Императором!
   Люджан вышел вперед, ошеломленный и сбитый с толку. В честь Мары он надел
парадные доспехи, но не мог и помыслить, что будет официально представлен ко
двору. Он опустился на колени перед новым Императором  и  госпожой,  которой
служил долгие годы; сейчас ее до неузнаваемости изменила  регентская  тиара,
надетая поверх красного траурного покрывала.
   Мара обратилась к  своему  полководцу,  но  ее  слова  были  слышны  лишь
немногим придворным в первых рядах:
   - Сарик, Кейок и Ирриланди отдали жизнь за нашу великую победу. Император
призвал тебя, Люд-жан, для того, чтобы наградить за многолетнюю  беспорочную
службу.  Пусть  твои  подвиги  и  верность  послужат  примером  всем  воинам
Цурануани. Тебе нет равных среди наших сподвижников.
   Люджан не успел опомниться, как властительница Мара  легко  спустилась  к
нему со своего места. Взяв его за руку, она велела ему подняться с  колен  и
отвела в сторону, к ограждению, в котором двое  Имперских  Белых  распахнули
небольшие створки, отдав затем короткий салют. Военачальник Люджан,  который
не побоялся пойти наперекор эдикту Ассамблеи, теперь  побледнел  от  дурного
предчувствия. В его движениях появилась преувеличенная осторожность,  словно
он погрузился в разреженный воздух  и  ступал  по  отполированным  скользким
плитам.
   Император Джастин сделал ему знак подойти и подняться по  ступеням  -  на
такую высоту, о которой Люджан не смел и помыслить.
   В последний момент он в нерешительности замедлил шаг, и Маре пришлось его
незаметно подтолкнуть. Люджан - закаленный в боях воин,  которого  ничто  не
могло выбить из колеи, - едва не споткнулся. Не помня себя, он все же осилил
этот подъем. Оказавшись у ног Джастина, он согнулся  в  поклоне,  и  зеленый
плюмаж коснулся ковра.
   - Поднимись, Люджан. - Мальчик улыбался  с  тем  же  торжеством,  которое
отразилось на его лице, когда ему впервые удалось сделать  удачный  выпад  в
учебном бою и коснуться учителя деревянным мечом.
   Люджан потерял дар речи. Тогда  Имперский  Белый,  лицо  которого  так  и
осталось в тени, ткнул его ступню носком своей сандалии и что-то  прошептал.
Военачальник Акомы взвился как от удара и впился взглядом в лицо Императора.
   В улыбке Джастина мелькнуло лукавство.
   - Император жалует Люджану, офицеру Акомы, высочайшее разрешение основать
собственную династию. Да услышат все: дети этого воина, а также его слуги  и
солдаты станут носить те цвета, которые он сам назначит, и приносить присягу
на священном натами дома Люджана. Этот камень ожидает своего нового  хозяина
и властителя в храме Чококана. Указ вручит Слута Империи, Мара. - Джастин  с
трудом сдерживал счастливый смех. - Ты можешь поклониться своему  Императору
и присягнуть ему на верность, властитель Люджан.
   Люджан, который  никогда  не  страдал  косноязычием,  только  ловил  ртом
воздух, как рыба, выброшенная из воды. Он  поклонился  и  с  грехом  пополам
сошел вниз по ступеням. Там его поджидала властительница Мара, и  уголки  ее
глаз предательски поблескивали.
   - Госпожа властительница... - хрипло выговорил Люджан, все еще не веря  в
происходящее.
   Мара склонила голову:
   - Господин властитель...
   Он отшатнулся, услышав такое обращение, но  Мара  поймала  его  за  руку,
высоко подняла ее и вложила Люджану в ладонь три свитка. Лишь  один  из  них
был перевязан золотой императорской  лентой.  Два  других  скрепляли  полосы
зеленого шелка, украшенные гербом Акомы - изображением птицы шетра.
   На губах Мары заиграла улыбка.
   - Мой первый новобранец, храбрейший из серых воинов, когда-либо служивших
Акоме, мой самый давний друг, я освобождаю тебя от  клятвы,  принесенной  на
священном натами Акомы, и  делаю  это  с  радостью,  ибо  отныне  ты  будешь
хозяином собственной судьбы. Сегодня основана еще одна великая  династия.  К
титулу властителя, дарованному тебе нашим Светом Небес, Акома добавляет свои
дары в знак признательности. - Она сжала  руку  Люджана.  -  Во-первых,  род
Люджана получает во владение те земли, которые  принадлежали  мне  по  праву
рождения. Все пастбища и стада, все угодья, примыкающие к  Сулан-Ку,  отныне
становятся собственностью твоего дома. К тебе и твоим наследникам  переходит
также поляна созерцания, которая  будет  освящена  перед  установкой  твоего
родового натами.
