тите  вот сюда.  -  И  тоже велел  считать  свои  танки до
пересечения переднего края.
     Ромашкин не совсем  понимал,  зачем это  нужно.  Когда  авиаторы  ушли,
спросил:
     - А почему аэрофотоснимки не сделать - будет объективно и точно.
     - Мы, конечно, их сделаем, но на это нужно время, а меня за горло берут
сейчас - сведения выложи немедленно. Летчики быстрее посмотрят, а  потом  их
данные со снимками сопоставим.
     Полосин позвонил начальнику бронетанковых войск армии:
     - Павел Иванович, сколько у тебя танков вдоль шоссейной дороги в полосе
шириной в двадцать километров? Подсчитай и позвони,  пожалуйста. -  И тут же
опять без перехода  и паузы: -  Послали  мы, Ромашкин,  группу  в тыл в этот
район, но она не выходит на связь. То ли провал, то ли рация отказала.
     Ромашкин понял это по-своему:
     - Может быть, я, - он встал.
     - Нет, брат, не успеешь, мне эти  сведения сегодня до  конца дня нужны.
Сейчас бои стали очень подвижные, скоротечные.
     Полковник  звонил в  соседние армии,  в  штаб  фронта, на  передовую  в
дивизии,  гонял  радистов-перехватчиков, направленцев  из  своего отдела,  а
когда ему звонил нетерпеливый начальник штаба, спокойно докладывал:
     -  Ищем, товарищ  генерал. Нет, пока нет. -  Вдруг,  как  и раньше, без
перехода, позвал: -  Идем  обедать,  я тебя поэтому  и  не  отпускал,  хотел
накормить на дорогу.
     Но Ромашкину показалось, что держал его  около себя начальник  разведки
еще и для того, чтобы Василий не считал их штабную жизнь очень уж спокойной:
вот  посмотри  -  за  "языками" мы  не  ходим,  но тоже в постоянном нервном
напряжении.
     В небольшой комнатке,  здесь же в  отделе, на столе, накрытом клеенкой,
стояли алюминиевые миски, лежал хлеб, головки лука, несколько огурцов. Когда
подошел Полосин, офицеры встали. Он кивнул, сел на свое место во главе стола
и тут  же  взялся  за  телефон,  который,  зная  нрав  и  особенности работы
начальника, подвели и в столовую.
     - Если меня будут спрашивать, я здесь, - сказал Полосин телефонисту.
     Пока обедали, ему несколько раз звонили.
     Офицеры держали  себя за  столом свободно, о  работе не говорили, много
шутили,  Полосин позволял подтрунивать  над  собой  и не  оставался в долгу.
Кирко с серьезным видом сообщил:
     -  Слыхали новость?  В Германии  теперь по-другому будут приветствовать
друг друга.
     - Как же?
     - Раньше поднимали одну руку вверх, теперь будут поднимать обе.
     -  Старо. Информаторы,  как всегда, опаздывают со сведениями, -  сказал
Полосин.  - Это  приветствие они хорошо усвоили еще после Сталинграда. А вот
слыхали вы, какую телеграмму Гитлер богу послал?
     Полосин не  успел  рассказать -  запищал  сигнал в  аппарате, полковник
долго слушал и задумчиво ответил:
     -  Да, это  неприятно. Приходи, может, что-нибудь вместе придумаем... -
Закончив  разговор,  сообщил своим работникам:  -  Начальник особого  отдела
Модестов фашистского лазутчика с радиостанцией в районе штаба поймал. У него
задача  -  найти  наш  штаб  и навести на него бомбардировщики.  Ух,  сейчас
взовьется начальник штаба!  Мы танковую дивизию выявить  не можем, а тут еще
место дислокации штаба придется срочно менять!
     Позвонили   из   разведэскадрильи,   сообщили:   пилоты   насчитали   в
расположении своих войск количество танков с очень небольшим  расхождением -
сто пятьдесят, сто сорок и  сто тридцать пять. Начальник бронетанковых войск
подтвердил - цифры почти точные.
     - Значит, и в полосе противника  не  ошибаются,- резюмировал Полосин, -
видимо, нет здесь  танковой  дивизии!  Однако  проверим  еще раз  по  другим
каналам! - Он взглянул на майора, который сидел напротив, а тот молча кивнул
и вышел.
     Пришел начальник особого отдела - красивый, рослый полковник,  в хорошо
сшитой  гимнастерке,  сел  к обеденному  столу,  устало пригладил  волнистые
волосы, попросил:
     - Налейте чего-нибудь  похлебать, с утра не ел. - Черпая суп ложкой, он
стал  рассказывать: - Поймать-то  мы его поймали, но он успел уже координаты
наши передать.
