у
находиться в ней одна. Похоже, он попал во  все  ловушки,  расставленные
мной, хотя и одной было бы достаточно, чтобы подцепить его: мужественная
маленькая женщина, настоящий друг всех  покойных  отважных  журналистов,
приятная  собеседница,  покорительница  собак   и   спецназовцев,   всем
изысканным  ресторанным   блюдам   предпочитающая   кусок   сырокопченой
колбасы... То ли  еще  будет,  милый  Лещарик!  Стоит  только  открыться
заплывшему фиолетовому глазу и прийти в норму разбитым губам, уверяю, ты
оценишь меня по достоинству. Ты ведь уже  сейчас  решаешь  для  себя  не
такую уж трудную проблему: как оставить  меня  в  этом  твоем  роскошном
пентхаузе еще  на  несколько  дней,  сверх  положенных  хирургом  Эдиком
Перевозчиковым. Это видно невооруженным глазом, да и выпитая бутылка  за
пять тысяч на это прозрачно  намекает.  Что  ж,  дебют  оказался  вполне
удачным, даже случайно набранные статисты  вплелись  в  драматургическую
канву очень органично. Теперь  ты  можешь  отдохнуть,  Анна.  Во  всяком
случае - до завтрашнего воскресного утра...
   Я проснулась среди ночи и сразу же поняла, что Леща нет  ни  в  одной
части ангара. Поднявшись с постели и сразу почувствовав  головокружение,
я направилась к ванной, расположение которой уже знала: не стоило мешать
водку с вином, но красивый жест был необходим для  поминальной  молитвы.
Теперь за это придется расплачиваться.
   Дверь была приоткрыта, узкая полоска света падала на пол. Значит, Лещ
там, и, если мне повезет, я застану врасплох его  крепкое  тело.  А  там
есть на что посмотреть, в этом я нисколько не  сомневалась.  Натянув  на
лицо самое сонное выражение из всех возможных,  я  заглянула  в  дверную
щель. То, что я увидела, показалось мне странным: Лещ стоял у маленького
столика, уставленного дорогой парфюмерией, и что-то колол себе  в  руку.
Рядом с ним, на столике, между одеколоном и пеной для  бритья,  валялись
осколки маленькой ампулы.
   Я сразу же отпрянула от двери, посчитав нужным ретироваться.  Тошноту
как рукой сняло. Быстро в кровать, закрой глазки  и  обдумай  увиденное:
быстрее, быстрее, пока он не вернулся.
   Я юркнула под одеяло и натянула его до подбородка.
   Разбитая ампула, новый поворот, интересно, что она значит? Да  ровным
счетом ничего.
   Ничего  страшного  не  произошло,  но   лучше   не   быть   случайной
свидетельницей. Свидетельницей чего? Еще вчера утром тот же Эдик  ставил
тебе общеукрепляющий укол, и в этом не было ничего  сверхъестественного.
Может быть, манипуляции Лещарика из той же  области  небес?  Я  мысленно
перелистала страницы досье на Михаила Меньших: отменное  здоровье,  если
не считать туберкулезного казуса  в  ранней  юности,  никакого  диабета,
никакой склонности к наркотикам - ни к легким,  ни  к  тяжелым.  Даже  в
забубенные университетские годы Лещ  чурался  анаши,  не  говоря  уже  о
наполненной тяжкими трудами зрелости. Не паникуй, просто запомни это - и
все.
   Все-таки рука болит, за всеми  событиями  сегодняшнего  дня  я  почти
забыла о своем ранении, а теперь оно напомнило о себе. Это был отчаянный
поступок, Анна, нужно отдать тебе должное. Видимо, заснуть не удастся...
   ...Когда я открыла глаза, было раннее утро. Лещ отстегивал поводок от
ошейника  Старика.  Старик  молча  выпростал  тяжелую  лохматую   морду,
затрусил к моей постели и ткнулся холодным носом мне в руку. Я потрепала
его за уши, испытывая искреннюю признательность за такое доверие, и в то
же время мысленно укорила его: плохо же  ты  охраняешь  своего  хозяина,
псина, меня даже за километр нельзя было подпускать  к  нему.  Поведение
собаки, ее удивительная расположенность ко мне не  поддавались  никакому
анализу и потому немного раздражали меня.
   Лещ, склонив набок  массивную  голову,  наблюдал  за  нами.  Наконец,
дернув себя за мочку уха, он произнес:
   - Доброе утро, Анна. Я сварю вам кофе, но только при одном условии.
   - Каком же?
   - Вы должны объяснить мне, чем вы приворожили мою собаку.
