ревожилась.  Даже  в  мыслях
нельзя  забывать  об  осторожности.  Слишком  часто   она   убеждалась:   он
проницателен и знает, чего хочет.
   Однако тонким искусством лицемерия он  не  владел.  Прислушиваясь  к  его
громкому смеху, доносившемуся с площади перед  казармами,  пока  он  отбирал
воинов для своего эскорта, Мара  пыталась  понять,  зачем  ему  понадобилась
такая нелепая отговорка, если ему взбрело в голову  провести  пару  ночей  в
городе. Что могло погнать  его  этим  знойным  полднем  в  Сулан-Ку?  Скука?
Желание поплескаться в  бане  в  веселой  солдатской  компании  и  послушать
соленые байки, или  поразмяться  в  борцовских  состязаниях  на  арене,  или
попытать счастья в игре... или  поразвлечься  с  женщиной  из  Круга  Зыбкой
Жизни?
   ...Бантокапи пожелал вернуться в постель жены вскоре после того, как  она
родила. Но теперь, когда Акома получила наследника, у Мары  не  было  причин
изображать покладистую жену. Грубые, неловкие объятия Бантокапи  внушали  ей
отвращение, в она  просто  неподвижно  лежала,  не  откликаясь  на  зов  его
вожделения. В первую ночь он, казалось, вообще не заметил ее безразличия, но
во вторую ночь - рассердился.  В  третью  ночь  ей  пришлось  выдержать  его
язвительные упреки за бесчувственность, а в четвертую  он  ее  побил,  после
чего переспал с одной из  ее  служанок.  С  тех  пор  она  вообще  перестала
отвечать на его супружеские притязания, и в конце  концов  он  отступился  -
видимо, потеряв к ней интерес.
   Но теперь Бантокапи отправлялся в город вот уже в третий  раз  за  десять
дней, и Мара была заинтригована: с чего бы это? Она позвала Мису и велела ей
отодвинуть перегородку; как только носилки мужа в  сопровождении  небольшого
воинского эскорта  бодро  двинулись  по  дороге,  направляясь  к  Имперскому
тракту, она отправила посыльного за Накойей.
   Старая  женщина  явилась  не   сразу,   но   ее   поклон   был   исполнен
почтительности:
   - Чем могу услужить, госпожа?
   - Что заставляет нашего властителя Банто спешить в город по такой жаре? -
спросила Мара напрямик. - Какие об этом ходят сплетни среди слуг?
   Накойя бросила выразительный  взгляд  в  сторону  Мисы,  которая  ожидала
приказаний хозяйки, сидя у  входной  перегородки.  Для  Мары  это  послужило
предупреждением: няня предпочитает дать ответ в отсутствие прислуги. Поэтому
Мисе было велено подавать полуденную трапезу, и как только она вышла, Накойя
вздохнула:
   - Все, как ты предполагала. Твой супруг  снял  в  городе  особняк,  чтобы
встречаться там с женщиной.
   Мара откинулась на подушки:
   - Прекрасно. Мы должны делать все, чтобы он проводил в городе  как  можно
больше времени.
   Накойя так и загорелась любопытством:
   - Дочь моего сердца, я знаю, утраченного не вернешь... но кроме меня,  ты
не знала другой матери. Не откроешь ли мне, что ты замышляешь?
   Искушение  поделиться  с  верной  наперсницей  было   велико.   Но   план
восстановления собственной  власти  в  доме  граничил  с  изменой  нынешнему
властителю. Хотя  Накойя  уже  и  сама  разгадала  намерение  Мары  погубить
Бантокапи, план был слишком рискованным, чтобы доверять его кому  бы  то  ни
было.
   - Это все, матушка, - твердо заявила Мара.
   После недолгого колебания няня кивнула, поклонилась и  покинула  детскую.
Мара невидящим  взглядом  уставилась  на  младенца,  который  зашевелился  в
колыбели, но ее мысли были далеко. То, что ее повелитель завел себе в городе
женщину, могло открыть перед Марой именно такие возможности, которые были ей
необходимы. Понадеявшись на милость  богов,  Мара  начала  прикидывать,  как
можно использовать эти новые возможности, но тут Айяки  громко  заплакал,  и
его мать  сбилась  с  мысли.  Она  подняла  младенца,  поднесла  к  груди  и
вздрогнула, когда он крепко прикусил ее сосок.
   - О-о! - удивилась она. - Ты пошел в отца, тут и сомнений нет.
