шей  музыкой.  Он
видел себя дирижером,  руководящим  исполнением  какой-то великой  симфонии.
Изображения и эрекция, удары током и  вопли ассоциировались в его сознании с
тем,  как  сменяются  в симфонии  времена года. В  его  власти всецело  было
вызвать  весну  или  лето,  зиму  или  осень  или  даже  вообще  отменить их
чередование.
     Через некоторое время он потребовал принести себе раскладушку и прямо в
коридоре улегся на ней немного поспать.
     Я изгоняю дьявола, - - повторял он про себя, мечтая о  наступлении того
времени, когда  мир будет полностью очищен  от сексуальных желаний.  С этими
мыслями он и заснул. Когда лейтенант проснулся, его поразила царившая вокруг
тишина. Он поднялся и об наружил, что все добровольцы крепко спят,  а сержан
ты собрались в туалете и курят.
     Почему вы прекратили лечение, черт возьми? - закричал  на них Веркрамп.
--  Оно должно быть  непре рывным, только в этом случае оно подействует. Это
называется закреплением реакции.
     Чтобы  продолжать, нужны свежие силы, -- воз разил  один  из сержантов.
Это было похоже на при знаки бунта.
     В  чем  дело?  --  сердито  спросил  Веркрамп.  Сержант  выглядел  явно
смущенным.
     Деликатный вопрос, -- ответил в конце концов сержант Де Кок.
     А именно?
     Ну, мы всю ночь смотрели слайды обнаженных леди...
     Цветных девок, а не леди, -- рявкнул Веркрамп.
     И... -- сержант стушевался.
     И что?
     У  нас начались судороги  в  яйцах,  --  ответил  на  конец сержант, не
подыскивая других слов.
     Лейтенант Веркрамп был поражен.
     Судороги в яйцах?!  -- закричал он. --  Судоро  ги в  яйцах  от цветных
девок?! И вы в этом спокойно признаетесь?! -- от возмущения Веркрамп потерял
дар речи.
     Это совершенно естественно, -- сказал один из сержантов.
     Что  естественно?!  снова  закричал  Вер   крамп.  -  -  Это  абсолютно
противоестественно! До че го докатилась страна, если даже люди вашего положе
ния и вашей ответственности  не  в  состоянии контроли ровать  свои  половые
инстинкты! Так вот, слушайте, что я скажу. Как коммандант этого полицейского
участка, я  приказываю  вам  продолжать  курс  лечения!  Любой  из  вас, кто
откажется выполнять  свой  долг, бу  дет первым  включен в  список следующей
группы добровольцев.
     Сержанты  одернули гимнастерки и заспешили назад в  камеры. Раздавшиеся
через несколько минут вопли подтвердили, что их верность долгу восстановлена
полностью. Утром лечение продолжила новая смена сержантов. На протяжении дня
лейтенант Веркрамп неоднократно поднимался наверх, чтобы проверить, как идут
дела.
     Во  время  одного  из таких  посещений  он уже собирался было  покинуть
камеру,  как  вдруг  ему  показалось,  что  проецируемая  на  стену картинка
какая-то странная. Он пригляделся и  увидел, что на слайде  пейзаж, снятый в
национальном парке Крюгера.
     - Нравится? - - спросил сержант, видя, что Веркрамп молча  уставился на
изображение. - - Следующий еще лучше.
     Сержант нажал  на кнопку, слайд сменился, и во всю  стену возник жираф,
снятый с  близкого  расстояния. Лежавший  на койке  доброволец задергался от
удара током. Лейтенант Веркрамп не верил собственным глазам.
     Откуда у  вас эти  слайды? --  спросил он.  Вид  у сержанта  был крайне
довольный.
     Сделал в прошлом году, во время отпуска. Мы  тогда ездили в заповедник.
-- Он снова нажал кнопку, и на экране появился табун зебр. Пациент на  койке
опять конвульсивно задергался.
     Вы обязаны показывать ему голых черных баб, а не зверей из заповедника,
-- зарычал Веркрамп.
     Но сержант не смутился.
     --  Это я просто для разнообразия, - - объяснил он. -- А кроме того,  я
их еще сам ни разу не смотрел. У нас дома нет диапроектора.
     Лежавший на койке  доброволец тем  временем  орал,  что  он  больше  не
выдержит.
     Не  показывайте больше бегемотов,  -  - молил он. --  Хватит бегемотов.
Клянусь Богом, я в жизни не притронусь ни к одному бегемоту!
