  и
вдруг я оказалась здесь, и Я ДАЖЕ НЕ ЗНАЮ, ГДЕ!

     ---  Ну, и я тоже не знаю, --- Эдди прижал ее крепче  и
начал  легонько укачивать. --- но, как я поминаю, мы  теперь
вместе.  Я сам оттуда, откуда и вы, из старого доброго  Нью-
Йорка, и со мной приключилась такая же штука --- ну, если по-
правде,  со мной было немножечко по-другому, --- но  я  могу
вам сказать: все с вами будет нормально. --- И, чуть погодя,
добавил: --- Если только вы любите омаров.

     Обнимая его, она плакала, а он обнимал ее и укаюкивал, и
Роланд подумал: Теперь с Эдди все будет в порядке. Брата его
нет  в  живых6  но теперь у него есть кто-то,  о  ком  нужно
заботиться, так что теперь с ним все будет в порядке.

     Но  в  глубине душу он почувствовал укол боли. Он может
стрелять  ---  во всяком случае, левой рукой,  ---  убивать,
идти  неуклонно  вперед,  одолевая с неумолимой  жестокостью
мили,  и годы, и, как выяснилось, измерения, на пути к своей
Башне.  Он знает, как выжить, иногда у него получается  даже
кого-нибудь  защитить  ---  он  спас  мальчика   Джейка   от
медленной смерти на заброшенной станции посреди пустыни и от
плотских  посягательств Оракула у подножия  гор,  ---  но  в
конце концов он допустил гибель Джейка. И это был никакой ни
несчастный  случай  --- он совершил это  сознательно  и  тем
обрек  себя  на проклятие. И вот теперь он смотрел  на  них,
смотрел,  как  Эдди  ее обнимает и уверяет,  что  все  будет
хорошо.  Он  тогда  просто не мог поступить  по-другому,  но
теперь в сердце его к печали прибавился сокровенный страх.

     Если сердце свое целиком ты отдал Башне, Роланд, считай,
что  с  тобою  уже  все кончено. Бессердечное  существо  ---
существо, не умеющее любить, а существо, не умеющее любить -
--  это животное. Зверь. Если бы быть только зверем, это еще
можно  как-то  перенести, но человек, который  стал  зверем,
должен  будет  потом  расплатиться за  это,  и  плата  будет
страшна... но что если ты все же достигнешь того, к чему так
стремишься?  Что  если ты, бессердечный, возьмешь  приступом
Темную  Башню и покоришь ее? Если в сердце твоем нет ничего,
кроме  тьмы, что тебе остается, как не превратиться из зверя
в чудовище? Добиться своей воджеленной цели, будучи зверем -
--  в  том была бы какая-то горькая ирония, с тем же усмехом
можно вручить слону увеличительное стекло. Но добиться  цели
своей, будучи чудовищем...

     Заплатить за ад --- одно дело. Совсем другое --- им овладеть.

     Он вспомнил Элли и еще одну девушку, которая ждала его у
окна,  вспомнил о том, как он плакал над безжизненным трупом
Катберта. О, тогда он умел любить. Да. Тогда.

     Я  так хочу любить! --- Роланд едва не расплакался,  но
хотя  Эдди по-прежнему плакал вместе с женщиной в инвалидной
коляске,  глаза  стрелка  оставались  сухими,  как  пустыня,
которую он пересек, чтобы прийти к этому хмурому морю.



        5



     На  вопрос Эдди он ответит чуть позже. Потому  что  так
будет  лучше  для  Эдди --- держаться настороже.  А  причина
того, что она не помнит, была очень проста. Она --- не  одна
женщина, а две.

     И одна из них очень опасна.



        6



     Эдди рассказал ей все, что мог, приукрасив лишь перестрелку
у Балазара, но в остальном --- неукоснительно следуя правде.

     Когда он закончил, она какое-то время хранила молчание,
сложив на коленях руки.

     С  пологих  гор,  растянувшихся  на  несколько  миль  к
востоку,  стекали маленькие ручейки. Именно оттуда Роланд  и
Эдди  брали пресную воду. Сначала ходил только Эдди,  потому
что Роланд был слишком слаб. Позже они ходили по очереди,  и
каждый раз приходилось ходить все дальше и искать воду  чуть
дольше.  Горный  кряж  потихоньку  сходил  на  нет,   ручьев
становилось все меньше, и вода в них струилась  уже  не  так
быстро, но она оставалась хорошей и для питья пригодной.

     Пока.

