сти   полицейских   спешились   и
замаскировались  в  кустах, высаженных по  границе имения  "Белые  леди",  и
открытый  ими  мощный огонь слился со стрельбой, которую  вели Эле  и  члены
"клуба Дорнфорда Йейтса".
     Может  быть,  выдвинуть  туда  бронетранспортеры?  --  спросил  сержант
Брейтенбах.
     Ни в коем  случае! --  ответил коммандант, при шедший в ужас  от  одной
мысли  о том,  что ему  придется оказаться  в непосредственной  близости  от
констебля  Элса  и трехсот  фунтов  взрывчатки, не говоря уже  о воинственно
настроенном полковнике с его  богатым арсеналом. -- Сперва подавим их огнем,
а потом возьмем штурмом.
     - Подавим  так подавим,  --  согласился  сержант,  наблюдая,  как огонь
полицейских  срезает аккуратными валками высаженные полковником декоративные
живые  изгороди. Запертые на заднем дворе гончие полковника  тоже стали  все
громче  подавать голос, что в сочетании с  лаем  полицейских собак, сидевших
пока в грузовиках, придавало происходящему дополнительное оживление.
     До большинства из  запершихся в  доме его  защитников  стало постепенно
доходить,  что  они  окружены со  всех сторон и  что черные  орды  вооружены
новейшим автоматическим  оружием. Маркиза решила, что ей  тут  больше делать
нечего. Покинув  свой пост, она пробралась наверх, чтобы надеть чистое белье
в  ожидании своей кошмарной участи. Тут-то  и сразила ее автоматная очередь.
Маркиза пала первой жертвой сражения за "Белых леди".
     Зулус-дворецкий, который  до  тех пор  находился на кухне  и у которого
было   больше   присутствия   духа,   выбрался    из   дома,   прокрался   к
телефону-автомату на окраине Веезена и набрал номер оператора.
     - Соедините  меня с полицией! -- потребовал  он. Но оператор была не из
тех, кто позволяет себя учить.
     Ты как разговариваешь, кафир! - - зашумела  она. -- Если что нужно, так
попроси как следует!
     - Да,  миссис,  -- дворецкий  мгновенно перешел  на тот подобострастный
гон, которого от него ждали. - "Скорую помощь", пожалуйста, миссис.
     "Скорую" для белого или для черного? -- спросила оператор.
     Дворецкий задумался над этим вопросом.
     - Для белого, миссис, -- ответил он наконец.
     - Случайно не для  тебя ли? --  уточнила оператор.  - Кафров в  "скорой
помощи" для белых не возят. А
     то потом приходится дезинфицировать машину.
     Нет, миссис, не для меня, -- заверил ее дворец кий. -- Для моего белого
хозяина.
     Куда присылать?
     ~ К "Белым леди", -- ответил дворецкий.
     К какой белой леди?
     В  особняк "Белые леди", --  сказал  дворецкий. Донесшиеся  звуки новой
вспышки перестрелки подтверждали, что его просьба более чем своевременна.
     Это я знаю, кафир,  - - закричала оператор. - Сама знаю, что белые леди
живут в особняках, а не  в  хижинах,  как вы. Имя этой белой  леди? Зовут ее
как?
     Миссис Хиткоут-Килкуун, - - ответил дворец кий.
     Ты  что,  сразу этого не мог сказать? -- продол жала  шуметь  оператор.
Дворецкий повесил  телефонную трубку  и  вышел во  мрак  ночи, где его белые
хозяева убивали друг друга с совершенно непостижимой для него яростью.
     "Незачем мне попадать  в  эту  переделку",  --  подумал он  и осторожно
зашагал к центру Веезена. Время от времени над головой у него свистели пули,
и тогда дворецкий пригибался.  На  главной улице его остановил полицейский и
потребовал документы.
     Ты  арестован,  -  заявил полицейский,  когда  дворецкий признался, что
документов у него  с собой  нет. --  Нечего тут бродить всяким дикарям среди
ночи без документов.
     - Да, босс, -- ответил дворецкий и послушно полез в полицейский фургон.
