лин,
не рискнут.  Отчасти  -  из  боязни  поставить  под  удар  свое  драгоценное
население, но главным образом - потому, что у них сейчас нет мага  с  такими
способностями...  Ухудшение  положения  на   острове   повлечет   за   собой
недовольство и беспорядки. Число изгнанников с Отшельничьего увеличится, а о
каких-либо действиях не придется и говорить... до поры.
   -  Тебя  послушать,  так  ты  незыблемо  веришь  в   осуществление   всех
Джеслековых замыслов.
   - Быть Высшим Магом в эпоху перемен  не  так-то  просто,  -  Стирол  тихо
смеется. - Вернусь-ка я в зал - надо проследить за голосованием, пусть это и
простая формальность.
   - А они правда осуществятся? Я о его планах.
   - Не исключено - если только его  успехи  не  будут  чрезмерными.  А  они
такими и будут, - Стирол кивает в сторону зала. - Идем, Ания.
   Ания хмурится, но направляется в зал Совета следом за Высшим Магом.

XXXVII

   - Это все, - Яррл опускает молот.
   Раздув большие двухкамерные меха,  Доррин  закрепляет  верхний  рычаг  и,
окунув тряпицу в масло, тщательно протирает наружную поверхность этих мехов.
Яррл тем временем убирает тяжелый молот и щипцы.
   Положив на полку  и  свой  молот,  Доррин  берется  за  метлу.  Вообще-то
подметать каждый вечер вовсе не обязательно,  однако  юноша  чувствует  себя
лучше, когда в кузнице чисто,  и  терпеть  не  может  оставлять  после  себя
беспорядок.  Он  уже   успел   переложить   по-своему   редко   используемые
инструменты,  хотя  те,  за  которые  Яррл  берется  регулярно,  оставил  на
привычных для кузнеца местах.
   Яррл уходит. Доррин кладет совок и метлу на место и, задвинув дверь, идет
к колодцу, смывает пепел и сажу, а оставшиеся капли  выливает  на  маленькую
клумбу.
   На севере, над океаном, собираются  тучи.  Солнце  уже  садится,  касаясь
краем оледенелых пиков Закатных Отрогов.  Вздохнув,  Доррин  направляется  к
себе в каморку. Она приобрела более обжитой вид благодаря камышовому коврику
и полученному от Рейсы старенькому стеганому  покрывалу.  Скоро  он  сделает
скобы для стола, а потом  смастерит  какой-нибудь  ларь  для  своих  скудных
пожитков.
   Юноша берет стоящий позади двери посох и направляется  к  загону,  откуда
слышен жалобный голос козы. Он  старается  восстановить  гармонию  организма
матери и еще не рожденного потомства, однако для этого ему не хватает то  ли
сил, то ли знаний.
   - Это все, девочка, - говорит Доррин, почесав между рогов тычущуюся носом
ему в руку козу, после чего открывает дверь сарая.
   В сарае  он  тренируется,  подвесив  грубо  сделанную  соломенную  куклу,
которая  служит  ему  в  качестве  мишени.  После  нескольких   восьмидневок
упражнений он чувствует себя куда более уверенным - и в  своих  руках,  и  в
своем  посохе.  Конечно,  упражнения  с  куклой  не  заменят  тренировок   с
напарником, но теперь он, по крайней мере, чувствует посох.
   Проделав  первую  серию  упражнений,  Доррин  перебрасывает  через  балку
веревку, подвешивает к ней мешочек с песком и толкает его, чтобы он качался.
Ему удается нанести по этой движущейся цели пяток довольно  сильных  ударов,
но в целом у него еще не все ладится и с равновесием, и с точностью.
   Через некоторое время его прошибает пот, а  колени  начинают  дрожать  от
усталости. Упражнялся он вроде бы не так  уж  долго,  но  после  целого  дня
работы в кузнице выматывает и это. Убрав мишени и отставив посох в  сторону,
Доррин берется за скребницу.
   Меривен тихонько ржет.
