же  внес
несколько   предложений   по   освежеванию   жертв:   маньяку    удалось
материализовать все самые тайные и  самые  страшные  фантазии  старпома.
Самым же большим разочарованием для кроткого Васи оказалось исчезновение
страшного ритуала: высшая сила перестала карать,  и  это  вызвало  плохо
сдерживаемую ярость автора эссе Он был не готов к этому. После подробных
записей, датированных девяносто пятым годом, на странице появилось новое
слово - когда.
   Каждый год, накануне 30 июня,  старпом  уделял  своему  эссе  гораздо
больше времени, чем  обычно.  Эти  записи  не  касались  непосредственно
убийств гомосексуалистов, они были нейтральны, даже невинны  -  какие-то
мелкие проблемы, ссоры с любовницами,  драки  в  общежитии,  корабельные
вахты, лов сельди. Казалось, старпом занимал свой ум подобными пустяками
только для того, чтобы хоть как-то скрасить ожидание. А  он  ждал.  Ждал
каждый  год.  Он  выписал  все  бульварные  газеты  России  и   ближнего
зарубежья. Он ждал малейшего сообщения, малейшей информации.  Но  ничего
не происходило. И каждый раз, когда день тридцатого июня и следующие  за
ним сорок восемь часов были благополучно прожиты, он  разражался  только
одним словом: ?Сука!?
   Серийный убийца оказался слабаком. Он не оправдал Васиных ожиданий.
   Последняя запись в тетради была сделана карандашом. Очевидно,  мысль,
которую старпом  пытался  изложить,  пришла  ему  в  голову  внезапно  и
потрясла его. Она касалась цветочных лепестков Митько вдруг  решил,  что
понял их предназначение. И я  подумала,  что  он  не  так  уж  не  прав.
Серийный убийца не был гомофобом. Более того,  по  мнению  старпома,  он
оказался скрытым гомосексуалистом. И каждый раз бросал цветы  на  могилу
своей гомосексуальности, в которой не мог  признаться!  Убивая  порочных
людей с их порочными страстями, он каждый раз убивал себя. Убивал  и  не
мог убить. Дневник обрывался на  фразе,  написанной  неровным,  пляшущим
почерком: первый раз старпом изменил  себе.  Фраза  была  короткой,  она
состояла из четырех слов: ?Ты меня предал, хрен!?
   ...Только  захлопнув  последнюю  страницу  дневника,  я  поняла,  как
устала. Я пролежала на кровати час,  без  единой  мысли  в  голове.  Без
страха, но и без сострадания. У меня еще будет время,  чтобы  попытаться
осмыслить прочитанное, - но не сейчас, не сейчас...
   Кажется, я даже уснула.
   А пришла в себя от ровного гула над головой.
   Вертолет.
   Вертолет, прилетевший  за  телом  человека,  чьи  дневники  я  читала
последние несколько часов. Этот гул лопастей  мгновенно  вернул  меня  к
реальности.  Сопровождаемая  им,  я  аккуратно  собрала  разложенные  на
кровати бумаги, завязала тесемки и упаковала папку в целлофан. Я даже не
могла сказать себе сейчас, вернусь ли я к ним когда-нибудь или  нет.  Но
твердо знала, что папка будет отныне жечь мне руки и сжигать  душу,  она
прибавится к тем страшным тайнам, которые уже хранятся на дне моей души.
Нет-нет, только не думать об этом сейчас,  не  думать,  не  думать...  А
думать о милом Карлике, которого я больше никогда не увижу, - она так  и
не оставила мне своего телефона. Забыла или не захотела. Нет, забыть она
не могла, она ведь не похожа на обычного, обласканного жизнью ребенка...
В любом случае, счастливого пути, Карпик!..
   Кажется, я произнесла это вслух.
   И снова в дверь постучали. Теперь это был совершенно отчаянный  стук:
не рассчитанная на такой выброс эмоций дверь  сотрясалась  от  ударов  и
готова была сорваться с петель. Вадик, должно быть, не на шутку взбешен,
если отбросил всякие сантименты. Я встала  с  кровати  и  направилась  к
двери, готовясь выслушать целый град ругательств,  которые  выльются  на
мою голову.
   - Откройте,  Ева!  Откройте,  я  же  знаю,  что  вы  здесь!  Откройте
немедленно! - Этот голос не принадлежал Вадиму.
   Я  судорожно  повернула  ключ  в  замке,  и  в  ту  же  минуту  дверь
распахнулась.
   На  пороге  стоял  Сокольников.  На   него   жалко   было   смотреть:
перекошенное, красное лицо, капли пота  на  висках,  глухое  отчаяние  в
самой глубине глаз.
