юратор. Палец удалось засунуть  неглубоко, что
коммандант  счел  обнадеживающим   признаком.  Затем   он   осмотрел  ремень
вентилятора и проверил уровень масла. Этим его знакомство с автомобилем было
исчерпано,  и потому  коммандант решил отказаться от дальнейшего  выполнения
непосильной для него задачи.
     Прошу прощения,  -- сказал  он, --но никаких явных  неисправностей я не
вижу.
     Наверное,   у  меня  просто   кончился   бензин,  -  улыбнулась  миссис
Хиткоут-Килкуун. Коммандант Ван Хеерден посмотрел на указатель и увидел, что
тот показывал "пусто".
     Действительно, -- подтвердил он.
     Миссис Хиткоут-Килкуун еле слышным голосом принесла свои извинения.
     - Я вам доставила столько хлопот, -- прошептала она. Но коммандант  Ван
Хеерден чувствовал себя по-настоящему  счастливым оттого, что никаких хлопот
у него не возникло.
     Что вы,  не стоит благодарности,  -- ответил он краснея и уже  собрался
было  пойти  смыть  где-нибудь  с  рук  масло,  но   миссис  Хиткоут-Килкуун
остановила его.
     Вы были так  добры, -- сказала она, -- пойдемте в бар, я просто обязана
вас угостить.
     Коммандант  попробовал было  отговориться,  но  она  не  желала  ничего
слушать.
     - Я  позвоню в гараж, чтобы привезли бензин, - сказала она, --  а потом
присоединюсь к вам на веранде.
     Некоторое время спустя они сидели на веранде, и миссис Хиткоут-Килкуун,
потягивая  через  соломинку  холодный сок,  расспрашивала комманданта о  его
работе.
     Быть  сыщиком -- это, наверное, так интересно, - говорила она.  --  Мой
муж уже на пенсии, знаете ли.
     Я не знал, -- ответил коммандант.
     - Конечно,  он еще  занимается  немного биржевыми  делами,  акциями,  -
продолжала она, - но это ведь не совсем то же самое, правда?
     Коммандант согласился, что это  действительно не то же самое, хотя и не
понял, что,  собственно, с  чем  сравнивается.  Пока  миссис Хиткоут-Килкуун
продол  жала болтать,  коммандант упивался  всеми подроб ностями ее  платья,
туфель  из крокодиловой кожи, в тон подобранной сумочки, неброских жемчужных
се  режек  и восхищался утонченностью ее вкуса.  И даже то, как она положила
ногу  на  ногу,  придавало  ей  какую-то  скромность неотразимую, по  мнению
комманданта Ван Хеердена.
     Вы  из  этих  краев?  --  как  бы   невзначай  поинтересовалась  миссис
Хиткоут-Килкуун.
     У моего отца была ферма  в Кэроу, --  ответил коммандант. - Он разводил
коз. - Произнося это, коммандант  сознавал, что  занятие его отца не слишком
престижно.  С  другой стороны,  он знал, что  быть землевладельцем значило в
глазах англичанина очень многое. Миссис Хиткоут-Килкуун вздохнула.
     Я  так люблю здешние пейзажи, - проговорила она. -- Это одна из причин,
почему мы приехали в Зулулэнд. Знаете, мой муж вышел после войны в отставку,
и мы уехали в Умтали, и нам там очень нравилось, но климат стал как-то плохо
сказываться на нем, и мы переехали сюда. Мы выбрали Пьембург, потому что нам
обоим очень нравится здешняя  атмосфера. Она так напоминает это великолепное
fin de siecle, вы не находите?
     Коммандант, который не знал,  что означает fin de  siecle, ответил, что
ему Пьембург нравится тем, что все в нем дышит добрым старым временем.
     - Вы совершенно правы, -  согласилась миссис  Хиткоут-Килкуун. -- Муж и
я, мы настоящие  ностальгиоманы.  Если бы  только можно  было повернуть часы
назад!  Какая прежде была  во всем элегантность, ка  кое  очарование,  какое
изящество! Те времена невозможно и вспоминать без грусти. - Она вздохнула, и
коммандант, ощутив, что впервые  в жизни встретил действительно  родственную
душу,  вздохнул с ней  вместе.  Какое-то  время спустя  бармен  доложил, что
бензин в "роллс-ройс" залит, и коммандант встал, чтобы попрощаться.
     - Не буду вас задерживать, - вежливо произнес он.
