дело. Тогда тебя загребла полиция.
     Она может  и  в  этот раз меня загрести, -- возразил  агент 745 396. --
Заранее же не знаешь. Теперь  полицией командую  я. С  пятницы коммандант  в
городе - я, -- объяснил Веркрамп. -- А,  кстати, кто  тогда заплатил за тебя
штраф?
     -  Вы, -- согласился  агент,  -- но  зато  обо мне стало известно всем.
Попробуйте поработать в конторе,  где каждый считает вас человеком,  который
пристает к  старикам в общественных уборных. Несколько месяцев понадобилось,
чтобы  об  этом забыли. Мне  пришлось  пять  раз  переезжать  с квартиры  на
квартиру.
     - Всем нам приходится чем-то жертвовать  для блага  белой Южной Африки,
-- ответил Веркрамп. - Кстати, теперь через каждые несколько дней  переезжай
на  новое  место. Так  поступают  все подпольщики.  На  этот  раз  ты должен
выглядеть и действовать убедительно, как настоящий нелегал.
     Хорошо, взорвал я трансформаторную подстанцию. Что потом?
     Потом делаешь то, что я сказал. Толкаешься среди студентов, среди левых
и даешь понять,  что ты подпольщик. Какая-нибудь скотина  очень  скоро тобой
заинтересуется и втянет в их планы.
     Но агент 745 396 сомневался в этом.
     Чем  я  докажу,  что  трансформатор взорвал именно  я? --  спросил  он.
Веркрамп задумался.
     Тут ты верно подметил, -- согласился он. -- Покажи им  гелигнит. Думаю,
это сработает.
     Да? -- саркастически переспросил 745 396. -- А где я его возьму? У меня
он, знаете ли, не всегда под рукой бывает.

     Из полицейского арсенала,  сказал  Веркрамп. --  Я  тебе  сделаю  ключ,
сможешь брать, когда понадобится.
     Как мне поступать, когда я познакомлюсь с настоящими  подпольщиками? --
спросил агент.
     -  Подговори  их что-нибудь взорвать и  сообщимне  прежде,  чем они это
сделают. Тогда мы сможем накрыть их прямо на месте,  -  - ответил  Веркрамп.
Условившись  о  месте,  в  котором он  оставит  агенту  ключ от полицейского
арсенала,  Веркрамп вручил ему  пятьсот  рандов на расходы и  уехал, оставив
агента самого  копаться в распределителе,  который  Веркрамп  так и не сумел
собрать. -- Не забудь, пусть  они вначале что-нибудь взорвут, а потом  мы их
арестуем,  - - напомнил еще  раз Веркрамп  агенту, перед тем  как  уехать. -
Важно, чтобы  у нас были доказательства их подрывной деятельности.  Тогда мы
сможем  отправить этих  скотов на виселицу. Я не хочу, чтобы их опять судили
как заговорщиков. Мы должны иметь твердые доказательства терроризма.
     И Веркрамп укатил к другому агенту. На протяжении последующих двух дней
двенадцать секретных агентов уволились оттуда,  где  они работали. Каждый из
них  получил  задание  взорвать  что-нибудь  в окрестностях Пьембурга.  Были
изготовлены  двенадцать  ключей к полицейскому арсеналу. Веркрамп пребывал в
уверенности,  что ему вскоре удастся нанести в  Пьем-бурге такой удар во имя
свободы  и Западной Цивилизации,  который существенно  продвинет  вперед его
карьеру.
     Вернувшись к себе  l кабинет,  лейтенант Веркрамп  еще раз  внимательно
изучил план  операции "Красный мятеж",  тщательно запомнил все  его  детали,
после чего сжег папку с подготовленными документами. Это была дополнительная
предосторожность  против  малейшей  утечки  информации.  Веркрамп   особенно
гордился  созданной  им  системой секретных  агентов, которых  он  вербовал,
каждого  поодиночке,  на  протяжении  многих  лет, оплачивая  их  из фондов,
выделяемых службой безопасности  на информаторов.  У каждого из агентов была
своя кличка, и даже сам  Веркрамп знал  их только по  номерам, так  что было
невозможно проследить какую бы то ни было их связь с БГБ. Способ, при помощи
которого агенты сносились  с самим  Веркрампом,  был столь же  изощрен:  они
должны были оставлять зашифрованные записки  в тайниках, откуда их  забирали
сотрудники Веркрампа. Для каждого дня недели был свой код и свой тайник. При
такой системе штатные  сотрудники  Веркрампа  никогда  не  должны  были даже
случайно встретиться с его агентами, о существовании которых они  имели лишь
смутное представление. Тот факт,  что на каждого агента приходилось  по семь
кодов  и по семь тайников,  а самих агентов  было  двенадцать, означал,  что
сотрудникам  Веркрампа приходилось выполнять невероятный  объем  работы. При
сложности задуманной системы выполнить эту работу было бы невозможно, будь в
Пьембурге  на  самом деле  хоть один  коммунист  и  хоть  какая-то подрывная
деятельность.  В  прошлом  Веркрамп считал, что ему  очень повезло, когда он
получал   больше  одной  шифровки  в  неделю.  Да  и  та,  как  правило,  не
представляла никакой  ценности. Но теперь положение  должно было кардинально
измениться. Веркрамп уже предвкушал грядущий взрыв информации.