   - Госпожа моя, - снова выговорил Люджан, но Мара пришла ему на выручку:
   - Господин мой, вместе с этими землями я передаю тебе пять сотен  воинов.
В их число войдут прежде всего те, кто присягнул на верность твоему союзу  в
отряде серых воинов. Остальных ты выберешь сам - из тех, кто изъявит желание
служить в гарнизоне, уже размещенном в Сулан-Ку.
   К Люджану мало-помалу возвращался дар речи. Он даже улыбнулся:
   - Силы небесные, что  будет,  когда  об  этом  услышат  воины!  Ведь  они
начинали с того, что воровали скот,  чтобы  прокормиться,  а  теперь  станут
офицерами  моей  династии!  -  Он  усмехнулся,  пожал  плечами  и  едва   не
расхохотался, что было бы нарушением всяческих приличий, однако Мара  успела
его остановить, коснувшись третьего свитка.
   - Тебе предлагается почетный пост в клане Хадама, если  это  совпадает  с
твоими желаниями, - закончила она. - Если бы Кейок дожил до этого дня, он бы
сказал, что ты хорошо усвоил все уроки. После  моего  брата,  Ланокоты,  его
любимым сыном был Папевайо. Ты стал ему  младшим  сыном...  и  теперь  можно
сказать, что он мог бы гордиться тобой больше, чем кем бы то ни было другим.
   От этих воспоминаний Люджан ощутил горечь утраты. Старик всегда судил  по
справедливости;  он  первым  заметил  и  признал  в  новобранце  способности
полководца. Словно салютуя своему бывшему командиру, Люджан,  преисполненный
ликования, дотронулся свитками до лба.
   - Ты слишком великодушна, - прошептал он Маре. - В Империи немало  таких,
кто промышляет кражей скота; если каждый из  них  поймет,  что  ему  открыты
такие высоты, ты станешь владычицей хаоса. - Тут он поклонился  и  заговорил
со всей серьезностью:
   - В моем сердце ты навсегда  останешься  повелительницей,  госпожа  Мара.
Династию Люджана будут представлять серый  и  зеленый  цвета:  серый  -  это
символ моего происхождения, а зеленый -  знак  моего  служения  дому  Акомы,
которое подняло меня к этой вершине чести.
   - Цветами дома Люджана объявляются серый и  зеленый!  -  во  всеуслышание
возвестил имперский глашатай.
   Мару порадовало благодарное признание Люджана.
   - А теперь ступай! - шепнула она своему  доблестному  офицеру.  -  Сдержи
обещание, за исполнением которого я взялась  проследить,  когда  мы  были  в
Чаккахе. Выбери себе достойную жену, произведи на свет наследников и  доживи
до почтенной старости!
   Люджан молодцевато отдал честь, развернулся на каблуках  и,  чеканя  шаг,
как равный прошел сквозь ряды собравшихся. Глядя ему вослед. Имперский Белый
по правую руку от Императора пробормотал:
   - Сейчас на радостях напьется до потери сознания.
   Джастин поднял голову и заглянул в знакомое лицо Аракаси:
   - Не ворчи. Настанет и твой черед.
   Мастер тайного знания Акомы бросил на юного хозяина  вопрошающий  взгляд,
но Джастин не снизошел до объяснений. Он смотрел перед собой, держась  прямо
и неподвижно. Не все императорские милости, даруемые в  этот  день,  обещали
быть одинаково приятными. По кивку императора глашатай выкрикнул имя  Хокану
Шиндзаваи.
   Многие из присутствующих властителей  тайно  переглянулись,  стараясь  не
выдать свою  зависть.  Властительница  Мара  обязалась  справедливо  вершить
регентские обязанности, однако сейчас сама собой  напрашивалась  мысль,  что
она не упустит случая назначить своего мужа на какой-нибудь особенно высокий
пост.
   Между тем лицо Хокану оставалось непроницаемым как скала; оно не выражало
ни радости, ни досады. Спокойствие не оставило  Хокану  и  тогда,  когда  он
согнулся в поклоне перед Светом Небес.