   - Знаю, подружка, знаю. Мне стоило почистить тебя раньше, но  ведь  мы  с
тобой еще прогуляемся. Сегодня после ужина.

XXXVIII

   Доррин привязывает Меривен  к  железному  кольцу  на  побитом  деревянном
столбе перед лесопилкой - зданием с  покатой  крышей  и  скользящей  дверью,
приоткрытой как раз настолько, чтобы он мог войти, не протискиваясь бочком.
   От поднятых его шагами опилок чешется нос, и,  входя  в  помещение,  где,
уминая хлеб с сыром, сидит чернобородый  молодой  человек,  Доррин  усиленно
трет переносицу.
   - Прошу прощения. Ты Хеммил?
   - Я? Хеммил? Хотелось бы,  приятель,  но  увы...  Я  всего  лишь  Пергун,
тутошний,  подмастерье.  А   любопытно...   -   Пергун   присматривается   к
темно-коричневому одеянию  гостя.  -  Что  могло  потребоваться  от  Хеммила
целителю? Ты ведь целитель, да? И  одет  похоже,  и  вид  у  тебя...  этакий
целительский.
   - Отчасти я целитель, но вообще-то - подмастерье у кузнеца Яррла. И не то
чтобы мне был нужен сам Хеммил, просто я ищу обрезки дерева...
   - Ага. Надо думать, полешки в пару локтей длиной и без сучков?  -  Пергун
говорит с набитым ртом, и слова его звучат не вполне разборчиво.
   - Да нет же,  тьма!  Я  имею  в  виду  именно  обрезки.  Куски  дерева  в
пол-локтя...
   - Ладно, паренек, - со смехом говорит Пергун, проглатывая последний кусок
и направляясь к  выходу  из-за  загородки.  -  Скоро  придет  Хеммил,  и  мы
возьмемся за работу, а пока можешь поискать, что тебе надо.  Вон  там  стоит
ларь с отходами,  какие  решено  пустить  на  растопку.  Приноси  сюда,  что
найдешь, и мы столкуемся, -  он  поворачивается  и,  снова  приглядевшись  к
Доррину, добавляет:
   - Одного вот только не пойму, на кой кузнецу деревянные чушки?
   - Да я не для Яррла подбираю.  Они  мне  нужны  для  работы...  -  легкая
головная боль тут же заставляет Доррина дать дополнительное объяснение:
   - Я собираюсь смастерить несколько действующих моделей.
   - А-а... - Пергун поднимает руку,  чтобы  почесать  макушку,  но  тут  же
опускает ее. - Ладно, тащи деревяшки.
   - Спасибо.
   - Паренек, а звать-то тебя как?
   - Доррин.
   - Слышь, Доррин, а как ты ладишь с мистрисс Петрой? Я ведь так понимаю, у
нее... То есть, люди-то толкуют... Ну, ты небось и сам...
   - Ежели ты имел в виду "дурной глаз", - с ухмылкой отзывается  Доррин,  -
то брехня все это, и насчет Петры, и насчет Рейсы. Семья у  них  славная,  а
что нелюдимы - так ведь это не преступление.
   - Ну... вообще-то я и сам так думал. Хонсард говорит, что Яррл  -  мастер
первостатейный. Он и для Хеммила всякую всячину мастерил. Наша новая пила  -
это ведь его работа. Зубья держит лучше, чем у  Генштааля,  -  что  тут  еще
скажешь. Ладно, - подмастерье тычет пальцем в сторону древесных  отходов,  -
давай, выбирай что приглянется, Доррин.
   Подбирая подходящие обрезки, юноша осматривает помещение. Запах дерева  и
опилок действует на него успокаивающе, однако расхолаживаться некогда.  Яррл
отпустил его неохотно, да и то лишь потому, что лесопилка закрывается в одно
время с кузницей.
