что-то  сказать,  и
тогда воин наступил ему на затылок.
   - Как ты смеешь заговаривать с властительницей  Акомы,  грязный  раб?!  -
выходил из себя Люджан.
   - А  что  он  хочет  сказать?  -  негодование  Мары  почему-то  сменилось
любопытством.
   Люджан подумал, что ослышался.
   - Не все ли равно? Он - раб и должен знать свое место. Если даже  у  него
есть зачатки разума, его дерзость бросает тень на тебя, госпожа.
   Мара  держала  на  ладони  черепаховые  гребни,  украшенные  драгоценными
камнями. Такие же драгоценности унизывали ворот ее наряда.
   - Так что же он говорит? Я хочу знать.
   Утирая пот со лба, Люджан неохотно ответил:
   - Это ничтожество предлагает заменить оставшихся носильщиков тремя своими
соплеменниками, поскольку они примерно одного роста.
   От неожиданности Мара разжала руку и выронила гребни.
   - Так-так, - хмуро протянула она и перевела взгляд на невольника, который
по-прежнему лежал лицом вниз под пятой солдата. - Отпустить его.
   - Правильно ли я понял тебя, госпожа? - тихо переспросил Люджан;  никогда
еще он не был так близок к прямому нарушению приказа.
   - Отпустить варвара, - коротко повторила Мара. - Он говорит  дело.  Какой
прок от нашего охромевшего носильщика?
   Люджан по-цурански повел плечами, признавая правоту  госпожи.  Говоря  по
совести, своим упрямством она могла дать сто очков вперед любому мидкемийцу.
Возражать было бесполезно. Командир авангарда махнул  рукой  солдату,  чтобы
тот  убрал  ногу  с  рыжего  невольничьего  затылка.  Прозвучали  отрывистые
приказы,  и  носильщики  вместе  с  воином  опустили  паланкин.   К   шестам
подтолкнули самых рослых мидкемийцев. К  ним  присоединился  и  рыжеволосый,
хотя его лицо было залито кровью: когда его бросили на землю, острый  камень
пропорол затянувшуюся было рану у него на щеке.  Ему  изрядно  намяли  бока,
однако это не научило его смирению. Процессия снова двинулась в путь, и Мара
пришла в ужас. Возможно, мидкемийцы не  желали  ей  зла,  но  они  не  имели
представления о том, как нужно нести госпожу. Им не удавалось идти  в  ногу,
поэтому паланкин нещадно трясло. Мара полулежала на подушках;  ей  сделалось
дурно. Она отрешенно закрыла глаза. Невольники,  приобретенные  в  Сулан-Ку,
уже попортили ей немало крови. Она решила непременно дать указание Джайкену,
чтобы мидкемийцев держали поближе  к  дому  -  в  случае  чего  можно  будет
кликнуть воинов. Кроме  того,  следует  приставить  к  ним  самого  опытного
надсмотрщика, который живо объяснит, где их место. Иначе от этих варваров не
будет толку.
   Такое заурядное дело, как покупка  рабов,  повлекло  за  собой  множество
досадных последствий; при этом Мара не должна была забывать и о том, что  ее
враги не дремлют.  От  боли  у  нее  раскалывалась  голова,  но  в  сознании
неотступно звучал вопрос: "Если бы мне нужно  было  убрать  с  дороги  Десио
Минванаби, как бы я действовала?"

Глава 2
УМЫСЕЛ

   Десио Минванаби восседал за низким письменным столом в кабинете покойного
отца, уставившись на стопку счетов и расписок. Хотя солнце стояло в  зените,
у его локтя горела масляная лампа. Кабинет больше походил на мрачное логово:
все перегородки и прочные ставни  были  наглухо  задраены,  хотя  ветерок  с
близлежащего озера мог бы принести немалое облегчение.  Казалось,  Десио  не
замечает духоты. У него над головой кружил  назойливый  овод,  явно  выбирая
место поудобнее на челе молодого правителя. Десио рассеянно шевельнул рукой.
Возможно,  он  хотел  отогнать  коварное  насекомое,  но  раб,  обмахивающий
господина опахалом и уже одуревший от духоты, на мгновение сбился  с  ритма,
подумав, что хозяин приказывает ему остановиться.
   Из  неосвещенного  угла  рабу  дали  сигнал  продолжать.  Инкомо,  первый
советник  дома  Минванаби,  терпеливо  ждал,  пока  правитель   соблаговолит
вникнуть в расчетные обязательства. Десио был мрачнее тучи.  Подвинув  лампу
еще ближе, он попытался сосредоточиться, но буквы и цифры плыли у него перед
глазами. В конце концов он с досадой откинулся на подушки.
