ой-нибудь прокурор (о возможном  освобож-
дении в Лефортове даже думать нельзя, это создает страшный дисбаланс, ты
сразу теряешь форму). У моих следователей был нестерпимо счастливый вид.
"Опять, что ли, обстановка в стране изменилась?" - спросила я.  Происхо-
дило что-то сверх нормы. Мне меняли меру пресечения на подписку о  невы-
езде, которую я, впрочем, не дала. Но нашему СП было понятно,  что  суда
все равно не будет. На прощание мои следователи сказали мне, что я,  ко-
нечно, враг, но на такого врага у них рука не поднимается. Конечно,  все
это не по закону, но Бог с ним, с законом,  человеческая  жизнь  ценнее.
Данилов уже уехал. Это была не горбачевская перестройка, по 70-й  статье
больше никто не сидел. Я могла выйти без угрызений совести. В камере ме-
ня упаковывали (она вся была завалена книгами из дома и провизией) втро-
ем и тоже очень торопили. Охрана радовалась, а Миша-ларечник  сказал  на
прощание: "Свободу Юрию Деточкину!" На выходе подошел Растворов, ласково
простился  и  попросил  воспрепятствовать  взятию  штурмом  Лефортовской
тюрьмы. Я подумала, что брежу. На дорогу мне дали  шикарную  справку  об
освобождении. Паспорт отдали потом.
   Я оказалась за воротами, причем сумки мне донесли охранники. Подъеха-
ли на такси Котов и товарищи (им следователи позвонили); по  улице,  как
пестрый мячик, бежала счастливая мама. Около тюрьмы суетились ребята  из
Эн-би-си (или Си-би-эн) и искали гэкачепистов. По дороге на Лубянку  мне
рассказали, что там, на площади, формировалась колонна, чтобы идти брать
Лефортово и меня освобождать, пока не объявили, что нас с Даниловым  вы-
пустили. Что Дзержинского сбросили. Что райкомы закрыли, что  приостано-
вили деятельность КПСС! (у меня осталось ощущение, что это  было  именно
тогда). Что над двумя городами России развеваются трехцветные  флаги  ДС
(в Астрахани единственный трехцветный флаг был у нашего  Нелюбова).  Это
была не революция, но праздник. А у нас было в этом веке так мало празд-
ников... Когда мы доехали до Лубянки, Ельцин выступал  на  холмике,  где
некогда стоял Дзержинский. Крепкие ребята пустили  меня  за  кольцо,  но
прошептали: "Мы вас очень уважаем, но не надо здесь выступать,  не  надо
волновать народ. На крыше Лубянки залегли снайперы". А  Ельцин  говорил:
"Идите спокойно и приступайте к работе, я позабочусь обо всем. Без наше-
го согласия ни одно назначение не пройдет". Народ  тихо  растекся.  Было
ясно, что это революция в стакане воды.
   Совершенно теперь (да и тогда) не важно, кто спровоцировал этот путч.
Главное, что в этом спектакле нам досталась благородная роль Дона Карло-
са и маркиза ди Позы. И не важно совсем, что это был театр. Пусть  жалу-
ются гэкачеписты, сыгравшие роль Филиппа и  Великого  Инквизитора.  Сами
виноваты. Не надо быть баранами, то есть рептилиями. Если даже будет до-
казано, что ситуация разыграна Ельциным, а ГКЧП "подставили",  то  я  на
Ельцина не в претензии. КПСС надо было убирать (и более жестко,  хотя  и
без арестов). Подумаешь! "Обманули дурака на четыре кулака..." Я в  пре-
тензии на недостаточно смелую игру. Я бы на его месте еще не так  сыгра-
ла. Под предлогом борьбы с ГКЧП вызвала бы войска НАТО и США  и  под  их
прикрытием провела бы реформы, как американцы в Японии и Германии  после
1945 года. С декоммунизацией, десоциализацией и десоветизацией. С разго-
ном КГБ. С роспуском колхозов и совхозов. С запретом на профессии (в вы-
борных органах и суде) для коммунистов от секретаря райкома  и  гэбистов
из V отдела. С лишением дипломов  психиатров,  пытавших  диссидентов.  С
роспуском всех структур власти. С Учредительным собранием. С  политичес-
кими процессами над  теми,  кто  участвовал  в  политических  репрессиях
(единственная кара - лишение избирательных прав).
