вытащить машину. Буксир был крепкий, но обрыв
был очень крутой, и машина лежала на боку.
 Все же Игорь предложил попробовать.
 - Опасное дело! - сказал Шмаков. - Загоним сюда и вторую машину. Снимем
с тормоза, ее и потащит вниз.
 - Что же делать?
 Нам не пришлось думать, что делать. На дороге появились Ивашкин и Зуев.
 Не  буду  передавать  нашего  разговора.   Вместо  слов,  произнесенных
Ивашкиным, ставлю многоточие...
 Однако  вместе с  многоточием до  нас  доносился запах  водки.  Лицо  у
Ивашкина было красное, как помидор.
 Между тем Зуев присел и  осмотрел место,  где был привязан трос.  Потом
поднялся и спокойно сказал:
 - Так и есть!
 - За тягу? - спросил Ивашкин, и лицо его налилось кровью.
 - Именно.
 Опять понеслись многоточия.  Пока они неслись, я присел и посмотрел под
машину.  И  сразу понял причину аварии.  Буксирный трос был закреплен не  за
раму,   как  полагается,  а  за  поперечную  рулевую  тягу.  От  рывка  тяга
вывернулась,  и  машина потеряла управление.  Поэтому я  и полетел в канаву.
Привязывать буксирный  трос  за  какую-нибудь  часть  рулевого  управления -
грубейшая техническая ошибка.  Она неизбежно кончается катастрофой.  Мы  еще
легко отделались. Развей машины побольше скорость, да еще на шоссе, где идут
встречные машины, - от нас с Вадимом осталось бы одно воспоминание.
 Меня мороз продрал по  коже,  когда я  подумал об  этом.  Что было бы с
мамой! Страшно подумать!
 Я  посмотрел на  Игоря и  на  Шмакова Петра.  Это они привязывали трос.
Игорь стоял бледный как полотно,  он ужасно боялся ответственности. А Шмаков
ничего. Цвет лица у Шмакова был обычный.
 Машину в  конце концов вытащили.  Провозились мы с этим до вечера.  Нам
помогали ребята из  "Б" и  дачники в  пижамах.  Дачники рассуждали и  давали
советы.
 Ребята из "Б" упорно расспрашивали,  как все произошло. Мы им ничего не
рассказали. Произошла авария, и все! Подробности в афишах...
 Начало быстро темнеть.  Обе  машины стояли на  дороге.  Все  разошлись.
Остались Ивашкин, Зуев и мы четверо.
 Ивашкин объявил,  что тащить ночью машину, да еще с испорченным рулевым
управлением,  невозможно,  собрал инструмент,  кинул в  кузов трос и крикнул
Зуеву:
 - Поехали!
 - Лезьте в кузов, ребята! - сказал Зуев.
 Я спросил:
 - Бросим машину?
 - Еще рассуждает! - заорал Ивашкин.
 - Не беспокойся, парень, ничего с машиной не случится, - сказал Зуев.
 Но я твердо решил остаться:
 - Нет!  Мы  не  можем бросить машину,  мы отвечаем за нее.  Поезжайте и
скажите, пусть утром за нами пришлют "техничку".
 - Ну и оставайтесь! - крикнул Ивашкин и полез в кабину.
 Но Зуев не хотел нас оставлять. Он уговаривал нас поехать.
 Все это время Игорь молчал. Потом отвел нас в сторону и сказал:
 - Кому-то из нас надо ехать в город.  Во-первых, сообщить дома про тех,
кто остался. Во-вторых, организовать помощь.
 - Я вижу, тебе очень хочется уехать, - ответил я, - и поезжай. И Вадима
бери с собой. Ему, наверно, тоже хочется домой.
 Игорь притворился, что не заметил моей иронии:
 - Я  думаю,  так  будет правильно.  Вадим оповестит ваших родных,  а  я
разыщу директора, он тут же вышлет "техничку". С ней и я приеду.
 Никакого директора Игорь сейчас,  конечно,  не  найдет,  да никто и  не
будет ночью высылать "техничку". Но ему очень не хотелось оставаться.