   - С меня хватит!
   Инкомо попытался спрятать озабоченность под маской подобострастия.
   - Господин... - выдохнул он.
   Но Десио резко отодвинул лампу и важно поднялся. Он никогда не  отличался
стройностью телосложения, а теперь даже просторный  домашний  халат  не  мог
скрыть огромного обвисшего живота. Пухлая рука  отерла  сбегавшие  по  щекам
ручейки пота и отвела со лба слипшиеся волосы.
   Первый советник знал, почему Десио пребывает в дурном расположении  духа.
Виной  тому  была  не  только  небывалая  влажность,   принесенная   с   юга
несвоевременным тропическим ливнем. Кому-то могло показаться, что властитель
Минванаби приказал задвинуть все  засовы  и  запереть  замки,  чтобы  просто
побыть в уединении, но старика советника было не так-то легко  провести:  он
понимал, что за этим нелепым приказом скрывается одна-единственная причина -
страх. Даже у себя дома Десио пребывал в постоянном страхе. Важные цуранские
господа,  а  тем  более  представители  Пяти  Великих  Семей,   никогда   не
признавались  в  своей  слабости,  поэтому   первый   советник   предпочитал
помалкивать.
   Десио тяжелой  поступью  зашагал  из  угла  в  угол,  постепенно  закипая
бешенством. Он тяжело дышал и  сжимал  кулаки;  это  было  верным  признаком
неминуемой расправы над любым, кто попадется ему под  руку.  Старший  сын  и
наследник, он с детства подражал  отцу,  мелочно-злобному  самодуру,  но  со
смертью Джингу эти фамильные черты расцвели пышным цветом в характере Десио.
А уж после того, как овдовевшая мать удалилась в обитель святой Лашимы, он и
вовсе не знал удержу. Раб с опахалом следовал по пятам за своим повелителем,
всеми силами стараясь не попадаться ему на глаза.
   Опасаясь, что этого раба, как и прочих, засекут  до  смерти,  а  обучение
нового потребует времени, первый советник решился:
   - Мой  господин,  смею  думать,  тебя  взбодрит  прохладительный  шербет.
Торговые дела не терпят отлагательства.
   Десио, как заведенный,  мерил  шагами  комнату.  Его  внешность  выдавала
многие пороки и излишества. Испещренные  багровыми  жилками  щеки,  мясистый
нос, темные припухлости под воспаленными глазами, сальные  волосы  до  плеч,
давно не стриженные ногти с черными ободками  -  все  это  наводило  первого
советника  на  мысль  о  том,  что  молодой   господин   после   ритуального
самоубийства отца уподобился быку, который валяется в грязи, почесывая бока,
и держит при себе дюжину самок. Казалось бы, наследник  мог  более  достойно
выразить скорбь, но старый  советник  знавал  подобные  случаи  и  пришел  к
выводу: кто впервые увидел смерть, тот нередко спешит утвердить  свое  право
на жизнь. Итак, Десио дни и ночи напролет пьянствовал с наложницами у себя в
покоях и совершенно забросил дела дома Минванаби.
   После ночных игрищ девушки появлялись чуть живые, в синяках  и  ссадинах;
им на смену тут же поставляли других. Так  продолжалось  до  тех  пор,  пока
новый глава рода не дал выход своей печали. За эти дни он постарел на десять
лет.
   Теперь  Десио  пытался  сделать  вид,  будто   с   толком   распоряжается
доставшимися  ему  богатствами,  но  ежедневные   возлияния   не   проходили
бесследно. Став во главе одной из Пяти Великих Семей, он так  и  не  осознал
огромную  ответственность,  без  которой  не  бывает   власти.   Раздираемый
внутренними противоречиями, он хотел найти утешение  в  женских  объятиях  и
утопить все заботы в море вина. Будь у  Инкомо  побольше  решимости,  он  бы
вызвал к своему хозяину целителя, жреца, знахаря - кого угодно,  кто  внушил
бы молодому господину мысль о тех обязанностях,  которые  ложатся  на  плечи
человека вместе с мантией властителя. Но достаточно было встретиться с Десио
взглядом, чтобы заметить  угнездившуюся  в  его  душе  ярость,  -  и  первый
советник отказался от своих безнадежных замыслов. Такую ярость мог  укротить
только сам Красный бог.
