этого явлениях и обстоятельствах.
     - А... э-э-э...  полковник --  ему  тоже война понравилась? --  спросил
коммандант, которого  все  сильнее разбирало  любопытство, чем  же  все-таки
занимался тот во время войны.
     Что? Это в подземке-то? Нет, не  думаю, --  машинально  ответила миссис
Хиткоут-Килкуун  прежде,  чем поняла,  что  проговорилась.  Она  съехала  на
обочину, плавно остановила машину и только тогда повернулась к комманданту.
     Грязный трюк, -- сказала она. -- Сперва заставить меня разговориться, а
затем невзначай спросить, чем Генри занимался во время войны. У полицейского
это, наверное,  уже профессиональная привычка. Ну что ж, я проговорилась, --
продолжала  она, не обращая внимания на возражения комманданта.  -  Так вот,
Генри  был охранником  в  подземке.  Во  внутреннем  круге.  Но  ради  Бога,
поклянитесь мне, что вы ни когда не будете об этом говорить.
     Разумеется, не  буду, -- с готовностью ответил коммандант, чье уважение
к полковнику неимоверно выросло  сейчас, когда он узнал, что тот принадлежал
к внутреннему кругу подпольного движения сопротивления.
     - А майор? Он тоже был с ним? Миссис Хиткоут-Килкуун расхохоталась.
     - О Господи, нет,  конечно,  - - проговорила она сквозь смех. -- Он был
чем-то вроде бармена в "Савое". А где, вы  думаете, он научился делать такие
сногсшибательные коктейли?!
     Коммандант  понимающе кивнул. Майор Блоксхэм всегда  производил на него
впечатление  человека, находящегося  не в  ладах  с законом. Но кто же знает
-возможно, это впечатление и было неверным.
     Они  доехали до перевала, попили  чаю в  расположенной там гостинице, а
затем  отправились назад  в Веезен.  И  лишь на обратном  пути, и то  только
тогда,  когда   они  уже  подъезжали  к  городу,  коммандант  задал  вопрос,
неотступно мучавший его весь день.
     - Вы, случайно, не знаете человека по имени Эле? - спросил он.
     Миссис Хиткоут-Килкуун отрицательно покачала головой.
     Нет, не припоминаю такого, -- ответила она.
     Вы уверены?
     Совершенно  уверена, --- подтвердила она.  -- Человека с таким именем я
бы запомнила.
     Да, наверное, --  согласился коммандант, подумав  про себя,  что такого
мерзавца, как Эле, запомнил бы всякий, кому довелось бы с ним столкнуться, и
под любым именем. - - Он очень худой, с маленькими глазками, и голова у него
сзади заметно приплюснута, как будто ее чем-то ударили.
     Миссис Хиткоут-Килкуун улыбнулась.
     Точь-в-точь Харбингер, сказала она. Странно, что вы его вспомнили. Вы -
второй, кто  меня сегодня о нем спрашивает. А первый раз его кто-то упомянул
за  обедом,  и  тогда  Маркиза  сказала...  Она  сказала:  "О  нем могла  бы
рассказать  легенд  немало  я".  Странно,  что  подобное  могут  говорить  в
отношении   Харбингера.  Мне  кажется,  он  ведь  не  слишком  культурный  и
воспитанный?
     -  Безусловно,  нет, -- с  чувством подтвердил  ком-  мандант,  отлично
понимая, что могла иметь в виду Маркиза.
     Генри взял  его из веезенской тюрьмы. Вы же знаете этот порядок,  когда
можно нанять  заключенного за  несколько центов в день для  разной  домашней
работы. Так с тех пор он у нас и остался, вроде разно рабочего.
     Но я  бы все-таки не  сводил с него глаз, -- сказал  коммандант. -- Мне
кажется, это не тот тип, которому можно позволять оставаться без присмотра.
     Странно,  что у вас сложилось о нем такое мнение, - - повторила  миссис
Хиткоут-Килкуун.  -  -  Он  как-то  признался  мне,  что,  прежде  чем  стал
преступником, работал палачом.
     - Прежде?  -- изумленно спросил коммандант, но миссис Хиткоут-Килкуун в
этот момент была вся поглощена процедурой въезда в ворота гостиницы и потому
не обратила внимания на его вопрос.
     - Вы  ведь  присоединитесь завтра  к  нашей  охоте?  полувопросительно,
полуутвердительно сказала
     она, когда коммандант уже выходил из машины. -- Я понимаю: после всего,
что вам уже  пришлось из-за нас испытать, я прошу слишком многого. Но мне бы
очень хотелось, чтобы вы приехали.
