вашу и нашу свободу!". Мы  бо-
ролись за восстановление их независимости, и мне смешно сегодня  слышать
об угнетении русских в Балтии, потому что нас любили пламенно и самозаб-
венно, как братьев. Нацистов и оккупантов не любят нигде, сердцу не при-
кажешь. Мы помним, как сегодняшние "заплаканные" русские  глумились  над
идеей балтийской свободы, как боролись за сохранение СССР. Поделом  вору
и мука. Малая толика презрения им не повредит. Мы заседали, забаррикади-
ровавшись в коттедже. Гэбисты ломали дверь. Когда они ворвались, Валерий
Терехов из петербургского ДС спокойно читал предлагаемые поправки.  Оша-
левшие гэбисты стояли в дверях, а мы даже не поворачивали головы и  при-
няли документ. Тогда они кого-то поволокли из помещения, и все 150  гос-
тей и делегатов выскочили на улицу, на травку, и расшвыряли  гэбистов  и
милицию. Их было всего 40 человек, мы над ними открыто издевались.  Ута-
щить когонибудь они не смогли. Мы просто их  отбрасывали.  Оставалось  в
нас стрелять или вызывать воинское соединение. И они ушли. II  съезд  ДС
дополнил наши документы. Среди целей ДС открыто прозвучала  "дезинтегра-
ция СССР". (Это в начале 1989 года!) Мы заели это дело юрмальскими дели-
катесами, и в Риге у памятника Свободы мы с Сашей  Лукашевым  заклеймили
оккупантов и восславили независимость Балтии. Латыши плакали от  счастья
и дарили нам цветы. Гэбисты писали  нас  на  магнитофон.  Корреспонденты
спрашивали, неужели нам жизнь не дорога.
   III съезд ДС прошел в Таллинне в январе 1990 года. Нам выделили даром
зал Технического университета и даже даром кормили обедом. А жили  мы  в
старинной крепости, превращенной в гостиницу. Если в Латвии чувствовался
фронт и шла "холодная война", то в Эстонии оккупантов и оккупацию просто
не замечали. Эта страшная сила духовного  превосходства  делала  местную
пятую колонну (оккупантов) очень смирными. Оккупированный Советами  Тал-
линн выглядел как оккупированный немцами Париж. Было совершенно  очевид-
но, что этот город нельзя покорить, что он не имеет  отношения  к  СССР.
Активисты партии Национальной независимости Эстонии рассказали нам,  как
они элегантно борются с ленинизмом. Памятник Ленина у горкома полили ва-
лерьянкой, и все местные коты устраивали там серенады. Я думаю, что этот
памятник снесли первым, и по инициативе КПСС. Эстонцы ходили сквозь  ок-
купантов, как сквозь стену. Они говорили, что с русскими у них не  будет
проблем: те интересуются только уровнем жизни, и на  него  сменяют  пять
СССР и шесть социализмов. Они говорили с презрением и знали, что  мы  не
обидимся: эти русские не были нашими соотечественниками. В Эстонии  было
сколько угодно глазированных сырков, шоколада, дивных  сосисок,  бекона,
шоколадных пирожных, кур и семги. Мы уничтожили, по-моему,  их  месячные
запасы. Глядя на наш ужин после вечернего заседания (нас кормили в любое
время: мы были свои), зав.рестораном задумчиво изрек:  "Если  у  русских
революционеров такой аппетит, то сколько же едят консерваторы? Нет, надо
отделяться!" Аналогичный случай был в Питере после  партийной  конферен-
ции. Мы целый день не ели и дорвались до ресторана. Глядя на  количество
блюд на нашем столе, знакомый журналист вздохнул:  "Нет,  вторую  партию
нам не прокормить!" III съезд ДС принял решение о бойкоте выборов в  Со-
веты. Шло поименное голосование, и наши меньшевики, охочие до портфелей,
думали, как бы скорее слинять, что многие потом и сделали, ибо ДС не да-
вал своим членам никаких благ, кроме одного:  свободы.  Конечно,  выборы
состоялись и без нас. Жалкие, несвободные, фиктивные, они тем  не  менее
дали людям робким, которым нужно создавать условия, возможность участво-
вать в публичных дискуссиях и как-то себя проявить. К избранному составу
съезда мы отнеслись примерно так же, как звездные пришельцы гуманоидного
типа отнеслись бы к неандертальцам (уровень гражданского развития  ДС  и
съезда позволял такие параллели). Мы готовы были им  помочь,  взять  под
свое покровительство, ввести в цивилизацию. Не готовы были только к  то-
му, что они будут держаться за свои каменные топоры  и  пещеры,  как  за
признаки наиболее передового образа жизни. Мы раздали всем наши  обраще-
ния "Депутату, гражданину, человеку". Однако прыжка  через  столетия  не
получилось, эволюция пошла, как всегда идет, по сантиметру.