   Инкомо сделал последнюю попытку вернуть Десио к деловым бумагам:
   - Мой повелитель, осмелюсь доложить, мы упускаем драгоценное время,  пока
наши суда простаивают в джамарской гавани. Если направить их прямиком...
   - Молчать!
   Кулак Десио врезался в ширму, прорвав тонкий расписной  шелк  и  сокрушив
раму. Он пнул ногой упавшие обломки, резко развернулся и увидел перед  собой
раба с опахалом. В бешенстве  правитель  Минванаби  обрушил  на  несчастного
могучий кулак. Раб рухнул на колени; из  сломанного  носа  и  разбитой  губы
фонтаном брызнула кровь. Каким-то чудом он удержал опахало и даже  не  задел
своего господина, хотя обезумел и почти ослеп от ужаса и боли. Но Десио  тут
же выкинул его из головы. Теперь он обернулся к советнику и заявил:
   - Я не могу думать ни о чем другом, пока она ходит по земле!
   Разъяснений не потребовалось: Инкомо знал, о  ком  идет  речь.  Наученный
горьким опытом, он ожидал, что за этой вспышкой бешенства последует новая.
   - Мой повелитель, - осторожно начал он, - если все твои богатства  пойдут
прахом, мы даже не сможем ей отомстить. Коль тебе сейчас  недосуг  принимать
срочные решения, позволь это сделать хадонре.
   Десио пропустил его воззвание мимо ушей. Устремив взгляд в  пространство,
он перешел на хриплый шепот:
   - Мара из рода Акома должна умереть!
   Инкомо благодарил судьбу, что в  покоях  темно  и  хозяин  не  видит  его
испуга. Он поспешил согласиться:
   - Разумеется, мой господин, - но тут же добавил:
   - Однако время еще не настало.
   - А когда?.. - заорал Десио, да так, что от  его  крика  Инкомо  едва  не
оглох. Десио пнул ногой подушку и слегка понизил голос. - Когда? Мой отец  -
и тот не смог поймать ее в капкан. Да что там говорить: она обрекла  его  на
бесчестье, когда по ее милости он нарушил закон неприкосновенности  гостя  и
вынужден был покончить с собой, чтобы смыть позор кровью. - Десио все больше
распалялся, перечисляя нанесенные Марой  оскорбления.  -  Эта...  бестия  не
просто одержала над нами верх, она нас унизила... нет, втоптала в  грязь?  -
Он с силой придавил ногой подушку и пронзил советника колючим взглядом.
   Едва опомнившийся раб содрогнулся: этот взгляд напомнил ему  разъяренного
Джингу Минванаби. Обливаясь кровью, он мужественно пытался охладить пыл не в
меру разгорячившегося хозяина и  продолжал  поднимать  и  опускать  опахало.
Между тем в голосе Десио зазвучали заговорщические нотки:
   - Имперский Стратег оказывает ей покровительство... Не удивлюсь, если  он
спит с этой потаскушкой, а мы перемазаны навозом с головы до ног! И с каждым
ее вздохом увязаем все глубже!
   Десио огляделся, словно присматривая новую жертву, но  тут  в  его  взоре
мелькнул едва уловимый проблеск разума. Со дня смерти Джингу такое произошло
впервые. Инкомо едва сдержал вздох облегчения.
   - Более того, - продолжал  Десио  с  подчеркнутой  осторожностью,  словно
перед ним свернулась ядовитая змея, - теперь от нее исходит  угроза  и  моей
безопасности!
   С этим Инкомо  не  мог  не  согласиться.  Он  знал,  что  Десио  живет  в
постоянном страхе. Сына Джингу преследовала мысль, что Мара будет продолжать
кровавую вражду с  династией  Минванаби.  Получив  титул  властителя,  Десио
сделался следующей мишенью ее козней; его жизнь и честь висели на волоске.
   От духоты и напряжения Инкомо едва стоял на ногах, и все же он  попытался
успокоить своего повелителя, потому что это признание, пусть даже услышанное
им одним, было первым шагом к преодолению страха, а может быть, и  к  победе
над Акомой.
   - О господин, вот увидишь, девчонка рано или  поздно  сломает  себе  шею.
Надо выиграть время, дождаться...
   Над головой Десио  снова  зажужжал  овод.  Раб  хотел  его  отогнать,  но
правитель нетерпеливым жестом приказал опустить опахало.