     Запустив в ход операцию "Красный мятеж",  Веркрамп  переключил внимание
на вторую кампанию -ту, что  была  направлена против полицейских, склонных к
сношениям с женщинами  небелых  рас. Ее он  назвал  операцией  "Побелка". Из
уважения к доктору Эйзенку он решил использовать одновременно и апоморфин, и
электрошок,  поэтому  сержант  Брейтенбах  был отправлен к оптовому торговцу
лекарствами с заданием приобрести сотню шприцев для подкожных вливаний и два
галлона апоморфина.
     - Два галлона? - переспросил пораженный торговец. -- Вы уверены, что вы
не ошиблись?
     - Абсолютно уверен, - подтвердил сержант Брейтенбах.
     И сотню шприцев? -- спросил торговец, все еще не веря своим ушам.
     Именно так, -- еще раз подтвердил сержант.
     Но это же невозможно! -- возразил торговец. - Что вы собираетесь делать
с двумя галлонами апоморфина?!
     Веркрамп объяснил  сержанту  Брейтенбаху, когда отправлял  его  с  этим
заданием, что и как они собираются делать.
     Лечить алкоголиков, -- сказал сержант.
     Боже правый, -  удивился торговец. -- Я  и не подозревал,  что в стране
столько алкоголиков.
     От этого лекарства их рвет, -- пояснил сержант.
     - Да уж, я думаю, - проворчал торговец. - Двумя галлонами их всех можно
убить. А  уж канализацию они забьют под завязку, это  точно.  Нет, я не могу
отпустить вам то, что вы просите.
     Почему?
     Ну,  во-первых, потому,  что у меня нет  двух  галлонов апоморфина, и я
даже не представляю, где я мог бы их взять. А во-вторых, нужен рецепт врача.
Но я сомневаюсь, чтобы какой-нибудь врач,  будучи в здравом уме, прописал бы
вам два галлона апоморфина.
     Сержант возвратился на службу и доложил лейтенанту Веркрампу о том, что
оптовик отказывается продать им необходимое.
     Нужен рецепт врача, -- сказал сержант Брейтенбах.
     Возьми у полицейского хирурга, -- ответил ему Веркрамп, и сержант пошел
в расположенный при полицейском участке морг, где  хирург  проводил вскрытие
африканца, забитого на допросе до смерти.
     "От  естественных  причин",  -- вписал врач  диагноз  в свидетельство о
смерти, после чего повернулся к сержанту Брейтенбаху.
     Ну, знаете,  есть пределы, за которые я не  могу  заходить,  -- вспылил
хирург, решив почему-то продемонстрировать профессиональную этику. - Я давал
клятву  Гиппократа  и должен ее соблюдать. Рецепта  на два галлона я вам  не
дам. Самое  большее,  что могу  выписать,  --  это тысячу  кубиков.  А  если
Веркрамп  хочет,  чтобы их  вывернуло  покрепче, пусть  щекочет им  в  горле
птичьим пером.
     А тысячи кубиков хватит?
     С трех кубиков их  каждого вырвет по  330 раз, - ответил  хирург. -- Но
смотрите не перестарайтесь. Я  и так еле успеваю  выписывать свидетельства о
смерти.
     Старая  вонючка,  --   выругался  Веркрамп,  когда  сержант  Брейтенбах
вернулся от  оптовика с двадцатью шприцами  и тысячью кубических сантиметров
апоморфина.  - Ну да черт с ним. Теперь нам нужны слайды голых черных девок.
Пусть  полицейский  фотограф  займется  этим  прямо  в пятницу,  как  только
коммандант уедет.