     Роланд ходил за водой вчера, и хотя сегодня была очередь
Эдди,  стрелок  пошел  снова: закинул  за  плечо  опустевшие
бурдюки  и  удалился, не сказав ни слова.  Эдди  эта  с  его
стороны  любезность  показалась весьма подозрительной.  Эдди
совсем не желал умиляться такому великодушному жесту ---  да
и  вообще всему, что делал Роланд, Уж если на то пошло,  ---
но все-таки он невольно был тронут.

     Она же внимательно его выслушала, не проронив ни слова и
глядя  ему  прямо в глаза. Иной раз Эдди казалось,  что  она
старше  его  лет на пять, иной раз --- на все пятнадцать.  И
только в одном он был уверен на сто процентов: он потихоньку
в нее влюблялся.

     Когда он закончил, она еще какое-то время сидела молча,
теперь --- глядя мимо него, на морские волны, из которых  на
закате  выйдут хищные омары со своими непонятными вопросами.
Их он ей описал в красках. Пусть она лучше сейчас испугается
---  чуть-чуть,  ---  чем придет в  ужас  потом,  когда  они
выползут в поле зрения. Про себя он предположил, что,  когда
дело  дойдет  до  того, чтобы их скушать,  она  поначалу  не
станет  к ним прикасаться после того, как услышала, что  они
сделали  с  пальцами Роланда, а потом еще их  увидит  своими
глазами. Но потом голод все-таки возобладает над этими дид-а-
чик и дуд-а-чум.

     Взгляд ее был устремлен вдаль --- в пространство.

     ---  Одетта?  --- тихонько позвал он спустя,  наверное,
пять минут. Она сказала ему, как ее зовут. Одетта Холмс. Ему
показалось, что это великолепное имя.

     Она посмотрела на него, очнувшись от задумчивости. Слегка
улыбнулась. Сказала одно только слово:

     --- Нет.

     Он  лишь  поглядел на нее, не в силах найти  подходящий
ответ.  До теперешнего момента он даже представить  себе  не
мог,   каким   может  быть  безграничным  это  бесхитростное
отрицание.

     --- Я не понимаю, --- признался он наконец. --- Что  вы
сейчас отрицаете?

     ---  Вот это все. --- Одетта описала рукою широкий круг
(Эдди  еще заметил, какие у нее сильные руки --- нежные,  но
очень  сильные), включающий море, и небо, и пляж, и неровную
гряду  гор,  на  склонах  которой стрелок,  вероятно,  искал
сейчас воду (или, быть может, его пожирало какое-то новое  и
занимательное  чудовище, впрочем, сейчас  Эдди  было  не  то
того), короче говоря, включающий весь этот мир.

     ---  Я  понимаю,  что  вы  сейчас  должны  чувствовать.
Поначалу  мне  тоже  все это казалось каким-то  ненастоящим.
Невсамделишным.

     Но  так ли? Теперь, оглядываясь назад, он понимал,  что
тогда  он  просто  смирился, принял все без вопросов,  может
быть,  потому,  что  ему  было худо,  ему  безумно  хотелось
ширнуться, его буквально ломало.

     --- Вы потом свыкнитесь.

     ---   Нет,  ---  повторила  она.  ---  Я  уверена,  что
случилось  одно  из двух, и даже не важно  ---  что.  Я  по-
прежнему в Оксфорде, штат Миссиссиппи. А это все ---  не  на
самом деле.

     Она продолжала говорить. Если бы голос ее был чуть громче
(или,  возможно,  если бы он не влюблялся в  нее),  ее  речь
вполне  бы сошла за пространную лекцию. Но для Эдди все  это
звучало гораздо лиричней, чем просто лекция.

     За одним исключением, --- твердил он себе. На самом деле
все  это бесполезно, и тебе еще предстоит убедить ее в этом.
Для ее же блага.

     --- У меня, наверное, была какая-то травма. Головы, ---
закончила  она.  ---  Они там в Оксфорде  мастера  орудовать
топорищами и дубинками.

     В Оксфорде.

     Название отозвалось в сознании Эдди смутным аккордом узнавания.
То,  как  она произнесла это слово, почему-то напомнило  ему
Генри... Генри и мокрые пеленки. Почему? Что? теперь это уже
не имело значения.

     --- Вы хотите сказать, вы считаете, что это --- сон,  а
вы пребываете в бессознательном состоянии?

     --- Или в коме, --- сказала она. --- И не надо смотреть
на  меня  так,  как будто вы думаете, что я  говорю  ерунду.
Потому что это не ерунда. взгляните сюда.

     Она  аккуратно приподняла волосы над левым ухом, и Эдди
увидел,  что  она носит прическу с косым пробором  вовсе  не
потому,  что  следует моде. Пониже края  волос  "красовался"
уродливый  шрам  от  старой раны, а  кожа  на  нем  была  не
коричневая, а серовато-белая.