   Он присягнул на  верность  Джастину,  однако  при  этом  его  взгляд  был
неотрывно устремлен на госпожу Мару. Ей, похоже, пришлось не по нраву  такое
преувеличенное внимание мужа. Строгая  и  сосредоточенная,  она  бесстрастно
смотрела перед  собой,  пока  Его  Величество  Император  провозглашал  свои
решения.
   - Да будет ведомо всем: ваш Император вершит дела во благо  Империи,  как
велит ему долг. Вчера во время торжественной церемонии в храме Джурана  было
объявлено, что малолетняя Касума волею своего  отца  становится  наследницей
мантии Акомы. - Джастин перевел дыхание  и  с  несвойственной  его  возрасту
твердостью продолжал:
   -  Поэтому  мы  не  оставили  без  внимания  дом  Шиндзаваи,   лишившийся
наследника. Госпожа  Мара,  которую  жрецы  Хантукамы  объявили  бесплодной,
подала прошение о разводе. - Опустив  глаза,  Джастин  смущенно  разглядывал
собственные сандалии. - Свет Небес, руководствуясь мыслями о Благе  Империи,
решил удовлетворить это прошение.
   По переполненному залу пронесся ропот.
   Хокану ничем не выдал своего потрясения. Лишь в его  взгляде,  обращенном
на Мару, читался молчаливый крик, исполненный муки.

***

   Прикрывшись рукавом, Джастин издал какой-то звук, похожий на всхлип.
   - Род Шиндзаваи слишком могуществен и важен для Империи, чтобы  мы  могли
позволить  ему  стать  предметом  внутренних   раздоров   из-за   отсутствия
наследника. Посему Император повелевает, чтобы властитель Хокану нашел  себе
невесту и вступил в повторный брак с целью продолжения рода.
   Мара спустилась с возвышения,  держа  в  руке  свидетельства  о  разводе,
скрепленные  императорской  печатью.  Среди  тягостного  безмолвия   кое-где
раздавались вздохи: ее любовь к Хокану ни для  кого  не  была  тайной.  Даже
самые  ярые  недоброжелатели  прикусили  языки.  Это  был   бескорыстный   и
жертвенный поступок, достойный настоящей Слуги Империи.
   Бывшие супруги сошлись у подножия пирамиды. Под взорами  собравшихся  они
не могли броситься друг другу в объятия и разрыдаться. Для Мары так  было  к
лучшему. Только родовая гордость не позволила ей пойти на  попятную.  Больше
всего на свете ей хотелось припасть к  ногам  Хокану  и  молить  его  подать
встречное прошение - об отмене первого, которое Джастин, обливаясь  слезами,
подписал рано утром.
   Она не намеревалась пускаться  в  объяснения,  но  слова  вырвались  сами
собой:
   - Я этого не хотела! Боги свидетели, я люблю тебя по-прежнему, но  это...
- Ее душили слезы.
   - ...но это должно было свершиться, - с трудом договорил за нее Хокану. -
Все наши силы должны быть посвящены будущему Империи.
   Такое ясное осознание  высшей  необходимости  резануло  Мару  по  живому,
словно острый меч; оно грозило выбить почву у нее из-под ног.  Она  все  еще
прижимала к груди свиток, скрепляющий жестокое решение.
   Хокану осторожно взял свиток у нее из рук.
   - Ты навек останешься моей госпожой, - прошептал он. -  Возможно,  другая
родит мне сыновей, но сердце мое всегда будет принадлежать тебе.
   У него так дрожали руки, что скрепляющие свиток золотые ленты  трепетали,
словно на ветру, и вспыхивали в свете факелов. Сосредоточенный взгляд Хокану
теперь был устремлен  за  какую-то  невидимую  черту.  Ему  вспомнился  жрец
Хантукамы, который когда-то упрекнул его в чрезмерной любви к  жене.  Только
теперь Хокану открылась бездна этой горькой истины. Еще немного - и он бы не
заметил, как его чувства к Маре поставили под угрозу будущее дома Шиндзаваи.
   Империя не прощала никаких слабостей и уж тем более тех, что  проистекают
от сердечных дел. Несмотря на скорбь, омрачившую  для  них  обоих  этот  час
триумфа, он был  вынужден  признать,  что  Мара  была  права.  Она  осознала
необходимость разрыва их союза; Хокану сам подтолкнул ее к  такому  решению,
когда лишил Касуму права наследования.
