о,
невозможны!  Запомните  же, что  меня зовут Мари Мишон...  Я  -- белошвейка,
ясно?
     Атос мягко произнес:
     --  Милая  Мари, вам не кажется, что белошвейка,  разъезжающая в карете
парой, в блеске  драгоценностей, все же  рано или поздно наведет кого-нибудь
на подозрения?
     "Он чертовски умен", -- великодушно отметил д'Артаньян.
     Красавица сделала гримаску, словно собиралась заплакать:
     -- Атос, Портос прав: вы сегодня  положительно несносны. Я так привыкла
к  этой  именно  карете... Не хотите же вы сказать, что я должна была надеть
рубище или  что  там еще носят настоящие белошвейки? Я  и  так оставила дома
большую половину своих драгоценностей... В конце  концов Портос прав: вокруг
нас   лишь   тупое   простонародье,  не   способное   думать   и   подмечать
несообразности...
     -- Вы уверены, что среди них нет шпионов кардинала?
     -- До  сих пор я не видела никого, кто подходил бы под это определение,
-- твердо заявила герцогиня.
     Д'Артаньян прекрасно рассмотрел, что лицо отвернувшегося  от него Атоса
поневоле исказила  страдальческая гримаса.  Тем  временем во дворе появились
новые лица -- двое всадников, по виду слуг, с двумя  лошадьми в поводу. Судя
по тому, как они остановились поодаль и терпеливо ждали, это были слуги двух
незнакомцев со  странными  именами.  Один из них глядел столь выразительно и
покашливал  столь демонстративно и  нетерпеливо,  что Атос  в  конце  концов
обратил  на него  внимание  и  скупым мановением руки велел  подойти.  Слуга
что-то  недолго  шептал  ему  на ухо,  а  потом,  вновь  отосланный  тем  же
красноречивым жестом, вернулся к товарищу.
     -- Поздравляю вас, друзья  мои,  -- сказал Атос сумрачно.  -- Упомяни о
черте... Рошфор ближе,  чем мы  думали. Он здесь, в "Вольном мельнике". Мало
того, здесь и миледи...
     -- Черт меня раздери со всеми потрохами! -- вырвалось у Портоса.
     -- Но  позвольте,  господа!  -- беспомощно  воскликнула  герцогиня.  --
Почему же я ее ни разу не видела?
     -- Потому  что она не  стала попадаться вам на глаза, -- с безграничным
терпением  проговорил  Атос.  --  Она  умеет  при  необходимости  оставаться
невидимой...
     -- Слушайте! -- пробасил великан Портос. -- Может, это враки?
     --  Гримо  не  мог  ошибиться, --  лаконично ответил Атос. -- Они здесь
вдвоем...
     -- Атос, значит, их только двое?
     -- Портос, вы необычайно сильны в арифметике...
     --  А как же, у меня был учитель, -- простодушно сказал  Портос. -- Вот
что... Может,  это и есть наилучшее решение  проблемы? Мы дождемся, пока  он
выйдет, вызовем его и преспокойно проткнем... Каков  бы он ни был, не в  его
характере бежать от вызова...
     Какое-то время  Атос,  как показалось гасконцу, всерьез  взвешивал  это
предложение.
     -- Нет, -- сказал он наконец. -- Неминуемо сбегутся зеваки, весь город,
пойдут  разговоры, кто-нибудь может  узнать нас либо герцогиню... Лучше  уж,
Портос, предоставить все богу, и тем, кого вы  оставили на Амьенской дороге.
Согласен,  это несколько  против правил чести, но, в  конце  концов,  Рошфор
служит человеку, который сам  поставил  себя вне  правил чести,  осмелившись
покуситься  на  привилегии  и исконные  вольности дворянства,  обращаться  с
дворянами,  словно с тем  двуногим  скотом,  что копается на полях...  Пусть
будет Амьенская дорога. -- Его  лицо на миг исказилось хищной гримасой. -- И
совсем хорошо будет, если миледи решит его сопровождать...