 Я насмешливо сказал:
 - Поезжай, поезжай, никто тебя не держит.
 Игорь опять пропустил мимо ушей мою насмешку и сказал:
 - Так будет лучше,  увидишь.  Впрочем, поезжайте вы со Шмаковым, а мы с
Вадимом останемся.
 Я знал, что он ни за что не останется:
 - Поезжай, довольно болтать!
 - Вы поедете или нет? - рявкнул Ивашкин из кабины.
 - Сейчас, сейчас! - крикнул Игорь и спросил меня: - Значит, решили?
 - Решили, - угрюмо ответил я.
 - Поехали, Вадим! - сказал Игорь.
 Вадим вдруг ответил:
 - Я не поеду!
 - Почему?
 - Останусь с ребятами.
 - Не  валяй дурака!  -  рассердился Игорь.  -  Сказали тебе -  поезжай,
значит, поезжай!
 - Если будешь орать, я тебе так вмажу!.. - ответил Вадим.
 И я убедился, что Вадим окончательно вышел из-под влияния Игоря.
 - Ну и черт с тобой! - сказал Игорь и полез в кузов.
 Машина тронулась. Через минуту красный огонек ее стоп-сигнала скрылся в
лесу.
 Мы остались втроем у поломанной машины.


14

 Наступила ночь.  Было тихо и свежо.  Справа темнел лес.  Впереди и чуть
слева  виднелись огни  пионерского лагеря,  немного правее  -  редкие фонари
дачного поселка.  Мы  присели на  обочине дороги и  стали рассуждать о  том,
почему мы не поехали в Москву.
 Рассуждать об этом было поздно.  Надо было рассуждать перед тем, как мы
остались. Мы этого не сделали тогда, нам оставалось сделать это сейчас.
 Что произошло, если бы мы уехали? Мы явились бы на автобазу без машины,
потому что пустили ее под откос, совершили аварию. И, конечно, во второй раз
послали бы не нас, а шоферов. Получилось бы: мы не смогли пригнать машину, а
они смогли. Мы доказали бы свою несостоятельность.
 Совсем другое дело получится теперь.  Завтра мы въедем на этой машине в
гараж.  И, что бы там ни говорили, факт остается фактом - машину мы все-таки
пригнали.  Несмотря на аварию.  Этим мы докажем свою состоятельность.  А то,
что случилось,  ничего не значит!  Мало ли что может случиться в дороге. Тем
более с машиной неисправной, незнакомой, всю зиму простоявшей в сарае.
 Вот почему мы остались здесь. А вовсе не потому, что боялись за машину.
Кто ее ночью тронет!
 Решив вопрос о том, почему мы остались, мы начали обсуждать аварию.
 Я сказал Шмакову:
 - Эх, ты! Не смог отличить тягу от крюка...
 - Я-то отличил,  - ответил Шмаков, - да подскочил Игорь и подсунул трос
под тягу.
 - А ты молчал...
 - Я хотел сказать, да вы уже поехали.
 - Соображать надо быстрее.
 Вадим похвастался:
 - А я правильно закрепил трос.
 - Еще бы! - возразил Шмаков. - Под кузовом. Там крюк перед самым носом.
 - Крюк  не  крюк,  а  я  закрепил правильно,  -  повторил Вадим,  очень
довольный тем,  что авария произошла не  по его вине.  Он привык быть всегда
виноватым, а тут виноватыми оказались все, кроме него.
 - А убежал ты куда? За километр, - заметил я.
 - А где я стоял?! - возразил Вадим. - Машина прямо на меня валилась.
 - Мне,   думаешь,   приятно   было   сидеть   в   машине,   когда   она
переворачивалась? - спросил я. - Я тоже мог выскочить и убежать за километр.
А я сидел за рулем до последней секунды.
 - "Не выпускай, моряк, руля..." - запел Вадим.
 - Когда ты  вылез из  машины,  у  тебя руки и  ноги дрожали!  -  сказал
Шмаков.
