гарда. Несколько
уже минут Зарецкой и Рославлев шли вдоль цепи, не говоря ни слова. Вдруг
Зарецкой приложил к губам палец и сказал шепотом Рославлеву.

 - Тс! тише, братец!

 - Что ты? - спросил Рославлев также вполголоса.

 - Постой!.. Так точно... вот, кажется, за этим кустом говорят меж собой наши
 солдаты... пойдем поближе. Ты не можешь себе представить, как иногда забавны
 их разговоры, а особливо когда они уверены, что никто их не слышит. Мы
 привыкли видеть их во фрунте и думаем, что они вовсе не рассуждают.
 Послушай-ка, какие есть между ними политики - умора, да и только! Но тише!..
 Не шуми, братец!

Они подошли потихоньку к двум часовым, которые, опираясь на свои ружья,
вполголоса разговаривали между собою.

 - Смотри-ка, брат? - сказал один из них, - Ну что за народ эти французы, и
 огонька-то разложить порядком не умеют. Видишь - там, какой костер
 запалили?.. Эк они навалили бревен-то, проклятые!

 - Да ведь лес-то не их, братец, - отвечал другой часовой, - так чего им
 жалеть?

 - Как чего? Не все ж им идти вперед: пойдут назад; а как теперь все выжгут,
 так и самим после будет жутко.

 - Да что это, Федотов, мы все идем назад, а они вперед?..

 - Видно, так надобно.

 - Уж нет ли, брат, измены какой?..

 - Нет, братец! ты этого дела не смыслишь: мы ратируемся.

 - Вот что!

 - Ну да! пусть себе идут вперед. Теперь они сгоряча так и лезут, а как
 пройдут сотенки три, четыре верст, так уходятся. Ну, знаешь, отсталых будет
 много, по сторонам разбредутся, а мы тут-то и нагрянем. Понимаешь?

 - То есть врасплох?.. Разумею. А что, Федотов, ведь надо сказать правду: эти
 французы бравые ребята. Вот хоть сегодня, досталось нам на орехи: правда, и
 мы пощелкали их порядком, да они себе и в ус не дуют! Ах, черт побери! Что за
 диковинка! Люди мелкие, поджарые, ну взглянуть не на что, а как дерутся!..

 - Да, братец, конечно; народ азартной, а несдобровать им.

 - Право?

 - Уж я тебе говорю. Да и чему быть?.. Порядку вовсе нет. Я бывал у них в
 полону, так насмотрелся. Ну уж вольница! В грош не ставят своих командиров, а
 перед фельдфебелем и фуражки не ломают. Наш брат не спрашивает зачем то,
 зачем другое? Идет, куда ведут, да и дело с концом; а они так нет: у всякого
 свой царь в голове; да добро бы кто-нибудь? а то иной барабанщик, и тот
 норовит своего генерала за пояс заткнуть. А уж скорохваты какие... батюшки
 светы! Алон, алон! (Вперед, вперед! (фр.)) вот так сначала и задорятся! И что
 говорить, конечно, накоротке хоть кого оборвут, а как дело пойдет в оттяжку,
 так нет, брат, не жди пути!..

 - Правда ли, Федотов, - сегодня наши ребята болтали, что Англия с нами?

 - Говорят, так. Вот это, братец, народ!

 - А ты почему знаешь?

 - Я еще, любезный, до солдатства был о моим барином в их главном городе. Ну,
 городок! больше Москвы, народ крупный, здоровый; постоит за себя! А как,
 брат, дерутся в кулачки, так я тебе скажу!.. У барина был там другой слуга,
 из тамошних; он мараковал немного по-русски, так все мне показывал и
 толковал. Вот однажды повел он меня в их суд - уж нагляделся я! Все, знаешь,
 сидят так чинно, а судьи говорят. Товарищ мне все по-нашему пересказывал. Вот
 вдруг один судья - такой растрепанный - встал и сказал: "Быть войне". Как
 вскочит другой судья да закричит: "Так врешь, не быть войне". И пошли и
 пошли! то тот, то другой; уж они говорили, говорили, а другие-то все слушают
 да вдруг нет-нет и закричат: "Гир, гир, гир!" (Слушайте, слушайте! (от англ.
 heard.)) Знатно, братец!

 - Куда ты, брат Федотов, всего нагляделся, подумаешь!

 - Да, любезный, дело бывалое; и там и сям, и в других прочих землях бывали;
 кому другому, а нам не в диковинку... ходили в поход и в Немецию, То-то
 сытная земля и народ ласковый! Поразговоришься с хозяином, так все даст.
 Бывало, войдешь в избу: "Ну здравствуй, камарад!" (Товарищ! (нем.)) Он
 заговорит по-своему; ты скажешь: "Добре, добре!" - а там и спросишь: бруту,
 биру (хлеба, пива (от нем. Brot, Bier)), того, другого; станет отнекиваться,
 так закричишь: "Капут!" Вот он тотчас и заговорит: "Русишь гут!", а ты
 скажешь: "Немец гут!" - дело дойдет до шнапсу, и пошли пировать. Захотелось
 выпить по другой, так покажешь на рюмку да скажешь: "Нох!" (Еще (от нем.
 noch.)) - ан глядишь: тебе и подают другую; ведь язык-то их не мудрен,
 братец!

 - Так ты по-немецкому-то знаешь?