     Коммандант  глядел  на   нее  и   думал,   что   ответить.  Сегодняшняя
послеобеденная прогулка доставила ему большое удовольствие, и он не хотел бы
обидеть миссис Хиткоут-Килкуун.
     -  А как, на  ваш  взгляд,  мне следует одеться?  -  осторожно  спросил
коммандант.
     Хороший вопрос, ответила миссис
     Хиткоут-Килкуун.  -- Послушайте,  а  почему бы вам не поехать сейчас со
мной, и мы посмотрим, не подойдет ли вам что-нибудь из вещей Генри?
     Из  вещей? - -  переспросил  коммандант,  гадая,  какая  принадлежность
женского туалета может скрываться за этими словами.
     Из его костюмов для верховой езды, -- сказала миссис Хиткоут-Килкуун.
     А в чем он ездит?
     В бриджах, в самых обычных бриджах.
     В обычных?
     Конечно. А вы думаете в чем?  Он действительно человек со странностями,
но голым он не ездит, могу вас уверить.
     Вы уверены? -- спросил коммандант.
     Взгляд миссис Хиткоут-Килкуун стал холодно-суровым.
     - Разумеется, уверена, -- сказала она. -- Ас  чего вы вдруг решили, что
он ездит голым?
     -- Да нет,  ничего, это я просто так, --  ответил ком-мандант, дав себе
слово при первой же возможности как следует поговорить с майором Блоксхэмом.
Коммандант снова уселся в машину, и они поехали в имение "Белые леди".
     -  Прекрасно, --  сказала  миссис Хиткоут-Килкуун полчаса спустя, когда
они уже стояли в гардеробной полковника. -- Они как будто на вас сшиты.
     Коммандант поглядел на  себя в зеркало  и должен был  согласиться,  что
бриджи сидели на нем великолепно.
     Вы   даже   одеваетесь  на   одну  сторону,   --  продол   жала  миссис
Хиткоут-Килкуун, осматривая его взглядом профессионала.
     На какую  сторону? --  коммандант недоуменно  огляделся  по сторонам  и
удивился еще больше, когда ответом ему оказалась вспышка хохота.
     - Ах вы, негодник, - - сказала наконец миссис  Хиткоут-Килкуун и, к еще
большему изумлению ком- манданта, легко поцеловала его в щеку.
     В  Пьембурге  проблема  негодников  была  тоже  актуальна и начала  уже
всерьез  волновать   лейтенанта  Веркрампа.  Как  выяснилось,  благополучная
отправка подальше из города одиннадцати оставшихся в живых секретных агентов
отнюдь  не  положила конец  его треволнениям. Когда  наутро после их отъезда
лейтенант  пришел  на работу,  то  застал сержанта Брейтенбаха  в  состоянии
необычного для него возбуждения.
     В  хорошенькую историю вы нас  втравили,  - сказал  сержант в ответ  на
вопрос Веркрампа, поинтересовавшегося, что вывело его подчиненного из себя.
     Это со страусами, что ли? -- спросил Веркрамп.
     Нет, не со страусами, -- ответил сержант. -- С полицейскими, которым вы
прописали шоковую терапию. Они все чокнулись.
     Страусы  мне тоже  показались  крепко чокнутыми,  -- ответил  Веркрамп,
который все еще не мог за быть сцену, когда один из страусов взорвался прямо
у него перед глазами.
     -  Это что,  вы еще  не  видели наших  полицейских,  -  сказал  сержант
Брейтенбах и подошел к двери.
     Констебль  Бота,  --  крикнул  он в коридор.  Констебль  Бота  вошел  в
кабинет.
     - Вот, полюбуйтесь, -- мрачно  произнес сержант Брейтенбах. - - Вот что
натворил  ваш  курс  по выработке отвращения.  А ведь  он  играл  в  сборной
Зулулэнда по регби!
     Лейтенант   Веркрамп  почувствовал,   что   начинает   сходить  с  ума.
Взрывающиеся страусы -- это уже было достаточно скверно. Но сейчас, глядя на
известного на всю страну игрока  сборной, лейтенант почти физически  ощутил,
что у  него в голове что-то "поехало". Знаменитый хукер национальной сборной
констебль Бота, почти  семи футов  роста, жеманясь, вошел  в комнату. На нем
был желтый парик, губы были густо намазаны помадой.
     Ах  ты,  красавчик!  -  -  глупо  ухмыляясь,  Бота, чем-то напоминающий
сверхмодно вырядившегося слона, вразвалочку направился к Веркрампу.