   Отобранные деревяшки Доррин кладет  на  скамью  рядом  с  загородкой,  за
которой какой-то мужчина выговаривает Пергуну:
   - Нужно ему, гляди ж ты... Да ежели каждый подмастерье  в  Дью  наладится
сюда таскаться...
   - Да, хозяин. Но он просил только коротенькие...
   - Коротенькие... Знаем мы эти коротенькие...
   Оба оборачиваются, как будто уловив присутствие Доррина. Хеммил, ни слова
больше не сказав, направляется к пиле.
   - Сколько с меня? - спрашивает Доррин у подмастерья.
   - Я бы за так отдал, да видишь,  какие  дела...  -  Пергун  со  значением
кивает вслед хозяину.
   - Слышал я ваш разговор, - вздыхает Доррин,  глядя  на  деревяшки.  -  Но
медяка-то хватит?
   Он надеется, что его голос не звучит слишком уж просительно.
   - Не то чтобы ты отобрал такие уж большие куски... -  Пергун  ухмыляется,
запускает пальцы в черную бороду, а потом машет рукой:
   - Ладно, пусть будет медяк, но только потому, что мне  вовсе  не  с  руки
огорчать да сердить целителя. Во всяком случае, так я скажу Хеммилу.
   Доррин роется в своем кошельке.
   - Сам-то я с радостью отдал бы тебе все даром, - уверяет  Пергун,  -  сам
ведь подмастерье и знаю, что у нашего брата денег не густо, но  ведь  Хеммил
меня живьем зажарит, - бородатый малый делает паузу, а потом спрашивает:
   - А ты когда-нибудь заглядываешь к Кирилу?  Мы  собираемся  там  в  конце
каждой восьмидневки.
   - Нет, я там не бывал. Я вообще плохо знаю Дью, да и устаю  так,  что  на
гульбу сил не остается.
   - Ну, ты слишком молод, чтобы сидеть в четырех стенах,  -  Пергун  качает
головой. - А узнать Дью как следует успеешь,  когда  женишься  на  хозяйской
дочке и осядешь у нас.
   - Я на ней не женюсь, хоть она и славная, - возражает Доррин.
   - Ну тогда просто так приходи, гульнем, да и город тебе покажем.
   - Постараюсь, - говорит Доррин, вручая ему медяк.
   - Вечером, в конце любой восьмидневки. Прихвати с собой  пару  медяков  -
вот и все, что требуется.
   - Может, не на этой восьмидевке, но приду обязательно, - обещает  Доррин,
забирая обрезки.

XXXIX

   Чуть ли не  со  стоном  Доррин  выходит  на  середину  сарая  и  начинает
выполнять упражнения, которым больше года назад  -  неужели  прошло  столько
времени?   -   его   научила   Лортрен.   Сосредоточившись,   он   старается
гармонизировать движения посоха и собственного тела. Спустя некоторое  время
юноша подвешивает  качающуюся  цель,  толкает  ее,  приводя  в  движение,  и
начинает наносить удары из разных позиций.
   Увлекшись, он подходит слишком близко ко  второму  стойлу,  и  его  посох
рикошетом отскакивает от деревянной скобы. Юноша поскальзывается на  соломе.
Как только не  упал!  Но  именно  такие  неудачи  и  заставляют  его  упорно
продолжать тренировки.
   Наконец, взмокший от пота, с налипшими на лицо и руки соломой и  мякиной,
он ставит посох в угол.
   -  Координация  движений  у  тебя  недурна,  но  ты  именно  проделываешь
упражнения, а нужно чувствовать себя, как в настоящей схватке, -  произносит
Рейса. Она только что вошла в сарай. - Ты малоподвижен. Чтобы уйти от твоему
удара, меченосцу достаточно слегка отступить.
   - Знаю.  Кадара  говорила  мне  нечто  подобное,  -  соглашается  Доррин,
указывая на раскачивающуюся мишень. - Поэтому я и подвесил эту штуковину.