     Большое  спасибо  вам за помощь,  -  ответила миссис Хиткоут-Килкуун  и
протянула руку в перчатке. Коммандант взял эту руку  и, повинуясь внезапному
импульсу, пришедшему,  должно  быть, с сорок девятой страницы  "Похожего  на
всех", прижал ее к губам.
     Ваш слуга, -- пробормотал он.
     Прежде  чем  миссис   Хиткоут-Килкуун  успела   что-либо   сказать,  он
повернулся и ушел  и  несколько  минут  спустя  уже  ехал  по направлению  к
Пьембургу, испытывая какое-то странное приподнятое настрое ние. Вечером того
же  дня он взял в библиотеке книгу "Берри и компания" и  отправился домой  в
предвкуше нии вдохновения, которое, несомненно, ждало его в обществе  героев
Йейтса.
     Где ты была? спросил жену полковник Хиткоут-Килкуун, когда та вернулась
домой.
     Ты не поверишь, но я  познакомилась  с настоящим дикарем. Не с тем, кто
уже  пообтерся и прилизан,  а  с самым настоящим.  Редкостный экземпляр, как
будто только что сошел с Ноева ковчега.  Ты не поверишь, но он поцеловал мне
руку, когда мы прощались.
     Какая мерзость! -- ответил полковник  и отправился в сад посмотреть  на
свои азалии. Он испытывал искреннее и глубокое  отвращение к белым муравьям,
толстощеким  неграм  и  к  африканерам.  В  гостиной остался майор Блоксхэм,
погруженный в чтение какого-то журнала.
     Полагаю,  не  все  же  они скоты, --  изящно ответил  он, когда  миссис
Хиткоут-Килкуун рассказала ему о  комманданте.  -- Хотя лично я за  всю свою
жизнь  не  встретил  ни одного, который  не был бы  скотом.  Я знавал одного
такого в  Кении, его звали Бота.  Он ни когда не умывался.  А  ваш  знакомый
умывается?
     Миссис  Хиткоут-Килкуун  фыркнула  и  пошла  на  верх,   чтобы  немного
отдохнуть  перед  ужином.  И  там,  лежа  в  тишине  наступающего  вечера  и
прислушиваясь  к  слабому жужжанию  брызговика,  поливавшего  лу жайку перед
домом, она почувствовала  смутную жалость  к той жизни, которую она когда-то
вела.  Жалость, причины и суть которой она  бы не смогла  выра зить словами.
Она  родилась в Кройдоне, жила  в  благополучном районе  Селсдон-роуд. Через
службу, на биравшую женщин для  работы вспомогательным  персоналом в  частях
английских  военно-воздушных сил, она попала  в Найроби, а там полученное  в
родительском доме  умение  ориентироваться  в социальной  об становке,  да и
неплохое происхождение помогли ей найти мужа с деньгами и оставить службу. С
тех беззаботных дней она и осела на "черном континенте", постепенно вместе с
империей перемещаясь все дальше на юг и по мере  этих перемещений обретая ту
утонченную претенциозность, которая так  восхитила комманданта Ван Хеердена.
Сейчас она чувствовала себя усталой. Жеманное притворство и искусственность,
совершенно необходимые для светской жизни в Найроби, в Пьембурге не находили
себе  применения. По сравнению  со  столицей Кении, вся атмосфера здесь была
сугубо  мещанской.  Одеваясь  к  ужину,   миссис  Хиткоут-Килкуун   все  еще
испытывала уныние и подавленность.
     Какой смысл продолжать притворяться,  будто мы не  те, кто мы  есть  на
самом  деле, если  никого даже не интересует,  кем мы притворяемся?  Грустно
спросила она. Полковник Хиткоут-Килкуун неодобрительно посмотрел на жену.
     Надо держать марку, -- осадил он ее.
     -  Не падайте  духом,  голубушка,  -- сказал  майор  Блоксхэм,  бабушка
которого торговала в Брайтоне улитками. -- Своих надо поддерживать до конца.
     Но  миссис Хиткоут-Килкуун  уже больше  не  понимала,  кто был для  нее
своим. Тот мир, в котором она родилась, давно отошел в прошлое,  а  вместе с
ним исчезли и те социальные  ожидания, которые  хотя  бы  скрашивали  жизнь,
позволяли   ее   переносить.  Мир,  придуманный   ею   самой,  созданный  ее
воображением, тоже распадался на глазах. Отчитав официанта-зулуса за то, что
он подал ей суп не с той  стороны, миссис Хиткоут-Килкуун встала из-за стола
и,  прихватив чашечку  с  кофе,  вышла в  сад.  Там, бесшумно расхаживая  по
лужайке под ясным ночным небом, она думала о комманданте.