     Убери  руки,  негодяй, -  - рявкнул сержант. Но лейтенант Веркрамп  уже
ничего не слышал.  В  нем снова заговорили какие-то внутренние  голоса, и на
этот раз остановить их не было никакой возможности. Гла за лейтенанта широко
раскрылись,  лицо   стало  при   обретать  серовато-синий  оттенок.   Громко
вскрикнув,  он  обмяк в кресле и  съехал  вниз.  Когда приехала  "скорая" из
больницы в Форт-Рэйпире  и его, отчаянно сопротивляющегося, спускали вниз по
лестнице, лейтенант продолжал вопить,  перемежая крики  утверждениями, будто
он-то и есть Бог.
     Сержант Брейтенбах проводил лейтенанта в "скорой" до  больницы. Там их,
сияя от удовольствия,  уже ждала  облаченная в белоснежный  халат доктор фон
Блименстейн.
     Теперь  все будет  хорошо. Со мной ты будешь в  полной безопасности, --
сказала она  и, ловким движением завернув лейтенанту руку за спину, строевым
шагом повела в палату.
     Не повезло бедняге, -- подумал  сержант Брейтенбах,  с  тревогой  глядя
вслед  докторше  и  по  достоинству оценив ее широкие плечи  и мощный зад. -
Впрочем, он сам на это напрашивался.
     Вернувшись  в   полицейское   управление,   сержант   предался   тяжким
размышлениям о том,  что же делать дальше. Перед ним вставала гора  проблем.
По  городу только что  прокатилась  волна  террористических актов.  В тюрьме
сидели тридцать шесть разгневанных видных граждан. А из пятисот находившихся
в    его    распоряжении   полицейских   двести   десять   превратились    в
гомосексуалистов.  Сержант понимал, что  при таких обстоятельствах выполнять
свои  обязанности  он не  сможет.  Через полчаса в полицейские  участки всех
прилегающих к  городу  районов ушли  срочные  телеграммы  с  просьбой  найти
комманданта Ван  Хеердена. Чтобы чем-то занять  две сотни прошедших  лечение
констеблей, сержант приказал вывести их  на плац и  заняться с ними строевой
подготовкой. Выполнять это приказание он отправил сержанта Де Кока. Но когда
сам Брейтенбах некоторое время спустя заглянул на плац посмотреть,  как идут
занятия, он сразу понял,  что его распоряжение оказалось ошибкой. Две  сотни
полицейских, разбившись на пары  и маленькие группки, жеманно фланировали по
плацу.
     -  Если  не  можете заставить  их  маршировать,  так  хоть  уберите  их
куда-нибудь  с глаз долой, -- приказал Брейтенбах сержанту Де Коку. -- Из-за
таких вот сцен и идет дурная слава о южноафриканской полиции.
     Что  ты  сделала?  воскликнул  полковник  Хиткоут-Килкуун,  когда  жена
сказала, что  пригласила комманданта присоединиться к охоте.  --  Пригласила
человека,  который привык  стрелять в  лис? И он еще будет  охотиться в моих
бриджах?! Ну, этого я не потерплю!
     Ну  Генри,  Генри,  ---  пыталась успокоить  его  же  на.  Но полковник
решительно  вышел  из  комнаты и  почти  бегом  отправился  на  конюшню, где
Харбингер мыл и расчесывал гнедого жеребца.
     Как  Чака?  -- спросил его полковник. Как бы в  ответ  на  этот  вопрос
лошадь, стоявшая в одном из стойл, сильно ударила копытом.
     Полковник вгляделся  в полумрак конюшни  и  некоторое время  пристально
рассматривал огромную черную кобылу, беспокойно мечущуюся по стойлу.
     Оседлай ее,  -  - приказал  полковник и  вышел. Легко  сказать, подумал
Харбингер,  не имевший по  нятия,  как можно хотя  бы подступиться  к  этому
зверю, тем более надеть на него седло.
     Не  потребуешь  же  ты  от  комманданта,  чтобы  он  сел  на  Чаку,  --
возмутилась  миссис  Хиткоут-Килкуун,  когда  полковник  сказал  ей  о своем
распоряжении.
     --:  Я  вообще  не  хочу, чтобы тип, который стреляет в лис, садился на
какую-нибудь из моих лошадей, -ответил полковник. -- Но если уж он этого так
хочет, пусть попробует проехаться на Чаке. Желаю ему удачи.
     Со  стороны  конюшни  донеслись  грохот  и  ругательства.  По-видимому,
Харбингер пытался оседлать Чаку и ему приходилось несладко.
