осле работы, - предложил я.
 - Спасибо!  -  ответил Игорь.  - У каждого свои дела. У меня, например,
съемки на  студии.  И  вообще ничего не выйдет.  Не проявляет сознательности
рабочий класс.
 - При чем тут рабочий класс?! - возразил я. - Ты не сумел организовать!
 - Возможно, - равнодушно ответил Игорь.
 - Значит, в кусты?
 - Значит, в кусты!
 Я возмутился:
 - Ты первый вылез с восстановлением машины, а теперь первый смываешься.
 - Человек предполагает, а бог располагает, - изрек Игорь.
 Мы  потратили  на  нашу  машину  столько  труда!  И  нам  запретили  ее
восстанавливать.  В момент, когда работа в самом разгаре. У меня со Шмаковым
все  почти  готово,   осталось  только  собрать  передний  мост,  ребята  из
кузнечного и  сварочного выправили и  заварили раму,  жестянщики и  обойщики
тоже все сделали... Разве можно допустить, чтобы работа пропала впустую?..
 И потом,  что значит:  "Рабочий класс не проявляет сознательности"? Это
глупость!  Рабочие все отлично сознают и понимают. Но они не любят работу на
"фу-фу",  работу  так  себе,  между  прочим,  которая только мешает главной.
Значит, надо внести ясность.
 Конечно,  я  твердо решил не  вмешиваться ни  в  какие дела.  Но в  том
случае, когда дела идут. А если дело стоит? Надо вмешаться! Чтобы дело опять
пошло. А вот когда оно снова пойдет, можно больше не вмешиваться.
 Прежде всего я  отправился в моторный цех.  Это главный цех мастерских,
самый светлый и чистый,  не то что наш гараж.  Это и понятно: ремонт моторов
требует точности,  а значит, чистоты. Ошибка на сотую долю миллиметра, и все
пропало -  мотор барахлит.  Недаром в моторном цехе работает Полекутин - тут
надо разбираться в технике. Мотористы - слесари высокой квалификации - знают
себе цену. Каждого из них директор называет по имени-отчеству.
 Я  всегда стесняюсь заходить в  моторный цех.  Там  сердитый начальник,
самоуверенный молодой человек в  пенсне.  Не любит посторонних.  Не то что у
нас в гараже,  где шатаются все,  кому не лень.  Я приоткрыл дверь и поманил
Полекутина пальцем.
 Полекутин хороший парень,  здорово разбирается в  технике.  Но  у  него
дурацкая привычка класть руку на плечо собеседнику. А он очень высокий. Если
собеседник одного с  ним  роста или чуть ниже,  это выглядит еще ничего.  Но
когда он  кладет руку на  плечо человеку гораздо ниже себя ростом,  то  этим
невольно подчеркивает его малый рост.
 Поэтому я всегда держусь от Полекутина на некотором расстоянии.
 Полекутин полностью со мной согласился, признал, что штаб бездействует,
но добавил:
 - Есть  еще  одна  сложность -  запасные части.  На  нашу машину их  не
выписывают.  Кое-что можно наскрести.  Но как быть с дефицитом?  Например, с
деталями номера...
 Он  стал сыпать номерами деталей.  Точно как  Вадим.  Но  Вадим называл
номера деталей потому,  что плохо их знал.  Полекутин, наоборот, оттого, что
знал их слишком хорошо.
 Я перебил его:
 - Пасуем?!
 - Зачем! - возразил Полекутин. - Но требуется ясность.
 - Вы с Игорем и должны внести ясность.
 - Мы с Игорем не сработались, - объявил Полекутин.
 - Подумаешь,  какой  кабинет  министров!  -  сказал  я  и  отправился в
столярный цех.
 Некоторые ребята относятся к столярному цеху с пренебрежением. Особенно
ребята  с   техническими  наклонностями.   Считают,   что   техника  -   это
исключительно металл,  в  крайнем случае пластмасса,  а дерево -  пройденный
этап. "Деревяшки", - презрительно выражаются они.