     Пока его заместитель подобным  образом готовился к отпуску  начальника,
сам коммандант Ван Хеерден  вносил в свои планы  срочные поправки, вызванные
полученным от миссис Хиткоут-Килкуун письмом. Когда майор Блоксхэм приехал с
этим письмом, коммандант как раз проходил мимо  стола дежурного, направляясь
к выходу.
     - Письмо для комманданта Ван Хеердена, -- сказал, входя, майор.
     Это я, - откликнулся  коммандант,  обернувшись  от двери. - Рад с  вами
познакомиться, - и энергично потряс руку майора.
     -  Блоксхэм,  майор,  - - нервно представился тот. Полицейские  участки
всегда действовали на него не лучшим образом.
     Коммандант  распечатал  конверт из плотной  розовато-лиловой  бумаги  и
пробежал письмо.
     - Начало  охотничьего сезона.  Всякий раз так, -  сказал майор,  как бы
предлагая  тем самым дополнительные объяснения. Его сильно обеспокоило,  что
коммандант побагровел буквально у него на глазах. - Мне очень неприятно, что
так получилось. Извините.
     Коммандант Ван Хеерден поспешно засунул письмо в карман.
     Н-да. Действительно. Гм-м. -- Он явно не знал, что теперь говорить.
     Передать что-нибудь?
     Нет. То есть  да.  Я остановлюсь в  гостинице,  - ответил коммандант  и
собирался  было  на  прощание  снова  пожать  майору руку. Но  Блоксхэм,  не
попрощавшись,  выскочил  из  полицейского  участка  и уже стоял на  улице, с
трудом переводя дыхание.  Коммандант поднялся к себе  в  кабинет  и вновь, в
состоянии сильного возбуждения, перечел письмо. Получить  послание подобного
рода не от кого-нибудь, но от миссис Хиткоут-Килкуун он никак не ожидал.
     "Ван, дорогой, -- читал  он снова и снова,  -- мне страшно неудобно вам
об этом писать, но я уверена, что  вы все поймете правильно. Мужья -- всегда
такие страшные зануды, правда? Генри ведет себя как-то странно. Мне бы очень
хотелось,  чтобы  вы остановились у нас, но,  я  думаю,  для  всех нас будет
лучше, если  вы  остановитесь  в  гостинице. Генри собирает своих  друзей по
клубу, и он уперся как осел. А  кроме того, я думаю, в гостинице  вам  будет
намного удобнее. Кормиться вы сможете с  нами.  Пожалуйста, дайте мне знать,
что вы согласны, и не сердитесь. Любящая вас Дафния". От письма сильно пахло
духами.
     Коммандант как-то не привык получать  от чужих жен надушенные письма на
розовато-лиловой бумаге  с  неровными краями. Поэтому содержание  письма его
сильно озадачило и поставило в тупик. Он мог только гадать, что имела в виду
миссис  Хиткоут-Килкуун, называя  его  самого  дорогим Ваном, а своего  мужа
-страшным  занудой. Его  нисколько  не удивило, однако, что Генри ведет себя
странно.  Если  его жена  имеет  обыкновение писать  подобные  письма, то  у
полковника  есть  все  основания вести  себя странно.  Припомнив  загадочное
замечание майора,  что  так  бывает  всегда  в  начале  охотничьего  сезона,
коммандант содрогнулся.
     С  другой стороны, рыцарским  чувствам  комманданта льстило то,  что он
завоевал  определенное признание  в глазах  миссис Хиткоут-Килкуун,  и  если
письмо о чем-то и говорило, то в  первую очередь именно об этом. Разумеется,
сердиться ему не  на что. Нечто странное и подозрительное во всем этом есть,
но сердиться здесь нет причин.  Коммандант полистал  справочник  "Этикет для
всех", пытаясь найти в нем совет, как следует отвечать на любовные письма от
замужних женщин. Однако  в данном случае  справочник  оказался бесполезен, и
коммандант стал сочинять ответ  сам. Минут  десять он  раздумывал только над
тем,  следует  ли ему обращаться  к адресату "дражайшая", "моя  дорогая" или
просто "дорогая". Потом он долго корпел над черновиком. Когда письмо в конце
концов  было  написано, оно  звучало так: "Дражайшая Дафния, коммандант  Ван
Хеерден  имеет  честь  принять  любезное  приглашение  полковника  и  миссис
Хиткоут-Килкуун остановиться в гостинице. Он также с удовольствием принимает
ваше приглашение  на обед. С  любовью, Ван". С  точки зрения  комманданта, в
письме    удачно   сочетались   соблюдение   необходимых   формальностей   и
неофициальность   тона;  такое  письмо  никого  не  должно  было  задеть.  С
полицейским   курьером   он   отослал   его   в   Пилтдаун,   на    квартиру
Хиткоут-Килкуунов,  после чего раскрыл карту и  стал изучать маршрут  своего
будущего путешествия. Небольшой городок  Веезен  располагался у подножия гор
Аард-варк. Когда-то он  имел репутацию  курортного города.  Но  в  последние
годы,  когда центры  туризма и отдыха переместились  на побережье,  где были
выстроены новые высотные  гостиницы и мотели, о курорте Веезен забыли -- как
позабыли и о самом Пьембурге.