   - Вообще-то тебе  надо  привыкнуть  одновременно  с  выпадом  делать  шаг
вперед, - ухмыляется Рейса, - а так - ты  молодец.  Во  всяком  случае,  для
кузнеца или целителя у тебя получается неплохо. Мечом ты владеешь так же?
   - Мечом я вообще не владею.
   - Это потому, что ты целитель.
   Доррин утирает лоб тыльной стороной ладони и кивает.
   - А твои друзья? Они владеют мечом так же, как ты посохом?
   - Лучше. Гораздо лучше.
   Попавший в открытую дверь сарая порыв ветра  облепляет  просторные  брюки
Рейсы вокруг ее ног.
   - Жаль... - седовласая однорукая женщина качает головой.
   - Тебе жаль, что ты не родилась на  Отшельничьем?  -  удивляется  Доррин,
отвязывая веревку и снимая набитый песком мешочек. - Где ты  изучала  боевые
искусства?
   - Далеко отсюда, - женщина смотрит через  плечо,  словно  надеясь  что-то
разглядеть вдали. - В Южном Оплоте.
   - Ты жалеешь, что покинула его?
   - Бывает. Но человеку не дано получить все желаемое. Ему дается лишь  то,
чего он способен добиться, - Рейса на минуту  умолкает,  а  потом  переводит
разговор на другую тему:
   - На ужин придешь?
   - Пожалуй, нет. Я  договорился  с  Бридом  и  Кадарой,  мы  встретимся  в
таверне.
   - Понимаю. Они слишком хороши, чтобы бывать здесь.
   Доррин, держа в  руках  свою  мишень,  молча  ждет,  когда  жена  кузнеца
продолжит.
   - Ежели ты оказываешься слишком хорош для того, что делаешь, - размышляет
она вслух, мысленно возвращаясь в прошлое, - тебя в конце  концов  настигает
хаос. Но в твоем случае это произойдет не скоро.
   - Почему? - спрашивает Доррин, сматывая веревку.
   - Ты еще не научился всему тому, что тебе нужно знать, - отвечает Рейса с
едва заметной улыбкой. - И не принимай мои слова близко  к  сердцу:  старухи
вечно ворчат. Развлекайся со своими друзьями.
   Она уходит так же бесшумно, как и пришла.
   Убрав принадлежности для  упражнений,  Доррин  чистит  щеткой  Меривен  и
переодевается в чистую полотняную рубаху и коричневые штаны. Натянув  сверху
тонкую кожаную тунику, он возвращается в стойло и седлает лошадь.
   Клумба у заднего крыльца залита лучами полуденного солнца и  радует  глаз
зеленью, оттененной желтизной и пурпуром шалфея.  Забыв  на  миг  обо  всем,
Доррин полной грудью с наслаждением вдыхает пряные ароматы.
   В седло он взлетает с куда большей легкостью, чем мог даже мечтать в  тот
день, когда впервые взгромоздился на Меривен.
   Едва свернув на проходящую за домом Яррла дорогу, Доррин нагоняет фургон,
помеченный эмблемой Хонсарда, каковой самолично сидит на козлах.
   - Добрый день, мастер Хонсард, - говорит Доррин, слегка склонив голову.
   - День добрый, - бурчит с козлов возница.
   Легкие  белые  облака  клубятся   над   западным   горизонтом   в   свете
послеполуденного  солнца,  когда  Доррин  останавливает   Меривен   напротив
трактира. Точнее, перед его обгорелыми, дымящимися развалинами.
   Какой-то солдат из Спидлара придерживает коня перед покосившейся стеной и
закопченной вывеской неподалеку от того места, где  остановился  Доррин.  На
вывеске угадывается дно пивной кружки; верхняя часть  изображения  выгорела.
Позади чудом не рухнувшей стены высится здоровенная, в рост человека,  груда
мусора и обломков, усыпанных сверху черепицей от провалившейся крыши.
   - Демоны! - бормочет солдат себе под нос.
   На камне возле дымящихся развалин сидит  женщина  с  перепачканным  сажей
лицом и младенцем на руках.