 - Ничего у меня не дрожало! - ответил я.
 Я нащупал на правой штанине дырку величиной в кулак. Когда я ее тронул,
материя  под  моими  пальцами начала  расползаться...  Ясно!  Я  сжег  брюки
кислотой из аккумулятора. Ведь электролит кожу не сжигает, а материю сжигает
моментально. Вот так штука! Эдак к утру можно остаться без штанов.
 Я  снял брюки.  При свете луны мы  стали рассматривать,  здорово ли  их
прожгла кислота. Смогу ли я завтра ехать в них в город. Дырок оказалось две.
Обе на правой штанине. Одна у колена, другая в самом низу.
 - Пропали брюки, - сказал Шмаков Петр.
 - Ничего, - утешил меня Вадим, - с вентиляцией лучше.
 Подул свежий ветерок. Стоять в трусах было холодно. Я надел брюки.
 Мы решили лечь спать.  Когда спишь, не так хочется есть. Шмаков залез в
кузов, мы с Вадимом - в кабину.
 Мы  сели  в  разных  углах,  прислонились головами  к  стенкам  кабины.
Хотелось вытянуться,  хотелось есть,  хотелось натянуть на  себя  что-нибудь
теплое - стекол-то в кабине не было...
 Мне вдруг приснилось, что я ползу на машине по косогору. Меня удивляет,
что  работает мотор.  Ведь в  машине нет бензина.  Я  сигналю,  изо всех сил
колочу по  кнопке кулаком.  Но  Игорь  не  останавливается.  Тогда я  грудью
наваливаюсь на сигнал,  и он звучит непрерывно...  Я наваливаюсь на него еще
больше.
 Я почувствовал, что падаю, тряхнул головой и проснулся. Я услышал звуки
горна.  В лагере подъем. Рассветало. Неужели уже прошла ночь? Ведь мы только
заснули.
 Я разбудил Вадима и Шмакова.
 У них были здорово помятые морды.  Но,  когда я им сообщил об этом, они
возразили,  что  такой противной физиономии,  как моя,  они никогда в  своей
жизни не видели.
 Мы  вылезли из  кабины.  После  небольшого совещания решили,  что  двое
пойдут в лагерь, в столовую, один останется дежурить возле машины.
 Кинули жребий. Дежурить досталось мне. Поразительное невезение!
 Они ушли.  Я  остался один и  решил пройтись по  дороге,  чтобы немного
размяться.
 Мне ужасно хотелось есть, и я пошел по дороге к лагерю, чтобы встретить
ребят и поскорее съесть то, что они мне несут.
 Я шел,  поминутно оглядываясь.  Конечно,  так рано за нами из Москвы не
приедут. Пока придет директор, пока Игорь расскажет ему, что произошло, пока
снарядят "техничку", пока она дойдет сюда. На все это уйдет часа два, а то и
три. Все же я оглядывался. А вдруг приедут раньше?
 Так я  шел и шел.  Свернул один раз,  потом другой.  Уже не видел нашей
машины,  но утешал себя мыслью,  что,  если подойдет "техничка",  я ее сразу
услышу.
 Строя в  уме эти расчеты,  я добрался до лагеря.  Запахи свежего хлеба,
каши, жареного мяса ударили мне в нос. Шум в столовой обозначал, что завтрак
идет вовсю.  Я  со всех ног помчался под навес,  где кормили ребят из класса
"Б".


15

 Нас поразило количество людей,  приехавших за  нами на "техничке".  Два
шофера и слесарь -  понятно.  Бригадир Дмитрий Александрович -  ладно. Игорь
должен быть  в  центре событий.  Но  зачем  приехали главный инженер и  наша
классная  руководительница Наталья  Павловна?!  Мы  обалдели  от  изумления,
увидев, как они посыпались из фургона.
 Наталья Павловна бросилась к  нам и  стала ощупывать,  проверяя,  мы ли
это? А если мы, то живы ли? А если живы, то целы ли?
 Главный инженер ей сказал:
 - А вы беспокоились!