   И ради такого сценария не один дээсовец согласился бы лечь  под  танк
вместо трех погибших, а я с радостью пошла бы на расстрел  в  Лефортово,
зная, что это скомпрометирует коммунистов, даже если бы Ельцин сам  нег-
ласно отдал такой приказ! Спасение страны от коммунизма стоило того. Од-
нако мы получили только то, на что наработали. По способностям, а не  по
потребностям. С интеллигенцией расплатились щедро. Дали не просто кость,
а кость с мясом: прессу отпустили на все  четыре  стороны.  Мне  вернули
свободу вопреки законам. Вытащили нас из клетки, где народ сидел  добро-
вольно с 1986 по 1991 год, и дали на дорогу хорошего пинка. Кормушка ос-
талась в клетке. А нас выгнали в дикую сельву, где нет  звезд,  но  есть
свобода. Она такая, свобода: можно сдохнуть с голоду, обед надо  сначала
поймать, ползут змеи, чавкают крокодилы. Безопасность тоже была в  клет-
ке. Вместе с едой. Стройте все сами. Голыми руками на голой земле.  Вда-
леке мяукает ягуар и рычит лев. Все дозволено. Можно восстать. Но  восс-
тание - это у людей, а не у макак. А Фронт Национального Спасения и  ша-
рашка "наших" - это макаки. Макаки могут что-то поломать, растащить, ко-
го-то забить до смерти. Но восстание требует осмысленности.
   Порадовавшись чужой коммунистической беде, ДС  честно  исполнил  свои
правозащитные обязанности: защищал коммунистов от разгона их гадких  ми-
тингов, национал-шовинистов - от запрета их гнусных организаций, лидеров
КПСС - от предполагаемого ареста. Мы просили сжалиться над  гэкачеписта-
ми. Мы были вне власти, мы не взяли себе за защиту Белого Дома  ни  гра-
мот, ни медалей. Мы были настроены на преобразования в стиле Моцарта,  а
жизнь играла нам нечто из Сальери. Возможны ли реформы в жанре  Сальери?
Уже в сентябре в своей статье "Соло московского муравья" я выразила  об-
щее настроение ДС, горький осадок на дне праздничного бокала. Было  оче-
видно, что несвободная страна, народ которой на 80 процентов состоит  то
ли из кроликов, то ли из баранов, в случае большой удачи может разве что
переменить хозяев. Ну что ж, мы их  переменили  (хорошо,  что  кончились
нефтедоллары и нашим хозяевам пришлось сыграть в другую игру, и они  так
разыгрались, что конструкция рассыпалась у них в руках). Нашим  нынешним
хозяевам не нужна наша жизнь. Им нужен наш кошелек. Ну что ж, налицо об-
щественный прогресс. "Говорят, что все наместники -  ворюги,  но  ворюги
мне милей, чем кровопийцы". О великий провокатор Бродский! Куда до  него
Хулио Хуренито! Ворюги - это уже лучше. Надо же и хозяевам  с  этой  пе-
рестройки и с этой революции иметь некий профит. А иначе с  какой  стати
они бы сдали нам Ленина, Сталина и Союз нерушимый?  Народ  огорчился,  а
интеллигенты обиделись. По-моему, капитализм в занимавшейся 75 лет само-
едством стране представлялся им как что-то вроде мужицкого рая по А.Гри-
ну или Шолом-Алейхему, где народ купается цельный день в  молоке  и  ест
мед пригоршнями. Зоолог Даррелл - социалист.  Он  говорит,  что  бедному
зверю на воле хуже, чем в зоопарке. На воле голод,  стихийные  бедствия,
охотники, враги, эпидемии. А в зоопарке социальная защищенность, страхо-
вая медицина и хорошее питание. Так вот, мы собирались в  капитализм  со
своим зоопарком. Увы! Легче верблюду пролезть  в  игольное  ушко...  Нам
ведь всегда что-то клали в миску. Правда, клали мало, но много  ли  надо
кролику? Или барану.
   Хочу сразу оговориться. Я не уважаю свой народ. За  исключением  тех,
кто пришел в августе к Белому Дому и не отрекся потом от демократии, как
отреклись Власов и М.Челноков. Я его люблю и  жалею,  я  отдам  за  него
жизнь. Но уважать его мне не за что, власти всех сортов вьются над  ним,
как стервятники. Но стервятники над живыми не летают...
   На самом деле мы приобрели одно право: сдохнуть вне колючей  проволо-
ки, под звездным небом. На свободе. Если не выкрутимся.
 
   "МОЯ ВИНА, МОЯ ВОЙНА"
 
   Но пока мы наслаждались этим сравнительно аркадским благополучием,  в
других местах, даже не столь отдаленных, было куда хуже, чем даже нам  в
70-е годы.
