1929 года.
   На первой странице, сразу же под шапкой, была  напечатана  фотография
корабля с хорошо просматриваемым названием.
   "EXCALIBUR?
   Прямо под фотографией располагалась заметка, но прочесть ее я  так  и
не  смогла.  Во-первых,  мой  английский  оставлял   желать   лучшего...
Во-вторых, буквы просто поплыли у меня перед глазами.
   - Ну что там? - нетерпеливо спросил губернатор. За то время, что я не
видела его, он взял себя в руки  и  теперь  имел  вполне  достойный  для
руководителя области вид: тщательно уложенные волосы, командный взгляд и
тяжелая бюрократическая челюсть.
   - Вы так волнуетесь, дорогой Николай Иванович, как будто это касается
вашей избирательной кампании. И на  вас  напечатали  компромат,  -  ТИХО
сказал  Лаккай  Даже  сейчас  он  не  упускал  возможности  отточить  на
Распопове  свое  остроумие  и  продемонстрировать  стиль  поведения   на
ближайших выборах.
   - Ничего я не волнуюсь Меня дата не устраивает! Дата.
   - А что дата? Двадцать седьмое апреля. Сегодня двадцать пятое апреля,
- вовремя вспомнил Муха. - С годом, правда, лажа. Но с другой стороны  -
семь десятков лет туда, семь сюда. А  так,  судя  по  всему,  газетка-то
послезавтрашняя.
   - Что же там все-таки написано, Макс?
   - Подождите... Значит, в общих чертах, гак: ?Двадцать первого  апреля
от   северо-западного   причала   порта   Плимут    отправилось    новое
экспериментальное   прогулочное   судно   ?Эскалибур?   с    пятнадцатью
пассажирами на  борту.  Все  они  -  члены  местного  охотничьего  клуба
Плимута, изъявившие желание участвовать в новом, экзотическом виде охоты
на тюленя . Маршрут судна предполагает.. ?
   Альберт Бенедиктович всхлипнул.
   - Все. Не стоит дальше продолжать.  Я  не  хочу  участвовать  в  этом
бреде. Я ухожу к себе в каюту.
   - А как же ужин, Альберт Бенедиктович? - спросил Муха.
   - Сыт по горло!
   - Да это просто липа! - неуверенно сказал  Филя.  -  Они  нас  просто
запугать хотят!
   - Кто ?они??
   В возгласе Антона не было ничего нового. Этот вопрос витал  по  всему
кораблю с самого утра. Вот только - с какого именно утра?
   -  Ну,  подумаешь,  вышел  корабль.  Ну,   пятнадцать   пассажиров...
Охотников, мать их. А дальше-то что?
   - Думаю, мы еще узнаем, - что дальше. Похоже, что кто-то собирается и
в последующем снабжать нас информацией. - Слова Антона,  такие  обычные,
показались зловещими.
   -  Улыбочку,  Альберт  Бенедиктович!   -   В   тишине   кают-компании
застрекотала  камера.  Позабытый  всеми  оператор  Вадик  Лебедев  решил
вернуться к выполнению своих профессиональных обязанностей. За то время,
пока  все  в  кают-компании  препирались  и  искали  выход  из  заведомо
безвыходного положения, он успел сбегать за камерой и вернуться.
   - Тоже нашли время, молодой человек! - запротестовал адвокат.
   - Да не суетитесь вы,  плохо  выйдете.  Лысина-то  бликует!  -  Голос
Вадика, звучавший нарочито весело, вступил в явное противоречие с  общим
похоронным настроем в кают-компании.
   - Прекратите снимать! - не унимался адвокат.
   - Отличные кадры получатся.
   - Что-то вы уж больно веселитесь, - не выдержал даже Макс.