Глава шестая
     Утро пятницы застало  комманданта уже по дороге в Веезен. Еще  с вечера
он уложил в багажник  машины  удочку и все  другие причиндалы, приобретенные
для отпуска. Сейчас он  сидел  за рулем, облачившись в  норфолкскую куртку и
коричневые  английские  ботинки. Выезжая из города и  взбираясь  по длинному
пологому  подъему, Ван  Хеерден без сожаления смотрел  на остающиеся  позади
красные металлические  крыши домов  Пьембурга. Он  давным-давно не  позволял
себе  отдыха. Кроме  того,  он  с  нетерпением  предвкушал  непосредственное
знакомство  с  тем,  как  на самом  деле живут в  своих загородных поместьях
британские  аристократы. Когда  солнце  поднялось над горизонтом, коммандант
был уже возле Леопардовой реки. Здесь он свернул с магистрали и помчался  по
испещренному выбоинами проселку в сторону гор. Пейзаж по  сторонам менялся в
зависимости от того, представители какой расы жили здесь или там.  В местах,
населенных  белыми,  колыхалась под ветром зеленая трава, стояли  аккуратные
посевы. Дальше, в  сторону реки Вотзак, относившейся  уже к Пондолэнду, жили
черные.  Здесь преобладали  заросли  кустарников,  земля подверглась сильной
эрозии, и козы, стоя на  задних ножках, обгладывали  кусты  и  нижние  ветки
деревьев.  Коммандант  решил,  что будет  вести себя по-английски, и  потому
улыбался африканцам, попадавшимся ему навстречу или  стоявшим у края дороги.
Но  очень немногие улыбались  ему в  ответ,  и вскоре он  отказался  от этой
затеи.  В  Съембоке он  ненадолго  остановился,  чтобы  выпить  кофе.  Заказ
официанту-индийцу  он  сделал на английском языке,  а  не  на африкаанс, как
обычно, и был весьма обрадован, когда тот  дипломатично  поинтересовался, не
иностранец ли коммандант.
     Из Съембока Ван Хеерден выехал в прекрасном настроении и час спустя уже
приближался  по узкой  и трудной  дороге  к перевалу  Роой-Нек.  Наверху  он
остановился и вышел из машины, чтобы взглянуть на окрестности, о которых так
часто думал в последнее  время.  Вид, открывшийся его глазам, превзошел  все
ожидания.  Курортный район  и  сам городок Веезен  располагались  внизу,  на
склонах  небольших холмов  и  в  долинах между ними. Многочисленные ручьи  и
речушки сливались в широкую, медленно  текущую реку, блестевшую в отдалении.
То здесь,  то  там  на  склоне холма и вдоль берега реки  виднелись островки
леса,  отчего светло-зеленые пятна травы чередовались с более темной зеленью
деревьев.  Небольшие  рощицы  окружали  и  разбросанные  по  долине   фермы,
прикрывая  их от  солнца.  Еще дальше  снова  вздымались  горы,  полумесяцем
окружавшие эту холмистую долину, а над ними сияло безукоризненной  голубизны
небо, слегка темневшее к  горизонту. Комманданту  Ван  Хеердену  с  сухой  и
пыльной  стороны  увиденный  от  перевала Роой-Нек  пейзаж  показался  живым
воплощением  графств Средней  Англии.  "Прямо  как  картинка  на  коробке  с
пряниками, только  настоящая", -пробормотал он  в приливе  восторга, а потом
снова уселся в  раскаленную от  солнца машину и двинулся вниз, в Веезен,  по
петляющей проселочной дороге.
