ворили достойные доверия люди,
что господин кардинал порою рассылает по провинциям специальных людей, чтобы
они  отыскали  ему тамошних  знаменитых бретеров,  достойных пополнить  ряды
мушкетеров  его высокопреосвященства... Речь, разумеется, идет о том,  чтобы
таковые  господа  проявили  себя  исключительно против  испанцев  или  иного
внешнего врага...
     И он не удержался от улыбки, прекрасно  уже зная, что как король, так и
кардинал  кичились  отвагой  своих  гвардейцев  --  которую те,  конечно же,
проявляли  в стычках  меж  собою,  к  явному негодованию своих  господ  и по
скрытому их поощрению...
     --  Положительно,  мне  говорили о нем сущую правду, -- пробормотал  де
Кавуа в сторону. -- Этот гасконец и неглуп, и хитер... И он громко произнес:
     -- Не стану скрывать, любезный д'Артаньян, кое в чем вы все же правы...
Шпагу приобретают  не  для  того, чтобы она  пылилась  в ножнах где-нибудь в
чулане.  Однако, боюсь, именно те обстоятельства, о которых вы поминали, как
раз и преграждают вам путь в мою роту... по крайней мере, пока...
     -- Что вы имеете в влду? -- не без обиды спросил д'Артаньян
     Де  Кавуа  встал, обошел  стол и, приблизившись  к  гасконцу,  дружески
положил ему руку на плечо:
     -- Мой дорогой д'Артаньян, прошу вас, не обижайтесь и выслушайте меня с
должным  благоразумием.  Я  ничуть  не собираюсь  qr`bhr| под  сомнение вашу
отвагу. Наоборот,  вы прекрасно  показали себя в Менге.  Совсем неплохо  для
неопытного  юноши.  Черт  побери,  выбить  шпагу  у Портоса --  не столь  уж
никчемное достижение...
     --  И обратить в бегство  Атоса, не забывайте! --  вновь  гордо  задрал
голову д'Артаньян.
     -- Вот этим я бы не советовал вам гордиться, -- мягко сказал де  Кавуа.
-- Господин Атос кто угодно, только не трус. И коли уж он показал вам спину,
у него были весомейшие причины.
     -- Что  ж,  я  не  настолько  туп,  чтобы  этого  не понять,  -- кивнул
д'Арганьян. -- Ну да, конечно, у него были какие-то письма, из-за которых он
даже рисковал прослыть  трусом... Ну что же, постараюсь  с  ним встретиться,
когда он никуда не будет спешить.
     -- Мы несколько  отклонились or предмета беседы, -- решительно  прервал
де Кавуа.  -- Я подвожу вас к несколько иной мысли... Видите ли, д'Артаньян,
вы и  в самом деле неплохо показали себя... но, знаете  ли... лишь поначалу.
Понимаете,  иногда финал  битвы  еще более важен, нежели  она сама.  Еще раз
прошу,  не  обижайтесь... но чем,  в итоге, закончилась ваша гасконада? Тем,
что шпага ваша была сломана, что  вы с разбитой головой лежали в пыли и были
унесены в состоянии полнейшей беспомощности...
     -- Черт побери! -- воскликнул д'Артаньян, выпрямляясь на стуле, точно в
седле боевого коня и ища эфес шпаги.
     --  Господин  д'Артаньян...  -- сказал де Кавуа с  укоризной, хотя и не
сразу,  но  несколько  успокоившей  гасконца.  --  Повторяю,  я  считаю  вас
недюжинным храбрецом...  Я  хочу  лишь объяснить вам,  что именно этот финал
несколько  повредил  вашей  репутации.  Перед  всеми  вы,  как ни  печально,
предстанете  отнюдь не  победителем двух знаменитых  мушкетеров... В людском
мнении запоминаются не какие-то эпизоды, а непременно финал всего дела...
     --  Что ж,  в  том, что  вы  говорите,  есть  своя  справедливость,  --
признался  д'Артаньян,  понурив  голову.  --  Не  могу этого не  признать...
Простите, что отнял у вас время...
     И он, видя полное  крушение всех надежд, попытался бы по встать, но  де
Кавуа, сжав его плечо неожиданно сильной рукой, принудил остаться на месте.
     -- Мой вам  совет, д'Артаньян, -- сказал он повелительно: -- избавьтесь
от  глупой  обидчивости. И научитесь  выслушивать собеседника до  конца. Наш
разговор  далеко не  закончен... Вам и в самом деле рановато  пока  надевать
плащ  моей  роты.  Но  это  отнюдь не значит,  что я  намерен отправить  вас
восвояси.  Черт возьми, у вас  есть задатки.  Наберитесь же терпения и ждите
случая их проявить. А что до службы... Что вы скажете о зачислении кадетом в
одну  из  частей  Королевского  Дома?  Право  же,  для  бедного  гасконского
недоросля это не столь уж плохая первая ступенька... Что скажете?