   - А я не вижу поводов для грусти. - Вадик раздул ноздри,  и  я  вдруг
почувствовала, что  сейчас  наступит  его  звездный  час.  Жаль,  что  в
кают-компании  не  было  Клио  (они  с   Сокольниковым   проигнорировали
импровизированное общее собрание актива корабля. Должно  быть,  им  было
куда более любопытно изучать друг друга, а не  обстановку  на  брошенном
судне).
   Сейчас, именно сейчас Клио оценила бы его по достоинству.
   - Знаете, Вадик, у вас такая рожа, как будто вы проникли в суть  всех
вещей, - неприязненно сказал Филипп.
   - Может быть. - Камера оставила в покое адвоката и  переместилась  на
фотографа.
   - Выкладывай, - хмуро сказал Макс.
   - Она знает. - Вадик вместе с камерой повернулся ко мне. Можно только
представить себе, как я буду выглядеть на  пленке!  -  Она  знает...  Мы
говорили об этом. Об американской  действующей  тюрьме  для  туристов...
Может быть, нам тоже решили устроить что-то вроде этого... Экстремальный
тур, экстремальный вид охоты... Вы же имели на  руках  путевки,  значит,
согласились с их условиями... Пошевелите мозгами. Все так и выходит. Это
игра. Обыкновенная игра. И весь набор к  игре:  страшилки,  пугачки  для
нервных ?новых русских?. Так бы и тряслись, здесь сидя, если бы...  Если
бы не я.
   Все недоверчиво засмеялись. Даже запуганный обстоятельствами  Альберт
Бенедиктович позволил себе хихикнуть.
   По лицу Макса пробежала тень: он не мог смириться с тем, что какой-то
болван оператор попытался проанализировать то, что пока  еще  никому  не
удавалось проанализировать. Никому за сегодняшний длинный день.
   - Во всяком случае, это хоть какое-то объяснение, - задумчиво  сказал
Антон. - Какое-то  реальное  объяснение.  Его  можно  взять  за  рабочую
гипотезу. Почему нет?
   - Ну, хорошо. А что дальше? -  Филипп  обратился  к  Вадику.  За  ним
повернули головы и все остальные.
   - Не знаю, - просто сказал Вадик. - Поживем - увидим. Или  в  газетке
почитаем. Хорошо, что некоторые из нас владеют иностранными языками...
   И он многозначительно посмотрел на  Макса,  который  все  еще  изучал
английскую статью.
   - Подождите, тут еще кое-что написано...  Сразу  не  понял,  подзабыл
английский-то...
   - Ну, давайте, что там еще? - нетерпеливо сказал Антон.
   - Сейчас... Попробую адекватно  перевести...  Ага!  ?К  сожалению,  с
самого начала корабль преследовали  неудачи...  Была  утеряна  связь...?
Вот! ?А в ночь на двадцать шестое, как нам сообщил  капитан  корабля,  с
судна бесследно исчез преподобный сэр Оливер Бейли, глава...?
   - Ну, все, хватит! - Альберт Бенедиктович зажал руками мясистые  уши.
- Хватит!
   - Ладно. - Макс спокойно сложил подметный листок вчетверо.  -  Хватит
так хватит.
   - Ночь на двадцать шестое, - заметил Муха. - Это как раз сегодня.
   И обвел всех нестерпимо блестящим взглядом:
   - Ну, признавайтесь, кто хочет быть преподобным сэром Оливером Бейли!
   - Поживем - увидим, - сказал  сразу  погрустневший  Вадик  и  опустил
камеру. Перспектива стать пропавшим Оливером Бейли не прельщала никого.
   - Мне плевать на все ваши размышления, - сказал Макс. - Считайте, что
это игра или все, что угодно. Вот только корабль - это не  игрушка.  Его
жизнедеятельность необходимо поддерживать, иначе мы все  здесь  загнемся
до конца первого тайма... Или чего там еще?  Поэтому,  как  единственный
среди вас профессионал, я назначаю  корабельные  вахты:  на  центральном
пульте управления, при двигателях, в  рубке...  Пока  хватит.  У  котлов
добровольцы уже появились, как я понимаю.