     -- Фи, Атос! -- воскликнула герцогиня. -- Все-таки это женщина...
     -- Милая Мари, -- спокойно сказал Атос. -- Женщина, которая так рьяно и
упорно  вымешивается  в мужские дела, занимается  мужскими делами, не должна
протестовать, по-моему, если с ней решат поступить, как с мужчиной... Таково
мое глубокое убеждение.
     -- И мое  тоже, -- прогудел Портос.  --  Женщина, ха!  Нас с Атосом эта
женщина вполне способна привести  на плаху, да и вам, дражайшая гер... тьфу,
Мари,  она способна принести немало  бед... Атос,  вы мудры, как тот древний
римлянин  Сократ! Пусть все  решает Амьенская дорога... к слову, не зря же я
отвалил этим молодчикам пятьдесят пистолей своих собственных денег!
     --  Ну, в  конце концов...  --  протянула герцогиня, чье очаровательное
личико  озарилось  кроткой улыбкой.  -- Учитывая  обстоятельства...  Что же,
разъезжаемся,  господа?  Письма  вы получили, Атос,  и  я могу  с превеликим
облегчением передать это в Париже... С Pnxtnpnl все решено... Едем?
     -- Да, пожалуй, -- с видимым облегчением согласился Атос.  -- Я поскачу
по  дороге  на  Бриссак, вы, Портос, повернете  на Сен-Жоли.  Вы  же,  Мари,
преспокойно  поедете  в  Париж  прямой  дорогой.  Даже  самые хитрые  шпионы
потеряют след... Письма, разумеется, останутся у меня.
     -- Пусть так и будет, -- кивнула герцогиня.
     -- В таком случае, вперед?
     -- С превеликой охотой, -- сказал Портос.  -- Здесь сквернейшее вино, а
уж пулярки...
     Д'Артаньян понял, что его час настал.

     Глава четвертая

     Первая в жизни дуэль

     Порою  опасно представлять молодому человеку чересчур  уж яркие картины
определенных жизненных правил, потому что у него нет еще  привычки к чувству
меры. К сожалению, об  этом как раз и не подумал г-н  д'Артаньян-отец, давая
сыну последние наставления перед дорогой... "Сын мой, -- сказал тогда старый
вояка.  --  Коли  уж  вы твердо намерены  выбрать  военное  дело,  запомните
накрепко:  честь  военного  столь  же деликатна,  как  честь  женщины.  Если
добродетель   женщины  окажется  под  подозрением,  жизнь  ее  станет  одним
бесконечным  упреком,  пусть даже  она  после  найдет  средство оправдаться.
Именно так  обстоит и с военными --  с  той  разницей,  что потерявший честь
военный человек оправдаться  уже не сможет никогда. Вы еще мало  знаете, как
поступают с женщинами  сомнительной добродетели, но поверьте, то же бывает и
с мужчинами, запятнавшими себя какой-нибудь трусостью..."
     Г-н д'Артаньян-отец,  к сожалению, позабыл  уточнить, что эти  поучения
никогда не следует принимать  буквально, а потому, как уже упоминалось,  наш
герой  на всем протяжении своего  пути  так  и  рвался повздорить с  людьми,
частенько не  имевшими никакого  намерения нанести  ему оскорбление.  Вот  и
теперь ярость совершенно  затмила ему рассудок, и он  сбежал  по ступенькам,
цепляя  их огромными старомодными  шпорами, и, выхватывая на бегу шпагу, что
есть сил крикнул великану по имени Портос:
     -- А поворотитесь-ка, сударь! Иначе мне придется ударить вас сзади!
     Неспешно повернувшись на  каблуках, гигант усмехнулся то ли  удивленно,
то ли презрительно и протянул:
     -- Ударить м е н я ? Да вы рассудком повредились, милейший!