   - Боюсь, что тогда я останусь без кофе на всю оставшуюся жизнь.
   - Не останетесь. Это я вам обещаю.
   Он сказал это очень  серьезно.  Слишком  серьезно  для  чашки  крепко
заваренного кофе. "Я вам обещаю" относилось ко  всему.  Неужели  ты  так
быстро купился. Лещ? Неужели в твоей богатой людьми  и  событиями  жизни
никогда не возникало женщины, подобной мне? Конечно, не бывало, подумала
я. Не бывало такой откровенной стервы, которая окучивает тебя с холодным
носом, так похожим на нос твоей  старой  преданной  собаки.  Я  даже  не
ожидала, что все  будет  так  легко,  я  готовилась  к  более  серьезной
схватке, а сейчас получается не схватка, а избиение младенцев.
   - Я думаю, вы в безопасности, Анна, - прервал ход моих мыслей Лещ.  -
Во всяком случае, у вас появился еще один добровольный защитник.
   - Еще один?
   - Еще один, кроме меня, - это прозвучало как признание. - Знаете, кто
торчит во дворе, в машине?
   - Кто? - спросила я, хотя уже догадывалась, кто может  занять  боевой
пост с самого раннего утра.
   - Андрей, - не сразу  ответил  Лещ,  и  в  его  голосе  проскользнули
ревнивые нотки. - Я не стал подходить к нему, чтобы  не  смущать  парня.
Таким, как вчера, я не видел его никогда. Вы как будто вдохнули  в  него
жизнь. Кто вы, Анна?
   Хороший вопрос, Лещарик. Думаю, ты никогда Не узнаешь, кто  я.  Да  и
лучше тебе не знать, так можно потерять веру во все, ради чего  ты  жил.
Подсадная утка, троянская кобыла, хладнокровная убийца, провокаторша  из
охранки, действующая не по принуждению, а по  собственному  извращенному
вдохновению. Я даже надеюсь получить за это неплохие деньги и  обещанную
Костиком поездку куда-нибудь в экзотическое место, где можно ходить  без
одежды. Но деньги  не  главное,  уверяю  тебя,  они  ничего  не  значат.
Экзотика - это власть над тобой. Над тобой и над всеми  остальными.  Как
тебе такая характеристика, Лещарик? Если бы ты только смог  заглянуть  в
мою душу...
   ...Это было удивительное воскресенье, которое не  мог  испортить  мой
подбитый глаз. Лещ, казалось, совсем не замечал его. И  я  старалась  не
замечать: так нужно, Анна, пусть он думает, что ты прямодушна, что  тебе
плевать на собственную внешность, что ты не дешевая кокетка из турфирмы,
которой выпало счастье провести несколько дней рядом с очень влиятельным
человеком...  Похоже,  я  превзошла  самое  себя:  история   с   Андреем
повторилась, но на более высоком уровне  -  вчерашний  фарс  с  духовным
совращением спецназовца можно считать легкой разминкой, разогревом мышц.
Даже раненая рука этому  не  мешает,  наоборот,  придает  дополнительную
пикантность ситуации.
   Самым поразительным  было  то,  что  Лещ  отключил  телефоны  и  свою
дурацкую  телевизионную  стену.  Я  понимала,  что  это  беспрецедентный
случай, что я удостоилась высочайшей аудиенции.  И  старалась  сохранять
приличествующий случаю уровень. Мне это удалось вполне. Лещ же  бросился
в наши едва уловимые отношения с головой, похоже, это было в его натуре:
я никогда не открываюсь, но если уж открываюсь, то до конца. Я была  для
него  закрытой  книгой,  которую  ему  хотелось  прочитать,  максимально
оттягивая  финальную  часть.  Он  же   был   для   меня   конспектом   с
многочисленными  пометками,  таблицами  и  диаграммами   не   до   конца
изученным, но вполне понятным.
   Многое из того, что мне рассказывал Лещ, я уже знала  из  его  досье:
скелет его  жизни  был  собран  достаточно  скрупулезно.  Но  сейчас  он
обрастал мышцами, кожей, плотью, в его оживших венах струилась настоящая
горячая кровь: невозможно было не подпасть под обаяние  этого  человека.
Мне с трудом удавалось сохранить отстраненный взгляд на Михаила Меньших,
здесь уже приходилось бороться не с ним, а с собой. В  конце  концов,  я
только женщина, черт возьми... Язык Леща оставался таким  же  терпким  и
образным, как язык его университетских рассказов, разве что за прошедшие
годы приобрел известную лаконичность.