   - Верно понимаете, господин капитан ?Эскалибура?, - отозвался Муха.
   - Значит, так. Первые вахты по два человека,  по  четыре  часа  -  на
капитанском мостике и на центральном посту  управления.  С  полуночи  до
четырех  утра,  с  четырех  до  восьми  и  так  далее...  Порядок  нужно
поддерживать, иначе корабль перестанет быть кораблем.
   - Интересно, как вы собираетесь назначать людей?  -  спросил  Альберт
Бенедиктович. - Спички, что ли, тянуть будем?
   - Необязательно.
   Я вспомнила капитанский  мостик,  величественную  картину  замерзшего
моря, замерзшие приборы, флаг - ?Вы идете к  опасности?...  Быть  может,
если я буду в рубке, то приду  к  опасности  быстрее.  Опасность  всегда
приятнее неизвестности...
   - Если позволите, Макс, я возьму на себя первую вахту в рубке.
   - Вообще-то, у нас достаточное количество мужчин...
   - Если есть  волонтеры,  почему  бы  не  удовлетворить  их  страстное
желание? - Альберт Бенедиктович нервно затряс ногой.
   - Хорошо, - согласился Макс.
   - Я тоже... Если вы не возражаете. - Конечно же, это был Антон.  -  Я
тоже согласен на дежурство в рубке.
   - Ладно. Вы двое. - Макс удовлетворенно почесал шрам. - С  двенадцати
часов можете заступать.
   - Теперь самое ответственное - двигатели. Первым буду я. И мне  нужен
еще один человек. - Обведя всех взглядом, он остановился  на  Лаккае.  -
Вот вы, господин политик.
   - Почему я?
   - Хорошо, не вы. Тогда кто?
   -  Испугались,  батенька?  -  Наконец-то   и   губернатор   Распопов,
почувствовавший себя в безопасности, получил возможность  отыграться.  -
Да, это вам не языком молотить по предвыборным урнам... Не  бюллетенчики
опускать...
   - Хорошо, - сдался Лаккай, только для того, чтобы не слушать  нападок
своего идейного противника. - Я согласен...
   Вот только взгляд его застыл, и на секунду показалось, что он смотрит
куда-то внутрь себя.

***

   - Давайте не включать света, - попросил Антон. Собственно, и  просить
было не нужно.
   Только  отсюда,  из  темноты  капитанского   мостика,   ночное   море
представало во всем своем необузданном  и  диком  величии.  Еще  вечером
Макс, по настоятельной просьбе  всех  посвященных,  снял  этот  дурацкий
флажок ?Вы идете к опасности?. Напоминание исчезло, и опасность  исчезла
вместе с напоминанием... Остаток дня был наполнен каким-то  лихорадочным
весельем: все  легко  приняли  завиральную  теорию  Вадика  и  вовсю  ее
комментировали.  Было  еще  несколько  комментариев,  в  основном   выше
шестнадцати   градусов.    Только    деликатная    Аника    ограничилась
девятиградусным вином. Муха, поставивший себе такую русскую цель  споить
швейцарку, практически не отходил от нее. То же самое можно было сказать
и о муже Аники. Измученный неуловимым призраком шантажа, он был вынужден
крейсировать между Мухой и Аникой, пристально следя за  их  разговорами.
Несколько дней такой вот слежки, лениво думала я, и ты можешь  тронуться
мозгами, несчастный Андре.
   В конце вечера подвыпивший Муха вылез на стойку и  провозгласил  тост
за пустой корабль и его хозяев. Новых хозяев. По своду  морских  правил,
если судно брошено командой, то его  хозяином  автоматически  становится
тот, кто это судно найдет и приведет в ближайший порт.
   - А что? - вещал Муха, обливая шампанским  всех  желающих.  -  Япония
здесь недалеко, приведем суденышко  куда-нибудь  в  Саппоро  и  продадим
япошкам на металлолом. А денежки поделим. Как вам такая идея, а?