   - Что случилось, Валерий Адамович?! - испуганно спросила я.
   - Где она? - Сокольников  резко  отодвинул  меня,  смел  с  порога  и
углубился в каюту. - Где эта маленькая дрянь?! Где вы ее прячете?!
   - Кого?
   - Ларису! - Он уже перевернул постель, встал на четвереньки и  теперь
заглядывал под кровать.
   - Ларису? - Я не верила своим ушам. - А разве она не с  вами?  Вы  же
собрались улетать...
   - Вылезай, дрянная девчонка! - Банкир не стеснялся в выражениях.
   - Здесь никого нет.
   Он не поверил мне, пока не перерыл всю каюту.
   А, перерыв, бессильно опустился на стул. Я налила ему воды.
   - Ну, убедились?
   - Где она?
   - Я не знаю. Я не слежу за вашей дочерью...
   - Врете!
   - Как вы смеете так со мной разговаривать? - Я  почувствовала  глухую
неприязнь  к  банкиру  и  в  то  же  время  испытала  мелкое  девчоночье
торжество.
   - Смею! Вы... Вы наверняка покрываете эту маленькую дрянь...
   - Вашу дочь? - уточнила я.
   - Мою дочь, самую дрянную девчонку, которую я только знал.
   - Успокойтесь, Валерий Адамович, - мягко посоветовала я.
   - Успокоиться? - Он горько улыбнулся:
   - Вещи стоят на палубе, вертолет уже висит над нами десять  минут.  А
ее нет...
   - Валерьянки? - спросила я.
   - Оставьте свои замашки сиделки дома престарелых, -  не  очень-то  он
был вежлив.
   Поздравляю, Ева: старая дева, сиделка в богадельне, - интересно,  кем
еще они тебя посчитают? Я вытащила маленькую бутылочку настойки, которую
дозированно принимал Вадик. Она называлась ?Алтайская? и била  в  голову
как  реактивный  снаряд.  Вам,  господин  банкир,  в   вашем   состоянии
полагается двойная доза.
   - Выпейте, - мягко сказала я.
   - Что это?
   -  Жидкость,  которая  вас  отрезвит.  Пейте.  Сокольников  опрокинул
настойку и даже поперхнулся.
   - Крепкая.
   - Что есть, то есть. А теперь давайте все по порядку.
   - Вы действительно не знаете, где Карпик?
   - Ни малейшего понятия. А что произошло?
   -  Мы  собрались.  Все  было  нормально.  И  Карпик  успокоилась.  Не
устраивала истерик по поводу того,  что  хочет  остаться...  Господи,  я
совсем не знаю свою дочь...
   А надо бы, подумала я про себя, надо  бы  знать,  что  это  маленькое
нежное чудовище в конечном итоге поступает так, как считает нужным.
   - Налейте мне еще, пожалуйста, - тихим голосом попросил банкир.
   Я плеснула в стакан Сокольникова еще немного жидкости  и  подумала  о
том, что Вадик  за  такую  самодеятельность  пришпилит  меня  к  картине
?Потерпевшие  кораблекрушение?.  Банкир  проглотил   сорокапятиградусную
настойку как воду и нервно продолжил:
   - Она сама сложила вещи. Была такой милой. Сидела в уголке.  А  потом
сказала, что забыла оставить вам телефон.
   - Лариса действительно забыла оставить мне телефон, - подтвердила  я.
- Правда, теперь я склоняюсь к тому, что она не забыла.  Карпик  сделала
это специально. Она с самого начала решила остаться.
   - Это невозможно, - сказал банкир. - Мы улетаем.
   - Судя по всему, она думает по-другому.
   - Мне плевать, что она думает.
   - Валерий Адамович, почему вы так хотите лететь? - спросила я  и  тут
же пожалела, что сделала это.  Мне  показалось,  что  в  глазах  банкира
мелькнул страх.
   - Мне не нравится здесь.
   - Вот как? И как давно не нравится?
   - С тех пор как появился труп...
   - С которым вы летите одним чартерным рейсом, простите за цинизм.
   Несколько  долгих  секунд  банкир  молчал.  А  потом  сказал   тихим,
размягченным от выпитого голосом:
   - Знаете, почему я занимаю сейчас то положение, которое занимаю?
   - Устранили всех конкурентов.
   - Не нравится мне ваш юмор, Ева,  -  вздрогнул  банкир.  -  Нет,  все
гораздо проще и совершенно бескровно. У меня отличный нюх.
   Кажется, я уже слышала про нюх. И не так давно.
   - Называйте это нюхом, интуицией, как хотите... Но я чую,  что  здесь
что-то не так.