   Малыш начал сосать и успокоился; Миса принесла на  подносе  еду,  и  Мара
нехотя  поела,  снова  углубившись   в   обдумывание   плана,   куда   более
рискованного, чем могла подумать старая  советница.  Ставки  были  высокими.
Одно неверное суждение - и она лишится всякой возможности вернуть себе титул
властительницы Акомы; более  того,  если  она  потерпит  неудачу,  честь  ее
предков уступит место позору без малейшей надежды на искупление.

***

   Мара налила в чашку чоку и снова безмятежно расположилась у стола,  тогда
как Джайхан, сын властителя Детсу из Камайоты, с трудом скрывал  нетерпение.
Даже при его придирчивом характере он не мог обнаружить ни малейшего  изъяна
в поведении гостеприимной молодой хозяйки. Она усадила его как можно удобнее
на самых  роскошных  подушках,  приказала  принести  угощение  и  немедленно
послала к мужу скорохода с сообщением,  что  их  неожиданно  посетил  старый
друг, который ожидает возможности приветствовать властителя.
   Джайхан  сидел,  любуясь  пальцами  на  собственных  руках.   Его   ногти
отличались безупречной чистотой, а драгоценности явно были рассчитаны на то,
чтобы производить впечатление, но в целом одежда гостя свидетельствовала  об
ограниченных средствах.
   - А где же может находиться господин Бантокапи?
   - Я думаю, в городе... по каким-то делам, - ответила Мара, не выказав при
этом ни  тени  раздражения,  которого  можно  было  бы  ожидать  от  молодой
хорошенькой жены, обиженной отсутствием мужа. Понимая, что гость  пристально
за ней наблюдает, она небрежно помахала рукой в воздухе:
   - Знаешь, Джайхан, все эти хозяйственные  дела  меня  не  касаются,  хотя
должна признать, он проводит вне дома очень много времени.
   Глаза у Джайхана сузились; он даже позабыл о  своих  нефритовых  кольцах.
Мара спокойно прихлебывала чоку; теперь она была убеждена, что гость  явился
не просто так, а  заслан  сюда  как  лазутчик  от  Анасати.  Нечего  было  и
сомневаться, что властитель Текума желает разузнать, как живется-можется его
младшему  сыну,  ставшему  властителем  Акомы.  Старый   политик   наверняка
умышленно направил сюда такого красивого посланца в надежде, что контраст  с
Бантокапи  возымеет  желательное  действие:  Мара  растает,  и  язык  у  нее
развяжется. После секундной паузы любознательный гость спросил:
   - Так что же, этот негодник пренебрегает своими обязанностями?
   - Нет, нет, Джайхан. - Не желая давать свекру предлог и дальше совать нос
в дела Акомы, Мара поспешила опровергнуть это  предположение.  -  Властитель
Бантокапи уделяет хозяйству постоянное внимание, он вникает во все мелочи. А
у себя за письменным столом он проводит долгие часы!
   Глянцевый фасад молодого соглядатая дал трещину:
   - Банто?.. - недоверчиво ахнул он. Впрочем, тут  же  смекнув,  что  таким
образом выдает собственное мнение о достоинствах нового властителя Акомы, он
поспешил закрыть открывшийся от изумления рот и добавил:
   - Ну, конечно. Банто всегда отличался усердием.
   Мара подавила улыбку. Они оба нагло лгали, и  оба  это  понимали;  однако
гость не мог подвергнуть сомнению слова хозяйки без ущерба для чести.
   Таким образом, обсуждение деловых качеств Бантокапи-правителя  с  успехом
завершилось, и утро прошло в  учтивых  беседах.  Мара  послала  за  тайзовым
хлебом и рыбой; трапеза несколько поумерила  резвость  расспросов  Джайхана.
Наконец из города вернулся скороход. Почти нагой - в одной лишь  набедренной
повязке, - запыхавшийся от долгого бега, он упал на колени перед Марой:
   - Госпожа, я принес послание от властителя Акомы.
   С самым радостным видом Мара спросила:
   - Чего желает мой супруг?
   Перед тем как явиться к госпоже, раб успел только торопливо смыть  с  ног
дорожную пыль. Так и не отдышавшись, он доложил:
   - Властитель Бантокапи говорит: он приносит самые искренние извинения  за
то, что его дорогой друг Джайхан не застал его в поместье. В настоящее время
он не может возвратиться в Акому и хотел бы, чтобы Джайхан  присоединился  к
нему в Сулан-Ку.