   - Ну нет, дожидаться - это  не  по  мне,  -  сверкнул  глазами  Десио.  -
Какая-то козявка забрала неслыханную власть и с каждым днем поднимается  все
выше. Отец был не чета  мне:  ему  оставался  один  шаг  до  золотого  трона
Имперского Стратега!  И  что  же?  Его  прах  покоится  в  земле,  а  бывших
сторонников, не предавших общее дело, можно  пересчитать  по  пальцам  одной
руки. Мы оглянуться не успеем, как окажемся у ног... этой девки.
   Здесь не было и тени преувеличения. Инкомо понимал, почему  его  господин
не решается  даже  произнести  имя  своей  противницы.  Почти  ребенком  она
лишилась отца и брата, оставшись с горсткой солдат и без  единого  союзника,
но не прошло и трех лет, как ей удалось возродить и значительно  приумножить
былую славу  Акомы.  Напрасно  Инкомо  подыскивал  слова  ободрения:  страхи
правителя были не напрасны. Мару и впрямь следовало бояться, тем  более  что
ее могущество достигло таких вершин, где она  могла  не  только  обезопасить
себя, но и угрожать дому Минванаби.
   Наконец первый советник негромко подсказал:
   - Призови к себе Тасайо.
   Десио заморгал глазами, и его лицо приняло глуповатое  выражение,  какого
никто не видал у его покойного отца. Потом на него снизошло озарение. Обведя
глазами комнату, он заметил, что окровавленный раб все еще  держит  наготове
опахало, невзирая  на  сломанный  нос  и  разбитую  губу.  Непонятно  почему
сжалившись, Десио отпустил  беднягу.  Оставшись  наедине  с  советником,  он
спросил:
   - Разумно ли будет отзывать  моего  двоюродного  брата  с  войны?  Ты  же
знаешь, он спит и видит, как  бы  напялить  мою  мантию.  Пока  у  меня  нет
сыновей, он мой наследник. К тому же он - правая рука  Имперского  Стратега.
Что ни говори, редкую дальновидность проявил мой  отец,  когда  отослал  его
попытать удачи в войне с чужими мирами.
   -  Господин  Джингу  проявил  дальновидность  и  тогда,   когда   поручил
племяннику отправить на тот свет властителя Седзу и  его  сына  Ланокоту.  -
Засунув руки в широкие рукава, Инкомо сделал шаг вперед.  -  Тасайо  мог  бы
столь же успешно разделаться и с девчонкой. Где отец с сыном, там и дочь.
   Десио вспомнил,  как  обстояло  дело.  Дождавшись  отсутствия  Имперского
Стратега, Тасайо поставил перед властителем Седзу и его  сыном  невыполнимую
боевую задачу. Посылая их на верную смерть, он действовал так изощренно, что
сам остался незапятнанным. Он точно рассчитал все до  мелочей  и  получил  в
награду богатый земельный надел в провинции Хонсони.
   Почесывая щеку, Десио не спешил с ответом.
   - Право, не знаю, как быть. Тасайо - страшный человек. Пострашнее, чем...
эта юбка.
   Инкомо отрицательно покачал головой:
   - Твой сородич защитит честь Минванаби. Что же до посягательств  на  твою
мантию - это ему не по зубам. При жизни господина Джингу тебе и впрямь нужно
было остерегаться Тасайо. Только одно  дело  -  обойти  соперника-кузена,  и
совсем другое - замахнуться на  законного  властителя.  -  Помолчав,  Инкомо
убежденно добавил:
   - При всех своих амбициях Тасайо не посмеет нарушить присягу. Он не пошел
против твоего отца, не пойдет и против тебя, властитель Десио.  -  Последние
слова он произнес со значением.
   Десио даже не заметил, как неугомонный овод опустился ему на воротник.
   - И то правда, - со вздохом согласился молодой правитель,  уставившись  в
одну точку. - Нужно призвать Тасайо и заставить  его  прилюдно  дать  клятву
верности. Тогда он будет меня  защищать  до  последней  капли  крови  -  или
навсегда обесчестит имя Минванаби.
   Инкомо почтительно слушал. Хотя Десио не блистал красноречием, его иногда
посещали весьма хитроумные мысли, пусть даже  он  не  унаследовал  отцовской
проницательности и не мог помериться талантами с кузеном.
   - Соберу-ка я всех наших верных вассалов и союзников, - решил он.  -  Да,
надо устроить совет. - С этими словами он повернулся к старику Инкомо:
   - Никто не усомнится, что я призываю родственника лишь для того, чтобы он
служил поближе к дому.
   Десио хлопнул в ладоши. На зов тотчас же явились двое  слуг  в  оранжевых
ливреях.