     - Как он вел переговоры? Открытым текстом или кодом? - спросил Полосин.
     - Кодом, по телеграфу.
     -  А  что,  если мы дадим еще  одну шифровку  от его имени,  будто штаб
снялся и уходит на новое место?
     - Пройдет ли? Могут  разгадать  дезинформацию  по почерку. Ты знаешь, у
каждого телеграфиста свой почерк.
     - А ты его заставь передать.
     - Легко сказать... Телеграмму он отстукает, но поверят ли там?
     В разведотдел пришел  начальник штаба, пожилой, стройный генерал. Глаза
его умные, немного припухшие от бессоницы, шутливо сверкнули:
     -  Вот они  оба!  Надавали мне ребусов  и  сидят пируют! Присутствующие
встали.
     - Сидите ешьте. Приятного аппетита. Может, и мне стакан чаю нальете?
     - Супу, товарищ генерал, - предложил Кирко.
     - Благодарю вас. Аппетит ваш начальник испортил. Правда, дайте хорошего
чаю.
     - Скоро могут прилететь, - сказал Модестов, поглядев на часы.
     - Вы мне дивизию танковую найдете, бомбежку мы как-нибудь перенесем.
     Полосин тоже посмотрел на часы.
     - С дивизией прояснится не раньше, чем через полчаса...
     Ромашкин,  видя, как  офицеры  отдела потихоньку  выходят  из  комнаты,
оставляя начальников одних, тоже шмыгнул в дверь. "Ну и жизнь, с ума сойдешь
от  такой заварухи, и так, наверное,  каждый день. А если  Полосин не найдет
танковую дивизию к  нужному сроку, ему ведь  голову оторвут! Нет, не дай бог
работать в большом штабе".
     Ромашкин  выяснил,  где  искать  свой  полк, попрощался с  приветливыми
разведотдельцами и  пошел  к  дороге. В  кустах за  деревьями,  недалеко  от
перекрестка, он увидел зенитчиков  - они сидели в полной боевой  готовности,
поджидали гитлеровские самолеты. Высоко в небе  прогудел  одинокий самолет -
может быть, это один из тех летчиков, которых послал на задание Полосин? Что
он обнаружил? Дай-то бог, чтобы он привез нужные сведения. А может быть, это
летят бомбить фашисты по радиограмме лазутчика... На войне все может быть.
        "x x x"
     ...В  полку,  после возвращения из отпуска, Ромашкина  ждала  печальная
весть:  под Витебском погиб  капитан  Иван  Петрович Казаков, первый учитель
Василия. Трудно было представить Петровича мертвым. Золотые зубы под черными
усиками так  и блестели  в задорной улыбке,  всегда веселые глаза  светились
лукавством. Ромашкин слышал голос Казакова:  "Приезжаю я с  войны домой.  На
груди ордена, в вещевом мешке подарки..." Для Ромашкина он  навсегда остался
таким - живым и веселым.
     Во  второй  половине 1944 года советские  войска изгоняли  фашистов  из
Румынии.  Польши,  вступили  на  землю  Югославии,  Болгарии,  Чехословакии,
Венгрии.
     Дивизия,  в  которой служил  Ромашкин,  вплотную приблизилась к границе
Восточной Пруссии. Предстояли первые шаги по немецкой земле. Все с волнением
ждали, когда это свершится.
     -  Мы  уже  по Германии  бьем!  -  гордо и  весело  сказал  артиллерист
разведчикам.
     - А мы там уже побывали" - солидно ответил Саша Пролеткин.
     - Ну, как она?
     - Работы артиллеристам много будет - вся замурована в бетон!
     - Пробьем! Теперь не остановить!
     К немецкой земле Ромашкин вышел со своими разведчиками одним из первых.
Леса, луга,  речки, деревья  в  Германии  были такие  же,  как в  Литве  и в
Белоруссии.  Ранним  золотом  горели клены, и там и здесь  одна и та же вода
блестела  в  реке.  Луг  с  ярко-зеленой  сочной  травой  где-то  разделялся
невидимой линией. Пограничных столбов и знаков не было, их снесли немцы.
     Установив  по  карте  точные  ориентиры,  Ромашкин провел  свою  группу
кустами к речушке, перешел ее вброд и, ощутив счастливое волнение, сказал:
     - Ну вот, ребята, вы и в Германии!