     Видишь, что ты наделал? -- начал отчитывать сержанта Веркрамп.  -  - Ты
понимаешь,  что  натворил? Теперь он будет всю жизнь ненавидеть животных. Он
даже не сможет  повести своих детей в зоопарк, не рис  куя  получить нервный
срыв.
     Честное  слово, я этого не хотел, -  - оправды вался сержант. - - Прошу
прощения. Он же теперь и рыбу ловить не сможет, бедняга.
     Веркрамп отобрал слайды с изображением заповедника, а  заодно и  те, на
которых был снят морской  аквариум в Дурбане, и приказал сержанту показывать
диапозитивы  только  с  голыми черными женщинами. После этого случая он  сам
проверил все слайды  во  всех других камерах и обнаружил еще одно отклонение
от  установленного им порядка.  Сержант Бишоф  наряду с  картинками  цветных
женщин  показывал  слайд, на  котором  была  изображена  одетая  в купальник
некрасивая белая женщина.
     - А  это что  за уродина? --  спросил Веркрамп, ког да  обнаружил  этот
слайд.
     Нехорошо так говорить, - - обиделся сержант Бишоф.
     - Это еще почему? -- рявкнул Веркрамп.
     Это моя жена, - - ответил сержант. Веркрамп понял, что допустил ошибку.
     - Послушайте, -- сказал лейтенант, -- нельзя же показывать ее вместе  с
девками-кафирками.
     Нельзя, конечно,  -- согласился сержант. --  Но я думал,  что это может
помочь.
     Чему помочь?
     Семейной жизни, -- объяснил  сержант.  -- Пони маете,  она...  э-э-э...
немного склонна к флиртам, и я подумал, что хорошо бы сделать так,  чтобы на
нее ни один мужик и взглянуть не захотел.
     Веркрамп изучающе посмотрел на изображение.
     -  Не думаю, что вам стоит так уж сильно бес  покоиться, -- сказал он и
распорядился не показывать больше слайд с миссис Бишоф в общей подборке.
     Добившись наконец, чтобы  курс лечения во всем  следовал разработанному
им  плану,  лейтенант  Веркрамп  спустился  в  кабинет  комманданта  и  стал
мучительно  думать, что  бы еще предпринять такое, чтобы его пребывание  при
исполнении  обязанностей начальника  полиции  оставило о  себе  неизгладимый
след.  Он  понимал,  что  следующий этап  в его  деятельности  по-настоящему
начнется вечером, когда начнут действовать его секретные агенты.

Глава седьмая
     Приехав  после  обеда  в  Веезен  и  обнаружив,  что  по  пятницам  все
закрывается  очень рано,  коммандант  начал  уже было думать,  что  ему  так
никогда и не удастся  отыскать дом Хиткоут-Килкуунов. Первое  впечатление --
что  время  в  Веезене  как будто остановилось  -с  лихвой подтвердилось при
непосредственном   знакомстве   с  городком,   на  улицах  которого   в  эти
послеполуденные часы не было ни души. Он побродил по центру в поисках почты,
но когда нашел ее, то почта  оказалась закрыта. Попытка заглянуть в магазин,
в котором он побывал утром, закончилась столь же безуспешно. В конце  концов
коммандант уселся в тени  королевы  Виктории и  принялся  созерцать покрытые
пылью  пушницы,  высаженные в скверике вокруг памятника. Сидевшая на веранде
расположенного напротив  магазинчика  собака какого-то странного желтоватого
оттенка лениво почесывалась, и ее вид  заставил комманданта  вспомнить о той
новой  роли,  которую он  теперь  играл.  "Под  палящим солнцем могут гулять
только  бешеные  псы  и  англичане, --  взбодрил  себя  коммандант  когда-то
запомнившейся  поговоркой  и задумался о том,  что стал  бы делать настоящий
англичанин в такое время дня в незнакомом ему городе. - - Наверное, пошел бы
ловить  рыбу", - - решил коммандант и, поднявшись с неприятным чувством, что
королева Виктория оценивает его весьма критически,  сел  в машину  и  поехал
назад в гостиницу.
     Дух  опустошенности, которым  было  пропитано  здание гостиницы, сейчас
казался еще сильнее. Две мухи все еще сидели, как в ловушке, между створками
вращающейся двери, но больше  уже не жужжали. Коммандант Ван  Хеерден прошел
пустым  коридором  к  себе в  комнату  и взял  удочку. При  выходе  возникли
сложности: удочка  и ведерко  для  рыбы  не  протискивались одновременно  во
вращающуюся  дверь. Но в  конце концов коммандант  все же  выбрался наружу и
направился по тропинке,  извивавшейся среди густой зелени,  в сторону  реки.