   - Господин, - умоляюще произносит она, завидев солдата, - подай  на  еду,
мне и моей дочурке.
   Воин колеблется, но потом машет рукой и  со  словами  "а,  все  равно  бы
пропил!.." бросает на мостовую монету.
   Женщина тянется за ней, но тут из проулка выскакивает какой-то оборванец.
Схватив медяк, он пытается улизнуть.
   - Вор! - пронзительно и  отчаянно  кричит  нищенка.  Доррин  не  успевает
понять,  как  оказавшийся  в  его  руках  посох  словно  сам  собой  сбивает
похитителя наземь.
   - Ублюдок! - злобно рычит тот, вскакивая на ноги и выхватывая нож.
   Неуловимое движение посоха - и выбитый ударом по запястью нож  со  звоном
падает на камни.
   - Отдай женщине ее монету, - говорит Доррин.
   Юнец смотрит на свой нож, потом поднимает глаза на  Доррина  и,  внезапно
отскочив в сторону, припускает бегом в другой проулок.
   На сей раз Доррин не успевает зацепить  его  посохом.  Надо  бы  побольше
упражняться верхом, но где взять время еще и на это?
   Юноша  поднимает  нож  -  белая   бронза   окутана   хаосом,   болезненно
воспринимаемым его чувствами, - и опускает трофей рукоятью вверх в маленький
мешочек у передней луки седла.
   Встреча с Кадарой и Бридом была назначена  в  "Пивной  Кружке",  а  не  в
"Рыжем Льве" Кирила. У солдат вообще принято посещать  "Кружку",  тогда  как
завсегдатаи "Льва" - в большинстве своем горожане.
   - Видно, приятель, придется теперь и  нам  ехать  к  Кирилу,  -  замечает
солдат. - Как я понимаю, теперь, кроме "Рыжего Льва", податься некуда.
   Он поворачивает серого в яблоках коня и направляет его  вверх  по  улице.
Доррин, бросив последний взгляд на сгоревшую гостиницу, берется за  поводья,
но его останавливают жалобные причитания нищенки:
   - А мой медяк, господин? Как же мой медяк?
   От нее исходит ощущение хаоса, однако не зла, а просто беспорядка.
   Порывшись в кошельке, Доррин  бросает  ей  медяк,  а  потом,  взяв  двумя
пальцами отобранный у воришки нож, кидает ей и его:
   - Возьми. Может, сумеешь продать.
   Порыв жаркого ветра бросает ему в лицо сажу, и Доррин смаргивает, а когда
открывает глаза, нищенки перед развалинами "Кружки" уже и след простыл.
   Возле конюшни "Рыжего Льва" Доррин спешивается и, держа поводья  в  одной
руке, а посох в другой, заглядывает под узкий навес.
   - Привет, целитель, -  говорит  кудлатый  конюх,  волокущий  тюк  сена  к
стойлу.
   - Привет, Ваос. Сегодня у тебя конюшня битком набита.
   - Кирил будет рад, но вообще-то от солдатни одна морока.
   - Что, все они так уж плохи?
   - Демоны, конечно же, нет! Но почем мне знать, кто из них расщедрится  на
хорошую выпивку, а кто будет  скупердяйничать?  Ну  а  скупердяи  нам  ни  к
чему... Поставь свою кобылу в крайнее стойло, рядом с Кириловой. Он  весь  в
делах и ничего не заметит, а лошадки обе славные, так что они поладят.
   - А можно?
   - Раз я сказал, значит, можно. Положись на меня, целитель.
   - Спасибо, приятель, - с улыбкой говорит Доррин, потрепав Ваоса по плечу.
Тот выразительно посматривает на свой тюк. Заметив это, Доррин отставляет  в
сторону посох, вручает юнцу поводья и взваливает кипу сена себе на плечи.
   - Нести-то куда?
   - Брось в ту кормушку, во  втором  стойле.  Я  потом  веревки  разрежу  и
раскидаю куда требуется.