 А  мне столярный цех нравится.  Он не похож на другие цеха.  Здесь свой
особый звук:  визг  пилы и  шуршание рубанка,  свой запах -  запах стружки и
смолистого дерева.  Он напоминает мне городок,  где живет дедушка. И рабочие
здесь спокойные,  добродушные,  медлительные,  курят махорку.  Запах махорки
напоминает деревню.
 В  столярном цехе работали четверо наших ребят,  в их числе Семечкина и
Макарова, те, что всегда записывают по очереди. И эти четыре человека до сих
пор ничего не сделали с кузовом и кабиной,  только вынули поломанные доски и
сгнившие рейки. А новых не поставили.
 Я сказал:
 - Вас тут четыре гаврика, а дело ни с места.
 - Успокойтесь!  -  насмешливо ответила Инна Макарова. - За нами дело не
станет.
 Семечкина добавила:
 - Что за манера подгонять других!
 - Никто вас не подгоняет. Но видите, какое положение - полная неувязка.
 - Только не у нас, - возразила Инна Макарова, - нам не запрещают делать
нашу машину.
 - Что же вы не делаете?
 Они показали на стоящие в углу свежеобструганные доски и рейки.
 - Все заготовлено. Успеем. Ведь кузов ставят в последнюю очередь. Пусть
материал пообсохнет.
 Макарова и Семечкина меня удивили.  Ведь технических наклонностей у них
еще меньше, чем у меня, а у меня, как известно, их вовсе нет.
 Семечкина  и   Макарова  представляют  в   нашем  классе  литературу  и
искусство.  Макарова -  литературу,  Семечкина -  искусство.  Макарова пишет
рассказы,  Семечкина поет.  Правда, на школьных вечерах она не поет, говорит
что  ей  "ставят" голос:  один учитель ставит,  другой переставляет.  И  эта
волынка будет  продолжаться,  пока  она  не  поступит в  консерваторию.  Что
касается Макаровой,  то все ее рассказы кончаются одной фразой:  "Занималась
заря".
 ...Мальчик,  сирота,  нашел своих папу и  маму.  Они плачут,  целуются,
выходят на улицу... Занималась заря...
 ...Другой мальчик,  порядочный лодырь,  перевоспитывался.  Первый раз в
жизни сделал уроки и, счастливый, вышел на улицу. Занималась заря...
 ...Третий мальчик,  отличник,  оторвался от коллектива. На собрании его
прорабатывают,  он  осознает свои ошибки.  Все довольны,  выходят на  улицу.
Занималась заря...
 Сует эту зарю куда попало...
 Как бы то ни было, положение в столярке меня немного успокоило. Если бы
так было в других цехах! Но в других цехах так не было...
 В электроцехе Гринько мне сообщил:
 - Бригадир сказал:  "Со  своей  работой не  управляемся,  некогда вашей
заниматься!"
 Это сообщение меня тем более огорчило, что стоявший в электроцехе запах
серной кислоты напомнил мне о сожженных в Липках брюках.
 Сварщики вообще народ неразговорчивый.  Может быть,  потому,  что из-за
шума сварки не слышат, что им говорят. Сколько я к ним ни приходил, я слышал
от  них  только одно  слово:  "Отойди!"  Я  посмотрел на  раму нашей машины,
одиноко  стоящую  на  козлах,  полюбовался голубым пламенем горелки и  пошел
дальше.
 Так я обошел все цеха.  Только в обойный не зашел - там работала Майка.
К ней-то надо было зайти в первую очередь - Майка комсорг. Но между нами все
кончено...  Однако,  когда  я  проходил  мимо  обойного цеха  (а  проходил я
несколько раз),  Майка увидела меня и  сама вышла ко  мне.  Как ни в  чем не
бывало.  Мы с  ней обсудили положение и решили собрать классное собрание.  Я
был рад, что Майка сама вышла ко мне.