   - Конечно. - Я постаралась держать себя в руках. - Устроители  круиза
обещали вам острые ощущения. Может быть, они начались чуть  раньше,  чем
это было запланировано...
   - Это не связано с круизом... Большая беда, вот как это называется.
   - Что  ж.  У  меня  замашки  сиделки,  а  у  вас  -  слушателя  школы
практической магии.
   - В любом случае, я не хочу здесь оставаться.
   - Похоже, что решаете не вы.
   - Я найду эту дрянь... Мы все равно не останемся.
   - Похоже, что ваша дочь такая же решительная, как и вы.
   - Вы правда не знаете, где она?
   - Я правда не знаю, где она. Сокольников поднялся:
   - Что ж, пойду ее искать.
   - Не хочу разочаровывать вас, Валерий Адамович. Насколько  хорошо  вы
знаете корабль? Банкир пожал плечами.
   -  Здесь  масса  потаенных  уголков.  А  уголков,  в  которых   может
спрятаться тринадцатилетняя девочка, - еще больше. Вы ничего не  сможете
сделать. Когда улетает вертолет?
   - Они дали мне пятнадцать минут, - хмуро сказал Сокольников. Максимум
- двадцать. Сейчас уже меньше.
   Я приподняла брови и иронически улыбнулась:
   - И вы надеетесь уложиться в эти сроки? Думаю, вам придется остаться.
Скорбное безмолвие тюленей еще не наступило.
   Он внимательно посмотрел на меня. Так, как  будто  видел  впервые.  И
впервые за все время пребывания  на  ?Эскалибуре?  меня  так  откровенно
оценивали.
   - Вы необычный человек, Ева. Недаром Карпик так  к  вам  привязалась.
Жаль, что у нас не было времени познакомиться поближе.
   - У нас еще будет время, - боже мой, неужели это  говоришь  ты.  Ева?
Откуда такое кокетство в голосе?.. Тьфу, глаза бы мои не глядели...
   - Да-да. - Сокольников  достал  пухлый  бумажник  и,  вынув  из  него
визитную карточку, протянул ее мне:
   - Позвоните нам. Карпик будет рада, я думаю.
   - Надеюсь увидеться с вами за ужином, -  кротко  сказала  я,  и  лицо
Сокольникова снова исказила гримаса.
   Когда он прикрыл за собой дверь,  я  уже  знала,  что  он  никуда  не
улетит. Ай да Карпик, устроила папашке райскую  жизнь!..  Почему  же  он
все-таки так рвется улететь? Я машинально допила настойку и тут же  была
застигнута Вадиком на месте преступления. Он ворвался в  каюту  с  видом
оскорбленной невинности.
   - Ну, что за дела, Ева?
   - В каком смысле?
   - Долблюсь, как дурак, каждые полчаса, а ты не открываешь...
   - Прости, я была не одна, - сказала я первое, что пришло в голову.
   - Не одна? - Вадик с сомнением посмотрел на меня.
   - А что? Опровергаю свою репутацию старой девы.
   - Да ты  ее  даже  через  суд  не  оспоришь!  -  Вадик  был  настроен
воинственно. Я же постаралась не замечать его тона.
   - Ну, как прошли соревнования по пинг-понгу?
   - Что, надула меня?  Выкинула,  как  щенка?..  А  я  купился,  идиот!
Кстати, забыл тебе сказать, что ты сука.
   - Теперь вспомнил?
   - Теперь вспомнил. Ты - сука. Зачем только нужно было врать про  этот
хренов пинг-понг?!
   - Прости, пожалуйста. - Я робко подошла к Вадику и поцеловала  его  в
безвольный всепрощающий подбородок. - Я же говорила тебе,  что  была  не
одна.
   - Мы тоже были не одни. Пока  ты  тут  кувыркалась.  Во  что  мне  не
очень-то верится... У нас появился вертолет.
   - Я слышу. Никто не прилетел?
   - В смысле?
   - В смысле ведения следствия.
   - Следствия? - Вадик озадачился.
   - Ну да. Все-таки погиб человек.
   - Да нет, никого не было. Дело-то в общем  ясное...  Капитан  передал
документы,  пленку  приложил,  заключения,  которые  наши   доморощенные
деятели стряпали...
   - Странно, почему никто не прилетел? Они же должны осмотреть  все  на
месте.
   - Есть у них участковый, да сейчас в запое, жена  пятого  родила.  Во
всяком случае, капитан так сказал. Как они  здесь  размножаются,  просто
непонятно, - в голосе Вадика послышались миссионерские нотки.  -  Ты  же
сама  видела,  какой  здесь  медвежий  угол,   тьмутаракань.   Ближайший
цивилизованный полицейский участок, видимо, на Аляске... Или на  острове
Хоккайдо.