Около  слива из  огромной  сточной  трубы он остановился, посмотрел, в какую
сторону  течет река, и пошел  вверх  по течению, решив, что  не стоит ловить
рыбу, которая  нагулялась на стоках. Найти участок берега, который не был бы
сплошь покрыт  зарослями, оказалось непросто.  Но коммандант все же  отыскал
подходящее  местечко,  уселся,  выбрал  самую многообещающую, на его взгляд,
мушку -крупную,  с ярко-красными крыльями - - и забросил удочку. Вода в реке
казалась  неподвижной,  и в ней не  было видно признаков чьей-либо жизни, но
комман-данта это не волновало. Он занимался тем,  чем должен был  заниматься
настоящий английский  джентльмен в  жаркий летний полдень. Отлично зная, что
англичане  редко демонстрируют образцы  эффективности  в  делах,  коммандант
сомневался и  в том, что  они способны кого-либо поймать,  когда  занимаются
рыбной ловлей.  Время текло неторопливо,  и коммандант,  разморенный  жарой,
начал  как бы грезить наяву, одновременно и  подремывая,  и  с  удивительной
ясностью видя себя со стороны. Вот он стоит  на  берегу неизвестной ему реки
-- полный пожилой человек в непривычной ему одежде --и ловит непонятно кого.
Странное  занятие,  но  оно  помогало  расслабиться  и   наполняло  какой-то
удивительной умиротворенностью. Пьембург  и полиция со всеми  их  проблемами
остались далеко-далеко и  не имели уже никакого значения. Ван  Хеердену было
совершенно безразлично, что  там происходит. Он чувствовал  себя  бесконечно
оторванным  от  всего этого. Здесь,  в  горах,  он  если еще и не стал самим
собой, то по крайней  мере сильно  приблизился  к состоянию полной  душевной
раскрепощенности. Коммандант  только было  задумался над внутренним  смыслом
собственного восхищения всем английским, как чей-то голос прервал его грезы.
     -  О,   за  мушкой  никогда  не  прячется  крючок!  -проговорил  голос.
Коммандант обернулся и увидел глазеющего на  него  коммивояжера, страдающего
вспучиванием от газов.
     Иногда как  раз  прячется,  - - ответил  комман  дант,  которому  слова
коммивояжера показались довольно-таки глупыми.
     Это цитата,  цитата, --  пояснил  тот.  -- Боюсь,  я их  слишком  часто
употребляю. Издержки моей про фессии. Это обычно вредит общению.
     - Вот как, - - нейтрально заметил коммандант, понятия не имевший о том,
откуда может быть взята эта цитата. Он смотал удочку и с огорчением заметил,
что мушка с крючка куда-то пропала.
     Видите, я  все же оказался прав, -- сказал комми вояжер. Весь  покрытый
чешуей, всемогущий и святой.
     Простите? -- переспросил коммандант.
     Еще  одна  цитата, --  пояснил  его  собеседник. - Пожалуй,  мне  стоит
представиться. Меня зовут Мальпурго. Я преподаю английский язык и литературу
в университете Зулулэнда.
     Ван  Хеерден,  коммандант  полиции  из  Пьембур- га, -- в свою  очередь
представился коммандант и был поражен эффектом, который произвели его слова.
Мальпурго побледнел и казался  откровенно встревоженным.  -  - Что-нибудь не
так? - - спросил коммандант.
     Нет... -- потрясенно  ответил Мальпурго. -- Все в порядке. Я  просто...
Ну, я и представить себе не мог, что вы... э-э-э... коммандант Ван Хеерден.
     А вы что, слышали обо мне? -- спросил коммандант.
     Мальпурго  кивнул.  Было очевидно,  что ему  действительно  приходилось
слышать раньше о комманданте. Ван Хеерден разобрал удочку.
     Думаю,  я уже  ничего сейчас не  поймаю,  - сказал он.  -- Уже  слишком
поздно.
     Самое хорошее  время  -  вечером,  - ответил Мальпурго, с  любопытством
разглядывая его.
     Правда? Интересно,  -- заметил коммандант, и они двинулись вдоль берега
назад,  в  сторону гостини цы. --  Я  тут  впервые  взялся за удочку.  А вы,
наверное, завзятый рыболов? Похоже, вы разбираетесь в этом деле.