     -- Быть может, -- сказал д'Артаньян запальчиво. -- Вот только моя шпага
помешательством  отнюдь не страдает... Вынимайте-ка свою, сударь, вынимайте!
Если, конечно, к вашему сверкающему эфесу прилажен клинок!
     --  Хотите убедиться? -- хищно усмехнулся великан, вмиг выхватив шпагу.
-- Как видите, прилажен!
     --  Портос, Портос! -- предостерегающе вскрикнул кавалер по имени Атос,
делая  такое движение,  словно собирался кинуться меж ними.  --  Опомнитесь!
Молодой человек, да что с вами? Не припомню, чтобы мы как-то задели вас...
     -- В самом  деле? -- саркастически ухмыльнулся д'Артаньян. -- Насколько
я  могу доверять собственным ушам, этот... господин  упомянул  что-то насчет
тупого  юнца с соломой в  волосах,  от  которого  за туаз несет  навозом?  А
поскольку он при этом смотрел прямо на меня...
     -- Тьфу ты! -- досадливо охнул Портос.  --  Кто  бы  мог знать, что  он
понимает по-испански?
     Атос, явно настроенный кончить дело миром, сказал с мягкой укоризной, в
которой не было и тени дерзости:
     -- Молодой  человек, если  вы  дворянин,  вам  следовало бы знать,  что
подслушивать чужие разговоры -- не самое приличное на свете...
     Д'Артаньян, стоя с изготовленной к бою шпагой, отрезал:
     --  Очень  жаль,  сударь,  что  именно мне  приходится  вам  разъяснять
некоторые  тонкости... Подслушивание,  по моему  глубокому  убеждению  имеет
место, когда человек таится где-нибудь за углом... Я же стоял открыто, у вас
на  виду. Прежде чем  отпускать  оскорбления в  адрес совершенно  незнакомых
людей, вашему другу стоило бы убедиться, что те его не понимают... Передайте
ему, что он невежа... да и вы, сдается мне, тоже...
     Во взгляде Атоса блеснула молния. Он сказал спокойно, но  с неприкрытой
угрозой:
     -- Молодой человек, я  не привык, чтобы со мной разговаривали  подобным
тоном и употребляли такие эпитеты...
     --  Быть  может,  как раз  и настало  время обрести  эту  привычку?  --
задиристо осведомился д'Артаньян.
     Это была первая дуэль в его жизни, и он твердо  решил идти до конца. Он
стоял с обнаженной шпагой в руке перед  двумя несомненно знатными дворянами,
хотя  и прикрывавшимися дурацкими  прозвищами,  и  на происходящее  смотрела
красивая  молодая дама, носившая титул  герцогини.  А посему не было  в мире
силы, способной заставить нашего гасконца отступить.
     Атос схватился за рукоять шпаги.
     --  Господа, господа!  --  с  тревогой  воскликнула  герцогиня.  --  Не
забывайте о д е л е!  Вы себе не принадлежите сейчас,  слышите? Вы не имеете
права рисковать! Я приказываю! Шпаги в ножны!
     Глядя  прямо на нее, гордо выпрямившись,  д'Артаньян  произнес со  всей
возможной твердостью:
     -- Ваша  светлость, это  единственный ваш  приказ,  который я не  смогу
выполнить! Что до этих  господ, они вольны поступать, как им угодно. Я готов
удовольствоваться извинениями...
     -- Он назвал ее "вашей светлостью"... -- пробормотал Портос.
     -- Ну  да, он же понимает  испанский, -- тихо ответил Атос. --  Это все
ваша несдержанность, Портос...
     -- Атос, Портос, я вам приказываю! -- настойчиво вскричала дама.
