Я ничем не болен, -- сказал он, дойдя до соответствующего пункта.
     Напишите  "ожирение",  -- предложил  старик.  --что хотите,  неважно. А
какие-нибудь родственники у вас есть?
     - Троюродная сестра  в Воккерстроме, -- ответил коммандант, недоумевая,
зачем эти сведения могут понадобиться гостинице.
     Ну вот, теперь  все. -- сказал  старик. --  Можете занимать номер "6 --
Промывка кишок".
     О Господи, - запротестовал  коммандант, - не нужна мне никакая промывка
кишок. Со мной все в порядке.
     Номер "4  -- Ухо, горло,  нос" тоже  свободен, но из него хуже вид,  --
ответил  старик  и  зашаркал  по  коридору.  Коммандант  без особой  радости
последовал за ним. Они прошли мимо нескольких комнат с табличками  на дверях
-- от  номера "8 -- Гальванотерапия" до  номера "12 -- Ингаляция".  Дойдя до
конца коридора,  старик остановился около номера "6  Промывка кишок" и отпер
дверь.
     Осторожно с холодным краном, - - предупредил он. -- Вода здесь довольно
горячая.
     Коммандант  вошел вслед за ним в комнату и огляделся. В одном  ее  углу
стояла  белая крашеная кровать того типа, какие обычно бывают в больницах, в
другом  --  старый  гардероб  с облезшим  и  потускневшим зеркалом. В полном
соответствии с тем,  о чем предупреждала табличка  на двери, в дальнем  углу
комнаты  находились  какие-то  фаянсовые ванночки, тазы  и  кувшины. Там  же
поблескивали  медные трубы и  краны, в назначении которых  у комманданта  не
было ни  малейшего желания разбираться.  Стены комнаты были облицованы белой
керамической плиткой,  что  придавало ей  еще большее сходство с больницей и
лишало малейших намеков на уют.
     По  утрам здесь бывает  солнце, -  сказал  старик.  --  И  вид из  окна
прекрасный.
     Да уж, - ответил коммандант, поглядев на окна, в которые было вставлено
матовое фигурное стекло. -- А чем это здесь воняет?

     Серой. Она в воде, -- пояснил  старик.  -- Хотите взглянуть на  комнату
"Ухо, горло, нос"?
     Пожалуй,-- решил  коммандант.  Они  вышли назад в коридор  и  прошли  в
какое-то боковое ответвление от него.
     Лучше поселяйтесь в "Промывке кишок", -  посоветовал старик,  пропуская
комманданта  в  маленькую  темную  комнатку,  где,  правда, не  было  такого
зловещего оборудования, как  в первой, зато  сильнее пахло серой. Коммандант
Ван Хеерден замотал головой.
     Я  возьму ту комнату, --  проговорил он, не в  силах произнести  слова,
которые  могли бы оказаться неверно истолкованными. - Но я буду здесь только
жить, - уточнил он, когда вместе со стариком они шли назад по коридору. Жить
и осматривать окрестности.
     Если вам понадобится моя помощь, обращайтесь, -- сказал старик. -- Обед
через полчаса в насосной.
     С этими  словами старик пошаркал куда-то по  своим  делам, а коммандант
остался  один.  Усевшись на  краешек  кровати,  он обозревал свою  комнату с
чувством  глубочайшего  разочарования. Потом  он  поднялся  и  отправился на
поиски кого-нибудь, кто принес бы из машины  его багаж. Делать это  в  конце
концов пришлось ему самому.  Подняв багаж, он расставил  его по комнате так,
чтобы  по возможности прикрыть  сумками  и удочками  столь беспокоившие  его
трубы,  тазы  и ванны.  После чего открыл  окно и, став на унитаз,  выглянул
наружу.  Вид,  как и  говорил старик, оказался весьма живописным.  Тропинки,
проложенные  через густую  зелень,  начинались от  того, что  когда-то  было
лужайкой вокруг дома, и, извиваясь, вели к реке, по берегам которой росли не
ивы, как позволяло предположить название гостиницы*, а какие-то  неизвестные
комманданту  деревья.   Но  внимание  Ван  Хеердена  привлекло  не  то,  что
находилось непосредственно вокруг  гостиницы. И  даже  не огромного диаметра
сточная труба, отчасти закамуфлированная под  нагромождение  камней, которая
шла в сторону  реки  и, несомненно,  несла в  себе многие тонны какой-нибудь
отвратительной  дряни. Внимание  ком-манданта привлекли  горы. Они выглядели
впечатляющими даже с вершины перевала Роой-Нек.  Но отсюда, из комнаты номер
"6 --  Промывка  кишок", они  казались  божественно-величественными.  Нижняя
часть их склонов была покрыта зарослями акаций, эвкалиптов и колючек. А  над
горными лугами, где  среди валунов и каменных глыб  паслись козлы, с  риском
для  жизни  выгрызая  среди  расщелин траву,  над  каменными  осыпями  гордо
возвышались вершины, отвесно  уходившие вверх, к  сияющему чистой голубизной
небу.