     ---  Похоже,  что в жизни вам здорово не  повезло,  ---
сказал Эдди.

     Она раздраженно пожала плечами.

     ---  Иногда  не везло, иногда наоборот. Возможно,  одно
другим  уравновешивалось.  Я показала  вам  этот  шрам  лишь
потому,  что я тогда была в коме целых три недели. Мне  было
пять  лет. И я видела сны. Много снов. Я не помню,  что  мне
тогда  снилось, но мама потом рассказывала, что они с  папой
знали,  что  пока я разговариваю во сне, я  не  умру,  а  я,
похоже, разговаривала все время, хотя мама мне говорила, что
они  разбирали на дюжину одно слово. Но я помню, что эти сны
были почти как настоящие. Как наяву.

     Она помедлила, оглядевшись по сторонам:

     --- Такие же реальные, как все это. Как вы, Эдди.

     когда она назвала его по имени, Эдди почувствовал, как по
рукам у него побежали мурашки. Вот именно --- мурашки, а  не
хухры-мухры.

     ---  И  он,  ---  она  вздрогнула.  ---  Он,  по-моему,
реальней всего.

     ---  Мы настоящие. Я хочу сказать, мы реальные, что  бы
вы там ни думали.

     Она  улыбнулась ему по-доброму, хотя, как очевидно,  не
поверила ни единому слову.

     --- А как это случилось? --- спросил Эдди. --- Откуда у
вас этот шрам?

     ---   Какое   это   имеет  значение?  Я   просто   хочу
подчеркнуть,   что   случившееся   однажды   может    вполне
повториться.

     --- И все-таки мне любопытно.

     ---  Меня ударили кирпичом. Это случилось, когда  мы  в
первый  раз с®ездили на север, в городок Элизабет,  в  штате
Нью-Джерси. Ехали мы на поезде, в вагоне для Джима Кроу.

     --- Для кого?

     Она недоверчиво, едва ли не пренебрижительно, покосилась
на него.

     --- Вы где жили, Эдди? В бомбоубежище?

     ---  Я  из другого времени, --- пояснил он. --- Могу  я
спросить, сколько вам лет, Одетта?

     ---  Мне  уже  можно голосовать, но до пенсии  все-таки
далековато.

     --- Вы, как я понимаю, меня тем самым на место ставите.

     ---  Но  все  же, надеюсь, не грубо, ---  и  снова  она
улыбнулась  своей лучезарной улыбкой, и по рукам  его  вновь
пробежали мурашки.

     ---  Мне  двадцать  три, --- сказал он.  ---  только  я
родился в 1964-том --- как раз в том году, когда Роланд  вас
сюда притащил.

     --- Но это же полный бред.

     --- Отнюдь. Я жил себе мирно в 1986, когда он перетащил
меня.

     ---  Да  уж,  ---  сказала она, чуть  погодя,  ---  это
действительно аргумент весомый в пользу вашего  утверждения,
что все это --- реальность, Эдди.

     ---  Вагон  Джима Кроу... это там, где положено  ездить
черным?

     --- Неграм, --- поправила она. ---Называть негра черным
--- это невежливо, вы не находите?

     ---  Где-то  к  80-ому  году вы себя  сами  будете  так
называть,  ---  сказал  Эдди. ---  Когда  я  был  маленьким,
назвать  черного  негром означало нарваться  на  драку.  Все
равно как назвать его ниггером или черножопым.

     Она  растерянно  на него поглядела,  а  потом  покачала
головой.

     --- Ладно, вы начали рассказывать про кирпич...

     ---  Младшая  сестра  моей  мамы  выходила  замуж,  ---
продолжила Одетта. --- Ее звали София, но мама всегда  звала
ее  Синюшной Сестрицей, потому что той нравился синий  цвет.
"Во всяком случае, ей представляется, что он ей нравится", -
--  так поговаривала моя мама. Так что и я ее звала Синюшной
Тетушкой,  еще  до  того, как мы с ней познакомились  лично.
Свадьба была замечательная. После венчания еще гуляли. Гости
пришли. Я даже помню, какие были подарки.

     Она рассмеялась.

     --- Детям подарки всегда кажутся чем-то необыкновенным,
правда, Эдди?

     Он улыбнулся.

     ---   Да,  это  вы  верно  подметили.  Подарки   забыть
невозможно.  Ни того, что дарили тебе, ни того,  что  дарили
другим.

     ---  К  тому времени папа уже начинал делать деньги.  Я
помню,  как  мама  еще говорила, что мы потихонечку  идем  в
гору.  Это  так  она  называла, и однажды,  я  помню,  я  ей
рассказала,  что  подружка моя, с которой я  всегда  играла,
спросила, богатый ли у меня папа, а мама велела мне отвечать
всем  приятелям, если кто-то еще вдруг задаст  этот  вопрос,
именно так: что мы потихонечку идем в гору.