   Наверное, он пытался понравиться мне, наверное, но в этом не  было  и
следа от дешевого обольщения, от тетеревиных  токовищ.  Он  просто  стал
собой, он даже мог  позволить  себе  маленькие  слабости,  те  слабости,
которые задвигаются в дальний угол сильной души и  без  которых  человек
обязательно что-то теряет.
   Анна, Анна, если бы не твоя сучья натура, если бы не весь этот кошмар
с Егором, благодаря которому ты проникла в дом Леща, ты вполне могла  бы
встать рядом с ним. И  попробуй  сказать,  что  это  не  понравилось  бы
тебе...
   Я все  еще  боролась  с  собой,  хотя  понимала,  что  ничего  нельзя
изменить. Дверь в мир Леща закрыта для тебя  навсегда,  ты  остаешься  в
гнусном хлеву Лапицкого...
   Хотя он не такой уж гнусный, этот хлев, если разобраться.
   Если абстрагироваться от обстоятельств.
   Если абстрагироваться от обстоятельств -  это  лучшее  воскресенье  в
моей жизни. В той части жизни,  которую  я  помню.  Я  чувствовала  себя
достаточно хорошо, и это немного, в самой глубине души, огорчало Леша: у
него больше не было повода накрыть мою  руку  своей.  А  ему  смертельно
хотелось этого, я видела, каких сил ему  стоит  не  поддаться  минутному
порыву. Ты, ко всему, и деликатен, Лешарик, ты  слишком  хорошо  помнишь
обстоятельства   нашего   знакомства,    рана    только-только    начала
затягиваться, тело  Егора  еще  не  предано  земле.  Потерпи,  милый,  я
вознагражу тебя, но и от тебя потребуется награда: докажи мне, что ты не
так хорош, как кажешься, и я буду почти счастлива...
   Лещ снова заказал еду в ресторане: теперь это был не ужин, а обед.  И
не французская кухня, а мексиканская. Само по себе неплохо, только очень
много перца и пряностей.
   - Может быть, позвать Андрея? - невинно  спросила  я.  -  Он,  должно
быть, голоден?
   - Он не придет, - помолчав, сказал Лещ, и  снова  я  услышала  в  его
голосе нотки плохо скрытой ревности, - в вашем-то возрасте,  Лещарик,  с
вашим-то положением,  и  ревновать  к  несчастному  спецназовцу?  Просто
несолидно, даже если учесть,  что  ревность  -  совершенно  мальчишеское
чувство.
   - Почему?
   - Я его хорошо знаю. Он придет в понедельник, потому что ему  сказано
прийти в понедельник. Он никого не будет обременять.
   - Тогда, может быть, хотя бы вынести еды?
   - Нет. Скорее всего он просто не хочет, чтобы его видели здесь, иначе
он бы поднялся. Пусть все остается, как остается.
   И снова - ревность, которую он даже не пытается скрыть. Пожалуй,  мне
хватит понедельника и вторника, чтобы ты,  добрейшей  души  Лещ,  сильно
пожалел, что вывез Андрея из Югославии. Почему нет?
   - Что ж, вы знаете его лучше.
   - Теперь я в этом сомневаюсь. Во всяком случае, вы тоже теперь знаете
его едва ли не лучше, чем я. Да и он сам. Или я ошибаюсь?
   - Ошибаетесь, Миша.  -  Зафиксируй  момент,  Анюта:  ты  назвала  его
совершенно именем, и он  потянулся  навстречу  ему;  теперь  главное  не
злоупотреблять этим. - Я не знаю. Я просто чувствую.
   - Это одно и то же.
   - Это разные вещи.
   - Все-таки скажите мне, как такая женщина,  как  вы...  Такой  тонкий
человек, такая умница... - А ведь я еще и красавица. Лещ,  тебя  ожидает
большой сюрприз, когда пройдет глаз и сойдут  синяки  с  лица.  Но  пока
спасибо и на этом. - Как  вы  можете  работать  секретаршей  в  каком-то
заштатном агентстве?
   Лещ слово в слово повторил реплику, которую  я  придумала  за  Егора.
Самое время о нем вспомнить.
   - Егор тоже так говорил...
   - Простите.
   - Ничего. И я тоже не могла дать ему внятного ответа.
   - Вы бы могли всего достичь.
   - Я и так достигла  всего,  чего  хотела.  Я  ничего  не  измеряю  ни
деньгами,  ни  положением.  Это  глупо,  я  понимаю,  Но  нужно   как-то
выживать...
   - Вы были замужем?
   - Вопрос не в вашем стиле. Звучит пошловато. Нет, я не была замужем.
   - Убежденная феминистка, понятно.