     "Здесь  обязательно  должны  водиться  бабуины",  -подумал  коммандант,
которого  пейзаж настроил на  поэтический лад.  Он  спустился с  возвышения,
изготовленного,  как он  заметил,  "Файсонс с  сыновьями"  фирмой  фаянсовых
санизделий из Хартлпула, и отправился на поиски столовой.
     Она располагалась в большой комнате, называвшейся  "Насосная". В центре
ее был миниатюрный мраморный фонтан, непрерывно журчавший и распространявший
вокруг  тот  же запах, который так  не понравился комманданту в его комнате.
Смешиваясь  с доносившимся  из  кухни запахом тушеной капусты,  аромат  этот
приобретал  здесь  не  столько  минеральный, сколько  органический  оттенок.
Коммандант сел за столик возле окна, выходившего  на террасу. В комнате были
заняты еще  три столика, хотя  в  ней  могли бы одновременно разместиться не
меньше  сотни посетителей.  В одном углу  перешептывались две пожилые леди с
подозрительно короткими прическами, а  за столиком, стоявшим около  фонтана,
сидел мужчина, внешне показавшийся комманданту коммивояжером.
     Никто  с ним не поздоровался, и  коммандант, сделав  цветной официантке
заказ, попытался вступить в разговор с коммивояжером.
     Часто  вы  сюда приезжаете?  - спросил он, силясь перекричать  журчание
фонтана.
     У меня вспучивание от газов. В кишечнике. А  у них - камни, - - показал
тот в сторону сидевших в углу женщин.
     Вот как, -- ответил коммандант.
     - Вы тут впервые? -- спросил молодой человек. Коммандант кивнул.
     - С каждым разом вам будет  здесь нравиться все больше,  -- сказал  его
собеседник.
     Сделав вид, будто  он  не  расслышал, коммандант молча закончил  обед и
вышел в холл, оглядываясь в поисках телефона.
     Если хотите позвонить, надо ехать в город, - объяснил ему старик.
     А где живут Хиткоут-Килкууны?
     Ах, этим, -  презрительно фыркнул  старик. - Этим позвонить нельзя. Они
слишком  важные.  Мы  им  предложили  в складчину  провести  линию,  но  они
отказались.  Они  не вступают в  складчину с теми,  кто не их круга.  Хотят,
чтобы к ним никто не совался. Если правда все то,  что о них  говорят, тогда
им действительно не нужно, чтобы к ним совались.
     С  этими словами  старик скрылся  в  комнате,  на  двери  которой  было
написано "Процедурная", не оставив комманданту иного выхода, кроме как ехать
в город и там выяснять дорогу к дому Хиткоут-Килкуунов.
     Тем  временем в Пьембурге  уже начались перемены, вызванные отсутствием
комманданта Ван Хеерде-на. Лейтенант Веркрамп приехал на службу рано утром и
расположился в кабинете комманданта.
     -  Этих  сотрудников немедленно вызовите ко мне, - приказал он сержанту
Брейтенбаху  и  вручил  ему  список,  в  котором  значились  фамилии  десяти
констеблей, чья  мораль  в вопросах половых  сношений  с представительницами
других рас не выдерживала никакой критики. - И подготовьте камеры на верхнем
этаже. Одну из стен побелить, в каждую камеру поставить по койке.
     Когда  вызванные   явились,  Веркрамп  побеседовал   с  каждым  из  них
поодиночке.
     - Констебль Ван Хейниген, - строго обратился лейтенант к первому, -- вы
спали с черными женщинами? Спали. Не отрицайте.
     Констебль Ван Хейниген выглядел ошарашенным.
     Но, сэр... -- начал он, однако Веркрамп оборвал его.
     Отлично,  -- констатировал он. -- Рад, что вы не отпираетесь. Вам будет
предписан курс лечения, который избавит вас от этой болезни.