   Джайхан кивнул и распорядился:
   - Скажи моему слуге, чтобы приготовили носилки. Мы отправляемся в путь. -
Затем он улыбнулся Маре:
   - Если госпожа не возражает?..
   Мара ответила столь же милой улыбкой, словно  и  она  тоже  считала  само
собой разумеющимся его право отдавать приказания ее скороходу.  Ну  как  же,
ведь он - мужчина, а она - просто жена властителя,  и  не  более  того.  Все
выглядело совсем иначе, когда она сама  была  правящей  госпожой.  Но  скоро
начнутся перемены, пообещала она себе. Приказав  служанке  унести  поднос  с
закусками, она -  воплощенная  беззаботность  и  приветливость  -  проводила
Джайхана до дверей дома.
   Пока эскорт гостя собирался в дорогу, Мара  стояла  на  опоясывающей  дом
галерее. Отпустив скорохода, она призналась себе,  что  испытывает  глубокое
облегчение. Она опасалась, что Бантокапи может  вернуться.  Хотя  дорога  от
усадьбы до города у обычного пешехода занимала около двух  часов,  гонец  со
срочным посланием мог обернуться туда и  обратно  вдвое  быстрее.  Поскольку
Джайхан путешествует в носилках, ему не добраться до Сулан-Ку до заката. Он,
конечно, тоже любит азартные игры, так что Бантокапи вряд ли  потащит  друга
детства на ночь глядя обратно в поместье. Карты, кости, возможность побиться
об заклад на борцовских состязаниях -  достаточно  могучие  соблазны,  чтобы
удержать их обоих в городе,  и  даже  за  эту  небольшую  милость  следовало
благодарить богов. Мара уже начинала ценить отсутствие мужа, но не позволяла
себе слишком сильно наслаждаться обманчивой свободой; нельзя было допустить,
чтобы нетерпение привело ее к краху.
   Джайхан отвесил церемонный прощальный поклон:
   - Я с удовольствием расскажу твоему мужу, госпожа  Мара,  какой  радушный
прием был мне здесь оказан.
   Он  улыбнулся  ей  ослепительной  улыбкой,  и  она  поняла:   юноша   уже
подумывает, не нашел ли он в ней очередную заброшенную мужем жену, готовую к
любовной интрижке.
   Она проводила его в строгом соответствии с этикетом. Незачем было  терять
время, пресекая  любовные  поползновения  романтически  настроенных  младших
сыновей. Опыт телесной близости с Бантокапи утвердил Мару во мнении, что  от
мужчин ей ничего не нужно. И если ей когда-нибудь взбредет в голову  завести
себе любовника, он уж точно не будет похож  на  этого  глупого,  тщеславного
красавчика,  который  отправляется  в  город,  чтобы  в  компании  Бантокапи
посвятить ночь игре, выпивке и проституткам.
   Когда носилки скрылись из виду, Мара услышала из детской громкий плач.
   - Ох, эти мужчины, - пробормотала Мара и поспешила к сыну.  Потребовалось
переодеть его в сухое и  сменить  простынку.  Слишком  занятая  собственными
мыслями, Мара препоручила  его  заботам  Накопи,  которая  еще  не  утратила
навыков  обращения  с  младенцами.  Каждая  занялась  своим  делом.  Накойя,
перепеленав малыша, затеяла ласковую игру с  его  крошечными  пальчиками,  а
Мара попыталась представить себе, как воспримет Бантокапи визит Джайхана.

***

   На  следующий  день  ей  представилась  возможность  узнать  его  мнение.
Явившись к жене в борцовской одежде, с кожей,  блестящей  от  масла  и  пота
после подвигов на арене, Бантокапи распорядился:
   - В следующий раз, если я буду в городе, а кто-нибудь нагрянет с визитом,
не трать столько времени на отправку гонца, жена. Просто отошли гостя в  мой
городской дом.
   Мара еще разок подкинула Айяки у  себя  на  колене,  отчего  тот  залился
счастливым смехом, и удивленно подняла брови:
   - Городской дом?..
   Бантокапи  ответил  небрежно,  словно  речь  шла  о   чем-то   совершенно
незначительном:
   - Я перебрался в более просторное жилище в Сулан-Ку.