   А нас ожидало 9 апреля - для нас 8-е, потому  что  гонцы  из  Грузии,
рассказывая о той ночи, употребляли именно эту дату. Тогда на наших гла-
зах это случалось впервые - и мы чуть не сошли с ума. Мы не хотели жить.
Мы хотели, чтобы нас убили теми же саперными лопатками.  Появилась  лис-
товка "Всем антифашистам нашей страны". Это  лучший  листовочный  текст,
который я за свою жизнь написала. Мы заклеили им Москву. Я лично видела,
как из рук читавшего его человека выпала бутылка с кефиром и разбилась о
тротуар. Да, это действовало сильно. Я разносила листовки по  редакциям.
Коллектив "Юности" помогал их распространять и спрашивал,  что  еще  они
могут сделать. Тем же занималось "Знамя". Тогда они, наверное, впервые в
своей жизни вышли на площадь. Общество опомнилось, очнулось  ото  сна  и
переживало момент наивысшего подъема и единения за  счет  негодования  и
отчаяния. Как раз вышли карательные Указы. Знаменитая 111 сулила  острог
всем, кто смел мыслить и говорить. Но то, что мы готовили, подпадало под
70-ю статью. Мы считали, что эта акция будет последней. Мы были  в  этом
так уверены, что Катя Подольцева из питерского  ДС  приехала  в  Москву,
чтобы отдать родителям свою дочь Лизу и чтобы ребенок  не  остался  один
после ее ареста - уже не на 15 суток, а на семь лет.
   В штаб-квартиру звонили: "Здесь антифашисты? Мы  ветераны  войны,  мы
придем". Я позвонила Геннадию Жаворонкову, и он просто сказал:  "Я  буду
там". Я этого его доброго дела никогда не забуду. Я позвонила товарищу -
диссиденту Льву Тимофееву, и он сказал, что мое приглашение  -  провока-
ция. Этого я тоже никогда не забуду. О, как мы  хотели  не  вернуться  с
площади! Лечь под танки! А иначе как было смотреть грузинам в  глаза?  Я
сходила даже к Сахарову. Я надеялась, что он выйдет вместе  с  нами.  Но
этого не произошло. Андрей Дмитриевич поставил этот  вопрос  в  Академии
наук, и они приняли резолюцию о том, чтобы власти не применяли  жестокие
меры к митингующим, а демонстранты бы их не провоцировали. Властям,  ко-
нечно, было наплевать на все резолюции. Накануне акции все активисты  ДС
были обложены "длинными пушистыми", то есть хвостами. Это были уже целые
рати на машинах. Мы трое - Саша Элиович, Андрей Грязнов и я - ночевали в
штаб-квартире. Я боялась только одного: не попасть на площадь.  Не  уме-
реть вместе с теми, кто туда дойдет. Я была уверена, что танки нам обес-
печены. И мы, зная, что вокруг дома  караулят  машины,  решили  уйти  от
хвостов. Мы втроем поднялись на пятый этаж и полезли по лесенке в лаз на
чердаке. Руководил всем Андрей, у него  оказался  просто  полководческий
талант. Я вспомнила свою альпинистскую практику. Мы  шли  по  чердаку  к
крайней секции дома. Впереди Андрюша, как Данко, нес свечу. За  ним  шел
Саша и разгонял палкой голубей. Голуби шипели, как змеи, и гадили нам на
головы. Но когда мы, озираясь, выбрались из последнего подъезда дома,  у
входа нас ждала парочка гэбульников! Они дежурили  не  только  у  нашего
подъезда! Увидев у нас палку, они подобрали себе такую же.  Мы  схватили
заблудшее такси. За нами ринулась гэбистская машина обычного вида, но  с
мощным гоночным мотором. Но всего одна! Другую мы уже "посеяли". Мы дали
шоферу листовку и все ему объяснили. Он все понял и, повозив нас  полно-
чи, тщетно пытаясь уйти, завез в песчаный карьер,  резко  развернулся  и
поехал гэбистам в лоб. У них сдали нервы, и в  последнюю  секунду  перед
столкновением они свернули, пропустив нас. Мы ушли вперед, получив  фору
на квартал. Заехав в район новостроек, водитель сказал, что  уведет  гэ-
бистов за собой, резко затормозил, мы выскочили и спрятались. Гэбульники
не видели остановки, она была мгновенной. Они помчались дальше за такси,
и водитель дурачил их до утра. А мы высидели  несколько  часов  в  чужом
подъезде и поехали на "чистую" конспиративную квартиру к  другу  Андрея.