   Ты просто дразнишь меня. Лещ, ты прекрасно видишь, что никакая  я  не
феминистка, я просто слабая женщина, которая пытается держаться достойно
в тяжелых жизненных обстоятельствах. И ты хочешь, чтобы я доказала  тебе
обратное здесь и сейчас.
   - У меня просто нет сил с вами спорить. Скажем, я  еще  не  встретила
человека.
   - Но надежды не теряете.
   - Я просто не думаю об этом. Он или будет, или нет, только и всего.
   - А если... Если такой человек появится...  Вы  узнаете  его?  Вы  не
пройдете мимо? - Прекрасно, Лещ,  прекрасно,  и  этот  бархатный  голос,
должно быть, именно так ты обольщал  всех  своих  карманных  красавиц  в
промежутках между Свазилендом и дружеской попойкой. Будем надеяться, что
сейчас ты говоришь серьезно, что тебе не нужен легкий флирт.
   - Я думаю, он сам узнает меня. Подойдет и  возьмет  за  руку.  -  Вот
тебе, Лещарик, я снимаю с себя всякую ответственность.
   - Так просто?
   - Да.
 
*** 
 
   ...Егора Самарина хоронили во вторник.
   Накануне,  почти  по  всем  каналам,  прошли  сообщения  об  убийстве
журналиста. Компания  Меньших  посвятила  этому  репортаж,  заявив,  что
начинает журналистское расследование, и дала анонс  большой  передачи  о
военной афере в городе N. Уже в  репортаже  были  расставлены  некоторые
акценты. Не обошлось и без намеков  на  конкретные  имена  вдохновителей
дела с техникой и конкретных его исполнителей.  Лещ  действительно  имел
бульдожью  хватку,  но  время  сейчас  работало  на   меня.   Он   будет
отрабатывать московский след,  вести  сложные  переговоры  и  торги  (не
так-то просто зацепить высокопоставленного чинушу), даже если его решили
сдать. А я в это же время займусь непосредственно самим Лещом.
   Я сама настояла на том, чтобы ехать на кладбище, - в противном случае
это выглядело бы подозрительно. Я должна, я просто обязана проститься  с
близким  человеком.  Лещ  отговаривал  меня,  но   не   очень   в   этом
усердствовал: он понимал ситуацию и в то же время хотел защитить меня от
лишних потрясений.
   Одеться мне было не во что:  секретарский  костюмчик  был  безнадежно
испорчен (Лещ просто выбросил его, даже не спрашивая моего согласия),  и
три дня я провела в его рубахе. Лещ сам принес мне простое темное платье
с еще не оторванными магазинными ценниками. Секретарские туфли на низких
каблуках остались в силе.
   - Платье должно вам подойти, - как будто извиняясь, сказал Лещ.
   - Спасибо.
   - И вот еще что, - он достал маленькую скромную шляпку  с  вуалью.  -
Так будет лучше. Чтобы никто не видел вашего лица.
   - Моего избитого лица... Еще раз спасибо, Миша. Платье  действительно
пришлось впору. Но сейчас  это  было  неважно.  Впервые  за  три  дня  я
почувствовала испуг. Маленький, еще не оформившийся, он точил  меня  как
червь. Только когда мы, сопровождаемые Андреем, сели в "Лендровер" Леща,
чтобы ехать на кладбище, я поняла  его  причину:  я  боялась  встречи  с
мертвым Егором. Нужно собрать все  свое  мужество,  чтобы  не  провалить
дело.
   ...На кладбище было полно народу. Телекамеры,  суровые  молодые  лица
журналистов из компании Леща, никогда еще я  не  видела  таких  суровых,
таких молодых и таких открытых лиц: мальчики и  девочки,  превыше  всего
ценящие цеховую солидарность. Егор, Егор, при своей маленькой жизни  ты,
наверное, даже и представить себе не мог, с какими почестями тебя  будут
хоронить, каким героем и мучеником тебя сделают. Ради одного этого я  не
отказалась бы умереть. Но это не твой случай, я понимаю.
   У  раскрытой  могилы  стоял  очень  дорогой  гроб  -  компания   Леща
действительно все взяла на  себя,  -  и  весь  маленький  пятачок  перед
могилой был завален цветами и венками. Тут  же  произошло  что-то  вроде
импровизированного митинга. Егора здесь не знал никто, но  для  всех  он
был еще одним - другом, братом, коллегой, - который погиб  за  торжество
справедливости и торжество информации. Слова, которые в компании Меньших
были синонимами. Вспоминали десятки других имен журналистов, убитых  так
же, как и Егор Самарин.