     Атос  так  и не вынул шпагу из ножен (хотя  и не убрал  руку  с эфеса),
Портос же в некотором замешательстве опустил клинок.  Чувствуя свой перевес,
д'Артаньян  изобразил на  лице  самую издевательскую  улыбку,  на  какую был
способен, и громко воскликнул:
     --  Ну что же, господа, можете показать мне спины в присутствии дамы...
Честью клянусь, я не буду вас преследовать...
     -- Вы играете с огнем,  юноша, -- сказал Атос, бледнея на глазах. -- Не
знаю, кто вы  такой и как  вас зовут, но хочу предупредить,  что  вам выпало
несчастье связаться с королевскими мушкетерами, людьми опытными в тех играх,
которые вы по юношескому недомыслию нам навязываете...
     Услышав, что его противники  принадлежат к королевским мушкетерам, юный
гасконец нимало не испугался -- наоборот, он был на седьмом небе от счастья.
Еще и оттого, что краем глаза заметил, как растет вокруг них толпа зевак.
     --  Не вижу  причин  скрывать  свое имя,  -- сказал он  громко. -- Я --
д'Артаньян,  гасконский  дворянин  из Тарба. Последние пятьсот  лет это  имя
достаточно известно  во Франции, мало  того,  оно  ничем не  было запятнано.
Боюсь,  что  с вашими  именами  обстоит  как  раз  иначе  --  не  зря  же вы
укрываетесь за кличками каких-то пастухов...
     Атос выхватил шпагу.
     -- Атос!  У вас письма! -- вскрикнула  герцогиня, бледная, как onknrmn.
-- Умоляю!
     Величайшим усилием  воли  Атос вложил  шпагу  в  ножны и,  гордо подняв
голову, произнес так, словно каждое слово рождалось в мучениях:
     --  Сударь, я  готов  вас  пощадить  исключительно в силу  вашего юного
возраста... Портос, шпагу в ножны! Я так хочу, Портос!
     Великан  с самым натуральным рычанием вложил  все-таки шпагу  в ножны и
повернулся, чтобы уйти.
     -- Подлый трус! --  крикнул ему д'Артаньян, уже  совершенно  не  владея
собой.
     -- Атос! -- взревел великан.  -- Я и это должен стерпеть?  Нет,  тысячу
чертей!
     И его шпага вновь сверкнула на солнце.
     --  Ну что же...  -- сказал  Атос  задумчиво. -- Неужели Красный Герцог
подослал к нам этого гасконца? Удар шпагой -- всегда удар шпагой, кто бы его
ни наносил, даже такой вот мальчишка...
     -- Верно подмечено, сударь! --  расхохотался  д'Артаньян. -- Ну так что
же, будет кто-нибудь со мной драться или вы все же покажете спины?
     --   Ничего  не  поделаешь,  Портос,   --  сказал  Атос  с   величайшим
хладнокровием. -- Убейте этого  наглого щенка и скачите... ну,  вы знаете. Я
отправляюсь.
     Он повернулся и решительными шагами направился к своей лошади.
     Портос кинулся на д'Артаньяна,  издав сущее  львиное рычание. Клинки со
звоном скрестились. После первых выпадов  гасконец  понял, что его противник
относится  к  схватке  довольно несерьезно,  --  во  взмахах шпаги  великана
прямо-таки чувствовалось некое пренебрежение. Должно быть, Портос и мысли не
допускал, что враг ему достался серьезный...
     Сообразив  это,  гасконец  на  ходу  переменил  намерения.  Он  уже  не
стремился  убить противника, решив  сделать  его  смешным,  -- по  разумению
д'Артаньяна, это  было бы гораздо более изощренной  местью,  нежели холодный
труп у ног...
     Он метался вокруг великана,  нападая с самых неожиданных сторон вопреки
обычным приемам боя.  И  в  какой-то миг  его острому  глазу  открылось  под
роскошным бархатным плащом нечто...
     Не колеблясь, д'Артаньян нанес рубящий удар, и его шпага рассекла витой
шнур,  удерживавший плащ  на плечах.  Алый бархат упал к ногам  дуэлянтов. В
толпе зевак послышался громкий хохот.