     Разведчики оглядывали кусты,  деревья, траву - не верилось, что вот это
простое, обыкновенное - уже  немецкое. Шовкопляс взял  горсть влажной земли,
помял ее, потер, понюхал. Задумчиво молвил:
     - Земля как земля.
     - Да, земля везде одинаковая, - сказал Рогатин, - только растет  на ней
разное  - пшеница и крапива, малина и волчья ягода, душистая  роза и горькая
полынь.
     -  Для  Ивана это  была  целая  речь,  он  даже испуганно  посмотрел на
разведчиков, но никто  не засмеялся, не пошутил, у всех было  торжественно и
радостно на душе.
     В ту ночь притащили с немецкой  земли первого "языка". Выволокли его из
траншеи, которая окаймляла дот, замаскированный под сарай.
     Гитлеровец долго отбивался, Пролеткину, совавшему кляп, покусал пальцы.
Только Иван Рогатин его утихомирил, взял за загривок своей ручищей так,  что
шея хрустнула.
     Пленный ефрейтор Вагнер и на допросе держался нагло:
     -  Дальше вы ни шагу не пройдете. Все ляжете здесь, на границе  Великой
Германии!
     Ромашкин  с  любопытством разглядывал  мордастого, с тупыми водянистыми
глазами, немолодого уже немца. Давно не  видел таких. Когда гнали их в хвост
и  в гриву по белорусской  и литовской земле, попадались жалкие, испуганные,
как пойманные воришки. А теперь вон как заговорили! Почувствовали новые силы
на своей земле? Да, здесь они будут драться отчаянно.  Их пугает расплата за
совершенные преступления.
     -  Доннерветгер, проклятая  каценгешихтен! -  ругался  Вагнер.  -  Меня
предупреждали об этом, а я думал - пугают!
     - Что значит "каценгешихтен"? -  не понял Ромашкин этого слова. - Кац -
кошка, гешихтен - история, какое-то странное сочетание.
     - Кошачья история, - пояснил пленный. - Это то, что произошло  со мной.
Вы схватили меня, как кошка мышку. Солдаты именно так и называют ваши ночные
проделки.
     Рассматривая  документы  и  бумаги,  отобранные  у  пленного,  Ромашкин
обратил внимание на фотографии, которые были сделаны  во Франции:  Вагнер  с
девицами,  веселый и самодовольный,  на фоне кафе с  французской рекламой  и
надписями.  "Когда  это было? - подумал Ромашкин. - В дни завоевания Франции
или  недавно? Может, это  свежая дивизия с  запада?  Похоже, ефрейтор потому
такой  нахальный,  что не прочувствовал  на  себе силу  наших наступательных
ударов".  Учитывая  наглость   Вагнера,  Ромашкин  не  стал  его  спрашивать
напрямую, а применил маленькую хитрость.
     -  Значит, вы  всю  войну  просидели  во  Франции?  Нехорошо,  товарищи
воевали, а вы с девицами легкого поведения развлекались.
     - Я был на Востоке две зимы. - Вагнер показал ленточки на кителе: - Был
ранен, только после госпиталя попал во Францию.
     - Значит, Франция - санаторий, туда посылают подлечиться?  Вы  говорите
неправду, Вагнер, там идет война, в июне  этого года в Нормандии  высадились
наши союзники.
     Пленный криво усмехнулся:
     - Ваши союзники! Если бы не вы, они бы не высадились...
     Ромашкин  полистал  служебную  книжку  и  письма, полученные  Вагнером.
Письма  отправлены  на полевую почту,  которая  могла  быть во Франции,  или
здесь, или вообще где угодно. Когда же пришла сюда эта свежая дивизия?
     -  Последнее письмо  во  Францию  вы  получили из дома в конце  июля, -
сказал будничным голосом Ромашкин, усыпляя  бдительность пленного,  -  а  на
новое место, сюда, разве письма не доставляют?
     -  Мы  всего  здесь...  -  начал  было  пленный  и  вдруг  спохватился,
настороженно поглядел на офицера, но Ромашкин делал вид, что ведет  простой,
ни к  чему  не обязывающий  разговор, и  Вагнер  подумал:  может, все  так и
пройдет и офицер не  обратит внимания на то, что он сболтнул. Но офицер  был
хитрый - Вагнер это понял, услыхав следующий вопрос:
     - А  по какому маршруту  вас везли? - Ромашкин хотел этим  окончательно
установить срок прибытия дивизии.