     Прибытие  основных сил  полиции  вызвало  у  констебля  Элса  смешанные
чувства. Тот факт,  что он оказался теперь на  своего рода  ничейной  земле,
между  двумя  противостоящими  силами, каждая из  которых  защищала западную
цивилизацию, не доставлял  ему  особой радости. Спереди  беспорядочно  палил
полковник, сзади ему отвечали автоматные очереди. Лежа под градом сыпавшихся
на него от этой стрельбы  листьев,  Эле  начал  уже  подумывать о  том,  что
следует как-то заявить о своем присутствии. Он прополз под азалиями до  угла
дома,  оттуда со  всех  ног  промчался через задний  двор и  готов  был  уже
чиркнуть спичкой, чтобы поджечь  керосин, который  он налил в винный погреб,
как вдруг сообразил,  что  тем  самым он поставит под угрозу  и вещественные
доказательства,  столь  тщательно  приготовленные   им  в  конюшне,  и  свою
собственную жизнь. Поэтому он отыскал поливной шланг, притащил его в конюшню
и стал обливать водой заготовленный на полках гелигнит.  Он был так поглощен
этой работой,  что  не заметил,  как  через двор  тяжело перебежала какая-то
массивная фигура и скрылась в темноте где-то за псарней. Будучи уверен,  что
теперь-то он предпринял все необходимые предосторожности,  Эле закрыл ворота
конюшни и незаметно пересек двор по направлению к дому.
     Сейчас я их выкурю, подумал он,  чиркая  спичкой, бросил ее в керосин и
кинулся в укрытие.  Огромная вспышка пламени озарила ночное небо, а вслед за
ней в  погребе  под особняком "Белые леди" прогремел мощный взрыв. Констебль
Эле лежал  под  кустом азалии и с удовлетворением смотрел на результат своих
усилий. Позади него полицейские прекратили  стрельбу.  Продолжать ее не было
никакой   необходимости.   Обитатели   особняка   "Белые  леди"   прекратили
сопротивление, лишь  время  от времени  где-то под  многотонными развалинами
раздавался  хлопок  лопающейся бутылки австралийского  бургундского.  "Ночь,
когда Берри потерял свои мужские достоинства", подошла к
     концу.
     Полковник  Хиткоут-Килкуун не  остановился, чтобы обернуться и  бросить
последний взгляд  на свой горящий дом. Он мчался сломя голову через открытое
пространство,  думая  только  о  том,  где бы скрыться, и проклиная  попутно
неизвестно куда запропастив-шуюся жену. Если  бы  она была тут, ничего бы не
произошло,  бормотал  он, имея  в  виду не  столько ее  личные  способности,
сколько ее  тесно сидевшее на нем  нижнее  белье,  бежать в котором было  до
невозможности болезненно.  Подгоняемый  криками,  приветствующими  взрыв его
дома, и  злостью на соседей, которых не разбудили звуки учиненного туземцами
сражения, "Английская роза", не разбирая дороги, домчался до леса и принялся
сдирать с себя пояс и белье жены.
     - Скорее,  а то лопну, - приговаривал он, пока  минут  через  десять не
сообразил,  что  уж что-что, а перспектива  лопнуть  в этом  одеянии ему  не
грозит.  В  конце  концов  он  решил,  что если  немного  поспит,  то  мышцы
расслабятся  и  избавиться от этих  предметов туалета будет легче. Полковник
забрался под куст и затих.
     Коммандант  Ван  Хеерден  с  чувством  удовлетворения   и  одновременно
сожаления,  обозревал из  башни  броневика то, что осталось от имения "Белые
леди".
     - Ну что, сержант, теперь не сомневаетесь  в том, что они действительно
диверсанты? -- спросил он сержанта Брейтенбаха.
     Нисколечко, ответил сержант. Там в конюшне столько гелигнита, что можно
было бы взорвать половину Пьембурга.
     Коммандант Ван Хеерден поспешно нырнул в броневик. Было  слышно, как он
скомандовал  водителю отъезжать  отсюда ко  всем  чертям  подальше.  Сержант
Брейгенбах обошел бронетранспортер и подошел к задней его дверце.
     - Не волнуйтесь, -- сказал он комманданту, -- не взорвется. Кто-то  его
весь облил водой.
     Точно? - - переспросил коммандант.  Сержант  Брейтенбах заявил,  что не
быть  ему на  этом  месте,  если  не  так, после чего  коммандант  вылез  из
броневика и уставился  на  дымящиеся  развалины. --  Пожалуй, стоит  вызвать
пожарных,  --  сказал  он. -- Хватит с нас взрывов. И  кроме  того, надо как
можно быстрее произвести подсчет тел.
     Сколько там должно было быть подозреваемых? -- спросил сержант.
     Одиннадцати  хватит,  --   ответил   коммандант  и  снова   забрался  в
бронетранспортер, чтобы немного поспать.
     У  въезда  в  то,   что   когда-то  было  ее   имением,   такси  миссис
Хиткоут-Килкуун  остановили  сержант и  несколько  полицейских,  вооруженные
автоматами.