Там мы поспали и поели и приняли душ. Друг вызвал своего приятеля с  ма-
шиной и сказал, что лидеров ДС надо обязательно  доставить  на  площадь.
"Доставлю", - пообещал друг, сжимая монтировку.
   Это была самая многочисленная наша демонстрация. На площадь вышли  15
тысяч человек. Несмотря на угрозы властей по телевидению, танков не  бы-
ло. Обычная массовка: милиция, спецназ, ОМОН, ГБ. Наш москвичонок проник
между двумя омоновскими автобусами и встал. Прямо - море людей, слева  -
ОМОН и милиция, справа - корреспонденты. Мы эффектно выскочили  на  пло-
щадь. Мы с Андреем - с лозунгами, Саша - с трехцветным флагом.  Нас  тут
же схватили, но мы обеспечили себе кару. Все руководители ДС были захва-
чены, и митинг повела 18-летняя студентка Эля Виноградская. Она  залезла
с флагом на дерево и произнесла пламенную речь. Потом с мегафоном  возг-
лавила колонну, и 15 тысяч человек пошли за ней! Митинг шел на  Арбат  к
грузинскому культурному центру, через Москву, а ОМОН останавливал движе-
ние! "И убегают сторожа, открыв дорогу нам". Они захватили лидеров, и не
помогло. 15 тысяч они арестовать не могли. Арбат был занят  из  конца  в
конец, люди поднимали кулаки в антифашистском приветствии.  Здесь  бы  и
войска не помогли. Власти поняли, что ДС надо остановить. И нам с Игорем
Царьковым вместо 15 суток решили предъявить 200'. Это было уже  полгода.
О 200' раструбили по радио и в газетах. Мы обещали просто  поселиться  в
палатках на Пушкинской площади и проводить митинг  перманентно,  раз  уж
такое дело. Сидеть - так не зря! Это была неслыханная наглость. Мы  обе-
щали держать голодовку все шесть месяцев. Они  не  сомневались,  что  мы
назло им уморим себя голодом (Игорь Царьков держал голодовки  вместе  со
мной). Люди под 200' готовили новый несанкционированный митинг, не скры-
ваясь; по телефону диктовались лозунги аж на 64-ю статью. И власти  отс-
тупили, поставленные перед  неизбежностью  нашей  голодной  смерти.  Нас
схватили дома в шесть часов утра, отвезли в суд, выдали по  15  суток  и
отправили в острог к нашим товарищам. Это была самая тяжелая сухая голо-
довка, когда мы чуть не умерли. Почти семь дней. Нам  ставили  в  камеры
миски с едой. Мы открывали окна и выливали ложками  через  решетку  весь
обед на чистенькие, белые стены тюрьмы. Несчастные надзиратели только  и
делали, что мыли наш острог снаружи, как перед пасхой.  Так  мы  отучили
наших стражей ставить нам в камеры пищу (в принципе это пытка). Когда мы
уже теряли сознание от жажды, врач из МВД (большой садист)  распорядился
ставить нам в камеры воду. Мы выливали ее под дверь. В коридоре  начался
ледоход, и от нас отстали. Когда кончился срок Саши Элиовича,  он  отка-
зался выходить из камеры, оставив нас умирать. Его вывели и посадили  на
травку. Стоять он не мог. Слава Богу, подъехал дээсовский Красный  Крест
с соками и машиной. Умирать остались Юра Гафуров, Игорь Царьков,  редак-
тор партийной газеты "Свободное слово" Эдуард Молчанов и я. Юра  Гафуров
так страдал, что спрашивал у меня, не может ли он вскрыть гвоздем  вены,
чтобы скорее умереть, а не ждать жуткой смерти от жажды. Я еле его отго-
ворила. Двойные майские праздники не дали прокуратуре Москвы вовремя со-
риентироваться. Наверное, на седьмой день мы были хороши, судя по испугу
прокуроров, которые бегали по камерам, лично отдавали нам книги и закли-
нали жить, а то им не с кем будет бороться. А мы и пить-то уже не могли.
Мы получили свое. Мы были чисты перед Грузией.