     Д'Артаньян про себя признал, что слова капитана полностью  справедливы,
--  Королевский  Дом,  или Старые  Корпуса, как еще именовались  гвардейские
части, был неплохим карьерным началом для нищего приезжего из Тарба...
     С похвальной скромностью он спросил:
     -- Позволено ли мне будет выбрать меж конницей и пехотой?
     -- Пожалуй, да, -- подумав, кивнул де Кавуа. -- Итак? Что вы  выбираете
-- телохранители, стражники или рейтары?
     -- А не объясните ли провинциалу, -- сказал д'Артаньян, -- в которой из
этих рот  больше  людей,  разделяющих  мое отношение  к господам королевским
мушкетерам?
     -- Пожалуй что, в рейтарах, -- не задумываясь, ответил Кавуа.
     -- В таком случае соблаговолите считать меня рейтаром.
     -- Охотно, -- сказал  де  Кавуа и, вернувшись за стол, придвинул к себе
письменные принадлежности. -- Я сейчас  напишу  записочку к  господину де Ла
Селю, который, получив ее, немедленно  зачислит вас j`dernl к  рейтарам.  По
этой  же записке вам  выдадут седло рейтарского  образца, кирасу и шлем.  Об
остальном, увы, вам следует позаботиться самостоятельно... У вас есть конь?
     Д'Артаньян ответил унылым пожатием плеч.
     -- Не удручайтесь, -- сказал де Кавуа с веселыми искорками в глазах. --
Так уж  случилось, что некий неизвестный благотворитель, чье имя я  никак не
могу   назвать,  поскольку  связан  словом,  желает  оказать  вам  некоторую
помощь...
     И он,  открыв  ящик  стола,  выложил перед  собой  приятно  зазвеневший
кожаный мешочек.
     -- Здесь сто пистолей, -- пояснил капитан. -- Вполне достаточная сумма,
чтобы  обзавестись подходящей лошадью  и кое-какими  мелочами,  необходимыми
гвардейцу... Я надеюсь, вам не свойственна чрезмерная щепетильность?
     --  Ну что вы, господин капитан, --  живо сказал  д'Артаньян,  проворно
сунув  в карман  столь неожиданный  подарок судьбы.  -- Как говорят у  нас в
Беарне, если перед тобой упала с ветки груша, не следует  пинать ее ногой, в
особенности   если  она   спелая...  Передайте  мою  горячую   и   искреннюю
благодарность  неизвестному  дарителю...   --   Тут   в  голову  ему  пришла
неожиданная  мысль,  и  он  решительно продолжил:  -- А то слово, которым вы
связаны,  не  позволяет  ли все же  уточнить -- о  неизвестном дарителе идет
речь... или о неизвестной дарительнице?
     -- Увы, не позволяет, -- с непроницаемым видом сказал де Кавуа. -- Могу
лишь сказать, что данная особа искренне к вам расположена...
     Д'Артаньян  понял  по  его  решительному  виду,  что  ничего  более  не
добьется, -- и распрощался, рассыпаясь в выражениях, полных благодарности.
     Отсюда он первым делом направился на  Пре-о-Клер к лошадиным барышникам
и после ожесточенного торга стал  беднее  на семьдесят пистолей из  нежданно
свалившихся  с небес ста  -- но и  обладателем весьма неплохого  английского
коня,  которого с  важным  видом  велел  отвести  в  казармы рейтаров,  куда
немедленно направился и сам. Господин де  Ла  Сель, встретивший  его  крайне
любезно, вмиг уладил  нехитрые  формальности,  так что д'Артаньян  не просто
вышел оттуда кадетом -- выехал на коне под рейтарским седлом.
     Памятуя о двух еще гасконских пословицах, как-то: "Хоть карман  пустой,
да  бархат густой" и  "Если в  кармане ни единого су, позаботься  о  цветном
плюмаже",  он  незамедлительно отыскал  галантерейную  лавку, где  обзавелся
шелковым галстуком с полудюжиной цветных бантов  к  нему,  а также пряжками,
цепочками и лентами  для камзола. И лишь потом поехал к  оружейнику на улицу
Железного Лома, где после долгого и  вдумчивого изучения  отобрал  себе пару
пистолетов рейтарекого образца. И в первой лавке, и во  второй он выкладывал
на прилавок монеты  с  таким  видом,  словно по  всем карманам  у  него были
распиханы  туго  набитые  кошельки,  а  управитель  его поместий  по первому
распоряжению мог прислать хоть  бочонок денег. Надо сказать,  это  произвело
впечатление  на  господ торговцев, принимавших  его  за  переодетого  принца
крови, -- по крайней мере. так казалось самому д'Артаньяну, с величественным
видом указывавшему, по какому адресу ему следует доставить покупки...