 Конечно, между нами все кончено. Но Майка, по-видимому, этого не знала.
То есть не знала,  что между нами все кончено.  Действительно, откуда ей это
знать? Я ей не говорил, а сама она могла не догадаться.


23

 Как  у  нас  уже повелось,  мы  собрались на  пустыре.  Пришли директор
автобазы,  главный инженер,  начальник моторного цеха,  наш бригадир Дмитрий
Александрович,  похожий на  испанца,  и  еще  два бригадира:  из  обойного и
столярного цехов. Получилось прямо-таки торжественное заседание.
 Главный инженер сказал:
 - Ваша   инициатива  похвальна.   Восстанавливая  машину,   вы   видите
общественно полезные результаты своего труда.  Но надо считаться с реальными
условиями производства.  Восстановление машины не  предусмотрено планом.  На
нее нет ни фонда зарплаты,  ни лимита материалов. Об этом надо подумать, это
надо обсудить.
 Наш бригадир Дмитрий Александрович сказал:
 - Ребята хорошие. Выполняют. Но восстанавливают машину в рабочее время,
а наряды на эту работу не выписывают. Отражается на зарплате.
 Бригадир обойщиков спросил:
 - Откуда материал брать?
 Директор заметил:
 - Кроили бы с умом, выкроили бы.
 - Норма в обрез, Владимир Георгиевич, - ответил бригадир.
 Начальник  моторного  цеха,  самоуверенный молодой  человек  в  пенсне,
сказал:
 - Возможно,  парусину и  можно выкроить.  А  как  поршневую группу?  По
существу говоря, новый мотор собираем.
 Директор, глядя себе под ноги, ровным голосом проговорил:
 - Формалисты вы!  Брак выпускать умеете,  болтаться без дела умеете,  а
где взять четыре доски, не знаете.
 Из  этого  мы  поняли,  что  бригадиры хотят,  чтобы  директор  признал
восстановление нашей машины делом официальным,  отпускал бы на нее материалы
и  платил бы за нее зарплату.  А директор,  наоборот,  хочет,  чтобы это все
совершалось в неофициальном порядке,  чтобы цеха помогали нам своими силами,
из внутренних ресурсов. Мы очутились между двух огней.
 - Сознательности  мало,   -   продолжал  директор,   -  послушаем,  что
практиканты скажут!
 Что мы могли сказать?  Если они не знают, как выйти из положения, то мы
и подавно...
 Тут, конечно, Игорь открывает рот:
 - Владимир Георгиевич,  что мы можем сказать? Если товарищи из цехов не
хотят нам помогать, то ничего из этого не выйдет.
 Это значило,  что у  Игоря пропала охота восстанавливать машину.  Так с
ним всегда.  Выдвинет идею,  нашумит, "нафигурирует", а потом остывает, даже
падает духом.
 - Класс был полон энтузиазма,  -  продолжал Игорь,  - но обстоятельства
выше нас! Обстоятельства вынуждают нас прекратить работу.
 Майка насмешливо бросила:
 - Не надо было браться за оружие!
 Игорь обиженно надул губы:
 - Пожалуйста,  не показывай свою образованность. Я тоже знаю, кто такой
Плеханов. Но Плеханов в данном случае совсем ни при чем.
 - Очень даже при чем,  -  ответила Майка, - а ты типичный оппортунист и
соглашатель!
 Все в один голос закричали, что Игорь, безусловно, типичный оппортунист
и соглашатель!
 И я тоже закричал.
 Отказываться от восстановления машины значило бы покрыть себя позором.
 - Ты давно гнешь эту линию -  прекратить! - сказала Майка. - Но если мы
взялись,  то должны довести дело до конца.  Стыд и позор! Комсомольцы так не
поступают! Комсомольцы преодолевают большие трудности! На целине.
 Игорь опять усмехнулся:
 - Произносить красивые слова мы все умеем. Но как преодолеть трудности?