   Дон Базилио был прав: клевета - великая сила. Согласно общеупотребля-
емой клевете, которая заменяет большинству общественное мнение, в Грузии
Звиад Гамсахурдиа установил диктатуру,  а  восставший  народ  ее  сверг.
Стыдно сказать, но и мы в ДС этому поверили (нам  так  хотелось  увидеть
хоть где-то восставший народ!). Правда, потом начались какие-то странные
дела с расстрелами митингов уже после свержения "диктатуры".  И  наконец
революцию увенчал прожженный партаппаратчик Шеварднадзе, безусловно,  не
ворюга, но кровопийца, пытавший и расстреливавший в бытность свою комму-
нистическим сатрапом Грузии. Здесь и слепой увидел бы, что чтото не так.
Мое первое пребывание в Грузии в июне 1992 года  было  тайным.  Ситуация
оказалась настолько кошмарной, что пришлось ехать  в  Грозный  -  разби-
раться дальше. Когда я немного поговорила со  Западом  Гамсахурдиа,  мне
захотелось утопиться. Тиран оказался просто королем Матиушем I,  и  все,
что он пытался в Грузии сделать, - это было как крестовый  поход  детей.
Как бунт обреченных. Так что же, собственно, произошло в Грузии? К влас-
ти пришли чистые и беззащитные люди. Они  не  шли  на  компромиссы,  они
прогнали коммунистов, разогнали КГБ, сами себя посадили в блокаду, отка-
завшись брать продукты у СССР. Их надо было убирать силой. Это не Литва,
где народ в большинстве своем добровольно проголосовал за коммунистов.
   Звиад Гамсахурдиа во всем оказался прав. Те, кого он  назвал  врагами
Грузии, служат верой и правдой Шеварднадзе, подделав результаты  выборов
(голосовали не более 30 процентов). Мне оставалось  только  испросить  и
получить у президента грузинское гражданство, стать  его  советником  по
правам человека и совершить рейд в Грузию.
 
Кричат прохвосты-петухи, 
Что виноватых нет, 
Но за вранье в за грехи 
Тебе держать ответ! 
За каждый шаг и каждый сбой 
Тебе держать ответ. 
А если нет, так черт с тобой, 
На нет и спроса нет! 
Тогда опейся допьяна похлебкою вранья, 
И пусть опять моя вина, 
Моя вина, моя война, 
И смерть - опять моя. 
Галич 
 
   В Грузию я явилась с огромным (50 000) транспортом листовок, в основ-
ном на грузинском языке. А дальше была масса впечатлений. Высадившись из
самолета в Тбилиси (во время рейса меня "опознали" три четверти пассажи-
ров и весь экипаж, так что идея нелегального въезда провалилась  сразу),
я обнаружила, что хотя бы одну вещь Звиад Гамсахурдиа сделал  на  славу:
КГБ разогнали так, что Шеварднадзе и концов не нашел. По  крайней  мере,
"Бюро Информации и Разведки" Ираклия Батиашвили (местное гестапо) искало
меня в Тбилиси три дня до первого ареста и даже обращалось за помощью  к
телевизионщикам из "Ибер-визи". У них получился очень интересный  разго-
вор. Телевизионщики, желая меня добыть для фильма (там телесюжеты  част-
ные студии сразу продают на кассетах), наведались к  Батиашвили,  думая,
что он-то знает, где меня искать. Увы! У Батиашвили работали одни сапож-
ники, и он ответил: "Мы ее потеряли. Сами ищем. Найдете, не забудьте из-
вестить нас". Конечно, телевизионщики меня не сдали, а,  наоборот,  даже
охраняли. Сразу выяснилось, что народ очень четко разделен на звиадистов
(большинство) и путчистов (меньшинство), то есть сторонников  хунты  Ше-
варднадзе. В Грузии даже младенцам известно, что  Дом  правительства  не
был бы взят в январе 1992 года, если бы не  советские  танки,  советские
орудия и солдаты ЗАКВО.
   Путчисты без автоматов не ходят  даже  в  кафе-мороженое,  по  улицам
разъезжают броневики, человеческая жизнь куда дешевле воздушного шарика,
и больше всего "законная" власть Грузии похожа на шайку  разбойников  из
Кордильер (национальные гвардейцы Китовани, "Мхедриони" Джабы  Иоселиани
и сам бывший респектабельный министр Шеварднадзе, напросившийся на  роль
атамана Кудеяра). Правительственное же учреждение Госсовет больше  всего
напоминает штаб батьки Махно (снарядные ящики, ребята в штатском,  но  с
автоматами, полный бедлам).