     Констебль Ван Хейниген никогда не думал, что привычка насиловать черных
баб - это болезнь.  Он  всегда считал, что это одна из тех мелких привилегий
--  нечто  вроде   чаевых,   --   какие  обычно   бывают   на  неприятной  и
малооплачиваемой работе.
     -  Вы сознаете, что такой курс вам будет  только полезен?  - не столько
спросил, сколько почти приказал Веркрамп, так что возможность не согласиться
с  его  утверждением  заведомо исключалась.  -- Отлично.  Тогда  распишитесь
здесь. -- Он  бросил на стол  перед пораженным  костеблем какую-то  форму  и
всунул ему в руку авторучку. Констебль Ван Хейниген расписался.
     - Благодарю. Следующий, - распорядился Веркрамп.
     За час  лейтенант провел столь же энергичные  беседы и с  остальными, в
результате   чего   все  десять  констеблей  подписали  бумагу,   в  которой
добровольно  соглашались пройти  курс  лечения от ненормальной склонности  к
половым сношениям с представительницами других рас.
     - Начало хорошее,  - сказал Веркрамп сержанту Брейтенбаху, -  думаю, мы
сумеем убедить всех сотрудников подписать такое обязательство.
     Сержант согласился, но высказал одно предложение.
     Полагаю,  сэр,  мы  могли  бы  исключить  сержантский  состав.  Как  вы
считаете? -- спросил он. Веркрамп задумался.
     -  Пожалуй,  --  неохотно  согласился  он.  -- Кто-то  же должен  будет
проводить лечение.
     Сержант  распорядился  о  том,  чтобы  все полицейские,  которые  будут
заступать   на  дежурство,   предварительно  подписывали   бы  согласие   на
прохождение  лечения,  а  Веркрамп  поднялся тем  временем  наверх проверить
подготовленные камеры.
     В каждой из  них была  уже побелена одна  из  стен. Напротив этой стены
стояла  кровать, а возле  нее на столике  - проектор для показа  слайдов. Не
хватало пока  только слайдов.  Веркрамп вернулся к  себе в  кабинет  и снова
послал за сержантом Брейтенбахом.
     - Возьмите пару машин, поезжайте куда-нибудь за город и привезите сотню
цветных  девок, --  приказал лейтенант.  --  Постарайтесь отобрать  тех, что
покрасивей. Тащите их сюда, и пусть наш фотограф всех их снимет. Голыми.
     Сержант   Брейтенбах  взял  два  полицейских  фургона  и  отправился  в
Адамвилль,  черный городок  неподалеку  от Пьембурга, исполнять  приказание,
показавшееся  ему простым  и  ясным.  На  практике,  однако,  все получилось
сложнее,  чем он  предполагал.  Пока  полицейские  вытаскивали  из  домов  и
заталкивали  в  фургон  первый десяток  черных  девушек,  собралась  большая
рассвирепевшая толпа, а городок охватили волнения.
     Отпустите наших женщин! -- требовала толпа.
     Выпустите  нас! --  верещали в фургоне сами женщины. Сержант Брейтенбах
попытался объяснить смысл предпринимаемых действий.
     - Мы их только  сфотографируем,  без  одежды,  растолковывал  он.-  Это
делается для  того,  чтобы  белые  полицейские не спали  больше  с женщинами
банту.
     Подобное объяснение прозвучало, как и следовало ожидать, неубедительно.
Судя по всему, толпа явно считала, что фотографирование черных женщин голыми
окажет на белых полицейских прямо противоположное воздействие.
     Перестаньте насиловать наших женщин! -- кричали африканцы.
     Именно это  мы и пытаемся сделать, -- отвечал им через громкоговоритель
сержант, но  его  слова  ни до кого  не доходили.  Слух  о  том, что полиция
собирается перепортить всех молодых женщин, разнесся по  городку с быстротой
молнии.  Когда  вокруг  полицейских   машин  начали  падать  камни,  сержант
Брейтенбах приказал своим людям взять автоматы наизготовку и начать отход.
     Вот  так всегда,  -- заметил  Веркрамп,  когда  сержант доложил  ему об
инциденте.  --  Стараешься  им  помочь,  а  они  отвечают  подобным образом.
Бунтуют, черт бы  их побрал. Я всегда  говорил,  что  кафры тупые. Глупы как
пробки.
     Попробовать еще раз? Нужны нам еще девки? - спросил сержант.
     Конечно.  Десяти  мало, -- ответил Веркрамп.  - Сфотографируйте этих  и
отвезите их назад. Когда там увидят, что с этими  ничего не случилось, толпа
успокоится.