   Он не счел нужным объяснять, зачем это ему понадобилось, но  Мара  и  так
знала, что он снял дом для свиданий со своей постоянной любовницей, женщиной
по имени Теани. Насколько Мара могла припомнить, у властителя Седзу  никогда
не возникала надобность в городском доме. Хотя это было в порядке вещей  для
других вельмож, чьи поместья находились далеко от города,  властитель  Седзу
всегда возвращался домой, чтобы провести ночь  под  одним  кровом  со  своей
семьей, даже если дела допоздна задерживали  его  в  городе.  Если  бы  Мара
позволила себе быть более великодушной  в  своих  оценках,  ей  пришлось  бы
признать, что Бантокапи во многом совсем еще мальчишка: ведь  он  только  на
два года старше ее, и к тому же склад ума  у  него  совсем  другой:  никакие
высокие материи его не волновали. Ей, можно  сказать,  повезло:  она  сидела
рядом с братом, когда отец открывал перед ним все тонкости науки управления.
А воспитанию Бантокапи никто не уделял внимания; в детстве это был  одинокий
мальчик, не знавший иной компании, кроме  грубых  солдат...  Ее  собственная
холодность не возмущала его, но способствовала возврату к прежним привычкам:
он искал и находил такие удовольствия, какие были ему доступны. И ведь  Мара
выбрала его сама - ей не требовался решительный  и  мудрый  правитель  вроде
властителя Седзу. А теперь для осуществления ее замыслов следовало  всячески
способствовать проявлениям самодурства и вспыльчивости мужа, хотя этот  путь
был в высшей степени опасным.
   Айяки издал последний оглушающий вопль и схватился за ее бусы. Делая вид,
что  пытается  их  высвободить,  Мара  изобразила  полнейшее  равнодушие   к
сказанному:
   - На все твоя воля, господин мой.
   Банто ответил одной из своих редких улыбок и наклонился, чтобы  похлопать
по маленькому кулачку Айяки. Мара мельком подумала о любовнице  мужа  Теани.
Что же это за женщина, которая способна до такой степени  околдовать  грубое
животное вроде ее повелителя?..
   Выражение довольства сбежало с лица  Бантокапи,  когда,  точно  рассчитав
время своего появления, перед хозяином возник Джайкен с  дюжиной  свитков  в
руках:
   - Господин, благодарение богам, что ты случайно оказался дома! У меня тут
документы, касающиеся наших дальних факторий, и требуется  твое  немедленное
утверждение.
   Банто возмутился:
   - "Случайно"! Я должен к ночи вернуться в город!
   Он быстрыми шагами вышел из детской, даже не попрощавшись  с  Марой,  но,
видимо, ее это не огорчило. Не отрываясь, она  смотрела  на  розовое  личико
своего сына, который, что-то  лопоча,  упорно  пытался  засунуть  в  рот  ее
янтарную подвеску.
   - Твои аппетиты могут в один прекрасный  день  погубить  тебя,  -  кротко
предупредила она, хотя одни лишь боги могли бы догадаться, к кому относилось
это  предостережение:  к  супругу  или  к  отпрыску.  Отобрав  янтарь,  Мара
улыбнулась. Городская содержанка мужа Теани давала возможность вплести новый
узор в ткань замыслов Мары - а эта ткань  не  переставала  развертываться  с
того дня, когда серые воины присягнули на верность властительнице Акомы.

***

   Оставшись одна в прохладной затененной детской, Мара сверялась с восковой
табличкой, которую тайком составляла в течение  последнего  месяца.  Никаких
помех не ожидалось. Накойя вышла с Айяки на свежий воздух, а рабыня, которая
меняла белье в колыбели, не умела читать.
   В задумчивости Мара покусывала кончик заостренной палочки,  служившей  ей
для письма. Каждый день, когда Бантокапи проводил время  в  городском  доме,
она посылала  туда  по  крайней  мере  одного  слугу,  а  то  и  Джайкена  с
каким-нибудь незначительным документом,  нуждающимся  в  хозяйской  подписи.
Донесения этих посланцев служили ей как бы мельчайшими кусочками мозаики  и,
терпеливо складывая  их  в  цельную  картину,  она  сумела  установить,  что
городская  жизнь  ее  супруга  подчинялась  более  или   менее   неизменному
распорядку. Находясь в Сулан-Ку, Бантокапи вставал утром не позже чем  через
три часа после восхода солнца. Затем он отправлялся пешком  на  общественную
тренировочную  арену:  там  для  упражнений  с  оружием  собирались  наемные
охранники и воины, чьи хозяева оказывались в  городе.  Фехтованию  Бантокапи
предпочитал силовую борьбу и стрельбу из лука, но теперь он практиковался во
всех трех  видах  боевого  искусства  с  усердием,  удивившим  Джайхана.  Он
постепенно совершенствовал свои навыки владения мечом,  но,  как  и  прежде,
находил больше удовольствия в компании простых  солдат,  нежели  в  обществе
других важных господ, время от времени забредавших на арену.