   -  Да.  Эти  люди  совершенно  безумны.  Платить  такие   деньги   за
сомнительные удовольствия...
   - Вот она, логика старой девы, - снова ущучил меня Вадик. -  Запомни,
сомнительные удовольствия всегда стоят гораздо дороже. Вот те же японцы,
например. Ты знаешь, какой у них самый  дорогой  тур?  Самый  дорогой  и
самый популярный?
   - Понятия не имею. Монте-Карло, что ли?
   - Американская тюрьма.
   - ??
   - Представь себе. Бывшая американская  тюрьма  в  каком-то  из  южных
штатов. Находящаяся в полной исправности. Так вот, японцы платят бешеные
деньги только за то, чтобы просидеть там месяц в качестве заключенных. В
условиях, максимально приближенных к действительности.  С  тараканами  и
карцером. А самые большие бабки дерут за пребывание в камере смертников.
   - Зачем? - искренне удивилась я.
   - Острота ощущений. Страх в качестве  движущего  фактора  релаксации.
Подобный отдых заряжает энергией на год вперед.
   - По-моему, это извращение.
   -  Это  тонкий  психологический  расчет.  Наши  чертовы  работодатели
первыми это прочухали. И сейчас будут грести бешеные бабки.
   - Ну, не знаю... Скажи, а девочка. Карпик так и не появилась?
   - Подружка твоя? Интеллектуальная соратница? -  осклабился  Вадик.  -
Нет, не появлялась. Там, судя по всему, накладочка  произошла.  Девчонка
куда-то смылась, так папаша еще за десять минут  до  назначенного  срока
головой о леера бился. Веселая была картинка.
   - А тело? - Вадик, неожиданно для меня, оказался  свидетелем  прилета
вертолета.
   - Подняли на борт. С ума сойти, какое было зрелище... Хотел для  себя
заснять, в каюту ломился-ломился, да  ты,  не  открыла,  -  снова  начал
обижаться Вадик.
   - Не думаю, что это была хорошая мысль... Не забывай,  для  чего  нас
наняли.
   - Это ты не забывай, -  обиделся  Вадик.  -  Как  раз  сегодня  ночью
выйдем, снимем ?Эскалибур? с воды... А что это ты пьешь, дорогая?

***

   ...Конечно же, Сокольников никуда не улетел: с самого  начала  Карпик
выбрала беспроигрышную тактику Она вовремя поняла, что детскими  слезами
папочку не сломить, усыпила его бдительность и нанесла удар  в  спину  в
самый последний момент Я представила себе эту картину:  банкир  с  двумя
внушительными чемоданами из хорошей кожи на палубе ?Эскалибура?  осыпает
проклятьями собственную дочь. Нашла  коса  на  камень,  говорил  в  этих
случаях капитан Лапицкий.
   Но и к ужину Карпик не появилась.
   Когда мы с Вадиком вошли в кают-компанию,  банкир  одиноко  сидел  за
нашим столиком с всклокоченными волосами и в сбившемся набок галстуке от
Живанши. Такого беспорядка в прическе и одежде я и представить  себе  не
могла. К тому же он показался мне небритым:  даже  щетина  от  огорчения
начала расти быстрее, надо же, подумала я про себя. Хмурый  вид  банкира
вступил в явное противоречие со всей кают-компанией.  Мертвого  тела  на
корабле больше не было, при известной доле воображения можно  было  даже
решить, что его не было никогда, досадное препятствие устранено, и можно
спокойно продолжить путешествие.  Именно  так  и  думало,  должно  быть,
большинство пассажиров. Во всяком случае, все вздохнули с облегчением, и
в кают-компании витал дух сдержанного веселья.
   - Вы не улетели? - сусальным голосом спросила я, а Вадик хмыкнул: что
ж ты за папашка, если даже  с  тринадцатилетней  девулей  справиться  не
можешь?
   - Улетел, разве вы не видите?
   - А Карпик так и не появлялась?
   - Появится - убью, - мрачно пообещал любящий отец.
   - Ну, не стоит прибегать к  крайностям.  В  конце  концов,  для  кого
вообще вы затеяли это путешествие? Для себя или для нее?
   - Для нее, - наконец сдался банкир. - Но я не хотел бы, чтобы все эти
м-м... неприятные события... как-то травмировали мою дочь.
   Бедный ты, бедный, подумала я, видел бы ты, с каким  увлечением  твоя
дочь говорила о произошедшем убийстве, как оно занимало  ее...  Как  она
ничего не боялась. Но я не стала вдаваться во все  тонкости  прихотливой
детской души, а только сказала:
   - Тогда пусть она делает что хочет.