   Идея была воспринята с энтузиазмом, никто уже не думал о  преподобном
сэре Оливере Бейли, о газетном листке с английским тезкой  ?Эскалибура?,
о фотографии капитана, датированной 1929 годом.
   - Отличная мысль! -  воодушевился  слетевший  с  катушек  и  выпивший
больше всех джина хоккеист Витя Мещеряков. - Только  как  денежки  будем
делить? И сколько они запросят?..
   - Не пойдет. - Макс, которому нужно было через час заступать на вахту
вместе  с  Арсеном  Лаккаем,  был  одним  из  немногих  трезвенников   в
кают-компании. - Судно не брошено командой, так как я сам являюсь членом
команды. И по закону этот корабль принадлежит мне. Только мне. Пассажиры
в расчет не берутся.
   - И сколько же за него можно отхватить? - поинтересовался Муха.
   Макс произвел в уме некоторые подсчеты:
   - Если со всей электронной начинкой, учитывая ремонт и  все  такое...
Три миллиона долларов, как минимум...
   - Да вы  миллионер,  роднуля!  Добро  пожаловать  в  клуб  долларовых
миллионеров. У  нас  их  здесь  наверняка  с  пяток  наберется!  Вы  как
думаете?
   Макс не думал никак. Похоже, что три  миллиона  долларов  расшевелили
его воображение. Несколько минут он мрачно сидел в углу кают-компании, а
потом ушел, бросив на ходу Лаккаю, что ждет его  на  центральном  пульте
управления через полтора часа. Следом за Максом ушла  и  Карпик,  послав
мне на прощание воздушный поцелуй. Я догнала ее уже в коридоре.
   - Карпик! Я прошу тебя, не ходи одна.  Пожалуйста...  Мало  ли.  Пока
ничего не ясно.
   - Почему не  ясно?  Все  ясно.  Твой  дурак  Вадик  все  так  здорово
объяснил...
   - Ну, раз он так здорово все  объяснил,  значит,  он  уже  не  дурак,
верно?
   - Ну, не знаю... Я пойду спать...
   Я представила, как Карпик возвращается  к  себе  в  каюту,  покинутую
отцом ради женщины, которая ей ненавистна. Маленькая хрупкая  Карпик,  с
маленькими хрупкими плечами, трогательно-некрасивая...
   - Если хочешь, можешь заночевать у меня в  каюте.  Мы  сейчас  пойдем
туда, посидим с тобой... Я подожду, пока ты заснешь...
   - Не надо. Я пойду к себе.
   - Ты правда не боишься?
   - Я боюсь, - серьезно сказала она. - Только  я  боюсь  того,  чего  и
вправду надо бояться. Это вы не боитесь того, чего надо бояться...
   - Вы? - Я так и не уловила смысла в бессвязной речи Карпика.
   - Вы - взрослые...
   - Взрослые бывают разными, Карпик.
   - Да, я знаю. Ты не такая. Ты совсем другая... Я тебя люблю. И  хочу,
чтобы ты осталась с нами...
   Я обняла девочку  за  плечи  и  услышала,  как  бешено  колотится  ее
сердечко.
   - В качестве кого, Карпик? Она молчала.
   - Это невозможно... Я не могу остаться с вами. Но твоим другом я буду
всегда, слышишь?
   - Ты ему нравишься, правда?
   - Кому?
   - Этому дрянскому Антону. Гад!
   - Зачем ты так, Карпик? Доктор - очень милый человек...
   - Да, я знаю... Прости меня. Спокойной ночи, Ева.
   - Спокойной ночи, Карпик. Закрывайся хорошенько.
   - Да... - Она  молча  выскользнула  из  моих  объятий  и  побрела  по
коридору, маленькая и несчастная.