     Извините, мадам,  --  сказал сержант, --  но приказ есть  приказ. Въезд
запрещен.
     Но  я  тут  живу!  - -  Несмотря  на  охватившее  ее  отчаяние,  миссис
Хиткоут-Килкуун все же попыталась изобразить подкупающую улыбку.
     Больше не живете, - - ответил сержант. - В этом доме  никто уже жить не
сможет.
     Миссис  Хиткоут-Килкуун  поплотнее  закуталась  в  жакет:  ее  внезапно
охватила  дрожь. Вдобавок ко всем ее несчастьям таксист отказывался везти ее
дальше, пока она не заплатит.
     Но мне нечем  платить, -- умоляла она. -- Вот все, что у меня осталось,
-- и она показала на поднимавшиеся над  азалиями клубы дыма, от которых ночь
становилась еще темнее.
     Вы обещали мне двойную плату за то, чтобы я вас сюда довез, -- требовал
таксист. -- Я за просто так не езжу.
     Мне нечем платить, - устало проговорила миссис Хиткоут-Килкуун.
     Посмотрим, -- ответил шофер и развернул машину. Отъехав на полмили,  он
съехал с дороги и пере брался на заднее сиденье.
     Ну что  ж, так  будет честно, - - пробормотала  миссис Хиткоут-Килкуун,
чувствуя, как его грубые руки неуклюже путаются у нее в белье.

Глава шестнадцатая
     Чувства  констебля  Элса, наблюдавшего  за концом "Белых леди", не были
столь  противоречивы,  как  у  комманданта.  Ему  вообще  несвойственна была
раздвоенность натуры. Если он о  чем  и сожалел,  то только  о том, что  его
усилия   выкурить  обитателей  особняка  завершились  столь   всесокрушающим
успехом.  Он  все  же  надеялся, что  пламя заставит хотя  бы  некоторых  из
оставшихся в живых членов "клуба Дорнфорда Иейтса"  спасаться бегством через
открытую степь,  и  тогда  их можно было  бы,  не торопясь, перестрелять там
по-человечески.  Особенно сожалел Эле о  том, что ему не удалось как следует
проститься   со  своим  недавним  хозяином.  Ему  очень  хотелось  отправить
"Английскую розу" на тот свет, притом  растянув этот процесс по  возможности
дольше  и  сделав его предельно невежливым, чего,  по  его мнению, полковник
вполне заслуживал.
     Не  успел  еще остыть пепел, а  констебль Эле  уже  рылся на  пожарище,
собирая  и  пересчитывая  трупы  и  лично желая  убедиться,  что  ошибок или
неопознанных не будет. Ему удалось найти  даже оплавившиеся украшения миссис
Хиткоут-Килкуун, и потому, когда розыски были завершены, Эле был уверен, что
кое-кого не хватает.
     Бродя по пожарищу, он снова и снова пересчитывал тела.
     - Здесь  только  одиннадцать, -  -  доложил  он  сержанту  Брейтенбаху,
неприязненно наблюдавшему за его действиями.
     А какая разница, -- бросил сержант.
     По-моему, существенная, - ответил Эле. -Должно быть тринадцать.
     Он посчитал что-то в  уме. -  Нет, неверно, - сказал  он наконец.-  Еще
одного не хватает.
     Сколько было в доме слуг? -- спросил сержант.
     Я только людей считаю, -- обиделся Эле, -- кафры не в счет.
     Так кого же не хватает?
     Похоже,  полковника, огорченно произнес Эле.  -- Ловкий, поганец. Вечно
улизнет.
     Сержант Брейтенбах заметил, что это не такое уж плохое качество, но все
же направился к броневику и постучал в дверь.
     Ну что там такое? -- сонным голосом отозвался коммандант.
     Эле  говорит,  что  полковник  удрал, --  сказал  сержант  и  поразился
мгновенной перемене в поведении комманданта Ван Хеердена.
     Собак сюда! -  - лихорадочно завопил коммандант. -- Пускайте  собак! Во
что  бы  то  ни  стало  найти  негодяя!  Пока   сержант  Брейтенбах  отдавал
распоряжения  проводникам доберман-пинчеров,  констебль  Эле  отправился  на
псарню, и вскоре вся гравийная  площадка  перед бывшим  домом была заполнена
рычащими полицейскими собаками и гончими, причем те и другие явно оспаривали
право  друг  друга  находиться в  этом месте. Оказавшийся в  центре этой вол
нующейся массы  коммандант Ван Хеерден, пораженный и  раздраженный тем,  что
муж  миссис Хиткоут-Килкуун все  еще  на свободе  и  теперь, видимо, обозлен
вдвойне, старался, как мог, избежать укусов.