 Но по его лицу было видно, что он тоже не надеялся застать нас в живых.
 - Наделали делов, - сказал бригадир Дмитрий Александрович. Он даже снял
свой  берет.  Под  беретом обнаружилась лысина,  и  он  сразу  перестал быть
похожим на испанца.
 Нам стало ясно, что в Москве большой переполох.
 - Если бы вы не заупрямились и  поехали со мной в  город,  -  с  укором
сказал Игорь, - то никакого шума бы не было.
 - Но ты-то знал, зачем мы остались, - ответили мы Игорю.
 - Никто не  хотел верить,  что  вы  остались стеречь эту  балалайку,  -
сказал Игорь.
 Опять, выходит, мы виноваты.
 - Подумайте,  мальчики,  сколько волнений вы доставили своим родным!  -
сказала Наталья Павловна. - Перевернулась машина - и вас нет! Что они должны
были подумать?
 Еще  бы!  Разве  могут родные рассуждать оптимистически.  Или  хотя  бы
логически.
 Пока  происходил этот  разговор,  нашу  машину  наладили и  прицепили к
"техничке".  Не  тросом,  а  длинной  металлической палкой.  Она  называется
"жесткий буксир". Теперь с нашей машиной уже ничего не случится.
 Главный  инженер  сел  в  кабину  передней  машины,   бригадир  Дмитрий
Александрович -  в кабину задней,  остальные -  в фургон "технички". Наталье
Павловне предложили сесть в кабину,  но она объявила, что поедет с нами. При
малейшем толчке она  хватала нас  за  рукава.  Боялась,  что  мы  вылетим из
фургона. Ей очень хотелось доставить нас домой в целости и сохранности.
 Всю  дорогу она  расспрашивала нас,  как  все произошло.  Мы,  конечно,
ничего не скрывали.  Скрывать что-либо бессмысленно, все известно. Мы только
не уточняли,  кто в  чем виноват.  Обо всем говорили во множественном числе:
"мы".
 "Мы решили вывести машину за ворота",  "Мы неправильно закрепили трос",
"Мы виноваты"...
 Вдруг Наталья Павловна объявила:
 - Вы ни в чем не виноваты!
 При этом у нее сделалось суровое лицо. Когда у нее делалось такое лицо,
мы знали: Наталья Павловна будет проявлять характер.
 - Виноваты не вы,  -  сурово повторила Наталья Павловна,  -  а те,  кто
послал вас,  кто ехал с вами, позволил совершить аварию и затем бросил ночью
на дороге. Вот кто виноват!
 Мы не стали спорить с  Натальей Павловной,  хотя в  душе и удивились ее
наивности.  Она считала нас детьми.  А  на автобазе мы не дети,  а  рабочие,
получающие зарплату и отвечающие за свои поступки.
 Но,  как  оказалось  позже,  точка  зрения  Натальи  Павловны  не  всем
показалась такой наивной.

 То, что мы увидели на автобазе, превзошло худшие наши опасения.
 Никто из  ребят не  ушел домой,  все  ждали нас.  Как только "техничка"
въехала во двор,  из всех цехов высыпали рабочие,  из конторы -  служащие. А
когда мы вылезли из фургона, мы увидели наших родителей: мою маму, дедушку и
бабушку Шмакова Петра, маму и двух сестер Вадима.
 Переполох вышел грандиозный.
 И  подумать только!  Еще сегодня утром мы мирно сидели в кабине машины,
потом ели в лагере хлеб с маслом и ни о чем таком не думали.
 Дырки на моих брюках произвели колоссальное впечатление. Все знали, что
перевернулся с машиной один только я.
 Моя мама была даже не в силах ко мне подойти. Стояла и качала головой.
 Шмакова Петра подхватили под  руки  его  дедушка и  бабушка и  уволокли
домой. На это было смешно смотреть.
 Шмаков Петр тащился между ними, как Гулливер меж двух лилипутов.
 Вокруг Вадима вертелись его сестры, довольно противные девчонки, этакие
маленькие кривляки и ломаки.