   - Если позволять ей делать то, что она хочет, мы взлетим на воздух  в
ближайшие сорок восемь часов.
   Я вздрогнула: после того как была  прочитана  тетрадь  Митько,  любые
связанные с ней цифры приобретали для меня сакральный смысл.
   - Почему - сорок восемь? - спросила я.
   - Вы правы. Ей хватит и двадцати четырех.
   - Перестаньте дуться, Валерий Адамович.
   -  Можете  называть  меня  Валерием,  -  морально  сломленный  банкир
позволил себе снизойти до простых смертных.
   - Можете называть меня Евой, - сказала я, и он улыбнулся.
   Ну, все, Карпик, ты можешь выходить из укрытия.  Судя  по  всему,  ты
прощена.
   - Послушайте, Ева, где она может быть? - Банкир  перестал  злиться  и
начал запоздало беспокоиться о дочери.
   - Я не знаю. Я  правда  не  знаю.  Вам  имеет  смысл  переговорить  с
капитаном или с кем-нибудь из команды, они  прекрасно  знают  корабль  и
могут предположить, где она прячется. Но  лучше  этого  не  делать,  мне
кажется. Она устанет, проголодается и вернется сама.
   - Вы не знаете  Карпика.  -  Банкир  сокрушенно  покачал  головой.  -
Однажды она не ела трое суток только потому, что мы поссорились. Мы  оба
были не правы... А она посчитала, что я не прав больше, чем  она...  Она
очень справедливая девочка. Тогда я ухаживал за  девушкой,  которую  она
возненавидела. Уж не знаю почему. Начала дерзить Наталье...
   - Вашей любовнице? - Я тоже позволила себе маленькую дерзость.
   - Мы собирались пожениться, - поправил Сокольников.
   - Извините...
   - Наталья даже переехала ко мне. И Лара превратила ее жизнь в ад. Она
умеет это делать, поверьте...
   Я вспомнила крутой бычий лоб Карпика и едва тлеющую ярость в  глазах:
такая действительно  может  превратить  жизнь  в  ад.  Или  в  рай  -  в
зависимости от отношения.
   - Что она только не делала! Я уже не говорю о мелких бытовых гадостях
типа южноамериканских тараканов в Наташиной сумочке и  рыбьем  корме  во
французском белье. Карпик их специально покупала в каком-то зоомагазине.
Она  порезала  на  полоски  Наташино  любимое  платье,  налила  уксусной
эссенции в духи...  Она  рассорила  Наталью  со  всеми.  Да  ладно,  что
вспоминать... - Банкир махнул рукой. -  А  потом  она  отказалась  есть.
Сказала, что лучше умрет с голоду, чем будет терпеть рядом со  мной  эту
суку.
   - Beast... Fuck you... - произнесла я себе под нос, вспомнив  реплику
Карпика относительно Клио.
   - Вы что-то сказали?
   - Да нет. Так просто.  Поток  сознания...  Значит,  Карпик  перестала
есть?
   - Да. На третий день я понял, что это серьезно.
   - Пришлось капитулировать? - сочувственно спросила я.
   - А как вы думаете?
   - А она хоть как-то пыталась наладить контакт с  девочкой,  эта  ваша
невеста?
   - Она боялась ее как огня...
   - ...И говорила девочке всякие подлые вещи в ваше отсутствие.  Что-то
вроде ?Я все равно тебя дожму, маленькая хромая сучка?, -  сказала  я  и
сама испугалась своих слов.
   Но банкир не обиделся, разве что  посмотрел  на  меня  с  напряженным
вниманием:
   - А вы неплохой психолог, Ева... Как-то раз я вернулся с работы  чуть
раньше... и  услышал  их  ссору  на  кухне.  Это  были  примерно  те  же
выражения... Но как вы могли догадаться?
   - Просто поставила себя на место обеих сразу. С Натальей вы, конечно,
расстались.
   - После того, что услышал, да. Никто не  имеет  права  делать  больно
моей дочери. Даже женщина, которую я хотел бы видеть своей женой...
   - Тогда предупреждайте всех кандидаток заранее.
   - Дело не в них... А в том, что  Карпик  обожает,  когда  выходит  из
наших столкновений победительницей. Когда я сдаюсь. Когда я капитулирую.
   - Может быть, не стоит вести боевых  действий?  Тогда  и  белый  флаг
выбрасывать не придется...
   - Если вы где-нибудь увидите ее... Ну, случайно... Она  же  не  будет
прятаться  ве