   IV съезд ДС был приглашен в Киев лидером  тамошних  дээсовцев  Фредом
Анаденко. Он обещал нам златые горы, но  съезд  вышел  вроде  I  Учреди-
тельного по количеству приключений на душу делегата. Потом Фред признал-
ся, что он думал не об удобствах съезда, а о неудобствах местных  гэбис-
тов. По-моему, эта цель была достигнута вполне. Но это  были  не  первые
"приключения в Рио". Еще зимой за год до этого  мы  с  Игорем  Царьковым
ехали в Киев на съезд Украинского Демократического Союза. УДС с Евгением
Чернышевым во главе был самой крайней национально-демократической  орга-
низацией на Украине в 1988-1989 годах, на уровне организации  украинских
националистов. После съезда, на который мы ехали и который не состоялся,
УДС преобразовался в УНДЛ - Украинскую Национально-Демократическую Лигу,
а потом Лига стала партией - УНДП. Женя Чернышев выучил  в  совершенстве
украинский и перестал говорить по-русски. Мы были счастливы, что ДС внес
лепту в создание радикальных украинских организаций. Мне природные укра-
инцы-радикалы говорили, что каждый раз, когда  им  хочется  сказать:  "А
пропади они пропадом, эти русские!", - они вспоминают про Евгения Черны-
шева и останавливаются на полуслове.
   Так почему не состоялся съезд УДС? Потом мы узнали, что всех  делега-
тов насильственно выслали домой из Киева - кого в Харьков, кого в  Жито-
мир. С нами было сложнее. Едва мы успели выйти  из  вагона  на  киевском
вокзале, как на нас набросилась толпа в двадцать или больше местных  гэ-
бистов в "форменных" норковых шапках-ушанках. Ни слова не говоря, не за-
давая вопросов, они, выкрутив нам руки, принялись запихивать нас  в  две
машины. Мы стали кричать о самостийности Украины и об  отделении  ее  от
СССР. Причем мы это кричали по-русски (по-украински мы читали, понимали,
но не говорили, хотя Царьков из Запорожья), а гэбисты свои команды отда-
вали с сильным украинским акцентом. Получался парадокс и  восхитительный
скандал, пассажиры сбегались. Утрамбовав нас в машины,  наши  похитители
помчались, как гепарды, на красный свет и доехали до аэропорта. Прямо по
взлетному полю, распугивая встречные самолеты, они подкатили к ИЛу и по-
волокли нас по трапу. Стало наконец понятно, чего они от нас хотят.  Де-
портация. Но не тут-то было! Я ухватилась внутри за люк,  не  давая  его
закрыть, и стала вопить на весь аэропорт, что выброшусь из  самолета  на
полном ходу и этим его разгерметизирую. Царьков сначала был ошарашен,  а
потом стал подыгрывать. Словом, мы соглашались лететь только в  наручни-
ках и мешках на голове, привязанные к креслам, что в полном пассажирском
самолете, конечно, проделать было нельзя. Гэбисты пытались закрыть  люк,
но стюардесса кричала, что в самолете еще нет пилота, не поведут же  они
сами. Царьков читал вслух пассажирам документы ДС. Те ничего не  поняли,
кроме того, что в самолет проникли два террориста. Появился генерал  МВД
и спросил, возможно ли, чтобы люди прыгали из самолета на ходу.  Царьков
посоветовал ему позвонить в Москву, в КГБ, и спросить, на  что  способна
Новодворская. Генерал ушел и не вернулся. Видно, там подтвердили, что  я
и из ракеты выпрыгну. Гэбисты совали нам билеты, купленные  на  казенные
деньги (подарок Щербицкого), но уже с меньшим энтузиазмом. Царьков съез-
дил одного по физиономии, так что он свалился на сундуки  и  баулы.  Ему
даже не дали сдачи! Пришел пожилой летчик, узнал, в чем дело, и  сказал,
что он рейс не поведет, ему год до пенсии остался, и ушел в  администра-
тивное здание. Пассажиры умоляли не держать самолет, особенно одна  бед-
ная женщина, которая опаздывала на похороны. Я вслух  (и  очень  громко)
уверила ее, что на похороны мы все попадем, как только самолет поднимет-
ся в воздух. На наши собственные похороны. После чего пассажиры взбунто-
вались, выбрали комитет, вышли из самолета и заявили: "Мы с этими терро-
ристами не полетим". Среди них нашелся один юрист из Москвы, и он сказал
примерно следующее:
   - Я документов ДС не знаю и знать не хочу, но ваши действия, если  вы
представители властей, просто безумны. Если они преступники, отправляйте
их спецрейсом с охраной. Если нет, зачем вы пихаете их в самолет? Я  вот
доеду до Прокуратуры Союза, и вашему Щербицкому не поздоровится.