     Глава девятая,

     где  обнаруживается, что литература и  жизнь  все  же тесно связаны меж
собой

     На сей  раз д'Артаньян совершенно не имел никаких причин опасаться, что
его  вид послужит предметом насмешек  для  уличной wepmh и дерзких парижских
сорванцов. Со  всех точек зрения он выглядел вполне достойно, восседая не на
самом лучшем в Париже коне, но все же на таком, коего грех стыдиться  любому
гвардейцу. Жаль только, окружающие  и не подозревали о  том, что видят перед
собой  новоиспеченного гвардейца из  Дома Короля, и д'Артаньян твердо  решил
разбиться  в  лепешку,  но  раздобыть в ближайшее  же время  денег  на новое
платье,  сразу  открывавшее  бы его  принадлежность  к полку.  Хотя  от  ста
пистолей неизвестного благотворителя или -- хотелось  верить  --  прекрасной
благотворительницы остались жалкие крохи, у гасконца уже созрел великолепный
план,  как приумножить скудные капиталы.  В  дороге он  сам,  свято выполняя
наказы родителей, ни разу не поддался соблазну усесться за игру, но за время
пути  наслушался историй  про невероятное  везение, сопутствующее  новичкам,
рискнувшим впервые поставить деньги на кон. Приличные места,  где можно было
претворить план в жизнь, уже были ему известны.
     Конечно,  это означало бы  вновь нарушить  родительские запреты  --  но
д'Артаньян,  как  и  в  истории с продажей  желтого мерина, успокаивал  свою
совесть  тем, что, во-первых,  родительские напутствия  не вполне  учитывали
жизненных  реалий,  а  во-вторых, что важнее,  он  собирался играть не  ради
азарта или всеобщей моды,  а в силу  суровой необходимости, чтобы  раздобыть
денег на экипировку.  Почтенный родитель никак  не  подозревал,  какие суммы
понадобятся  молодому  человеку,  обосновавшемуся  в Париже и записанному  в
гвардию...
     Свернув  на  улицу Старой Голубятни,  он заставил  английского  скакуна
гарцевать, и тот, стряхивая пену  с  губ, выгнув шею  и  грызя удила, сделал
все,  чтобы  его  молодой  хозяин  выглядел  как  нельзя   более   блестяще.
Воодушевленный успехом, д'Артаньян поклялся себе завтра же отправить  Планше
за отборным овсом  -- пусть даже  им самим придется попоститься. А  впрочем,
прекрасная Луиза вряд ли позволит, чтобы постоялец, к которому она отнеслась
столь радушно, чах от голода у нее  на глазах. А значит, и Планше что-нибудь
да перепадет...
     Подъехав   к  воротам,  он   увидел,  что   там   ведутся   несомненные
приготовления  к  отъезду.  Слуги  проворно  грузили в  повозку  чемоданы  и
дорожные  мешки, а г-н Бриквиль наблюдал за ними со своей  всегдашней кислой
миной, словно подозревал, что  на отрезке  дороги длиною  всего-то в десяток
шагов нерадивые лакеи успеют украсть и пропить  пожитки в ближайшем кабачке.
Здесь же  стоял конюх, держа в поводу оседланную  лошадь  хозяина, настолько
уступавшую  новому  приобретению  д'Артаньяна, что тот  лишний  раз  испытал
приятное чувство превосходства.  Все усмотренное вкупе со  шпагой на боку г-
на  Бриквиля,  занимавшей это место лишь в  исключительных  случаях,  многое
сказало  бы  и  менее  наблюдательному человеку,  нежели наш гасконец. Он  с
радостью  отметил, что стоявшая  тут же Луиза вовсе не походила на  женщину,
собравшуюся пуститься в путешествие.
     С важным видом он спрыгнул с седла и бросил поводья одному из слуг:
     --  Отведи моего  коня в  конюшню,  Клеман,  да  смотри, вытри  его как
следует!
     --  Господи!  --  воскликнула  Луиза  с живейшим  интересом.  --  Какой
великолепный конь, господин д'Артаньян!