     Вагнер, краснея и бледнея, соображал, как быть дальше - говорить или не
говорить?  Пока  все  идет  хорошо -  его  не  бьют, не  пытают.  То,  о чем
спрашивает  офицер, разве тайна?  Что, русские не  знают  такие  города, как
Франкфурт,  Берлин, Кенигсберг?  Вагнер  со  спокойной  совестью  назвал эти
города.
     -  Значит, когда вы  выехали и когда прибыли? - припер его окончательно
Ромашкин.
     Пленный  закрутился,  как  жук, приколотый булавкой к картону, деваться
было некуда, он с трудом выдавил:
     - Первого августа погрузились, неделю назад прибыли...
     Советские войска, вышедшие  на границу, с  ходу ударили по  ненавистной
земле, откуда напали в июне сорок первого фашисты.
     Началась   артиллерийская  подготовка,  и  на  немецкой  стороне  ввысь
полетели  бревна, обломки бетона,  деревья,  вырванные  с корнем,  колеса от
машин и пушек. Солдаты с нетерпением высовывались из траншей и ждали сигнала
"вперед".
     - Ну, держись, фашистская Германия!
     Огонь  атакующих  буквально  смел  с  земли  оборонительные сооружения.
Однако гитлеровцы  все же  сдержали  первый  натиск  Советской Армии,  полки
продвинулись всего километров  на  семь  - десять. Были большие  потери. Это
заставило прекратить  наступление и заняться серьезной подготовкой к  штурму
укрепленных   полос.   Было   известно,   что   долговременные   укрепрайоны
Инстербургский, на  реке  Дейме  и вокруг  Кенигсберга не уступают  по своей
мощности самым  современным линиям - Мажино, Зигфрида  и Маннергейма. Доты и
форты  многоэтажные,  железобетонные  стены  толщиной  в  три  метра,  запас
продуктов, боеприпасов, воды  и прочего позволяют вести длительную оборону в
полном окружении.
     Советские дивизии,  сменяя друг  друга  на передовой, в перерывах между
боями занимались боевой подготовкой. Учились прорывать  долговременные линии
обороны,  изучали форты и  железобетонные доты, которые придется штурмовать.
Командующий фронтом генерал армии Черняховский появлялся и на учебных полях.
     - Сегодня  здесь куется  победа, - подбадривал он усталых,  отвыкших от
кропотливой учебы солдат и офицеров. - Больше пота - меньше крови, друзья.
     Голощапов, как всегда, ворчал:
     - Били, били фашистов - и, оказывается, не по науке!
     -  Заткнись,  тебе  же  добра  желают, - урезонивал  Рогатин.  -  Живой
останешься, если с умом на немецкой земле воевать будешь.
     - А на своей земле я что же, дуром воевал?
     - Во всем надо вперед смотреть, а на войне особенно, тут как недоглядел
- так гляделки вместе с башкой оторвет.
        "x x x"
     Разведчики  второй день сидели в полуоплывшей  старой  траншее и тайком
наблюдали за немецким караулом, который охранял склад боеприпасов.
     Траншея находилась в  трехстах метрах  от караула, на голой высотке, ее
было  хорошо  видно  отовсюду:  и от складов,  и  от дороги,  которая  к ним
подходила,  и от  дома,  где  размещалась  охрана, и  от  зенитной  батареи,
оберегавшей  склады. Именно поэтому  ее  и выбрали  разведчики:  заброшенная
траншея не вызывала у  окружающих гитлеровцев никаких подозрений. Разведчики
из нее  хорошо  просматривали и  территорию  склада,  и  даже  двор караула,
обнесенный стеной из красного кирпича.
     Остались  позади   российские   леса   и   деревни  с  доброжелательным
населением. Здесь, в  Восточной  Пруссии,  кто  бы  ни  увидел разведчиков -
каждый  враг. Поэтому группа сидела  в траншее безвылазно и только по  ночам
подбиралась к дому, где размещался  караул, и к ограде из колючей проволоки,
опоясывающей склады.
     Задание, которое поручил группе разведотдел армии, было необычным, хотя
и состояло всего из двух слов: уничтожить склады.
     Раньше Ромашкин и его ребята занимались  только  разведкой - устраивали
засады,   проводили  поиски,   таскали   "языков".  В   результате  быстрого
продвижения  наших   войск  в  непосредственной  близости  от  линии  фронта
оказались   склады  противника  с  авиационными  бомбами  и  артиллерийскими
снарядами.  Это  не  были  хранилища  государственного  значения  -  обычные
войсковые  склады,  но  командование  понимало:  боеприпасы,  которые в  них
находятся, надо уничтожить как можно скорее, пока их не развезли на  огневые
позиции.  Бомбежки  с  самолетов  результата  не  дали:  бетонные  хранилища
находились под землей, да к  тому же прикрывались огнем зениток. Партизан на
немецкой земле,  да еще  в прифронтовой полосе, насыщенной войсками, конечно
же, не было, поэтому пришлось поручить это дело войсковым разведчикам.