     Слушаюсь, сэр, --с сомнением в голосе ответил сержант.
     Он спустился в подвал и стал следить за работой полицейского фотографа,
которому  с  трудом  удавалось  заставить  женщин  постоять  какое-то  время
спокойно. Сержанту пришлось в  конце концов вытащить револьвер и пригрозить,
что,  если  женщины  не  будут  делать  то,  что  им  говорят,  он  их  всех
перестреляет.
     Вторая  вылазка  в  Адамвилль  оказалась  еще  более  трудной  и  менее
успешной, чем первая. На этот раз наряду с фургонами сержант прихватил также
четыре  бронетранспортера и несколько  грузовиков с полицейскими, однако все
равно нарвался на неприятности.
     Сержант  Брейтенбах приказал отпустить тех  женщин, которых полицейские
изловили во время первой  вылазки  и теперь  привезли  назад, и  обратился к
возбужденной толпе.
     Видите,  с ними  ничего не  случилось!  -- прокри  чал он.  Из фургонов
высыпали женщины, они были голые, на их телах видны были ссадины.
     Он грозился перестрелять нас! -- закричала од на из них.
     Во  время  бунта,  который  последовал за  этим  заявлением и  попыткой
полиции захватить для  тех же целей еще  девяносто женщин, полицейские убили
четырех африканцев и ранили больше десятка. Когда сержант Брейтенбах покидал
поле битвы, в фургонах у него  сидели еще двадцать пять  женщин, а под левым
глазом, в том месте, куда ему угодил камень, наливался огромный синяк.
     - Пошли они к черту все! - выругался сержант, когда колонна двинулась в
обратный  путь.  Подчинен ные  поняли  его слова буквально, и после того как
двадцать   пять   женщин   по   прибытии   в    полицейский   участок   были
сфотографированы, ими воспользова лись в свое удовольствие,  а потом с миром
отпустили по домам. Вечером того  же дня исполнявший обязанности комманданта
Веркрамп  сообщил  прессе,  что в  результате  межплеменных  столкновений  в
окрестностях города убиты четыре африканца.
     Как  только  цветные  слайды  были  изготовлены,  Веркрамп   и  сержант
Брейтенбах  поднялись  на верхний  этаж полицейского  управления, где десять
констеблей с некоторым трепетом ожидали начала лечения. Появление шприцев  и
устройств для электрошока никак не способствовало поднятию их духа.
     Пациентов  выстроили  в  коридоре,   и  Веркрамп  обратился   к  ним  с
напутствием.
     Сегодня,  сказал он,  вам  предстоит  принять участие  в  эксперименте,
который может  изменить ход истории.  Вы все знаете, что нам, белым, живущим
на Юге Африки, угрожают миллионы черных.  И если мы хотим выжить и сохранить
чистоту нашей расы в том  виде, в каком  ее создал  Бог, мы должны научиться
сражаться  не  только  при  помощи  оружия.  Мы  должны  научиться  вести  и
выигрывать также и моральные битвы. Мы должны очистить наши умы и  сердца от
грязных  мыслей  и побуждений.  Именно  это  сделает  начинаемый  нами  курс
лечения. Каждый из нас испытывает  естественное отвращение  к  кафрам. Такое
отвращение   -часть  нашей  природы.  Лечение,   которому   вы   согласились
добровольно подвергнуться,  укрепит  в  вас  это  чувство.  Вот  почему  оно
называется  курсом отвращения. К  концу этого  курса от  одного  только вида
черной женщины вас станет тошнить,  и у вас  выработаются рефлексы,  которые
позволят вам избегать любых  контактов с  этими  женщинами. Вам не захочется
спать  с ними. Вам  не захочется прикасаться к ним. Вам не захочется держать
их в своем доме  даже  как  слуг.  Вам не захочется,  чтобы они стирали вашу
одежду.  Вам  не захочется,  чтобы они ходили по улицам.  Вам  не захочется,
чтобы они вообще были где бы то ни было в Южной Африке...
     По  мере  того  как  лейтенант  Веркрамп  перечислял,  чего  впредь  не
захочется десяти  констеблям, голос его становился все выше и выше.  Сержант
Брейтенбах начал нервно  покашливать. У него выдался трудный денек, а  кроме
того,  болезненно напоминал о себе порез  на лбу, и ему вовсе  не хотелось в
довершение всего иметь еще дело с впавшим в истерику исполняющим обязанности
комманданта.