     -- Пустяки, -- ответил гасконец с наигранной скромностью. -- Можно было
подобрать и получше, но  время  поджимало  -- завтра утром следует явиться в
казармы гвардейской кавалерии, представиться  командиру, выяснить,  в  какую
именно роту меня зачислили...
     --  Сударь!  --  воскликнула  прекрасная  нормандка   в  совершеннейшем
восхищении. -- Вы уже в гвардии!
     -- Ну, вы  же  знаете, что я явился в Париж делать карьеру... -- qj`g`k
д'Артаньян, внутренне распираемый гордыней. И обратился к г- ну Бриквилю тем
покровительственно-радушным тоном,  каким всегда  говорят с пожилыми унылыми
мужьями молодых  красавиц: -- Что  я вижу,  любезный хозяин! Никак, изволите
путешествовать?
     -- Вот именно, --  мрачно  ответил  Бриквиль со своим всегдашним кислым
видом. -- В Бургундию, знаете ли. Там у меня процесс в парламенте Дижона, по
поводу  наследства.  Каковое, между прочим, выражается  кругленькой суммой в
семьсот пистолей, -- добавил  он примерно с той же  едва скрытой гордыней, с
какой д'Артаньян объявил о своем вступлении в гвардию.
     -- А я-то решил, судя по обилию багажа, что вы собрались не иначе как к
антиподам... -- ответил д'Артаньян.
     -- Я думаю, ради такого наследства стоило бы отправиться и к антиподам,
-- сухо заверил г-н Бриквиль. -- А вы, я слышал, были настолько опрометчивы,
что  встали под  военные  знамена?  Ах, господин д'Артаньян,  молодо-зелено!
Охота вам была взваливать на плечи такую обузу...
     Гордо подбоченившись, гасконец ответил:
     -- Хотел  бы уточнить, что я  записан не в какой-нибудь  провинциальный
полк, а в рейтары. Которые, как известно, принадлежат к Дому Короля...
     --  Ах,  д'Артаньян, это  все  едино, -- ответствовал  г-н  Бриквиль  с
гримасой,  способной  заставить  молоко  створаживаться  не  хуже  ведьминых
заклинаний.  --  Это  все  едино...  Пустой  карман, нерегулярно  выдаваемое
жалованье, муштра и выговоры,  а если начнется, не дай бог,  война, все  еще
более  усугубится -- погонят куда-нибудь по  непролазной грязи под мушкетные
пули и  ядра... Послушайте моего совета, подыщите более  безопасное ремесло.
Гораздо более  скучное, но более  выгодное.  Все  мы  грезили  сказочками  о
блестящих  отличиях на  глазах  короля,  маршальских жезлах  и ослепительных
карьерах. А жизнь -- она проще, любезный д'Артаньян, и гораздо скучнее... --
Он  печально вздохнул:  -- По крайней мере, не  торопитесь хотя бы жениться.
Иначе  получится так,  что, пока вы месите  грязь  где-  нибудь во Фландрии,
вокруг вашей супруги будут увиваться волокиты и вертопрахи...
     Глянув через  его  плечо  на очаровательную  Луизу, имевшую сейчас  вид
воплощенной добродетели, д'Артаньян усмехнулся:
     -- Плохого же вы мнения о человечестве, любезный хозяин...
     -- Просто я, в отличие от вас, юноша, искушен в жизни и умудрен опытом,
-- печально ответствовал г-н Бриквиль.
     Д'Артаньяну крайне не понравился взгляд, которым его квартирохозяин как
бы  связал  воедино  на  миг  гасконца  и  Луизу,  упомянув  о  волокитах  и
вертопрахах.  Ревнивцы   --   народ   своеобразный  и   способны  на   самые
непредсказуемые  поступки.  А  потому  гасконец  решил с ходу  увести  мысли
хозяина от опасного направления.
     --  Вот кстати, -- сказал  он беззаботно. -- Меня, едва  я услышал ваше
имя,  крайне  занимает один любопытный  вопрос...  Вы,  часом,  не  родня ли
известному Рожеру де Бриквилю, приближенному маршала Жиля де Рэ, сподвижника
Жанны д'Арк?
     Похоже, он угодил в яблочко. Хозяин прямо-таки расцвел:
     -- Я и не думал, любезный д'Артаньян, что вы столь сведущи в генеалогии
и  истории Франции, вы мне поначалу показались крайне  легкомысленным юнцом,
уж не посетуйте...  Ну  что же, пусть я и  не  могу представить вещественных
доказательств -- учитывая,  какие  бури пронеслись над  королевством  за эти
двести лет  и сколько  бумаг погибло в пожарищах, -- но в нашем роду никогда
не сомневались, что со славным Рожером нас связывают родственные узы...