   В полдень он принимал ванну, переодевался и отправлялся домой; примерно в
течение двух часов после этого он без особых возражений соглашался  заняться
любыми хозяйственными делами, с которыми к нему являлись посланцы Мары.  Его
любовница Теани редко поднималась с  постели  раньше,  чем  в  два-три  часа
пополудни, но стоило ей проснуться, как у Бантокапи пропадало всякое желание
разбираться в документах.  Даже  самый  старый  из  побывавших  там  слуг  с
нескрываемым восхищением описывал, какие чары источала эта женщина, завлекая
Бантокапи к себе на ложе. И там они проводили время до того  момента,  когда
оставались считанные минуты, чтобы встать и одеться к обеду.  Затем  парочка
отправлялась в театр, чтобы посмотреть комедию, или в одну из таверн,  чтобы
послушать менестрелей, или в игорные дома, хотя  у  Теани  не  было  никаких
богатств, кроме тех, что  она  получала  в  виде  подарков.  Она  испытывала
какое-то извращенное удовольствие, когда ее любовник заключал  с  кем-нибудь
пари, и подстрекала его делать это как можно чаще. Ходил слух, что в  случае
его проигрыша ее глаза сверкали ярче, чем всегда.
   Мара нахмурилась. Чтобы собрать  все  эти  сведения,  пришлось  затратить
немало усилий, а кое-кому и пострадать. Многие слуги  претерпели  не  только
хозяйскую брань, но и зуботычины, а последний гонец, доставивший  властителю
Бантокапи очередной документ, был жестоко избит.  И  все-таки  в  этом  деле
колотушки, доставшиеся мальчику-рабу, нельзя было  считать  слишком  дорогой
ценой. Все могло  стать  гораздо  хуже,  если  грубияну  и  скандалисту,  за
которого она вышла замуж, будет позволено и дальше носить мантию Акомы.
   В коридоре послышался сердитый плач Айяки, а затем - успокаивающий  голос
Накойи. Если младенец испачкал пеленки, в детской скоро  начнется  небольшой
переполох. Айяки сопротивлялся, как молодой харулт, когда кто-нибудь пытался
его перепеленать. Вздохнув, Мара спрятала  восковую  табличку  под  потертой
пергаментной картой и вернулась к изучению областей Империи. На этой карте и
общие  очертания  страны,  и  границы  поместий  несколько  устарели:  карту
составляли, когда она была еще маленькой девочкой. Но краски не  выцвели,  и
большинство владений наиболее  могущественных  властителей  были  обозначены
вполне  четко.  Поскольку  Бантокапи  питал  отвращение  ко  всяким  словам,
написанным на бумаге, он никогда бы  не  забеспокоился  от  того,  что  этот
документ перекочевал куда-то из его кабинета. Карта могла его заинтересовать
только в одном случае - если бы на ней были  указаны  места,  пригодные  для
охоты.
   Когда вопли Айяки раздавались уже совсем близко, Мара заметила интересную
подробность. Властитель  Дзалтека,  хозяин  небольшого  соседнего  поместья,
ведущий успешную торговлю глиняной посудой, использовал полоску земли  между
его собственными угодьями и Имперским трактом, хотя, по всей видимости,  эта
полоска принадлежала властителю Кано, а тот,  в  свою  очередь,  жил  где-то
далеко на востоке,  близ  города  Онтосет.  Это  почему-то  показалось  Маре
забавным. Если другие семьи прибегают к такому нарушению прав собственности,
то впоследствии надо будет это иметь в виду: мало ли каким образом  подобное
знание сможет пригодиться. Когда Аракаси вернется, надо будет хорошенько его
порасспросить...
   Эта мысль заставила ее вспомнить: осталась всего одна неделя до годовщины
их свадьбы с Бантокапи. Мастер  тайного  знания  может  объявиться  в  любой
момент.
   Вошла Накойя с отчаянно вопящим Айяки на руках.
   - Твой сыночек ревет не хуже гурли, - сказала старая няня,  имея  в  виду
сказочное существо, убивающее людей ж