     -  Будем начинать,  сэр? -- спросил он, перебивая Веркрампа.  Лейтенант
потерял мысль и остановился.
     - Да,  --  ответил  он. --  Начнем эксперимент.  Добровольные  пациенты
разошлись по камерам,
     где  их  заставили  раздеться  и надели  на  них смирительные  рубашки,
заранее приготовленные и уложенные на койках наподобие пижам. С облачением в
смирительные  рубашки  возникли  некоторые  трудности,  и  в  паре   случаев
потребовалась  помощь  нескольких  сержантов,  чтобы  натянуть  их на  самых
крупных и  сильных  полицейских. В конце концов, однако,  каждый  из  десяти
констеблей был переодет  и  связан,  и Веркрамп  наполнил апоморфином первый
шприц.
     Сержант Брейтенбах с растущей тревогой наблюдал за его приготовлениями.
     - Хирург предупреждал не давать слишком  боль  шую дозу,  - - прошептал
сержант Веркрампу. - - Он говорил, что иначе можно и убить. Только по три ку
бика.
     - У вас что, сержант, поджилки  задрожали? -спросил Веркрамп.  Лежавший
на  койке  констебль неотрывно смотрел на  иглу,  и  глаза  его  наполнялись
ужасом.
     Я передумал! -- отчаянно завопил он.
     Ничего ты не передумал, ответил Вер- крамп. --  Мы это делаем для твоей
же пользы.
     Может быть, испробуем сперва на кафрах?  - спросил  сержант Брейтенбах.
-- А то не здорово ведь будет, если кто-нибудь из наших людей помрет.
     Веркрамп на минуту-другую задумался.
     -  Ты прав, -- согласился он в конце концов.  Они отправились в камеры,
расположенные на первом эта же, и  ввели  нескольким африканцам  разные дозы
апо-  морфина. Результаты  полностью  подтвердили  худшие  опасения сержанта
Брейтенбаха.  Когда  третий негр  подряд  впал  в состояние  комы,  Веркрамп
выразил удивление, смешанное с восхищением.
     Мощная штука, -- сказал он.
     Может, ограничимся только электрошоком? - спросил сержант.
     Пожалуй,  -- с грустью произнес Веркрамп. Ему очень хотелось потыкать в
добровольных  пациентов  иголками.  Приказав сержанту послать за полицейским
хирургом, чтобы тот  оформил свидетельства о  смерти подопытных  африканцев,
лейтенант  вернулся на верх ний этаж и заверил пятерых добровольцев, которым
должны были вводить апоморфин, что те могут не волноваться.
     Уколов не будет, -- сказал он им, -- вместо них применим электрошок. --
И включил диапроектор.  На  противоположной  стене камеры появилось изображе
ние  обнаженной чернокожей  женщины.  На эту часть  эксперимента  каждый  из
добровольцев ответил эрек цией. Веркрамп покачал головой.
     Позор!   --   пробормотал   он,  прикрепляя  липкой   лентой   контакты
электрошокового устройства к бодро настроенному члену одного из пациентов. -
- А те перь, -- сказал он сержанту, сидевшему рядом с  кой  кой,  --  каждый
раз, когда  будешь  менять слайд,  давай  ему  удар. Вот так, --  и Веркрамп
энергично  завертел  рукоятку  генератора.  Лежавший  на  кровати  констебль
задергался, как в конвульсии, и  завопил. Веркрамп посмотрел на  его пенис и
остался доволен. - Ви дишь,  -- сказал он сержанту, -- действует.  -- И  сме
нил изображение.
     Переходя  из  камеры  в камеру,  лейтенант Веркрамп  объяснял, как надо
проводить  лечение,  и  следил  за  ходом  эксперимента.  Вслед  за  показом
диапозитива обычно следовала эрекция, за ней - -  электрический удар,  потом
изображение менялось, повторялись эрекция и удар током -- и так снова, снова
и снова. По мере продолжения курса энтузиазм лейтенанта заметно возрастал.
     В это время из морга возвратился сержант Брейтенбах. Он был настроен не
столь оптимистически, как его начальник.
     На улице слышно, как они вопят, -- прокричал он на ухо Веркрампу. Из-за
криков  подвергаемых ле  чению  в  коридоре  верхнего  этажа невозможно было
ничего расслышать.
     Ну и что? -- возразил Веркрамп. -- Мы делаем историю.
     Мы делаем слишком много шума, -- настаивал сержант.
     Однако  Веркрампу вопли добровольцев казались  сладчай