     Джейсон,  лежать!  Снарлер,  лежать! - - тщетно выкрикивал он, стараясь
воспроизвести ту волшебную формулу, которая так прекрасно  сработала тогда в
лесной лощине. На этот раз она оказывалась бесполезной. Занятые собственными
делами,  гончие  рычали  и  кидались  друг  на  друга  все  ожесточеннее,  и
коммандант уже было подумал, что они загрызут его до смерти. Но тут подъехал
на  своей  маленькой  коренастой лошадке Эле,  ведя в  поводу  гнедую кобылу
миссис Хиткоут-Килкуун. Коммандант с благодарностью взгромоздился  в седло и
огляделся вокруг.
     Пожалуй, меня можно назвать  предводителем, - с гордостью произнес  он.
Эле протрубил в рог, и своры двинулись из ворот в поле.
     - Предводителем чего?  -  -  поинтересовался  Эле, когда они  тронулись
вслед за собаками.
     Кхшмандант посмотрел на него как на идиота.
     -  Полицейской охоты, разумеется, -  ответил  он  и, пришпорив  гнедую,
поскакал  вслед  за  гончими,  которые уже  уловили запах "Английской розы".
Смесь "Шанели No 5" и анисового семени, конечно, невозможно было не уловить.
Ее почувствовали даже доберман-пинчеры, зловеще мчавшиеся следом за гончими.
Занимался рассвет, и собаки увеличили темп.
     То же самое сделал и полковник Хиткоут-Килкуун, не расслабившийся после
сна  и  потому  не  сумевший избавиться от  жестоких  объятий корсетов своей
супруги. Когда он неуклюже ворочался в  зарослях, пытаясь скинуть с себя эту
гадость, полковник услышал звук рога, в который протрубил Эле, и безошибочно
понял  смысл  этого сигнала. Когда  первые гончие показались  на  горизонте,
примерно в миле  от этого места, полковник покинул свое убежище и устремился
к реке. На бегу он содрал с  себя  те причиндалы костюма "Английской  розы",
которые удалось сорвать. Бледно-желтая жоржетка, ее колоколоподобные рукава,
шляпка  из  итальянской  соломки и  маленький передник --  все они  остались
валяться  в  вельде,  как  трогательные  и жалкие  напоминания об  имперских
мечтах. Добежав  до  берега реки, полковник  на секунду замешкался,  а потом
бросился  в  воду.  "Надо  сбить их  со  следа",  -- подумал он, вынырнув на
поверхность, и замер, предоставив течению спокойно нести себя вниз.
     -  Улизнул!,  --  воскликнул Эле,  когда гончие  сгрудились  кучей  над
обрывками брошенной полковником одежды.
     Вижу, - ответил коммандант, брезгливо  разглядывая рваные куски чего-то
розового. -- А ты уверен, что это не костюм майора Блоксхэма? -- спросил Ван
Хеерден. -- Он говорил, что обычно носит розовое.
     Но Элс  вместе  с гончими был уже у реки и  что-то вынюхивал в воздухе.
Вот  он  куда направился,  решил наконец Элс, указывая  вниз по  течению, и,
подудев в  рог, двинулся вдоль  берега реки. Коммандант Ван Хеерден не спеша
поехал за ним следом.
     Встало солнце, и вместе с  ним  к комманданту  внезапно  пришло чувство
сожаления.  Торопиться  было уже некуда  и незачем.  Элс взял  след,  почуял
кровь, и коммандант по собственному долгому опыту знал, что теперь жертва от
него не уйдет. А кроме того, от претензий со стороны БГБ он себя обезопасил.
Все  ошибки  и просчеты  Веркрампа похоронены под развалинами имения  "Белые
леди".  Сейчас,  когда  у  него  были  одиннадцать  трупов  и  триста фунтов
взрычатки в качестве  прямых улик,  никто  не посмеет сказать, будто  бы он,
коммандант,   сработал  неоперативно.  Наконец-то  он  почувствовал  себя  в
безопасности, и вместе с этим приятным ощущением к нему вернулось стремление
к  благородным  поступкам. Несомненно,  погоня  по пересеченной местности за
пожилым полковником,  переодетым женщиной, было занятием не для джентльмена.