   - Раздвиньте эти проклятые двери, -  скомандовал  он,  -  уберите  ширмы,
распахните ставни. Да пошевеливайтесь, от такой жары недолго и  сдохнуть!  -
Словно сбросив с души тяжкий груз, он повторял:
   - Во имя богов, впустите сюда свежий воздух!
   Слуги засуетились, отпирая замки  и  засовы.  Вскоре  в  кабинет  хлынули
солнечные лучи и благодатная прохлада. Овод у Десио на  воротнике  расправил
крылышки и полетел на волю, к озеру. Водная гладь отливала серебром; на  ней
черными  точками  выделялись  рыбацкие  лодчонки.   Десио   отбросил   маску
самодовольства. Он приблизился  к  первому  советнику,  не  отводя  взгляда.
Теперь в его глазах читалась обретенная уверенность; леденящий  душу  страх,
вызванный смертью отца, отступил перед дерзким замыслом.
   - Я буду держать речь, стоя у родового камня  натами,  посреди  священной
долины предков, в  окружении  близких.  Мы  покажем  всему  свету,  что  дом
Минванаби  уже  поднимает  голову.  Хотя  и  со  скрипом,  -  добавил  он  с
неожиданным сарказмом.
   Потом Десио кликнул управляющего, чтобы отдать распоряжения:
   - Устроим грандиозное празднество. Пусть торжества будут еще пышнее,  чем
в  ту  злополучную  ночь,  когда  погиб  мой  отец.  Проследи,   чтобы   все
родственники до единого получили приглашения, да не забудь тех,  кто  сейчас
далеко от дома, кто сражается за Бездной.
   - Все будет исполнено, мой повелитель. Инкомо  снарядил  гонца,  дав  ему
поручения для офицеров, старших советников, слуг и рабов. Не прошло  и  двух
минут, как писцы уже строчили  копии  приказов,  а  хранитель  печати  стоял
наготове с расплавленным воском.
   Десио взирал на эту суматоху с ледяной улыбкой. Он пару раз повторил свои
распоряжения; коварные замыслы пьянили его не хуже вина. Вдруг он  умолк,  а
потом во всеуслышание объявил:
   - Приказываю отправить  послание  в  Большой  храм  Туракаму.  Я  построю
жертвенные врата, чтобы каждый путник взывал к милости Красного бога  и  тем
самым склонял его принять сторону Минванаби. Так пусть прольется море крови,
но акомской ведьме не сносить головы!
   Инкомо согнулся в поклоне, чтобы скрыть беспокойство. Клятва, данная богу
Туракаму, могла помочь в  военное  время,  но  в  остальных  случаях  к  ней
следовало  прибегать  с  большой  осторожностью:   бог   смерти   не   щадил
клятвопреступников. Случись осечка - на снисходительность небес рассчитывать
не приходилось. Инкомо поплотнее  запахнул  халат:  у  него  начался  озноб.
Оставалось успокаивать себя тем, что виной тому был свежий ветер с озера,  а
не предчувствие страшного суда.

***

   Большой сад Акомы был залит солнцем. Яркий свет пробивался сквозь  густые
кроны деревьев и рисовал причудливые кружевные узоры на земле.  Над  головой
шуршала листва, а  фонтан  пел  нескончаемую  песнь  падающей  воды.  Однако
каждому из членов Совета, находившихся в этом благодатном уголке, передалась
тревога властительницы.
   Мара сидела в окружении старших советников. Одетая в тончайшее  свободное
платье, которое украшал зеленый резной камень на нефритовой  цепочке  работы
чо-джайнов, она казалась рассеянной, и только самые доверенные  приближенные
могли заметить ее озабоченность.
   Внимательный  взгляд  госпожи  поочередно  останавливался  на  каждом  из
присутствующих. Они составляли  костяк  власти  в  Акоме.  Хадонра  Джайкен,
невысокого  роста,  беспокойный  человек,  наделенный   редкостной   деловой
хваткой,  старался,  как  всегда,  держаться  незаметно.  Под   его   умелым
руководством Акома неизменно  приумножала  свои  богатства,  но  он  отдавал
предпочтение осторожным, постепенным действиям и трезвому расчету, тогда как
Мару чаще всего влекло к рискованным  предприятиям.  Сегодня  Джайкен  ерзал
меньше обычного; властительница Акомы объясняла это тем, что  от  чо-джайнов
пришло известие о начале шелкопрядного сезона. Это означало, что к зиме  уже
могли поступить первые рулоны ткани. Стало быть, хозяйство шло в  гору.  Для
Джайкена это было делом пе