     Поскольку  задание  было очень  важное,  подполковник  Линтварев  решил
назначить в группе парторга. Выбор пал на Ивана Рогатина. Его хорошо знали в
полку - смелый, не раз награжденный разведчик: два ордена Красного Знамени и
орден  Красной  Звезды,  две  медали  "За  отвагу". Но была  также  известна
молчаливость этого здоровяка.
     Линтварев  вызвал  к  себе  Рогатина.  И без того  неречистый, здоровяк
совсем онемел, когда услышал, кем его назначают.
     Подполковник  успел  уже  изложить  задачи,  которые надлежит выполнять
парторгу, а  Рогатин только  к  этому  времени собрался  наконец с  силами и
вымолвил:
     - Не сумею я...
     -  Я  все вам  рассказал. Вы  старый, опытный  разведчик  - справитесь.
Задание очень  важное  -  партийное влияние обязательно нужно, -  спокойно и
убедительно наставлял Линтварев.
     - Не смогу я... говорить не умею.
     Замполит   улыбнулся,  он   отлично  понимал   состояние  простодушного
сибиряка, но иного выхода не было.
     - Ну,  дорогой,  вы  неправильно  понимаете  политработу  -  разве  она
заключается  только в том, чтобы говорить?  Разве политработники не ходят  в
атаку? Не стреляют? Не бьют врагов в рукопашной? Они делают в бою то же, что
и все,  и плюс к этому  поднимают, вдохновляют,  зажигают  других. Главное в
нашем  деле -  добиться,  чтобы приказ был  выполнен. А  как это  сделать  -
подскажет обстановка: иногда пламенным словом, а чаще делом.
     - Нет, не сумею, - твердил Иван, отводя глаза в сторону.
     - В разведке и говорить-то нельзя, - продолжал убеждать подполковник. -
Как там говорить?  Кругом враги. Добейтесь, чтобы приказ был выполнен во что
бы то ни стало, - вот и все.
     -  Ребята и  без меня  все  сделают.  Старший лейтенант Ромашкин  разве
допустит, чтобы приказ не выполнить?
     -  У командира других забот много, а  вы людей поднимайте на выполнение
его решений - это ваш участок работы.
     Рогатин и до этого был в растерянности, а  такие слова,  как "решения",
"поднимать людей", "участок работы", привели его в полное смятение.
     - Нет, нет, не смогу я. - Он даже попытался встать и уйти.
     Но Линтварев удержал его, положив руки на широкие круглые плечи.
     - Вы коммунист?
     - Коммунист.
     - От выполнения этого задания зависит жизнь наших  отцов, матерей, жен.
У вас есть дети?
     - Ну...
     - Так вот, может быть, в том складе лежит бомба, которую сбросят на ваш
или мой дом.
     Разведчик задвигал плечищами, явно говоря этим: "Все, мол, я понимаю".
     - А друг у вас есть?
     - Есть.
     - А может быть,  жизнь его  оборвет  один из снарядов, который  там,  в
хранилище.
     -  Да отпустите  меня,  товарищ замполит,  я  эти проклятые погреба сам
взорву!
     - Вот и  отлично. Сам  или кто другой, главное - уничтожить! В общем, я
считаю, задачу вы поняли правильно.
     Рогатин  не  успел  придумать  что-нибудь для возражения,  подполковник
пожал ему руку и вышел вместе с ним из землянки.
     Назначение состоялось.
     И вот группа  благополучно прошла  в тыл, пронесла взрывчатку, отыскала
объект, замаскировалась. И двое суток сидит в заброшенной траншее, не находя
возможности  подступиться  к складам.  Двое  часовых  ходят  по  ту  сторону
проволочного забора. Причем двигаются они по эллипсу  - постоянно  навстречу
друг  другу. Подкрасться сзади или сбоку  ни к  одному  из них  невозможно -
увидит второй. Да и как подкрасться - проволока накручена шириной в метр.
     Караульное помещение, в котором  отдыхают свободные смены,  находится в
небольшом домике  неподалеку  от  складов.  Домик обнесен кирпичной стеной и
оборудован по всем правилам караульной службы.  Окна