     --- В общем, они были уже в состоянии подарить Синюшной
Тетушке  на  свадьбу  прелестный  фарфоровый  сервиз,  я   и
помню...

     Голос ее сорвался. Она рассеянно поднесла руку к виску и
потерла его, как будто у нее начинала болеть голова.

     --- Помните --- что, Одетта?

     --- Помню, как мама ей подарила кое-что особенное.

     --- Что?

     ---  Простите, Эдди. У меня голова разболелась.  Что-то
язык  у  меня заплетается, и вообще я не знаю, зачем  я  вас
беспокою своей болтовней?

     --- Вы не хотите рассказывать?

     ---  Нет.  Я расскажу. Я хочу рассказать, что  мама  ей
подарила одну особенную тарелку. Белую с тонкой синей  вязью
по  краю. --- Одетта улыбнулась, но Эддт показалось, что это
была не слишком довольная улыбка. Чем-то это воспоминание ее
тревожило. Оно полностью поглотило ее, а той ситуации, прямо
скажем --- необыкновенной, в которой она сейчас оказалась  и
которая,  казалось  бы, должна полностью  поглотить  все  ее
мысли,   такое   с  ее  стороны  поведение  было   несколько
странноватым, и это встревожило Эдди.

     ---  В  моей памяти я вижу эту тарелку так  же  ясно  и
четко,  как  сейчас  вижу вас, Эдди. Мама подарила  Синюшной
Тетушке  эту  тарелку, а та рассплакалась и никак  не  могла
успокоиться.  Наверное, когда они с мамой  были  детьми,  ей
понравилась точно такая же тарелка, но их родители были не в
состоянии  купить  ей подобную вещь.  В  детстве  у  мамы  с
сестрой  не  было  никаких "особенных" штук.  После  свадьбы
Синюшная  Тетушка  с мужем отправились на  медовый  месяц  в
Грейт-Смоукис. На поезде, --- Она внимательно посмотрела  на
Эдди.

     --- В вагоне для Джима Кроу, --- сказал он.

     ---  Точно так! В вагоне для кроу! В то время все негры
так ездили, и ели они тоже в этом вагоне. Против этого мы  и
выступили в Оксфорде.

     Она поглядела на него, видимо, предполагая, что он снова
начнет уверять ее, будто все это --- на самом деле, но  Эдди
застрял  в  паутине  своих собственных воспоминаний:  мокрые
пеленки  и это слово. Оксфорд. И внезавпно пришли  и  другие
слова  ---  строка  из  песни,  которую  Генри  мурлыкал  не
переставая,  пока мама не велела ему замолчать,  пожалуйста.
Ей хотелось послушать Уолтера Кронкайта.

     Надо бы поскорей разобраться. Вот эти слова. Вот строка из
той песни, которую Генри гнусаво мурлыкал себе под нос. Эдди
попытался  вспомнить  другие строчки,  но  не  сумел.  и  не
удивительно.  Ему  тогда было не больше трех  лет.  Надо  бы
поскорей  разобарться. От этих слов по  спине  его  побежали
мурашки.

     --- Эдди, что с вами?

     --- Ничего. А что?

     --- Вы дрожите.

     Он улыбнулся.

     --- Это, должно быть, утенок Дональд проковылял по моей
могиле.

     Она рассмеялась.

     ---  Во  всяком  случае,  я не испортила  свадьбу.  Это
случилось,  когда мы возвращались на вокзал. Мы переночевали
у подруги Синюшной Тетушки, а утром папа вызвал такси. Такси
приехало  очень быстро, но как только шофер увидел,  что  мы
цветные,  он  укатил с такой скоростью,  как  будто  у  него
волосы  на  голове  горели  или в  заднице  шилоо  свербило.
Подруга  Синюшной  Тетушки уехала  чуть  пораньше,  с  нашим
багажом --- а его было немало: мы собирались еще на недельку
с®ездить в Нью-Йорк. Я еще помню, как папа сказал,  что  ему
не   терпится  увидеть,  как  засияет  мое  лицо,  когда   в
Центральном парке пробьют часы и на них затанцуют зверушки.

     Когда машина уехала, папа сказал, что мы вполне можем дойти
до  вокзала  пешком. Мама тут же согласилась и заявила,  что
это  прекрасная мысль, что идти здесь не больше мили  и  нам
будет очень полезно размять ноги после трех суток в поезде и
перед  новой  поездкой еще на полдня.  Отец  сказал:  да,  и
погода к тому же чудесная, --- но я поняла, даже в свои пять
лет,  что  папа взбешен