В этом  было  что-то  презренное,  что-то  подлое  и  отталкивающее.  Бросив
последний раз взгляд вслед бесхвостым доберман-пинчерам, чьи силуэты зловеще
мелькали среди ив, коммандант развернул гнедую и  медленно  поехал назад, по
направлению  к дому.  По  дороге ему навстречу попался  бронетранспортер,  в
котором ехал сержант Брейтенбах. Коммандант, движимый ожившими в  нем самыми
благородными порывами, направил сержанта в противоположную сторону.
     - Они вон туда поскакали, - - крикнул ему ком-мандант и посмотрел вслед
бронетранспортеру,  уносившему сержанта, пока они  не  скрылись  за  холмом.
Откуда-то  издалека, со  стороны реки снова  донесся  звук  рога, в  который
трубил  Элс, и комманданту послышалось, будто бы  кто-то  крикнул: "Догнал!"
Вслед за этим до него долетели лай и визг собак.
     Миссис Хиткоут-Килкуун  провела  ночь на заднем сиденье такси, наблюдая
через плечо  таксиста за  тем,  как ночное  небо  постепенно окрашивается  в
малиновый цвет. При этом она столь страстно реагировала на действия  шофера,
что у того не осталось ни  малейших сомнений: ей  нравится  то, что и как он
делает.   Когда   ночь   окончательно   угасла,   угасли   и   силы   миссис
Хиткоут-Килкуун.  Она  затихла,  а таксист  уснул. Освободившись  от  него и
выбравшись  из машины, она первым  делом  подумала,  не  обыскать ли  ей его
карманы, чтобы найти хоть немного денег, но потом отвергла эту мысль. В доме
ее ждало нечто гораздо большее. Когда броневики выехали со  двора, кинувшись
в погоню  за ее мужем,  миссис  Хиткоут-Килкуун  привела в  порядок  платье,
пробралась  через живую изгородь и подошла к  развалинам. Гора обуглившегося
мусора не имела ничего общего с  особняком, который  стоял  тут  еще  совсем
недавно. Однако миссис Хиткоут-Килкуун  волновало не  прошлое, а будущее. Не
просто же так сменила она в  свое время пригород Южного Лондона на опасную и
лишенную комфорта жизнь в Африке. Она поднялась по ступенькам, на которых ей
доводилось приветствовать так много гостей, -- каким-то образом они все  еще
хранили остатки тепла  бывшего уюта этого дома, -- и осмотрела руины. Затем,
ловко переступая между останками  своих  старых друзей, прошла в свою бывшую
спальню и начала копаться там в золе и пепле.
     Услышав  звуки  рога,  полковник  Хиткоут-Килкуун  выбрался  из реки  и
скрылся  под  деревьями.  Продравшись  через кусты,  он  вскоре  оказался  у
подножия высокого  и крутого обрыва. Дальше идти  было некуда. Лай гончих на
противоположном берегу  реки слышался все  ближе. Полковник, затаив дыхание,
постоял, прислушиваясь, а затем  повернул вдоль  обрыва в поисках места, где
можно было бы спрятаться. Вскоре он нашел такое место под нависавшей скалой.
Заглянув  под  нее,  он обнаружил  там  нечто напоминавшее  пещеру, довольно
темную и глубокую, в которую вело  узкое  входное отверстие.  "Чем-нибудь бы
его завалить", -- подумал  полковник.  Внезапно его  осенило,  как это можно
сделать. Жаль, что такие озарения приходят обычно лишь на  склоне жизненного
пути. Он  выскочил  из пещеры и принялся изо  всех сил выдергивать из  земли
куст колючки. Куст не  поддавался. Лай собак  меж тем становился  все ближе.
Подгоняемый этим явным признаком приближающейся опасности, полковник в конце
концов с корнем выдрал куст из земли с таким усилием, что если бы не корсеты
его жены, этого усилия скорее бы не выдержал не куст, а он сам. Забравшись в
пещеру,  он втащил куст за  собой.  "Через колючку не  пролезут",  -- мрачно
подумал он и скрючился в темноте, даже не подозревая о том, что стены пещеры
испещрены рисунками,  изображающими  сцены охоты --  правда,  не такой,  что
разворачивалась сейчас.
     На берегу  реки  констебль Эле  и гончие снова что-то вынюхивали.  Было
совершенно  непонятно,  куда  подевался  тот,  кого  они  преследовали.  Эле
прикинул, как поступил бы он  сам, окажись он на месте полковника, и  быстро
пришел  к  выводу,   что  постарался  бы  скрыться  в  густых  зарослях   на
противоположном  берегу  реки. Пришпорив лошадь, Эле  въехал в воду и поплыл
через  реку, свора гончих  последовала за ним. Через несколько минут  гонч