   Один старенький дедушка, летевший на слет партизан, пристал к  гэбис-
ту:
   - Покажите служебное удостоверение! - Нету у меня...
   - Покажите паспорт! - Нету...
   - Люди добрые, так они же бандиты! Держите их! Словом, через три часа
гэбисты вытащили нас из самолета и приволокли в аэропортовскую  милицию.
Там объявили, что посадят нас в поезд, который идет до Москвы без  оста-
новок. Мы очень обрадовались и сказали, что из поезда прыгать даже  лег-
че, чем из самолета. - Вы же разобьетесь!
   -А вы за это ответите! Офицеры  милиции  оказались  "западэнцами"  из
Львова, они нас накормили в ресторане. Наконец явился прокурор  Киева  с
предостережением по 70-й статье. Устно он обещал еще 64-ю. Это нас  тоже
обрадовало. Бедный прокурор такого сроду не видел. Мы даже не дали обыс-
кать наш багаж, а везли мы массу дивных антисоветских  материалов.  Сло-
вом, в 21.00 нас выпустили в город. Киев был потрясен, Щербицкий посрам-
лен, украинские радикалы в нас положительно влюбились, а  мы  съели  всю
колбасу и выпили весь узвар, приготовленные Женей  Чернышевым  на  съезд
УДС.
   Но вернемся в весну (майские праздники) 1990 года. От помещений  нес-
частному съезду отказали сразу: где мыши, где тараканы, где сборная СССР
по боксу, где наводнение, где ремонт - все предлоги были хороши.  Первый
день съезда прошел за городом, на танцплощадке с маленькой эстрадой  ка-
кого-то пансионата, в окружении половины, наверное, киевской  милиции  и
ОМОНа, причем замминистра МВД Украины бегал вокруг с мегафоном и  объяс-
нял, что нас посадят по уголовной статье за захват для незаконных мероп-
риятий общественных зданий (это танцплощадки-то!). Статья такая и впрямь
была, но ДС уже вырвался на оперативный простор, и такие предложения  не
страх вызывали, а искренний восторг. Убедившись, что страха  Божьего  мы
лишены, ОМОН включил глушилки с какофонической музыкой. Мы  все  перешли
на эстраду, поближе к ведущим.
   Осаждавшим пришлось уйти раньше осажденных, потому что я заявила, что
мы не уйдем первыми, оставив наше поле боя - танцплощадку, и будем засе-
дать до следующих праздников (дело было в мае).  Попутно  я  еще  успела
выступить на учредительном съезде УРП (Украинской  Республиканской  пар-
тии), пригласив Украину к немедленному выходу из Союза и от имени России
отказавшись навеки от всех на нее прав, чем вызвала восторг съезда  (мне
аплодировали стоя) и прострацию как у московского, так и у киевского ГБ.
На следующий день мы нашли в Киеве заброшенный амфитеатр в парке,  пост-
роенный явно во времена Ярослава Мудрого и успевший разрушиться. В  этих
развалинах съезд и свил себе гнездо. До амфитеатра нас провожали.  Когда
мы с Асей Лащивер спросили у идущих нам навстречу  мужчин,  сколько  нам
идти до летнего театра, они любезно ответили: "Столько, сколько  вы  уже
прошли". Через два часа после начала мы увидели, что сверху нас  разгля-
дывают в бинокль. А потом по ступенькам спустилась целая  рота  киевской
милиции в парадных мундирах и белых перчатках (опоздавшим делегатам  гэ-
бисты говорили: "Куда вы идете? Там сейчас будут стрелять, бить дубинка-
ми и применять газы") и окружила съезд, встав даже между первым рядом  и
ведущими на эстраде. На эстраду поднялся прокурор Киева и попросил  сло-
ва. Съезд вел Андрей Грязнов. Он поставил вопрос на голосование. Съезд в
слове отказал! На месте прокурора я бы  застрелилась.  Советская  власть
была свергнута силами одного ДС, потому что он игнорировал не только  ее
приказы, но и само ее существование. Прокурор побыл немного и ушел.  Ми-
лиционеры стояли и застенчиво улыбались, проклиная свое  руководство  за
дурацкое положение, в которое их поставили. Мы с Юрой Бехчановым из  Са-
марского ДС сидели в первом ряду,  мертвой  хваткой  вцепившись  в  один
трехцветный флаг. Юра отказывался его выпустить, боясь,  что  без  флага
его не арестуют. Я по тем же причинам отказывалась отдать флаг  ему.  ДС
уже дозрел до того, что