 Тогда я сказал:
 - Единственная  наша  трудность  -  это  ты.  Твоя  неустойчивость плюс
бюрократизм.
 Тут   все  закричали,   чтобы  мы   перестали  препираться.   Нужно  не
препираться, а искать выход из положения.
 Тогда я сказал:
 - У меня есть предложение!
 - Знаем мы твое предложение, - проворчал Игорь.
 - Ты знаешь,  а другие но знают,  -  ответил я,  - а предложение у меня
такое: давайте закончим машину после работы. Неужели мы не можем десять дней
поработать по два лишних часа?
 - Конечно, можем! - подтвердил Полекутин.
 - Безусловно,  можем! - заявили Гринько, Мишка Таранов и другие ребята,
у которых были технические наклонности.
 - Пожалуй,   можно,   -   неуверенно  проговорили  ребята  с   меньшими
техническими наклонностями.
 - Мы будем оставаться, но ненадолго, - сказали девочки.
 Директор повернулся к бригадирам:
 - И вам не стыдно?  Школьники согласны работать в общественном порядке,
а мы,  шефы,  не хотим им помочь.  Ваши дети будут обучаться на этой машине.
Плохие вы родители.
 Тогда наш бригадир Дмитрий Александрович заявил:
 - Если ребята будут делать машину в нерабочее время,  мы им поможем. Но
как быть с материалом?
 Начальник моторного цеха сказал:
 - Поскольку  вопрос  упрощается,   то   есть   ребята  будут   работать
сверхурочно,  а рабочие в общественном порядке им помогут, то мы, начальники
цехов,  изыщем некоторые материалы из  внутренних ресурсов.  Но  как  быть с
дефицитом?
 Дефицит -  это  части,  которые трудно достать.  Ими  распоряжается сам
директор автобазы.
 - Ну что ж,  -  вздохнул директор и  посмотрел на небо,  -  если ребята
будут работать сверхурочно,  если рабочие будут помогать им  в  общественном
порядке,  если  начальники цехов  изыщут внутренние ресурсы,  то  дефицит мы
отпустим.  В порядке шефской помощи школе.  Главное, чтобы это мероприятие в
основе носило общественный характер.
 - Я  думаю,  двух  часов  в  день  будет достаточно,  -  сказал главный
инженер,  - по возрасту ребята могут работать по шесть часов, а они работают
всего четыре. Так что это будет и законно и педагогично.
 - Дело не в часах,  а в том, чтобы была общественная основа, - повторил
директор.
 Основу,  в сущности, предложил не кто иной, как я. Но я не стал об этом
думать... Понимал, что во мне говорит пустое тщеславие.


24

 Сегодня воскресенье!
 Последние два воскресенья прошли бездарно.  Даже не  помню как.  Но это
воскресенье мы решили провести с толком.  Мы - это я и Шмаков Петр. Поедем в
Химки на пляж. Я возьму с собой ласты и маску. Надо же что-то с ними делать.
 Позвонил Вадим.  Услыхав,  что мы едем в  Химки,  закричал,  что едет с
нами.
 - Но мы уже готовы, - предупредил я.
 - Я тоже готов,  - ответил Вадим. - На чем поедем? На метро? Потихоньку
идите, я вас встречу.
 Мы  со  Шмаковым дошли до  дома,  где жил Вадим,  и  увидели Игоря.  Он
возился с "Москвичом" своего брата. Машина стояла у тротуара. Игорь никак не
мог завести ее.
 - Не гоняй стартер, - сказал я ему, - посадишь аккумулятор.
 Игорь протянул нам заводную ручку:
 - Покрутите.
 Мы  со  Шмаковым начали по очереди крутить.  Мотор проворачивался,  как
шарманка, но не заводился.
 - Надо проверить зажигание и питание, - сказал я.
 Игорь вылез из  машины и  в  нерешительности встал у  открытого капота.
Честное слово, он не знает, как проверить зажигание и питание. Даю голову на
отсечение!