     Догадка д'Артаньяна полностью подтвердилась. Портос, позер и  фанфарон,
не нашел достаточно  денег, чтобы  купить сплошь вышитую золотом перевязь, а
потому она,  блиставшая спереди, сзади была  из простой буйволовой кожи. Для
чего великану, надо полагать, и понадобился плащ в жаркую погоду...
     -- У вас оригинальная перевязь,  сударь, лопни мои глаза! -- воскликнул
д'Артаньян, хохоча.
     Портос, рыча что-то нечленораздельное, бросился на него, забыв о всякой
осторожности. На  миг д'Артаньяну  показалось, что  на  него несется оживший
горный утес. Но  он  не  потерял  самообладания  --  и пустил  в  ход прием,
которому научился от отца.
     Выбитая из  рук Портоса  шпага  высоко  взлетела, сверкая  позолоченным
эфесом, и жалобно зазвенела на пыльной земле.
     -- Вам не кажется, сударь, что ваша  жизнь  в моих  руках?  --  спросил
д'Артаньян,  играя клинком и крепко прижав ногой шпагу Портоса. Портос хмуро
смотрел  на него, уронив  руки.  --  По-моему,  вам следует извиниться... --
торжествующе продолжал д'Артаньян, чья душа ликовала.
     -- Простите, -- проворчал Портос, глядя исподлобья. -- Сам не знаю, как
у меня вырвалось...
     --  Я полностью  удовлетворен  вашими  извинениями,  сударь,  -- сказал
гасконец, поклонившись со всей возможной грацией.  -- Полагаю, на  этом наше
дело можно считать законченным, насколько я разбираюсь в правилах чести?
     Портос хмурым ворчанием подтвердил, что так оно и обстоит.
     Следовало спешить -- Атос еще не успел  выехать со двора, поскольку все
вышеописанное произошло гораздо  быстрее, чем кто-то  мог подумать. Не теряя
времени, д'Артаньян бросился к нему, крича:
     -- Эй, сударь, куда же вы бежите?
     Он успел  еще заметить в стороне унылую физиономию слуги по имени Гримо
-- а в следующий миг на него накинулось сразу несколько  зевак из числа слуг
и  горожан,  осыпая  гасконца   градом  ударов.  Под  ударом  лопаты  клинок
д'Артаньяна переломился, палка обрушилась на голову гасконца и рассекла  ему
лоб, и он упал, обливаясь кровью, чуя боль в боках и спине, куда ему угодили
каминными щипцами.
     Он не  выпустил эфеса  шпаги, хотя обломок клинка  был  не длиннее двух
ладоней. Видя спокойно стоявшего поодаль, со шпагой в ножнах Атоса, крикнул,
пытаясь приподняться:
     -- Сударь,  и вы считаете себя  дворянином, если  спокойно на  все  это
смотрите?! Такое поведение не делает вам чести! Черт побери,  в таком случае
велите этому сброду меня прикончить  -- или я,  клянусь честью, непременно с
вами посчитаюсь!
     --  Любезный, -- хладнокровно ответил  Атос. -- Я не вправе командовать
этими  людьми. Очень жаль,  что  с  вами  такое  произошло,  но,  право  же,
небольшая трепка вам не помешает. В будущем будете более мудрым, господин из
Тарба...
     Он  поклонился   и  твердым  шагом  направился  к  своему  коню.   Мимо
прогрохотала  карета  герцогини.  Взвыв   в  бессильной  ярости,  д'Артаньян
совершил единственный подвиг, на какой был способен -- вонзил обломок клинка
в ногу одного из стоявших над ним горожан.
     На  него вновь  обрушился град ударов --  хорошо  еще, что врагов  было
слишком  много, и они мешали друг другу, размахивая  своим импровизированным
оружием. Тем не менее д'Артаньян понял, что все в это может кончиться весьма
печально, -- но ничего не мог поделать.