   Это было похоже на братство,  такое  искреннее  и  настоящее,  что  я
прокляла себя за то, что настояла на поездке.  Настояла  на  том,  чтобы
попрощаться с человеком, которого сама же и убила, - верх цинизма,  верх
фарисейства, верх подлости. На моих глазах стояли  слезы,  и  я  уже  не
знала, кого же по-настоящему оплакиваю: Егора Самарина или  себя  самое,
которой никогда не быть похожей на всех этих открытых и честных людей.
   Так-то уж и честных? Анна, Анна, ты, как всегда, иезуитски  мудра!  Я
взяла себя в руки, и после минутной  слабости  ко  мне  снова  вернулась
способность трезво оценивать ситуацию. А разве все эти люди не прибегают
к запрещенным приемам только для того, чтобы набить свои  информационные
блоки? Что она сотворила с горем Марго,  вся  эта  журналистская  шатия,
которая  дышит  сейчас  гневом  и  пафосом?  Затравленная  актриса  была
вынуждена уехать в Прагу, подальше от корыта прессы, в  котором  до  сих
пор полощется ее белье...
   Я слышала за спиной чье-то спокойное тихое дыхание. Конечно  же,  это
Андрей, мой добровольный телохранитель, можно даже не  оборачиваться.  Я
вдруг подумала о том, что если бы Лапицкому было необходимо убрать Леща,
то лучшей кандидатуры в киллеры и придумать было невозможно.  Я  бы  так
обработала несчастного парня, что он спустил бы курок, веря, что  служит
интересам высшей справедливости. А высшей справедливостью могу стать для
него я, вот твои мечты и сбываются, Анюта.
   Лещ не отходил от меня. И когда началось прощание, он сам подвел меня
к открытому гробу. Я подняла вуаль и наклонилась ко лбу Егора. Человека,
которого не видела никогда  прежде  и  который  был  самым  близким  мне
другом, если верить легенде, сочиненной для Леща.
   Так вот ты каков, Егор Самарин.
   Егора убили двумя выстрелами  в  голову,  но  над  его  простреленным
черепом хорошо потрудились гримеры. Спокойное, ничем не привлекательное,
маловыразительное лицо, которое не  стало  более  значительным  даже  за
порогом смерти. Трудно представить, что такой человек добровольно  отдал
жизнь за абстрактные идеалы.  Но  в  предлагаемые  обстоятельства  нужно
верить, и я поцеловала Егора в лоб, ледяной и  ясный.  Никаких  истерик,
никаких слез, полная достоинства скорбь, здесь главное не переиграть...
   Когда прощание закончилось и на закрытый гроб полетели  первые  комья
жирной апрельской земли, я отошла и прислонилась лбом к ограде  соседней
могилы, краем глаза наблюдая за Лещом. Андрей тенью последовал за  мной,
он перекрывал обзор, но это и к лучшему. Я буду стоять здесь до тех пор,
пока Лещ сам не подойдет ко мне.
   Лещ подошел ко мне не один. С  ним  была  женщина  лет  сорока  пяти.
Скорее всего это и есть его секретарша, верная, как собака,  сокурсница,
старая грымза, синий чулок, иначе и быть не может.
   - Как вы, Анна? - мягко спросил меня Лещ и, пользуясь  случаем,  взял
меня за руку.
   Я ответила на прикосновение легким пожатием и ничего не сказала.
   - Пойдемте.
   - Да, сейчас.
   Пока мы шли к выходу, я искоса наблюдала за секретаршей,  которая,  в
свою очередь, не спускала глаз  с  руки  Леща,  поддерживающей  меня  за
локоть. Да ты  влюблена,  линялая  университетская  кошка,  подумала  я,
причем влюблена много лет и влюблена  безнадежно,  только  у  безнадежно
влюбленных старых дев бывают такие заострившиеся от страсти черты лица.
   У "Лендровера" грымза разлепила  лезвия  губ  и  с  глухим  отчаянием
сказала:
   - Лещ, ребята собираются. Помянуть. Лещ  вопросительно  посмотрел  на
меня. "Поедешь ли, детка,  помянуть  своего  друга  в  кругу  незнакомых
людей? Я понимаю, это выглядит не совсем уместным, но, может быть..."  -
говорило все его подобравшееся  лицо.  "Нет,  я  никуда  не  поеду,  это
действительно выглядит неуместным", - так же, одними глазами, ответила я
Лещу.
   - Нет, Зоя. Я отвезу Анну. Я позвоню. Проследи за всем.
   Что, получила, старая грымза? У тебя  и  до  этого  не  было  никаких
шансов, но теп