 - Проверяй! - сказал я.
 Игорь нерешительно тронул свечу, потом другую и растерянно посмотрел на
нас.
 Я  никогда не  имел  дело  с  "Москвичом".  И  у  меня нет  технических
наклонностей. Но "Москвич" это или не "Москвич" - принцип у всех одинаковый.
Сначала надо  проверить,  есть  ли  искра,  потом  -  поступает ли  бензин в
карбюратор.
 - Проверим искру, - сказал я Шмакову Петру.
 Я  вытащил из  трамблера проводок,  Петр провернул мотор за  ручку,  из
проводка на массу проскочила сильная голубая искра.
 - Зажигание в порядке!
 Я  воткнул проводок обратно и на всякий случай воткнул туда еще спичку,
чтобы контакт был плотнее. Так мы делаем в гараже.
 - Теперь проверим питание. Игорь, дай ключ!
 И что же Игорь мне дает? Заводной ключ! Ни черта не понимает!
 - Ты что мне даешь?!  -  заорал я.  -  Что ты мне даешь,  я  спрашиваю?
Гаечный давай!
 Я нисколько не сердился.  Только делал вид.  Чтобы как следует погонять
Игоря.
 Игорь  порылся  в  сумке  и  протянул  мне  гаечный  ключ.  Я  отвернул
бензопровод.  Бензин из  трубки не шел.  Ясно,  засорен бензопровод.  Мы его
продули -  бензин пошел.  Мы со Шмаковым Петром,  улыбаясь, смотрели друг на
друга.  Нашли неисправность!.. А это не так просто. Опытный шофер и тот иной
раз  день провозится,  пока найдет неисправность.  А  мы  нашли почти сразу.
Приятно все-таки...
 Появился Вадим. Его счастье, что мы задержались с "Москвичом", иначе бы
ни за что не ждали.
 Игорь  сел  в  машину и  начал газовать.  Хотел убедиться,  что  все  в
порядке.
 Потом голосом человека, который даже не прочь вас подвезти, если ему по
дороге, спросил:
 - Вы куда?
 - На метро.
 - Садитесь.
 Мы сели и поехали.  Игорь совсем очухался,  то есть принял свой обычный
самоуверенный вид.  Глядя на  него,  нельзя было поверить,  что за минуту до
этого мы  со Шмаковым гоняли его,  как мышонка.  Он сидел развалясь,  правил
одной рукой. В общем, задавался.
 - В какие края? - покровительственно спросил он.
 - На пляж, в Химки.
 - Нашли куда ехать!  -  засмеялся Игорь. - Толкучка! Я еду в Серебряный
бор. Пляж - мечта! У меня там встреча с друзьями.
 Вадим вздохнул:
 - Тебе хорошо - у тебя машина.
 В  голосе Вадима слышалась просьба взять и  нас с  собой.  Игорь сделал
вид, что не понял.
 Чего не  сумел добиться Вадим,  сразу добился Шмаков Петр.  Что  значит
практическая сметка! Шмаков Петр иногда просто меня поражает.
 - Не доедешь, - равнодушно проговорил Шмаков.
 - Почему?
 - Бензопровод засорится.
 - Ты думаешь? - встревоженно спросил Игорь и по ехал медленнее.
 Я сразу понял тактику Шмакова Петра и подхватил:
 - Конечно. В баке мусор. Где гарантия, что опять не забьется?
 Игорь ничего не ответил.  Молча ехал до самого метро.  С одной стороны,
ему не  хотелось брать нас с  собой.  С  другой стороны,  боялся ехать один.
Вдруг что в дороге случится? Что он будет делать без нас? То, что делают все
неумехи. Останавливают проходящую машину и просят шофера помочь.
 Мы доехали до метро. Игорь нерешительно сказал:
 - Между прочим, нам еще немного по дороге.
 - Очень интересно!  -  возразил я и приоткрыл дверцу, собираясь вылезти
из машины.  - На метро мы через десять минут будем на "Соколе". Охота нам на
твоем драндулете тащиться!