     Женский голос раздался, казалось, над самой его головой:
     -- Рошфор, быстрее, они же его убьют!
     Сквозь заливавшую глаза кровь д'Артаньян все же разглядел, как дворянин
в  фиолетовом  одним  прыжком  перемахнул  через  перила  галереи.  Взлетела
сверкающая шпага, нанеся плашмя несколько глухих ударов по спинам и головам.
     Вокруг  лежавшего  в  пыли  д'Артаньяна  моментально  стало  пусто.  Из
последних  сил приподнявшись на локте,  он увидел,  что обращенные в бегство
враги  сгрудились у  ворот.  Они выкрикивали в  адрес  Рошфора ругательства,
грозили кулаками, но ни один не рисковал броситься первым.
     -- Дева Мария и все ее  ангелы! -- яростно воскликнул пузатый человек в
черном  камзоле, выглядевший зажиточным горожанином. --  Пора показать  этим
дворянчикам, что им не все позволено! Пуэн- Мари, Жак, бегите за арбалетами!
Надо сделать из этого молодчика добрую подушечку для булавок!
     По толпе  прошел  глухой  одобрительный  ропот.  Из  своего  неудобного
положения д'Артаньян  тем не  менее рассмотрел, что  лицо Рошфора  и  его не
сулившая ничего доброго улыбка казались высеченными из куска льда.
     Не  двинувшись с  места, небрежно  вложив шпагу  в ножны,  черноволосый
дворянин громко произнес:
     -- Эй вы, у ворот! А ну-ка, назад! Прежде чем бросаться на человека, не
мешает  поинтересоваться  его  именем...  Я  --  граф  Рошфор,  конюший  его
высокопреосвященства  кардинала. Я всегда выполняю свои  naey`mh... а потому
не  заставляйте  меня  поклясться, что  я  подожгу ваш  городишко с  четырех
концов...
     Его  слова  оказали   прямо-таки  магическое   воздействие   на   толпу
разъяренных горожан: едва прозвучало упоминание о кардинале,  сжатые  кулаки
разжались, на  смену  злости  пришел  испуг,  даже д'Артаньяну, чье сознание
туманилось  из-за  потери  крови,  стало  ясно,  что  быстротечная  кампания
бесповоротно проиграна жителями Менга. Еще несколько мгновений -- и толстяк,
намеревавшийся послать за арбалетами, с самым  униженным видом приблизился к
Рошфору,  бормоча  что-то насчет  трагической ошибки и  еще  о том,  что его
неправильно  поняли,   что   он  был  и   остается   вернейшим  слугой   его
высокопреосвященства кардинала Ришелье...
     -- Не  сомневаюсь, -- небрежно  отмахнулся Рошфор. -- Что же,  избавьте
меня от вашего общества, милейший, и прихватите с собой свою свору... Эй вы!
Живо  перенесите молодого человека  в дом!  Лекаря, быстро!  Найдется в этом
городишке хоть один эскулап, которому можно доверить не лошадь, а  человека?
Ну, так что же вы стоите?
     Его приказания исполнялись с  поразительной быстротой. Кто-то опрометью
кинулся  за  лекарем,  слуги  проворно  подхватили  д'Артаньяна и  внесли  в
обеденную  залу,  где,  сняв с  юноши  куртку, уложили  на  широкую  скамью.
Любопытных следом набилось столько, что в окнах померк свет.
     --  Как  вы  себя   чувствуете?  --  спросил  Рошфор,  склонившись  над
гасконцем.
     --  Благодарю вас, все  в порядке,  -- браво ответил  д'Артаньян,  хотя
готов  был вот-вот потерять сознание. -- Наклонитесь ближе... Рошфор, вам не
следует ехать по Амьенской дороге...
     Рошфор, момен