     Городок,  когда  коммандант до  него  добрался, тоже в  высшей  степени
оправдал все его ожидания.  Он был  маленький -- скорее даже  не городок,  а
просто деревня - и совершенно не испорчен  цивилизацией. Вокруг  центральной
площади  располагались  каменная  церковь  с  прилегающим  к  ней  небольшим
кладбищем, выстроенное в колониальном стиле здание ратуши, водосточные трубы
которой  украшали фантастические фигурки из поржавевшего металла, и торговый
пассаж. В центре площади  сидела дородная  королева Виктория, с  откровенной
неприязнью  глядевшая  на  негра,  который  спал  на  скамейке в скверике  у
подножия монумента.  Было  совершенно очевидно: если  что-то и  изменилось в
Южной Африке  с того  времени, когда королева  Виктория  отпраздновала  свой
бриллиантовый  юбилей, то, во  всяком  случае, не Веезен.  И коммандант, для
которого  Британская  империя  еще сохраняла окружавший ее  когда-то  ореол,
крайне обрадовался этому обстоятельству.
     Слава Богу, здесь не будет  всяких длинноволосых с их  транзисторами  и
марихуаной,  --  ликовал  он,  останавливаясь  около  магазина,  из которого
доносились  запахи  мешковины  и  полироли.  Здесь  у  высокого  и  мрачного
костлявого человека он спросил, как проехать в гостиницу.
     Бар  или  комната?  --  уточнил  тот  с краткостью,  вполне, по  мнению
комманданта, соответствовавшей его внешности.
     Комната, -- ответил коммандант.
     В Уиллоу-Уотер, -- сказал человек. -- Полмили дальше. Там знак.
     Коммандант снова сел в машину и двинулся вперед. Вскоре он увидел щит с
надписью: "Ферма-гостиница  Уиллоу-Уотер"  и свернул на ведущую куда-то вниз
узкую подъездную дорожку, обсаженную голубыми эвкалиптами. Дорога вывела его
к низкому  оштукатуренному дому, снаружи  похожему скорее не на гостиницу, а
на заброшенную насосную станцию, давным-давно прекратившую подавать признаки
жизни. Коммандант остановил машину на заросшей мхом площадке перед зданием и
принялся без всякого энтузиазма разглядывать его. Он ожидал чего угодно,  но
только не этого.  Над входной дверью ему удалось  разобрать потускневшие  от
времени надписи "Курорт Веезен" и  "Философское общество". Присоски ползучих
растений за многие годы оставили на этих надписях столько следов, что теперь
казалось,  будто  вывески  были   написаны  каким-то   давно  уже  истлевшим
пуантилистом.  Коммандант  вышел   из  машины,  поднялся  по  ступенькам  на
небольшую  террасу и  стал через вращающуюся  дверь  изучать,  что  делается
внутри. Между створками  двери  непрерывно жужжали несколько  попавших  туда
больших мух. Судя по этим мухам и по тому, что ему удалось разглядеть, место
было  совершенно необитаемо.  Коммандант толкнул дверь и, выпустив тем самым
мух наружу,  вошел в выложенный белой плиткой  вестибюль.  Свет, проникавший
через стеклянный фонарь в крыше,  падал на расположенную  в нише  в  дальнем
углу   стойку,   которая,  по-видимому,  была   местом  для  администратора.
Коммандант подошел  к  ней  и  позвонил  в медный  колокольчик,  стоявший на
мраморной крышке стола. "Куда-то я не туда попал", -- подумал он, глядя на ,
прибитую над входной дверью табличку: "Термальный душ No 1". Он уже собрался
было уходить, когда где-то в доме хлопнула дверь и послышался звук шаркающих
по полу тапочек. Шаги приближались, и наконец из коридора появился старик.
     Это гостиница "Веезен"? - спросил коммандант.
     Спиртного не подаем, - вместо ответа сказал старик.
     И  не нужно,  -- согласился  коммандант. - Мне  сказали,  что я  должен
остановиться в гостинице "Веезен". Если это она, то тут для меня должна быть
заказана комната. Заказывать должна была миссис Хиткоут-Килкуун.
     Старик поискал  на  крышке  стола, потом под стойкой и  в конце  концов
откопал регистрационную книгу.
     Распишитесь, -  сказал он, кладя  книгу перед  коммандантом.  - Укажите
свое имя, адрес, возраст, род занятий и чем больны.
     Коммандант Ван Хеерден смотрел на-книгу, все  сильнее ощущая, что здесь
что-то не так.
     Мне все-таки кажется, что я не туда попал, - проговорил он.
     Это  единственная  гостиница в  Веезене. Больше остановиться негде,  --
ответил старик. -- Если  захотите  выпить, придется  съездить в город. У нас
нет лицензии на продажу спиртного.
     Коммандант вздохнул и начал заполнять регистрационную книгу.