 - Но зачем вам ехать именно в Химки,  -  в отчаянии проговорил Игорь, -
поедем лучше в Серебряный бор.
 - Не знаю, - безразличным голосом протянул я, - как ребята.
 - Можно, пожалуй, - сказал Шмаков. - Как, Вадим?
 - Что ж, поедем, - согласился Вадим.
 Мы поехали в Серебряный бор.
 Здорово мы разыграли этот спектакль!


25

 Пляж в  Серебряном бору замечательный!  Народу,  правда,  много,  машин
полно, но никакого сравнения с Химками. Простор! Красота!
 Мы медленно ехали по взгорью.  Пляж был усеян людьми. Игорь внимательно
всматривался в  машины  и  затормозил,  увидев внизу  "Победу".  Возле  нее,
уткнувшись в песок, лежал черноволосый человек в белых плавках.
 - Николай! - крикнул Игорь.
 Человек поднял  курчавую голову,  лениво  махнул Игорю  рукой  и  снова
уткнулся в песок.
 Мы  посоветовали Игорю не спускаться на пляж,  оставить машину наверху.
Снизу она  будет хорошо видна.  Но  Игорь нас  не  послушался.  Мы  проехали
дальше, нашли спуск и съехали. Игорь остановил машину:
 - Занимайте место, я сейчас вернусь. Доеду до своих знакомых и вернусь.
 Мы  отлично  понимали,  почему  Игорь  оставляет нас  здесь.  Не  хочет
знакомить со своими приятелями.  Вернее,  не хочет их знакомить с нами. Нам,
конечно,  на это наплевать,  мы отлично обойдемся и без Игоря.  Но на чем мы
уедем отсюда?
 - А на чем мы уедем отсюда? - спросили мы.
 - Вот чудаки, - засмеялся Игорь, - я сейчас вернусь!
 - Не вернешься,  -  сказал Вадим. Он хорошо знал Игоря, сколько лет был
его адъютантом.
 - Честное благородное слово! - поклялся Игорь.
 - Если  смотаешься,  мы  тебе  таких навешаем,  что  будешь помнить!  -
пригрозил я.
 Игорь обиженно надул губы:
 - Пожалуйста,  без угроз.  Какое свинство!  А  будете угрожать,  сейчас
уеду!
 - Попробуй только! - сказал Шмаков Петр.
 - Какая вам разница, где купаться?! - раздраженно спросил Игорь.
 - Очень большая! - ответил Вадим. - В машине мы можем раздеться и будем
спокойны за свое барахло. А здесь его могут спереть.
 - Кому оно нужно, твое барахло! - возразил Игорь.
 Мне надоело с ним препираться.
 - Ладно, отчаливай! Но если уедешь - берегись!
 Мы с презрением посмотрели ему вслед и стали отыскивать место,  где нам
расположиться.  Там,  где Игорь высадил нас,  было плохо. Рядом съезд, ходят
машины,  тут же продуктовая палатка,  снуют люди, валяются консервные банки.
Беспокойное место!
 Мы  пошли по  пляжу в  ту  сторону,  куда поехал Игорь.  Не будем же мы
уходить в другую сторону.  Игорь побоится уехать без нас, но упускать его из
виду тоже не следует.
 Мы нашли хорошее местечко метрах в пятидесяти от "Победы".  Рядом с ней
стоял "Москвич" Игоря. Сам Игорь, присев на корточки, разговаривал с лежащим
на песке Николаем.  Потом разделся,  сложил одежду в машину,  стал по стойке
"смирно!",  развел руки и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Очищал
легкие от московского воздуха и набирал подмосковный.
 Потом  он  что-то  сказал Николаю и  пошел к  нам.  Увидев нас,  сделал
радостные глаза, будто только встретился с нами.
 - Устроились? Прекрасно! - Он сел рядом. - Бу