   Эффект присутствия Звиада Гамсахурдиа очень велик. Звиадисты  мечтают
о нем, как Рыцари о Прекрасной Даме. Я никогда не думала, что президента
можно так нежно любить, пока не увидела его Грузию, его звиадистов и его
самого. В Тбилиси есть дом, где шестидесятилетняя Анна хочет к его возв-
ращению сварить ему борщ. А в Батуми юная Ирма хочет поджарить ему  кот-
леты. Так что обед Звиаду Константиновичу  обеспечен...  Первый  тост  -
всегда за него. Взрослые, "крутые" мужики пьют и плачут... Но если звиа-
дисты способны отвлечься от Звиада и заниматься какими-то другими  дела-
ми, то у путчистов не так. Они на Звиаде просто помешаны, ни о чем  дру-
гом не могут говорить, винят его даже в засухе или ранних заморозках.  В
отношении к нему путчистов много мистики. По-моему, так Святая  инквизи-
ция относилась к Дьяволу. И аресты  и  пытки  (зверские,  средневековые)
звиадистов - это как преследование в Испании еретиков.  Когда  путчисты,
захватив Сенаки, заставляли жителей рвать  и  есть  портреты  президента
(иначе - расстрел на месте), ставили к стене и приказывали ругать Звиада
(иначе - расстрел), это было Средневековье.  Когда  префекта  Ахметского
района пытками пытались заставить сказать, что Звиад Гамсахурдиа в  Гру-
зию не вернется, с точки зрения даже гестапо здесь логики не было. А вот
брат Торквемада, Великий Инквизитор, это понял бы.  В  Грузии  произошло
смешение эпох. Человеческий облик и современные нравственные и  правовые
понятия сохранили только звиадисты. Путчисты пытаются вернуть  Грузию  к
дохристианскому варварству. Это уже даже не политика,  а  метафизика.  В
руках Шеварднадзе Грузия, воюющая с абхазами, звиадистами, целой Менгре-
лией, осетинами, горцами-конфедератами, русскими (ибо  ненависть  к  ним
очень высока), Грузия, живущая разбоем и грабежом самой себя, -  это  не
Грузия XX века. Звиадисты живут в XX веке. Их противники  -  в  XIV.  Им
друг друга не понять.
   Когда я поговорила с партизанами Зугдиди и выяснила, что они отпуска-
ют пленных (хотя их самих при взятии в плен убивают медленно и  страшно:
пытают паяльными лампами, отрезают уши, выкалывают глаза, вспарывают жи-
воты) просто потому, что убить безоружного они не могут, я  поняла,  что
звиадизм - это уже философская мировоззренческая концепция. Благородство
и интеллект, помноженные на стойкость.
   Грузия - это страна предела. От самой низкой жестокости до самого не-
вероятного героизма. В феврале и марте 1992 года на  митинги  в  Тбилиси
выходила четверть города, и каждый митинг превращался  в  расстрел.  Сто
убитых, 500-600 раненых. Война в Абхазии превратила путчистов в  трогло-
дитов уже окончательно. Ни один звиадист не поднял оружия против народа,
с которым грузины прожили вместе несколько столетий. После чего и прези-
дента, и звиадистов назвали национальными изменниками.
   Такой дикой ненависти к инакомыслию и готовности немедленно  стрелять
в каждого несогласного я в своей жизни еще нигде не видела. Сейчас я по-
нимаю, что уцелела чудом. Наверное, за счет лакейского комплекса Шевард-
надзе (русский, даже если оппозиционер, - это белый господин, сахиб, и в
него нельзя стрелять). И за счет удивления рядовых  путчистов  и  самого
Джабы. Люди этого типа ценят только "крутых"  и  изумляются,  видя,  что
кто-то круче их самих. А я нагло и открыто явилась в Тбилиси (где сажают
за подозрение в связи с Гамсахурдиа) с мандатом от него, в качестве  его
советника, сея смуту и листовки жутко "антихунтовского" содержания. Мож-
но представить себе, с каким восторгом путчисты меня встретили! В первый
раз меня арестовали на третий же день, когда я раздавала у  университета
студентам листовки по дороге на  международную  конференцию.  Оказалось,
что когда бьют носками  ботинок  по  незащищенной  голени  -  это  очень
больно, и воспаление держится несколько месяцев. (Побаливает нога до сих
пор.) "Мхедриони" быстро усвоили приемы НКВД. Но когда в ответ на угрозу
немедленного  расстрела  им  говоришь:  "За  чем  дело  стало?  Валяйте,
расстреливайте. Слабо расстрелять?" - они пасуют. В Госсовете выяснилось
(меня сразу поволокли туда), что батоно (вежливое грузинское  обращение,
вроде "господина") Джаба предлагает кофе, но одновременно может заявить:
"Вас убьют прямо на улице. Если Вы немедленно не уедете, я за Вашу жизнь
не ручаюсь". По своей психологии он показался мне типичным Джеком Потро-
шителем. Часа полтора он говорил о том, как он любил Звиада и как в  нем
разочаровался. Это было похоже на излияния обманутого мужа, от  которого
жена ушла к другому. Мое живейшее удовольствие от обещаний скорой гибели
он никак не мог понять, не зная повадок дээсовцев, и заявил вслух:  "Все
интеллигенты - ненормальные. И вы, и ваш Звиад". В  порядке  самокритики
себя интеллигентом "профессор театроведения" не считал. (В Грузии и  БТР
можно купить, не то что ученую степень.) На выходе юные сподвижники  ба-
тоно Джабы объяснили мне яснее: "Убьем и отвечать не  будем,  свалим  на
дестабилизацию". Подобные любезности приходилось выслушивать по три раза
на день.