     - Если коммандант погибнет, этот грех падет на твою голову,  -- сказала
миссис  Хиткоут-Килкуун,  но на  полковника ее  слова  не произвели никакого
впечатления.
     - Любой, кто стреляет в лис, заслуживает смерти, - только и ответил он.
     Когда  подъехал коммандант Ван  Хеерден, первый,  кого  он увидел,  был
стоявший на лестнице у входа майор Блоксхэм, одетый в ярко-красный френч.
     По-моему,  вы утверждали,  что  носите  только  розовое?  - -  с ноткой
беспокойства в голосе спросил коммандант.
     Совершенно верно, старина, совершенно верно. Так я  и одет, разве вы не
видите? -- Майор повернулся и  вошел в дом.  Коммандант  последовал  за ним,
недоумевая,  не  начинает  ли  он  сам  страдать  дальтонизмом.  В  гостиной
толпились  люди  со стаканами и  бокалами в  руках,  и коммандант с чувством
облегчения отметил, что все они были одеты сообразно полу и возрасту. Миссис
Хиткоут-Килкуун, в длинной черной юбке, выглядела прекрасно, хотя и казалась
слегка бледной. А цвет лица  полковника  вполне  соответство вал  цвету  его
френча.
     Налить вам зеленого шартреза, -- спросил по лковник, -- или по утрам вы
предпочитаете желтый?
     Коммандант выбрал зеленый. Через какое-то время миссис  Хиткоут-Килкуун
потихоньку отвела его в уголок.
     - Генри вбил себе в голову, что вы стреляете лис,  - сказала она,  -- и
он просто бесится из-за этого. Я
     хочу вас только предупредить, что он дал вам самую жуткую лошадь.
     -  Да  я  за  всю жизнь ни  одной живой лисицы  не видел,  -  -  честно
признался коммандант. - - Интересно, как вам удалось внушить ему эту мысль.
     - Ну, сейчас это уже неважно. Главное -- она засела у него в  голове, и
из-за  этого  вам  придется  сесть  на Чаку. Вы  действительно умеете ездить
верхом? Я спрашиваю совершенно серьезно.
     Коммандант  Ван Хеерден  гордо выпрямился. -  О  да,  -- ответил он. --
Полагаю, что умею. - Надеюсь. Чака - - ужасная лошадь. Грубая и своенравная.
Не давайте ей взять над вами верх.
     Коммандант заверил, что и не собирается этого  делать. Через  несколько
минут  все вышли во двор, где уже были наготове гончие. Там же ждала и Чака.
Крупная, черная,  она  стояла несколько поодаль от других лошадей. Ее держал
под уздцы человек с маленькими, узко  посаженными глазами  и практически без
лба.
     Комманданту было бы трудно сказать, кто  из  этих  двоих вызывал у него
большую неприязнь. Занятый мыслями о предстоящей охоте, он как-то  позабыл о
существовании констебля Элса. Безусловно, перспектива даже просто взобраться
на такое чудовище, каким казалась Чака, выглядела малопривлекательно. Но, по
крайней  мере, так можно  было  избежать  дальнейших контактов  с  Элсом.  С
быстротой  и  энергией, крайне удивившими  полковника, коммандант бросился к
лошади, мгновенно взлетел в седло и теперь с высоты своего положения смотрел
на толкотню  и суету внизу. Рвались вперед гончие, беспокойно переступали на
месте лошади, участники охоты рассаживались  по коням. Наконец Эле, сидевший
на  низкорослой  лошаденке, энергично  подудел в  рог,  и охота тронулась  с
места.  Коммандант мягко послал  Чаку вперед.  Я  еду на охоту как настоящий
английский джентльмен, с  гордостью  подумал  он и  вторично пришпорил коня.
После  этого никаких мыслей в голове у  комманданта уже не оставалось, да  и
быть  не могло. Огромная черная  лошадь одним каким-то  демоническим прыжком
выскочила с  хозяйственного  двора  и влетела  в  сад.  Коммандант, прилагая
нечеловеческие усилия, старался удержаться в седле. Куда неслась эта лошадь,
было  неизвестно, но ясно -- не на охоту. Гончие рванулись в совершенно ином
направлении. Под коммандантом  же промелькнули искусственные  каменные горки
сада. Потом  перед  ним  вырос и мгновенно  остался где-то внизу скульптурно
подстриженный куст. Затем  на землю упали не только таблички,  расставленные
перед розовыми кустами  полковника, но и сами  розы. Всего  этого коммандант
уже не видел.  Он  сознавал только одно,  что мчится куда-то довольно высоко
над землей  и  с невероятной скоростью.  Впереди были кусты азалии, которыми
так гордился полковник Хиткоут-Килкуун, а за ними начинался  открытый вельд.
