юношескому возрасту. Значит, она не принадлежит к числу тех
матерей,  которым  сыновья  всего  милее  в  раннем  детстве, - с сожалением
вспоминая  об  их  младенческой  поре,  эти  мамаши  пытаются  продолжить ее
слащавыми  нежностями  и требованиями покорности. "Нет, я не буду водить его
на  помочах,  -  говорила  мысленно  Агнесса, - И от меня он ничего не будет
скрывать".  Ради  сына  она  всегда будет молода душой. Уже не раз в трудные
минуты  жизни  ребенок был ей прибежищем и утешением. Теперь он окончательно
станет ее оплотом. Быть может, самые большие радости своей женской жизни она
почерпнет благодаря сыну.
     Благодаря  ему она найдет свой истинный путь и удовлетворит глубочайшую
потребность своей души - потребность в чистоте. Агнесса вспомнила о Нормане,
красивом  юноше,  в жилах которого текла индейская кровь, - Рокки походил на
него,  во  всяком  случае  у него были такие же черные глаза с ослепительной
эмалью белков, изогнутые, как лук, коралловые губы и два ровных ряда крепких
зубов,  немного  звериных - из-за того, что передние зубы неплотно прилегали
друг  к  другу,  -  счастливая, говорят, примета. Близ своего сына она вновь
проникнется спокойной и чистой приязнью к молодежи.
     Стайка  мальчиков разлетелась в разные стороны. Рокки подбежал к джипу,
прыгнул в него.
     -  Мамми,  знаешь,  что  ребята  про тебя сказали? "У тебя мать здорово
красивая".
     И оба дружно расхохотались.
     -  Предлагаю  двинуться  в объезд, - сказала Агнесса, - через Вальбон и
Вильнев-Лубе, а то Седьмое шоссе всегда забито машинами. Согласен?
     - Да! Да-да-да-да!
     Джип помчался по берегу под косыми лучами солнца.
     - Ну что, лицеист? Как прошел первый день?
     - Хорошо. Ребята ужас какие симпатяги.
     - А учителя?
     - Ну что ж, и учителя ничего.
     Рокки  пустился  в  подробности.  Время от времени мать, поворачиваясь,
смотрела  на  него,  радуясь,  что он так увлечен, так быстро приноровился к
новой обстановке.
     - Мамми, миленькая, позволь я поведу!
     - Не сейчас, после Вальбона, когда меньше будет машин.
     Подъехали  к  Вальбону,  о  нем уже издали возвестил запах осенних роз,
которые тормошил ветерок на исходе жаркого южного дня,
     Пейзаж  был  иной, чем на мысе Байю. В полях, всегда залитых солнцем, в
буйной  зелени,  в  зарослях  сахарного  тростника,  в  садах  царило  чисто
романское  изобилие.  Хлеб уже сжали, да и виноград уже был собран, но цветы
пестрели  повсюду,  даже  на откосах дороги. Природа отдыхала от чрезмерного
летнего  зноя  и  плодородия;  земля  блаженствовала, набираясь новых сил, и
расцвела пышной осенней красотой.
     Проехали  спуск  к  Био,  и  тогда дорога стала менее извилистой, менее
людной.  Рокки,  пристроившись  впереди  матери,  взялся  за  руль.  Агнесса
по-прежнему  держала ноги на педалях, ограждая сына обеими руками, готовая в
случае нужды вмешаться.
     -  Ой,  мамми! - сказал он, проехав километра два. - Пересядь на другое
место, я один буду вести машину. Ну, пожалуйста!
     -  Нет,  не  пересяду,  у  тебя  нет  шоферских прав, тебе по закону не
положено.
     - Вот трусиха! Боится жандармов!
     - Боюсь, потому что ты нисколько не боишься.
     - Стану я бояться!
     Агнесса  придерживала  Рокки  коленями  и,  оберегая  эту  юную  жизнь,
прижимала  его  к своей груди. Мальчик неплохо вел машину. Он вез свою мать,
увлекая  ее  все дальше от прежней жизни, от решеток парка Монсо, откуда она
вырвалась.
     Она отворила ворота, и уже никогда ее не загонят обратно. Она вырвалась
из  плена,  и  возвращение в семью отныне было невозможно. Ее ограбили, зато
она  обрела  свободу.  Сердце ее переполняла великая признательность к сыну,
похожая на влюбленность.
     -  Мамми,  не  жми  меня  так коленками. Я не могу вести машину в таких
условиях.
     -  Ну ладно. Держи баранку крепче... Садись на мое место. Так.. Поставь
теперь ноги на педали... Да смотри, не слишком гони.
     Гибким  движением  Агнесса  вывернулась  из-за  его спины и пересела на
другое место, справа.
     - Хочешь подложить что-нибудь на сиденье, чтобы тебе повыше было?
     - Еще что! Я, слава богу, не маленький.
     И  в  самом  деле,  ему  не надо было сползать с сиденья, его загорелые
бронзовые ноги, поставленные на педали, согнуты были под прямым углом, кисти
рук  крепко  держали  руль,  и чувствовалось, что у него сильные мышцы, хотя
плечи и руки были еще по-мальчишески худые.
     И  вот  так  они ехали вдвоем. Шоссе шло теперь то в гору, то под гору,
джип  катил  по  верхней дороге мимо виноградников и посевов, с гор потянуло
свежим ветром. Мальчик запел песню.
     - Если будешь петь, зазеваешься.
     Он  передернул  плечами, не отрывая взгляда от дороги, развертывавшейся
впереди.
     - А когда ты сама ведешь машину, ты разве никогда не
     поешь?
     И  он  опять затянул песню. И Агнесса позволяла ему везти ее, позволяла
петь. Ведь теперь он знал дорогу. Прошло несколько минут, и она тоже запела,
вглядываясь в синеющую вечернюю даль, спешившую им навстречу.