     - В нем есть что-то свое, что-то настоящее, - еле слышно шептала она.
     Полковник Хиткоут-Килкуун  и майор  в  это время,  сидя  за портвейном,
обсуждали  сражение  за Нормандию. В них не  было ничего  настоящего, ничего
своего. Даже портвейн, который они пили, и тот был австралийский.

Глава пятая
     На протяжении нескольких последующих  дней коммандант Ван Хеерден с еще
большим рвением продолжал свою библиотечную эпопею, даже не подозревая о том
повышенном  интересе,  который  стали испытывать  в  последнее  время  к его
персоне  лейтенант Веркрамп и миссис Хиткоут-Килкуун.  Каждое утро он  --  в
сопровождении агентов  службы безопасности, приставленных Веркрампом следить
за коммандантом, -  отправлялся  в городскую библиотеку Пьем-бурга, где брал
очередную  книгу  Дорнфорда Йейтса.  И каждый  вечер, возвратившись  в  свой
напичканный микрофонами дом, предавался чтению. Ложась  спать -  что  бывало
теперь обычно довольно поздно,  -- он  какое-то время  еще лежал  в темноте,
повторяя про себя им же переиначенную известную формулу Куэ:  "Каждый день и
всеми доступными мне способами я становлюсь  все беррее  и  беррее" - своего
рода  самовнушение, не  оказывавшее внешне заметного  воздействия на  самого
комманданта, но приводившее подслушивавшего Веркрампа в неистовство.
     -  Что,  черт возьми, это означает? -  спрашивал  лейтенант у  сержанта
Брейтенбаха,  вместе  с которым они прослушивали магнитофонную запись ночных
упражнений комманданта в самосовершенствовании.
     Вообще-то  "берри"  -  это разновидность фруктов  -  не очень  уверенно
ответил сержант.
     Так  еще  говорят, когда хотят избавиться от трупа - произнес Веркрамп,
которого личные вкусы больше подталкивали к похоронным сюжетам. - Но почему,
черт побери, он постоянно повторяет эту фразу?
     -- Она напоминает какую-то  молитву, -- сказал сержант Брейтенбах. -- У
меня  была  тетка,  которая  помешалась  на  почве  религии.  Так  вот,  она
непрерывно повторяла молитвы... Однако  лейтенанту Веркрампу рассказ о тетке
сержанта Брейтенбаха был неинтересен.
     - Надо, чтобы за ним наблюдали неотрывно, - распорядился лейтенант. - И
как  только  он  начнет делать  что-нибудь подозрительное -  - ну, например,
решит купить тесак, -- немедленно докладывать мне.
     - А может быть, попросить эту вашу психиатриню... -- спросил  сержант и
поразился ярости, с какой ответил ему  Веркрамп. Сержант вышел  из  кабинета
начальника с четким убеждением, что лейтенант Веркрамп впредь  никогда и  ни
при каких обстоятельствах  не желал бы ни видеть доктора фон Блименстейн, ни
слышать о ней.
     Оставшись  один,  Веркрамп  попытался сосредоточиться  на  том,  чем же
занимается  коммандант  Ван  Хеерден.  Он  начал  с  просмотра  донесений  о
передвижениях комманданта по городу.
     "Посетил библиотеку. Поехал  в управление полиции. Поехал в гольф-клуб.
Вернулся  домой".  Совершенно  невинные  действия,  совершаемые ежедневно  и
потому  способные  привести   в  уныние  кого  угодно.  Но   где-то  в  этой
повседневной   рутине  скрывалась  тайная  причина  ужасной  самоуверенности
комманданта  и его  жуткой  улыбки. Даже  сообщение  о том,  что  коммунисты
установили  в  его доме  подслушивающую аппаратуру, лишь на  несколько минут
вывело комманданта из равновесия;  а сейчас, насколько мог судить Вер-крамп,
коммандант просто уже позабыл об этом. Правда, он запретил заполнять анкету,
составленную  доктором  фон Блименстейн.  Но сейчас,  задним  числом,  лично
познакомившись  с  сексуальными  привычками  врачихи,  лейтенант  должен был
признать разумность  такого  решения.  Сам лейтенант Веркрамп  только теперь
понял, что он чуть  было  не позволил  женщине с  болезненной  склонностью и
нездоровым интересом к этой теме заполучить в свое распоряжение информацию о
сексуальных привычках всей полиции Пьембурга. Веркрамп содрогнулся  от одной
мысли о том, какое применение могла бы найти врачиха этой информации, и стал
думать над тем, что же делать с полицейскими, грешащими межрасовыми половыми
сношениями.  Было очевидно,  что решать эту проблему придется, не прибегая к
посторонней  помощи.  Попытавшись  вспомнить,  что  доктор  фон  Блименстейн
рассказывала  ему о психиатрических способах  лечения,  он  решил сходить  в
городскую библиотеку: отчасти чтобы узнать, нет ли там литературы о том, как
вызывать  отвращение  к чему-либо;  но  также  и потому, что  посещение этой
библиотеки  столь  часто фигурировало в отчетах о  передвижениях комманданта
Ван  Хеердена.  Через  час лейтенант  возвратился  в полицейское управление,
зажимая  под  мышкой  книгу  Эй-зенка "Факты  и воображение  в  психологии".