   Видя, что я просто напрашиваюсь на выстрел, джентльмены удачи  обычно
увядали на корню.
   В Поти меня арестовывала Национальная гвардия. Рота автоматчиков, па-
ра ручных пулеметов плюс легкий танк. Зачем столько всего? Во-первых,  я
была не одна. Меня из Батуми сопровождали две звиадистки и двое звиадис-
тов. Во-вторых, нас должны были встречать партизаны (50 человек на маши-
нах и с оружием). Но мы разминулись, и наша группа досталась гвардейцам.
Мини-митинг я все же устроила и часть листовок раздала, несмотря на обе-
щание выскочивших из какой-то подворотни мхедрионовцев применить огнест-
рельное оружие без предупреждения. Гвардейцы тащились за нами через пол-
города и канючили: "Вы арестованы. Ну куда же вы? Мы  же  вооружены,  мы
вас можем застрелить за неповиновение в военное время". На что я отвеча-
ла: "Плевать нам на ваш арест, я сама вас арестую, как представитель за-
конной власти Грузии. А автоматы у нас в  "Детском  мире"  еще  красивей
продаются, и с лампочкой". В конце концов нас скрутили. На этот раз били
не так больно, но по зубам. Под охраной в запертой  каюте  с  задраенным
иллюминатором (я пыталась вылезти, плаваю я очень хорошо)  меня  довезли
на судне "Цхалтубо" до Туапсе и выбросили на российский берег. На следу-
ющий же день на "Ракете" из Сочи я нелегально вернулась в Батуми, а  от-
туда меня переправили в Тбилиси. Сравнив  грузинские  кошмары  (злобная,
дикая диктатура без еды, без права, без горячей воды, без транспорта)  с
российской действительностью, я впервые испытала почти нежность по отно-
шению к Ельцину и впервые ощутила, что у меня есть Дом и что его сравни-
тельным покоем и благополучием, не говоря уже о градусе  свободы,  стоит
дорожить. Увидев Грузию, я усомнилась в целесообразности всеобщего  воо-
ружения народа и поняла, что не всякая гражданская активность - благо. И
законопослушание иногда хорошая вещь! А в гражданской  войне  есть  свои
минусы. Последний арест в Тбилиси был самым жестоким. Я вышла на площадь
Руставели (исторический центр Тбилиси)  с  двумя  звиадистками.  Дали  и
Изольдой. Мои лозунги были написаны на чистом грузинском языке. Они гла-
сили: "Долой фашистскую хунту Шеварднадзе!" и "Шеварднадзе - палач  гру-
зинского народа". Но "Мхедриони" такое уважение к национальному языку не
тронуло. После того как меня сбили с ног, я перестала что-либо ощущать и
очнулась в тот момент, когда полиция поднимала меня с асфальта, надевала
очки (хорошо, что не разбились) и отгоняла "Мхедриони". Я пропустила са-
мое интересное. Дали и Изольда рассказали потом, что  меня  били  ногами
семь или восемь мхедрионовцев, причем в основном по голове. Судя по тош-
ноте, боли в глазах, слабости, было сотрясение мозга. Но  выяснять  этот
вопрос было негде и не с кем, потому что в порядке лечения мне  дали  10
суток. Мы с Дали и Изольдой попали в подземную тюрьму, где  политических
расстреливали еще при Берии. Тюрьма была мрачной, но при этом очень  не-
формальной: туда можно было передавать всякую  еду,  деньги,  стекля