 Потом вышел директор,  взял меня за  плечи,  повертел во  все стороны и
сказал:
 - Живы, здоровы... А какую панику устроили...
 И засмеялся. Но это был смех сквозь слезы...
 Мать Вадима склочным голосом заявила:
 - Все равно вы за это ответите!
 Директор моментально скис,  опустил руки, понурил голову и отправился к
себе в кабинет.
 Мне даже стало его жаль.  Честное слово!  Если такие мамаши, как мамаша
Вадима,  подымут склоку, ему не обобраться неприятностей. А он совсем ни при
чем...
 Я заметил матери Вадима:
 - Пожалуйста, не устраивайте склоку.
 - Сергей!  -  закричала моя мама и  сделала большие круглые глаза,  как
всегда, когда ей казалось, что я говорю или поступаю невежливо.
 Вадим тоже сказал своей мамаше:
 - Не говори, чего не знаешь!
 - Я с тобой дома поговорю!  - ответила мамаша, схватила Вадима за плечи
и потащила домой.
 Обе сестренки вприпрыжку побежали за ними.
 Ребята по-прежнему не отходили от меня.  Майка смотрела на меня с таким
восхищением, что мне даже стало неудобно.
 Игорь тоже был  здесь.  По  его  лицу я  видел,  что  он  завидует мне.
Завидует,  что я в центре событий. Ему хотелось быть сейчас на моем месте. А
когда я переворачивался с машиной, ему небось не хотелось!
 - Пойдем домой, Сережа! - сказала мама.
 - Сейчас,  -  ответил я  и  обратился к  ребятам:  -  Тут  идут  всякие
разговоры, готовятся разные склоки. Так вот, имейте в виду, во всем виноваты
мы сами, и больше никто.
 Наталья Павловна недовольно проговорила:
 - Без тебя разберутся, кто в чем виноват.
 Я сказал:
 - Справедливость восторжествует.
 - Хорошо,  хорошо,  -  торопливо ответила Наталья Павловна,  -  во всем
разберутся, не беспокойся! А пока иди домой, переодень брюки.
 - Есть вещи поважнее брюк, - возразил я.
 В  окружении ребят  мы  с  мамой пошли домой.  Всю  дорогу я  доказывал
ребятам,  что во всем виноваты мы сами,  и  больше никто.  Но ребят это мало
интересовало.  То есть мало интересовало,  кто виноват.  Их интересовали мои
ощущения в тот момент,  когда машина переворачивалась. На это я ответил, что
никаких ощущений у меня не было.
 Такой  ответ  их  не  удовлетворил,  и  они  спросили,  что  я  все  же
чувствовал?
 Я ответил, что ни черта не чувствовал.
 ...Не буду расписывать того,  что произошло дома.  Надоело! Я, наверно,
раз  двадцать рассказал маме,  как  все  было.  Потом еще раз двадцать папе,
когда тот пришел с работы.
 Папа  взял  у  меня учебник автомобильного дела,  тщательно разобрался,
каким  образом вывернуло рулевую тягу  и  отчего машина потеряла управление.
Потом положил перед собой лист чертежной бумаги и нанес на нем схематический
чертеж аварии.  После этого объявил,  что ему ясна вся картина.  И, когда он
это объявил, мы легли спать.


16

 На следующий день на доске объявлений появился приказ директора.  Зуеву
объявлялся строгий выговор с  предупреждением.  За  то,  что он отлучился от
машин.  А  если кто  из  нас  посмеет еще раз сесть за  руль,  тот вылетит с
автобазы.
 - Что ты скажешь? - спросил я Игоря.
 - Ловко написано.
 - Что ж тут ловкого?
 Он насмешливо и многозначительно прищурил один глаз.  Давал понять, что
только ему одному понятны тайные побуждения взрослых.
 - Причины выявлены, виновники наказаны, меры приняты...
 - Значит, Зуев виноват?
 Игорь поднял брови:
 - Так надо.
 - Что значит - так надо! Виноват Зуев или нет?