   Как ни прискорбно,  ход  его  дальнейших  действий  был  предельно  ясен;
следовало соглашаться сразу же, пока его не покинуло мужество. Во имя  Блага
Империи и от него требовались жертвы. Он осторожно коснулся подбородка Мары,
чтобы заставить ее поднять голову и посмотреть ему в глаза.
   - Мы не станем чужими друг другу,  Благодетельная,  -  шепнул  он.  -  Ты
всегда будешь для меня самой желанной гостьей и лучшей советчицей.
   У Мары перехватило дыхание. Хокану, как всегда, безошибочно  угадал,  чем
можно растопить ее сердце. Она уже  знала,  как  ей  будет  не  хватать  его
постоянного присутствия, его нежных и бережных ласк. Но знала она и  другое:
если  не  вынудить  его  принять  это  решение,   он   умрет,   не   оставив
сына-наследника. Если ему будет некому передать свою деликатность  и  умение
выбирать справедливый и милосердный путь к цели - это будет преступлением.
   - Я люблю тебя, - беззвучно прошептала она.
   Но он уже успел поклониться и отойти; его поступь была твердой, словно он
уходил на бой.
   Присутствующие властители  благоговейно  застыли.  Их  поразило  мужество
Хокану и молчаливое страдание Мары. Империя вступала  в  новую  эру,  и  эта
незаурядная чета, которая приблизила возрождение, стала для  всех  наглядным
примером. Всем был явлен блистательный урок чести. Это означало, что  людям,
не способным жить по  меркам,  установленным  госпожой  Марой  и  господином
Хокану, то и дело придется краснеть за себя.
   Мальчик, сидящий на золотом троне, проглотил комок в горле. Он только что
отверг любимого отца. Скосив глаза на свою молодую жену,  Джехилью,  он  еще
раз издал судорожный вздох. Потом он  расправил  плечи,  которые,  казалось,
внезапно ощутили тяжесть императорской мантии, и подал знак глашатаю.
   Следующей должна была предстать  перед  ним  госпожа  Мара  Акома,  Слуга
Империи.
   Сперва она будто не расслышала своего имени: ее глаза были устремлены  на
пустой проход, по которому только что шагал Хокану. Однако  через  мгновение
она  тоже  распрямила  плечи  и  поднялась  по  ступеням   пирамиды,   чтобы
поклониться Свету Небес.
   Джастин покончил с протокольными  речами.  Он  не  сумел  заставить  себя
прибегнуть к заученным оборотам речи.
   - Мама! - воскликнул он с лукавой  улыбкой.  -  Тебе,  которая  не  знает
равных среди Слуг Империи...  -  Джастин  запнулся,  но,  получив  тычок  от
Джехильи, бросил на нее удивленный взгляд и продолжил:
   - Тебе доверяется регентство нашего правления вплоть до  достижения  нами
возраста двадцати пяти лет.
   Тронный зал огласился вежливыми рукоплесканиями, которые быстро переросли
в бурю восторга. Зазвучал приветственный клич почетного караула  Акомы,  его
подхватили Имперские Белые, а потом и воины Шиндзаваи.  Властители  один  за
другим вскакивали с мест и славили  госпожу  Мару.  Джастин  жестом  призвал
присутствующих к порядку, но они угомонились не сразу. Так и  не  дождавшись
полной тишины, он провозгласил:
   - Для тебя, госпожа Мара, величайшая из Слуг Империи, мы учреждаем  новый
титул. - Джастин встал с трона и воздел к небу руки. - Мы объявляем  госпожу
Мару Хозяйкой Империи!
   Разразились оглушительные вопли. На Мару устремились восторженные  взоры.
Она была изумлена, обрадована и опечалена.
   Она  никогда  не  требовала  признания  своей   власти   или   публичного
прославления. Единственное, к чему она всегда стремилась, -  это  сохранение
древнего рода Акома.
   Как странно, что с течением жизни, дарованной богами, она  стала  считать
все народы Империи своей семьей, а ее сын, рожденный от  варвара-невольника,
взошел на престол, получив титул Света Небес.
   Властитель  Кеда  так  и  не  удовлетворил  свое  любопытство  по  поводу
таинственного незнакомца в доспехах Имперского Белого -  даже  тогда,  когда
юный Император пригласил избранных на закрытую встречу к себе в кабинет.
   Это была отнюдь не тесная комната, а грандиозная зала, сверкающая золотом
перегородок  и  украшенная  старинными  росписями.   Джастин   успел   снять
императорские доспехи. По случаю этой встречи  он  надел  кафтан  с  золотой
каймой, извлеченный из гардероба предшественника. Наряд  оказался  великоват
для мальчишеской фигуры: пришлось его подколоть у  подола  и  в  плечах  при
помощи драгоценных металлических булавок.