   Во втором стойле ржет и скалит зубы рослый белый жеребец. Остановившись и
удерживая тюк на плече, Доррин пытается успокоить коня. Жеребец снова  ржет,
но уже не так злобно. Юноша сбрасывает сено в ясли и гладит коня пальцами по
лбу.
   - У белого что-то болит? - обращается он к конюху.
   - Понятия не имею. Я вообще не видел, как его ставили, - отзывается Ваос,
ведя Меривен к дальнему стойлу.
   Задержавшись, Доррин оглаживает коня обеими руками и, обнаружив рубцы  от
плети, исцеляет их, снимая боль и отчасти успокаивая животное.
   - Бедняге досталось плетью.
   - Чертова солдатня, - равнодушно ворчит конюх.  -  Я  принесу  зерна  для
твоей лошадки.
   - Ну, это не обязательно.
   - А тебе было вовсе не обязательно заниматься чужой лошадью, - с ухмылкой
отзывается Ваос.
   - Делаю что могу, - ухмыляется в свою очередь Доррин и берет посох.  Пока
Ваос роется в бочке щербатой жестяной кружкой, Доррин выходит из  конюшни  и
направляется к трактиру
   - Смотри! Я ж тебе говорила, что он сообразит, - заслышав знакомый голос,
Доррин поднимает глаза и видит у дверей Кадару с Бридом.
   - Вы куда лошадей пристроили? - спрашивает он. - Что-то я их не  заметил.
Неужто проглядел?
   - Пришлось поставить в платную конюшню. А ты?
   - Я... э... Ваос подыскал тут... местечко для Меривен.
   - И  что  же  ты  для  него  сделал?  -  спрашивает  Кадара  чуть  ли  не
снисходительно.
   - Ничего особенного. Просто потолковал с ним.
   - Ты здесь впервые?
   - Нет, бывал пару раз с Пергуном. Это подмастерье с лесопилки.
   - Видишь, Кадара,  -  широко  ухмыляется  Брид,  -  твой  друг  вовсе  не
беспомощен. Просто он все делает по-своему, потихоньку.
   - Ага, никогда не спешит, но коли упрется, так с места не сдвинешь.
   Брид смотрит на Доррина и пожимает плечами, словно говоря: "Ну что с  нее
взять?"
   Доррин пожимает плечами ему в ответ.
   - Мужчины... - кривит губы Кадара, переводя взгляд с одного на другого.
   Брид занимает столик, освобожденный уходящими солдатами. Не  успели  трое
друзей усесться, как перед ними появляется служанка.
   - Что будете пить?
   - Темное пиво.
   - Мне тоже.
   - А мне сок, - добавляет Доррин.
   - А, это ты целитель! А как насчет еды?
   - А что есть?
   - Что и всегда - мясо в соусе или пирог с дичью. И  то  и  другое  -  три
медяка. Есть, правда, еще отбивные, но брать не советую.
   - Мне мяса, - говорит Доррин.
   - И мне, - в один голос вторят ему Брид и Кадара.
   - Надо же, а мы-то думали, что, приглашая  тебя  сюда,  даем  возможность
отдохнуть от тяжкого труда в кузнице, - насмешливо укоряет Доррина Кадара.
   - Так оно и есть. Просто иногда я устраиваю себе отдых сам, а иногда  мне
помогает еще и Пергун.
   - Тебе все еще нравится работать в кузнице?
   - Я учусь. Яррл говорит, что мне еще многое следует усвоить, а мастер  он
славный. Думаю, не хуже Хегла.
   На столе, одна за другой, появляются три кружки. Доррин  вытаскивает  два
медяка, но Кадара успевает вручить служанке полсеребреника.
   - Сегодня мы угощаем.
   - Спасибо.
   - Ну, как у тебя дела? - снова спрашивает Кадара. - Выкладывай все!
   - Хорошо. Яррл разрешает мне пользоваться горном по ночам, и я смастрячил
несколько вещичек. Но на серьезное дело требуется время.
   - Возможно, у тебя его бол