Веркрамп  испытывал удовлетворение  оттого,  что  нашел  толковую  работу по
интересовавшей его теме.  Он, однако,  нисколько не  приблизился к пониманию
причин  перемен,  происходивших  в последнее время  в  коммандан-те. Попытки
выяснить в библиотеке, что читает ком-мандант, -- попытки, которые лейтенант
неубедительно  объяснил  тем,  что  собирается  подарить  ему  на  Рождество
какую-нибудь  хорошую книгу, -  - натолкнулись  на ответ, что коммандант Ван
Хеерден предпочитает романтическую  литературу.  Веркрампу этот ответ ничего
не говорил.
     С  другой стороны, книжка  Эйзенка оказалась полезной. Воспользовавшись
имевшимся в ней индексом, лейтенант  Веркрамп  избавил себя от необходимости
читать   те  главы,  которые   стали   бы   проверкой  его  интеллектуальной
выносливости, и сразу взялся за  описание болезни и способов ее  лечения при
помощи апоморфина  и  электрошока. Особенно  заинтересовали его описанные  в
книге два клинических  случая В одном при помощи апоморфина удалось  отучить
шофера грузовика одеваться женщиной. В другом электрошок способствовал тому,
что  инженер перестал облачаться в женский корсет. Способ  лечения показался
Веркрампу чрезвычайно простым; он не сомневался, что в  случае необходимости
смог  бы  сам провести его курс. С электрошоком никаких сложностей вообще не
будет: пьембургская полиция была завалена  устройствами,  вызывающими  такой
шок.  Что  же  касается уколов  апоморфина,  то  Веркрамп  был  уверен,  что
полицейский хирург  сможет их сделать.  Главную  трудность представляло само
присутствие  ком-манданта  Ван  Хеердена.  Его  предубеждение  против  любых
нововведений в  прошлом уже не  раз срывало инициативы лейтенанта Веркрампа.
"Только бы этот старый дурак ушел в отпуск!" - мечтал Веркрамп, просматривая
описание  того, как какого-то  бухгалтера удалось излечить от импотенции без
применения апоморфина или электрошока. Но  такие случаи его не интересовали,
и он, пропустив несколько страниц, стал читать дальше.
     Пока  Веркрамп,  погрузившись  в   изучение  психологии  отклоняющегося
поведения,  старался  забыть  о  докторе  фон   Блименстейн,  сама  она,  не
подозревая,  сколь  изменилось уважение к ней Веркрампа под  воздействием ее
сексуальности,   изо   всех  сил  старалась  вспомнить  подробности  вечера,
проведенного накануне ими вместе.  Единственное, что  она помнила, -- как ее
доставили в городскую  больницу Пьембурга, и  водитель  "скорой" заявил, что
она  эпилептик.  Недоразумение, однако, быстро разъяснилось,  был  поставлен
верный диагноз - - мертвецки пьяна, - - после  чего,  насколько она помнила,
ей промыли желудок, посадили в такси  и отправили домой  в Форт-Рэйпир,  где
наутро у нее состоялось неприятное объяснение с главным врачом психбольницы.
С тех пор она несколько раз звонила Веркрампу, но его телефон был  постоянно
занят. В конце  концов  она отказалась от  попыток дозвониться,  решив,  что
гоняться за ним ниже ее достоинства.
     "Со временем он сам ко мне придет, - самодовольно решила она. -- Никуда
он не денется".
     Каждый  вечер,  принимая  ванну,  она  с удовольствием  рассматривала в
зеркале отметины, оставшиеся от зубов Веркрампа, а на ночь клала под подушку
разорванные пунцовые трусики - доказательство чувств лейтенанта к ней.
     "Какие у  него сильные потребности в оральном  контакте!" думала она, и
сердце замирало от счастья, а грудь тяжелела в предвкушении.