Коммандант  Ван  Хеерден  зажмурил  глаза.  Молиться  было  уже  некогда.  В
следующую секунду он почувствовал, что лошадь сделала очередной прыжок.
     Резвый галоп, с места взятый лошадью комманданта, произвел на остальных
участников охоты смешанное впечатление. Миссис Хиткоут-Килкуун,  в цилиндре,
возвышающемся  над   ее   аккуратно   завитыми   сиренево-седыми   локонами,
безукоризненно  сидя в  седле,  наблюдала, с  чувством  одновременно  острой
неприязни  к мужу  и  восхищения коммандантом,  как Ван  Хеерден скрылся  за
азалиями. Кем бы и чем бы  он  ни был во всем остальном,  коммандант явно не
принадлежал к числу тех, кто пасует перед заборами.
     -  Видишь  теперь,  что  ты  наделал!  --  прокричала  она  полковнику,
изумленно  взиравшему  на  оставленное   коммандантом  опустошение.   Миссис
Хиткоут-Килкуун развернула  свою  гнедую кобылу и  умчалась  к еще  большему
расстройству  полковника  вслед  за коммандантом,  попутно  нанеся  по  пути
дополнительный ущерб цветникам и газонам.
     - По крайней мере, избавились от этого мерзавца, бодро прокомментировал
происшедшее майор
     Блоксхэм.
     - Проклятый бур!  - - воскликнул  полковник. -  Мало того, что стреляет
лис, так он еще перепортил мои лучшие розы.
     Харбингер, стоявший позади них, снова с удовольствием  протрубил в рог.
Ему всегда хотелось посмотреть,  что будет, если загнать черной лошади в зад
кусок   прессованного   табака.  Теперь   ему  удалось   удовлетворить  свое
любопытство.
     Любопытство  комманданта  в   отношении  верховой   охоты   тоже   было
удовлетворено, хотя он и не подозревал о той конкретной причине, что вызвала
такую резвость Чаки. Удержавшись в седле после первого прыжка лошади, дальше
он   старался   припомнить,   о   чем   именно   предупреждала  его   миссис
Хиткоут-Килкуун. Кажется, она говорила что-то насчет того, чтобы он не давал
лошади  слишком  много  воли.  Но совет  был  явно  неуместен. Коммандант  с
радостью бы дал этой лошади полную волю и отпустил ее на все четыре стороны,
если бы только не  опасался, что при этом она  сломает ему шею. Но,  похоже,
единственный для него  шанс уцелеть  заключался в том, чтобы усидеть на ней,
покуда она не  выдохнется. С упорством и стойкостью человека,  у которого не
осталось никаких иных альтернатив, коммандант  сжался в  седле и  с тревогой
наблюдал, как каменная стена впереди  становится все ближе  и ближе.  Стена,
построенная явно в расчете на жирафов, была бы  не под силу любой лошади. Но
когда они коснулись земли на противоположной  стороне  стены,  у комманданта
возникло  ощущение, что  он  скачет  не на лошади,  а на каком-то мифическом
существе, изображения которого обычно рисуют на  бензоколонках. Теперь перед
ними была лишь  открытая  степь,  а  на горизонте виднелись  очертания леса.
Коммандант понимал, что в частом лесу он не усидит ни на какой лошади --  ни
на  мифической,  ни  на  настоящей. Лучше  было рискнуть  переломом  шеи  на
открытом  месте,  чем  наверняка  остаться  без ног  после  скачки по  лесу.
Решившись  так  или  иначе  положить  конец  этой  гонке, коммандант  крепко
ухватился за поводья и резко дернул их.
     Миссис   Хиткоут-Килкуун,   отчаянно   скакавшей   позади,   коммандант
представал сейчас совершенно в новом  свете. Теперь он ей казался  не просто
грубо-привлекательным  мужчиной,  пришедшим  из  гущи  жизни, --  каким  она
считала его до сегодняшнего дня, -- но героем ее мечты. Когда-то ей довелось
увидеть картину,  на которой  был изображен Наполеон, пересекающий Альпы  на
горделиво скачущем коне. И  сейчас вид комманданта, с ходу махнувшего верхом
через  стену, которую никто и никогда даже не пытался перепрыгнуть, напомнил
ей чем-то эту картину. Миссис Хиткоут-Килкуун вовсе не хотела лишиться вновь
обретенного  идола.  И  потому  она с  оправданной  осторожностью  предпочла
проехать через  ворота. Оказавшись  по  другую сторону стен