     "Совсем  славно  будет,  ежели  окажется, что  и остальные  это  мнение
разделяли", -- подумал гасконец.
     Проследив,  как увязывают его багаж, г-н Бриквиль напоследок d`k жене и
слугам массу советов,  насколько многословных, настолько и бесполезных,  ибо
они сводились  к банальностям -- сохранять дом в  порядке,  плату взыскивать
вовремя, избегать  мотовства, вовремя тушить огни, стеречься пожара, воров и
нищих... Обогатив остающихся столь мудрыми наставлениями, он,  наконец,  сел
на коня и тронулся  в  путь. Любезность д'Артаньяна простерлась до того, что
он  добросовестно махал  вслед носовым платком, пока  поводка  и всадник  не
скрылись  за  поворотом,  --  искренне  надеясь, что кто-нибудь  из прохожих
примет его за благонравного  сына, почтительно прощающегося с  пустившимся в
странствия отцом...
     --  Ах,  господин  д'Артаньян,  --  сказала  растроганно  Луиза, -- как
благородно с вашей стороны вот так тепло провожать Бриквиля...
     Гасконец браво ответил:
     --  Луиза,  долг  любою  гвардейца  --  относиться  со  всем  возможным
почтением к супругу столь очаровательной женщины...
     -- Интересно,  --  сказала  Луиза, лукаво  прищурясь, -- а каково же  в
таком случае должно быть отношение гвардейца к самой женщине?
     Д'Артаньян  окинул  ее  внимательным  взором  --  но  личико прекрасной
нормандки было совершенно невинным, взгляд лишен легкомыслия, лишь в уголках
алых  губ  таилось  нечто, заставлявшее вспомнить  поговорку о  тихом омуте,
издавна известную и в Беарне.
     --  Я полагаю, опять-таки  со  всем возможным почтением, -- сказал он в
некоторой растерянности.
     -- Вы полагаете... -- фыркнула Луиза, решительно отвернулась и  вошла в
дом.
     Д'Артаньян  в  некотором  смущении  ретировался  в  свою  комнату,  где
некоторое время  забавлялся новехонькими  пистолетами, примеряясь, насколько
они  удобно  лежат  в  ладони,  целясь  во всевозможные  предметы  домашнего
обихода, проверяя  колесцовые замки  и кремни.  За окном понемногу сгущались
сумерки, и пора было посылать Планше к хозяйке за  свечой -- обычно в Беарне
он в  это время  уже  видел десятый  сон,  но  сейчас,  взволнованный  всеми
происшедшими в его жизни изменениями, ложиться не собирался.
     --  Любезный  господин д'Артаньян!  --  послышался вслед  за деликатным
стуком в дверь голосок хозяйки. -- В  том ли вы виде, чтобы к вам можно было
войти?
     --  Разумеется,  --  ответил  он  с готовностью.  Непринужденно войдя в
комнату, Луиза огляделась и сделала испуганную гримаску:
     -- Господи, эти  военные  игрушки...  Уберите их куда-нибудь, а то  еще
выстрелят ненароком...
     --  Исключено, сударыня,  --  ответил  д'Артаньян со снисходительностью
старого вояки. -- Для производства выстрела необходимо, чтобы...
     -- Бога ради, избавьте меня от этих ужасных подробностей! -- зажала она
пальчиками уши. -- Скажите лучше, можете ли прямо сейчас помочь мне в мелких
домашних делах?
     -- С превеликой охотой! -- заявил гасконец браво.
     Он  только сейчас  заметил, что очаровательная нормандка  избавилась от
корсажа, обычно стягивавшего ее стан, и пленительные округлости, коих не мог
не  заметить  любой  зоркий  наблюдатель,  были  благодаря  вырезу платья  и
отсутствию шнуровки открыты нескромному взору  так, что г-на  Бриквиля  это,
безусловно, не привело бы в восторг.
     "Черт  побери! -- подумал гасконец, направляясь следом за хозяйкой.  --
Неужели я настолько здесь обжился, что меня уже по- семейному не стесняются?
Что бы это могло означать?"
     Вообще-то, у него были  подозрения насчет того, что это может означать,
но он помнил: то, что могло в Беарне оказаться простым и ясным, в Париже, не
исключено, означает совершенно другое...
     --  Слуги,  бездельники,  уже  завалились  спать, --  щебетала  ungij`,
решительно  направляясь  в сторону гостиной. -- А  я  вдруг  вспомнила,  что
сегодня совершенно  необходимо достать серебро,  чтобы  его  завтра  с  утра
почистили...
     "Суетливая  у  них тут  жизнь