   Войдя в  залу  и  поклонившись  полулежащему  на  подушках  Свету  Небес,
властитель Кеда с любопытством рассматривал присутствующих.
   Мара так и не сняла траурное красное одеяние. При ней находился  все  тот
же таинственный телохранитель. После недавно принятой ванны у  него  еще  не
просохли волосы.  Его  поджарое,  тренированное  тело,  свободное  от  белых
доспехов, теперь скрывал какой-то  невразумительный  балахон  с  зеленоватой
каймой. Лицо застыло в сосредоточенном  напряжении.  Подвижные  пальцы  были
аккуратно сцеплены на коленях.  Только  глаза  выдавали  его  ум;  ничто  не
ускользало  от  их  внимательного  взгляда.  "Быстрый  парень,   -   подумал
властитель Кеда, суждения которого обычно оказывались верными.  -  Такой  не
растеряется в трудную минуту, даром что сидит с отсутствующим видом".
   От Мары не укрылся интерес властителя Кеды.
   -  Позволь  представить  тебе  Аракаси,  верного  слугу  Акомы,   который
пользуется нашим высочайшим уважением.
   Любопытство властителя Кеды вспыхнуло с новой  силой.  Такой  неприметный
тихоня - неужели это и  есть  легендарный  Мастер  тайного  знания,  который
творил чудеса, добывая для Акомы любые сведения?
   Тихоня ответил ему прямо, словно прочел мысли Канцлера:
   - Когда-то я действительно был Мастером тайного знания  Акомы,  но  потом
понял, что у жизни и природы  есть  тайны  более  глубокие,  нежели  людские
интриги.
   Властитель Кеда обдумывал это замечательное утверждение.
   Император,  которому  они  все  служили,  был  еще  слишком   юн,   чтобы
разбираться в таких тонкостях. Он нетерпеливо ерзал на златотканых подушках,
а потом захлопал в ладоши, подзывая гонца:
   - Привести заключенного.
   Двое Имперских Белых ввели худощавого человека с  обкусанными  ногтями  и
проницательным взглядом. Властитель Кеда его узнал: это был Чимака,  который
служил первым советником у покойного  властителя  Джиро.  Имперский  Канцлер
нахмурился: он терялся в догадках,  зачем  его  призвали  на  это  почтенное
собрание, ведь он по должности не имел отношения к системе правосудия  и  не
занимался судебными делами о государственной измене.
   Несомненно, за убийством Императора Ичиндара стоял властитель Джиро. Клан
Омекана использовал осадные орудия, и армии  Омекана  подоспели  как  нельзя
более кстати, чтобы поддержать заговор Анасати с целью захвата трона. Чимака
при всем желании не мог бы оставаться в стороне; более того, именно он, судя
по всему, и разработал смертоносный план.
   Сомнения властителя Кеды разрешила Мара.
   - Тебя позвали сюда как свидетеля, - негромко пояснила  она  и  повернула
голову, чтобы видеть, как Чимака отвешивает низкий поклон Императору.
   Затем Чимака точно так же склонился перед Марой и тихо проговорил:
   - Великая госпожа, я наслышан  о  твоих  добродетелях.  Отдаюсь  тебе  на
милость и нижайше прошу сохранить мне жизнь.
   Кеда нахмурился. Бывший советник властителя Джиро наверняка был причастен
к убийству отца Хокану, да и к попытке отравления самой Мары.
   Знала об этом и Мара - достаточно было посмотреть на ее сжатые губы. Если
бы не происки этого человека, если бы не покушение на ее жизнь, которое лишь
чудом сорвалось, она еще могла бы родить наследника, а муж,  с  которым  она
вынуждена была расстаться, жид бы вместе с нею.
   Чимака пал ниц; у него мелко дрожали руки. Куда только  подевалась  былая
заносчивость: его униженное раскаяние выглядело искренним.
   - Джастин, - охрипшим голосом окликнула Мара.
   Мальчик стрельнул глазами на мать; казалось, он сейчас взбунтуется.
   Мара попыталась найти верные  слова,  но  вместо  нее  мальчика  урезонил
Аракаси.
   - Величество, - сказал он скрипучим голосом, - бывают такие минуты, когда
нужно затаить  злобу,  а  бывают  такие,  когда  следует  проявить  милость