     Мои  знания  почерпнуты  исключительно  из  литературы,  --   признался
Мальпурго. -- Я пишу диссертацию о "Провидении".
     Коммандант Ван Хеерден был поражен.
     Это же страшно трудная тема? -- спросил он.
     Это поэма Руперта Брука,  -- улыбнувшись, пояснил Мальпурго. - "Поэма о
рыбе".
     Ах, вот оно что, - - произнес коммандант. Он  никогда в жизни не слышал
о Руперте Бруке, однако теперь его интересовало все, что касалось английской
литературы. -- А этот Брук -- он кто, английский по эт?
     Мальпурго подтвердил догадку Ван Хеердена.
     - Он  погиб  во  время  первой мировой войны,  -  пояснил Мальпурго,  и
коммандант выразил сожале ние. -- Дело  в том, -- продолжал преподаватель ан
глийской литературы, - -  что, на мой  взгляд,  эту по эму можно истолковать
как простую аллегорию на  те  му состояния человека -- la condition humaine,
если  вы  понимаете, что  я  имею в виду, -- но  в  ней есть также  и  более
глубокий  смысл,  который  можно  истолковать  в  понятиях  открытого  Юнгом
психоалхимического про цесса превращения.
     Коммандант кивнул. Он не понял ни слова  из того, что сказал Мальпурго,
но ему  было  приятно слушать столь умные  речи.  Ободренный этим молчаливым
согласием, Мальпурго стал с энтузиазмом развивать свои идеи дальше.
     -  Например,  строки "И  несомненно, что добро родится как-то из воды и
грязи" ясно указывают на стремление поэта ввести юнговскую концепцию камня и
его первородства как первичной материи  -  - prima materia, -- никак в то же
время  не  уводя внимания чи  тателя от  несерьезного, юмористического  тона
поэмы.
     Они дошли до  огромной  сточной  трубы, и  Мальпурго  помог комманданту
перенести  через нее его ведерко. Явная тревога, с какой он  среагировал  на
первоначальное  знакомство с  коммандантом,  уступила у него  место  нервной
говорливости  в ответ на дружелюбный интерес со  стороны  комманданта, пусть
даже и не окрашенный пониманием.
     -   Несомненно,  это   мотив  индивидуализации,  -продолжал  рассуждать
Мальпурго,  пока они  поднимались по дорожке  от реки к гостинице. -- На это
явно указывают такие образы и сравнения, как "райские личинки", "неувядающие
мотыльки", а также строка "И никогда не умирающий червяк".
     -  Да, наверное, -- согласился коммандант уже в вестибюле гостиницы,  и
они расстались. Ван  Хеерден  шел  по коридору  в свой номер "6 - - Промывка
кишок" в  приподнятом настроении. Ему удалось  провести послеобеденные  часы
действительно  по-английски  -- за рыбной ловлей и интеллектуальной беседой.
Начало отпуска оказалось удачным, в  какой-то  мере оно  даже компенсировало
разочарование,  испытанное коммандантом при  первом знакомстве с гостиницей.
По этому случаю коммандант решил принять перед ужином ванну. Некоторое время
он потратил в безуспешных поисках ванной комнаты, но в конце концов вернулся
к себе в номер и умылся  над раковиной, явно  предназначенной  -- судя по ее
внешнему  виду  --  для  этой  самой  цели и вряд  ли  использовавшейся  для
чего-либо   другого.  Как  и  предупреждал   его  старик,  вода   в   кране,
обозначенном: "Хол.",  оказалась горячей. Коммандант попробовал другой кран,
но вода и там была такой  же горячей.  Коммандант  побрызгал на себя  теплой
водой из  какой-то  кишки,  слишком толстой для  того, чтобы  ее можно  было
использовать  для  клизмы.  Запах от  воды,  однако,  шел  весьма  странный.
Умывшись подобным образом,  коммандант  уселся на кровать и  прочел главу из
"Берри и  компания", благо до ужина еще оставалось время. Но ему  не удалось
полностью  сосредоточиться  на чтении.  Как бы он  ни садился, ему все время
было  видно собственное размытое отражение в зеркале  платяного шкафа, и это
создавало ощущение, будто в комнате постоянно присутствует кто-то еще. Чтобы
избавиться  от этого принудительного самосозерцания,  коммандант  улегся  на
кровать и попробовал разобраться,  что же именно втолковывал  ему Мальпурго.