   У самой  двери  в  кают-компанию,  повинуясь  какому-то  импульсу,  я
оглянулась. Карпик благополучно прошла мимо  своей  каюты.  Каюты  номер
двенадцать.  Или  мне  это  только  показалось?  Или  она  действительно
направилась в сторону каюты Клио - туда, где сейчас находится  ее  отец.
Похоже, этих двоих действительно изранила смертельная страсть...  Только
один раз  Сокольников  воровато  выскочил  за  бутербродами  и  воровато
попросил меня, чтобы я приглядела за дочкой... Должно быть,  он  и  взял
боцманский ключ, чтобы маленькая бестия, со свойственной ей  безудержной
бесцеремонностью, не открыла этим ключом двери Клио в самый неподходящий
момент...
   Именно так, безудержная бесцеремонность, бедная Карпик.  Я  с  трудом
подавила в себе желание броситься за ней. В конце концов, она  справится
со всем сама, упрямая девчонка....

***

   ... - Давайте не будем включать света, - попросил Антон.  Собственно,
и просить было не нужно.
   - Давайте.
   - Море во льдах выглядит романтично, вы не находите?
   - Пожалуй. Который час? Антон посмотрел на часы:
   - Половина второго. Половина второго, а мы с  вами  не  обменялись  и
десятью предложениями.
   - Остается еще два с половиной часа.
   - Надеюсь, они будут более продуктивными.
   - Может быть.
   - Что вы думаете обо всем об этом?
   - Сейчас - ничего.
   - Вы считаете, что ваш... м-м... Ваш приятель, этот Вадик...  Что  он
прав?
   - Я не знаю. Но  лучше  хоть  какое-то  объяснение,  пусть  самое  не
правдоподобное, чем отсутствие всякого объяснения.
   - Возможно, вы и правы... Но если это игра - то  очень  дорогостоящая
игра. Одна эвакуация команды чего бы стоила.
   Я улыбнулась:
   - Видите, вот и вы втянулись в нее, приняли ее условия.
   - Бог с ней, не хочу даже говорить об этом.
   - Тогда о чем же вы хотите говорить?
   - О вас...
   - Обо мне?
   - О чем же еще можно говорить в тихую лунную ночь? - По всем правилам
необязательного корабельного флирта он должен  придвинуться  ко  мне  на
максимально возможное расстояние,  попытаться  запустить  лапу  мне  под
свитер и...
   Но он не сделал этого. Наоборот, отошел к  широким  окнам.  Теперь  я
хорошо видела его силуэт на фоне черного неба и льдов, мерцающих изнутри
каким-то ирреальным, никогда не виденным мной светом. Силуэт, который не
способен заставить сердце биться сильнее. Этот  тип  мужчины  совершенно
мне противопоказан: почти квадратная фигура  (смешно  вспомнить,  что  я
приняла его за ?братка? в нашу первую встречу),  по-мальчишески  круглая
заросшая голова, короткая основательная шея... Пожалуй, он соответствует
своей фамилии - Улманис - хуторянин-латыш, да и только. Нейрохирург, кто
бы мог подумать, ему нужно возить сено  в  августе,  копать  картошку  в
начале сентября и всю зиму делать детей.  С  такой  же  непритязательной
хуторянкой, как и он сам...
   Интересно, почему же все-таки мое сердце бьется сильнее?..
   - Похоже, я вам не особенно нравлюсь, - неожиданно сказал Антон.
   - С чего вы взяли, что я думаю о вас?
   - Вы думаете обо мне, и я даже знаю, что именно вы обо мне думаете.
   - Вот как? Интересно...
   - Вы думаете, что я похож на латышского крестьянина и что  я  неплохо
бы смотрелся на фоне коровьего навоза.
   - Ну, насчет навоза  -  это  сильный  ход.  А  во  всем  остальном...
Возможно. Как вы догадались?