     Миссис Хиткоут-Килкуун была  слишком леди, чтобы  предаваться сомнениям
насчет  того,  прилично ли  ей  поддерживать знакомство  с коммандантом  Ван
Хеерденом. Каждый день  после обеда старинный "роллс-ройс" бесшумно скользил
по  дорожке,  останавливался у  поля  для  гольфа, и миссис  Хиткоут-Килкуун
играла  -- и играла очень хорошо, -пока не  появлялся коммандант. После чего
она вовлекала его в разговор и тем спасала  от необходимости демонстрировать
весьма скромные способности к гольфу.
     - Вы, наверное, страшно  от меня устали, --  проговорила она как всегда
томно и еле слышно, когда они в очередной  раз сидели на веранде гольф-клуба
и беседовали.
     Коммандант заверил ее, что ничего подобного.
     - Я так  мало соприкасалась  с настоящей  жизнью,  - продолжала она.  -
Потому-то  мне нравится общаться с мужчинами, про которых можно сказать, что
они je ne sais quoi.
     Ну,  не знаю,  -- скромно ответил  коммандант.  Миссис  Хиткоут-Килкуун
погрозила ему затянутым в перчатку пальцем.
     А вы еще  it остроумны, -- сказала она. Коммандант так и  не понял, чем
была вызвана  и  к чему относилась  эта фраза. --  От человека,  занимающего
высокий  и ответственный  пост,  обычно как-то не ждешь  чувства юмора. Ведь
быть  коммандантом полиции в таком большом городе, как  Пьембург, --  это же
ужасная ответственность.  Наверное, бывают ночи, когда  вы  от  беспокойства
просто не можете заснуть.
     У комманданта  были за последнее время несколько ночей, когда он не мог
заснуть, однако о причинах этого он предпочел бы не распространяться.
     - Когда я ложусь спать, то сплю, - ответил он.
     По ночам меня ничто не беспокоит.
     Миссис Хиткоут-Килкуун окинула его взглядом, полным восхищения.
     Как я вам завидую! - сказала она. - Я так страдаю от бессонницы. Обычно
лежу и думаю о  том, как все изменилось  в жизни.  Вспоминаю, как  прекрасно
было  в Кении, пока  не появились эти ужасные мау-мау и не испортили все. Во
что  сейчас превратили  черные эту  страну?! Там даже  не проводятся  больше
гребные регаты! -- Она вздохнула, и коммандант выразил ей свое сочувствие.
     А вы  попробуйте  читать  на  ночь, - посоветовал  он. -- Некоторым это
помогает.
     А что читать?  спросила миссис  Хиткоут-Килкуун таким тоном, как  будто
она уже прочла все написанное в мире.
     Ну, например,  Дорнфорда  Йейтса, - предложил коммандант  и  с радостью
увидел,  что  миссис Хиткоут-Килкуун уставилась  на  него, не скрывая своего
изумления. Именно на такой эффект он и рассчитывал.
     И вы тоже? - - выдохнула она. - - Вы тоже его поклонник?
     Коммандант утвердительно кивнул.
     - Не  правда ли, он великолепен? - - продолжала миссис  Хиткоут-Килкуун
своим  мертвым,  еле  слышным голосом.  -- Он  абсолютно бесподобен.  Мы его
преданнейшие поклонники - и муж, и я. Абсолютно преданнейшие. Это было одной
из  причин, по  которым  мы перехали в Умтали. Просто  чтобы быть  поближе к
нему. Чтобы дышать тем же  воздухом, каким он дышал, чтобы сознавать, что мы
живем  в одном  городе с  великим человеком. Это было удивительно прекрасно.
Настолько замечательно, что нет слов.
     Она   на  мгновение  замолкла,  и  этой   паузы  оказалось   достаточно
комманданту  для того, чтобы  высказать собственное удивление: он никогда не
думал, что Дорнфорд Йейтс жил в Родезии.
     Я всегда  почему-то представлял  его себе живущим  в  Англии, -- сказал
коммандант, не уточняя,  что всегда в  данном случае  означало всю последнюю
неделю.
     - Он приехал туда во время войны, -- объяснила  миссис Хиткоут-Килкуун,
--  а  потом опять вернулся  в  свой дом  в  О'Бонне, в Пиренеях  -- ну,  вы
помните,  конечно:  "Дом, который построил  Берри". Но  французы  вели  себя
ужасно, и все там изменилось к худшему. Он не смог этого выдержать, переехал
в Умтали и жил там до самой смерти.
     Коммандант высказал сожаление  в связи с тем, что Йейтс уже умер  и они
н