 - Видишь ли, - важно произнес Игорь своим хорошо поставленным баском, -
с нашей точки зрения, Зуев не виноват. А с точки зрения директора - виноват.
Он должен был обеспечить.  А он не обеспечил.  Будь я директором,  я бы тоже
влепил ему выговор!
 - К счастью, ты не директор! - заметил я.
 Но Игорь хладнокровно продолжал:
 - Если бы Зуев не ушел, мы бы не буксировали.
 - Ага!  -  воскликнул я.  -  Ты  забыл запереть квартиру,  ее обокрали,
значит, виноват ты, а не вор?
 - Неудачное сравнение,  -  возразил Игорь,  -  да и чего ты волнуешься?
Зуев чихал на этот выговор.
 - Мы не должны прятаться за чужую спину! - сказал я.
 - Скажите, какой альтруист! - усмехнулся Игорь.
 - Лучше быть альтруистом, чем эгоистом, - заметил я.
 У Игоря удивительная особенность.  Если намекали на его недостатки,  он
делал вид, что не понимает намека.
 Такой вид он сделал и сейчас. Понизил голос и сказал:
 - А насчет Зуева учти: помнишь амортизаторы... Так вот, поговаривают...
 И по тому,  как он многозначительно пошевелил пальцами,  было ясно, что
Зуева подозревают в подмене амортизаторов.
 Я  с удивлением посмотрел на Игоря.  Вот еще новость!  Я-то ведь хорошо
знал,  кто подменил амортизаторы.  Но  не  хотел говорить об этом Игорю.  Он
потребует доказательств, а доказательств у меня нет.
 - Мы должны написать заявление, - сказал я. - В аварии виноват не Зуев,
а мы.
 Игорь поморщился:
 - Крош,  ты смешон!  Кому нужно твое заявление?  Пойми: если не виноват
Зуев,  значит,  кто виноват?  Директор. Он послал нас за машиной. Ты хочешь,
чтобы  директор объявил  выговор  самому  себе?..  И  потом,  писать  разные
заявления... Противно.
 Я в отчаянии закричал:
 - Но ведь это будет заявление не на кого-то, а за кого-то.
 - Ты глуп! - презрительно сказал Игорь.
 Я  очень расстроился.  Такая несправедливость!  И  никто не возмутился,
никто не обратил даже внимания.
 Все  шло по-прежнему.  Машины въезжали и  выезжали.  Работали слесари в
цехах,  служащие  в  конторе.  Начальник эксплуатации все  так  же  орал  по
телефону на весь двор.
 Удивительнее всего было то,  что Зуев сам не придавал выговору никакого
значения.  Работал с нами.  Так же задавал Шмакову разные вопросы.  И Шмаков
приблизительно через полчаса отвечал ему.
 Вопросы были такие:
 - Закон  тяготения...   А  если  перестанет  действовать?  Что  в  небе
получится? Полный кавардак.
 В  ответ Шмаков начал почему-то объяснять Зуеву теорию относительности.
Шмаков сам ее  не  понимал и  плел несусветную чепуху.  А  Зуев одобрительно
кивал головой.
 Когда Зуев отошел, я сказал Шмакову насчет несправедливого выговора.
 Шмаков подумал и ответил:
 - Плевать!
 Вадим тоже отнесся к этому равнодушно:
 - Ха, подумаешь!
 Вадим по-прежнему носился по  автобазе.  И  нельзя было понять,  где он
работает.
 ...После работы мы собрались на пустыре и начали разбирать машину.  Ту,
что притащили из Липок.
 В помощь нам дали Зуева.  Он на автобазе вроде затычки. Некому поручить
- поручают Зуеву.  Подходили к  нам  и  главный  инженер и  бригадир Дмитрий
Александрович. Но практически руководил Зуев.
 Одни  ребята  снимали  кузов,  другие  кабину,  третьи  вынимали мотор.
Мальчики  отъединяли  крепления,   снимали  агрегаты,  девочки  промывали  в
керосине болты,  га