Во  время  разговора он  не понял ничего,  сейчас  ясности было  еще меньше,
однако у него в голове непрерывно крутилась  строчка "И никогда не умирающий
червяк". Он  вспомнил, что  червяка  можно  разрезать  пополам,  и каждая из
половинок начнет жить самостоятельной жизнью. В это было трудно поверить: но
вдруг, подумалось  комман-данту, если один конец червяка окажется смертельно
болен,  то  другой  сумеет как-то отсоединиться от  первого, от его смерти и
сможет  жить  дальше.  Возможно,  что-то  подобное   имеют   в  виду,  когда
употребляют  слово "терминальный".  Он никогда  не мог  понять смысла  этого
слова. Надо  будет  спросить  Мальпурго,  сразу видно,  что  тот --  человек
образованный.
     Но когда  он спустился  в  "Насосную" на  ужин, Мальпурго там  не было.
Единственными компаньонами комманданта  оказались две пожилые леди, сидевшие
в  дальнем  углу  комнаты. Поскольку  из-за журчания  фонтана  разобрать  их
перешептывание  было   совершенно  невозможно,  коммандант  поужинал,  можно
считать,  в  тишине  и  теперь  просто  сидел,   наблюдая  за  тем,  как  за
Аардваркбергом   темнело   небо.   Завтра  он  обязательно   разыщет   адрес
Хиткоут-Килкуунов и даст им знать, что приехал.
     В семидесяти  милях  от  Веезена, в  Пьембурге,  вечер,  не  обещавший,
казалось, никаких происшествий, ближе  к  полуночи стал  неожиданно  бурным.
Начиная с половины двенадцатого, город с интервалами в  несколько минут друг
между  другом  потрясли  двенадцать  мощных взрывов. Тот факт, что  все  они
произошли  в  стратегически  важных  местах,  полностью  подтверждал  мнение
лейтенанта  Веркрампа  о существовании  в  городе  хорошо  организованной  и
законспирированной сети подрывных элементов. После того как  горизонт озарил
взрыв  последней из подложенных бомб, Пьембург еще глубже погрузился  в  тот
мрак забвения,  который, собственно, и  придавал ему известность. Теперь  он
лишился  электричества, телефонной связи и радио. Благодаря рвению секретных
агентов Веркрампа прекратились  шоссейные  и железнодорожные связи с внешним
миром. И  без того тонкие нити, соединявшие  столицу  с XX веком, оборвались
полностью.
     С крыши здания полицейского управления,  по которой прогуливался,  дыша
воздухом, Веркрамп, зрелище этого преображения показалось ему захватывающим.
Только что Пьембург еще  представлял собой скопление ярких  неоновых огней и
паутину  освещенных улиц, и вдруг в одно  мгновение  весь город погрузился в
полную,  кромешную  темноту  и  стал  неотличим  от  окружавших  его  холмов
Зулулэнда.  Неразличима  стала   и   телевизионная  башня,  всегда   заметно
выделявшаяся на  фоне окружающего  пейзажа. Веркрамп поспешно  направился  с
крыши  вниз, в  камеры,  где единственные  в городе люди,  которые могли  бы
порадоваться перебою с электричеством, все еще продолжали в темноте получать
удары  током от приводимых в  действие  вручную  генераторов. Утешением  для
добровольцев было  разве что отсутствие теперь изображений обнаженных черных
женщин, поскольку диапроекторы тоже не работали.
     В  обстановке  всеобщей  паники  только  лейтенант  Веркрамп   сохранял
удивительное спокойствие.
     - Все  в  порядке,  -- прокричал  он.  -- Волноваться  не  из-за  чего.
Продолжайте эксперимент,  используйте обычные фотографии. -- Веркрамп  ходил
от одной ка меры  к другой, раздавая фонари, которые  он заранее приготовил,
по-видимому, предполагая нечто подоб ное. Сержант Брейтенбах, как всегда, не
разделял его спокойствия.
     Вам не  кажется, что  важнее было  бы разобраться,  почему  отключилось
электричество? --  спросил  сержант. --  Мне послышалось, что было  довольно
много взрывов.
     Двенадцать, - - многозначительно сказал Вер крамп. -- Я их пересчитал.
     Двенадцать мощнейших взрывов среди ночи, и вас это никак не волнует? --
спросил пораженный се ржант. Нет, лейтенанта Веркрампа это не волновало.
     Я уже давно ожидал чего-то в этом роде, - честно сказал он.
     Чего ожидали?
     Того, что саботажники