   - Женщины, которые мне нравятся, всегда думают обо мне именно так.  -
Он даже не соизволил обернуться, но я оценила тонкость  признания.  Если
он движется теми же темпами и в том же направлении, то, пожалуй,  с  ним
можно очутиться в одной постели и только потом удивиться, почему  же  ты
не сошла на своей автобусной остановке....
   - Вы молчите, - грустно сказал Антон.
   - А что, я должна хихикнуть, закатить глаза и  сказать:  ?Так  я  вам
нравлюсь, милый??
   - Нет, конечно же, нет. А в общем, да. Вы мне нравитесь.
   - Теперь я буду знать,  что  два  ваших  ?нет?  означают  одно  ?да?.
Надеюсь, что когда-нибудь эта информация мне пригодится.
   - Я тоже надеюсь... Они опять кричат, эти тюлени.  Интересно,  они  о
чем-то хотят  предупредить  нас  или,  наоборот,  скликают  к  нам  всех
демонов?
   - А вы, оказывается, не только мистик, но и поэт, Антон.
   - Должно быть, в этих широтах все - поэты... Жаль только, что человек
здесь так и не  прижился.  Иначе  можно  было  бы  составить  прелестную
антологию.
   - Да, - сказала я. - Если бы здесь была Карпик,  она  бы  обязательно
почитала нам что-нибудь из Гарсиа Лорки...
   - Вот это, наверное, - тихо сказал Антон и повернулся ко мне:

   Над берегом черные луны,
   И морс в агатовом свете
   Вдогонку мне плачут
   Мои нерожденные дети.

***

   Я замерла.
   Он знает Лорку, он нашел именно то,  что  нужно;  тихий  тюлений  рык
пытается разбить стекло рубки, вползти на корабль,  проникнуть  во  всех
нас. Он знает Лорку. Может быть, капитан и команда ушли туда,  во  льды,
стали тюленями, детенышами тюленей, душами тюленей, - взамен тех, что мы
забрали, освежевали и бросили  в  трюмы...  И  нас  теперь  будет  ждать
расплата, как других охотников и другой ?Эскалибур? в 1929 году...
   Он знает Лорку, а я почти готова поверить в это.
   - Вы слышите? - спросил у меня Антон.
   - Тюлени? К ним привыкаешь, как к шуму волн... Я выросла на  море,  я
знаю.
   - Нет, я не об этом. Слышите шаги?
   Теперь и я услышала, о чем говорит Антон.
   Шаги.
   Не шаги даже, легкий, почти  неслышный  бег.  Слишком  невесомый  для
живого человека. Для человека из плоти и крови Он не  приближался  и  не
удалялся, он был повсюду.
   - Вы будете смеяться, я знаю. - Антон понизил голос до шепота - Но  я
прихватил нож из кают-компании...
   - Правильно сделали, - таким же шепотом одобрила  я.  -  Вряд  ли  он
может нам помочь, но все-таки...
   Извиняясь,  он  вытащил  нож  из-за  пазухи  -  господи,  нет  ничего
невиннее, чем десертный нож  для  разделки  пудингов!  -  извиняясь,  он
подошел ко мне, заслонил меня, спрятал за  свою  спину.  Боже  мой,  его
спина была такой спокойной, такой надежной, как  виноградники  в  летний
полдень. Почему бы не остаться в них, между сухих узловатых  лоз,  между
тугих гроздьев незрелых ягод...
   - Ничего не бойтесь, - сказал мне Антон.
   - Я не боюсь.
   Шаги взлетели, оторвались от земли, дверь в рубку приоткрылась.
   На пороге стояла Карпик.
   Она была страшно напугана и дрожала. Ее некрасивое личико в  полутьме
рубки казалось совсем старым.  Укутанная  с  ног  до  головы  одеялом  -
маленькая беженка из тюленьего рая, - она  сползла  по  стенке  вниз.  И
застыла. Я бросилась к ней.
   - Карпик! Что случилось, дево