 - Мало ли что мы знаем! Эх, Ваня! как бы не чарочка сгубила молодца, так я
 давно бы был уж унтером.

 - Постой-ка, Федотов! - сказал другой часовой, поднимая свое ружье.

 - Посмотри, что это там за французской цепью против огонька мелькнуло? Как
 будто б верховой... вон опять!.. видишь?

 - Вижу, - отвечал Федотов. - Какой-нибудь французской офицер объезжает
 передовую цепь.

 - Не спешить ли его? - шепнул второй часовой, взводя курок.

 - Погоди, погоди!.. Его. опять не видно. Что даром-то патроны терять! Дай ему
 поравняться против огонька.

Чрез полминуты кавалерист в драгунской каске, заслонив собою огонь ближайшего
неприятельского бивака, остановился позади французской цепи, и всадник вместе
с лошадью явственно отпечатались на огненном поле пылающего костра.

 - Ну вот, теперь! - сказал, прикладываясь, второй часовой.

 - Постой, постой, братец! Спугнешь! - перервал Федотов. - Ты и в мишень плохо
 попадаешь; дай-ка мне!

 - Ну, ну, стреляй! посмотрим твоей удали.

Федотов прицелился; вдруг смуглые лица обоих солдат осветились, раздался
выстрел, и неприятельской офицер упал с лошади.

 - Ай да молодец! - сказал Зарецкой, сделав шаг вперед; но в ту ж самую минуту
 вдоль неприятельской линии раздались ружейные выстрелы, пули засвистали меж
 кустов и кто-то, схватив за руку Рославлева, сказал:

 - Не стыдно ли тебе, Владимир Сергеевич, так дурачиться? Ну что за радость,
 если тебя убьют, как простого солдата? Офицер должен желать, чтоб его смерть
 была на что-нибудь полезна отечеству.

 - Кто вы? - спросил с удивлением Рославлев. - Ваш голос мне знаком; но здесь
 так темно...

 - Пойдем к твоему биваку.

Наши приятели, не говоря ни слова, пошли вслед за незнакомым. Когда они стали
подходить к огням, то заметили, что он был в военном сюртуке с
штаб-офицерскими эполетами. Подойдя к биваку Зарецкого, он повернулся и сказал
веселым голосом:

 - Ну, теперь узнаешь ли ты меня?

 - Возможно ли! Это вы, Федор Андреевич? - вскричал с радостию Рославлев,
 узнав в незнакомом приятеля своего, Сурского.

 - Ну, вот видишь ли, мой друг! - продолжал Сурской, обняв Рославлева, - я не
 обманул тебя, сказав, что мы скоро с тобой увидимся.

 - Так вы опять в службе?

 - Да, я служу при главном штабе. Я очень рад, мой друг, что могу первый тебя
 поздравить и порадовать твоих товарищей, - прибавил Сурской, взглянув на
 офицеров, которые толпились вокруг бивака, надеясь услышать что-нибудь новое
 от полковника, приехавшего из главной квартиры.

 - Поздравить? с чем? - спросил Рославлев.

 - С Георгиевским крестом. Я сегодня сам читал об этом в приказах. Но прощай,
 мой друг! Мне надобно еще поговорить с твоим генералом и потом ехать назад.
 До свиданья! надеюсь, мы скоро опять увидимся.

Казалось, эта новость обрадовала всех офицеров; один только молодой человек,
закутанный в короткой плащ без воротника, не поздравил Рославлева; он
поглаживал свои черные, с большим искусством закрученные кверху усы и не
старался нимало скрывать насмешливой улыбки, с которою слушал поздравления
других офицеров.

 - Посмотри, братец, - шепнул Зарецкой своему приятелю, - как весело князю
 Блесткину, что тебе дали "Георгия"; у него от радости язык отнялся.

 - И, Александр! - отвечал вполголоса Рославлев. - Какое мне до этого дело!

 - Куда, подумаешь, как зависть безобразит человека: он недурен собою, а
 смотри, какая теперь у него рожа.

 - Да что тебе за охота рассматривать физиономию этого фанфарона?

 - Постой, братец, я пойду поговорю с ним вместе. Что ты так нахмурился,
 князь? - продолжал Зарецкой, подойдя к офицеру, закутанному в плаще.

 - Кто? я? - сказал князь Блесткин. - Ничего, братец, так!..

 - Уж не досадно ли тебе?

 - Что такое?.. Вздор какой! Я думал только теперь, как выгодно быть в военное
 время адъютантом.

 - Право?

 - Как же, братец! Адъютант может дать при случае весьма полезный совет своему
 генералу; например: не стоять под картечными выстрелами; а как за полезный
 совет дают "Георгия"...

 - То ты, верно, его получишь, - перервал Зарецкой. - Ступай скорее в
 адъютанты.

 - Что ты хочешь этим сказать? - спросил гордо Блесткин.

 - А то, что Роелавлев не советовал, а дрался и под Смоленском ходил в атаку с
 полком, в котором ты служишь.

 - Я что-то этого не помню.

 - Да как тебе помнить? Ты в начале сражения получил контузию и лежал замертво
 в обозе.

 - Послушай, Зарецкой! этот насмешливый тон!.. Ты знаешь, я шуток не люблю.

 - Как не знать? Ведь ты ужасный дуэлист.

 - Я надеюсь, никто не осмелится сказать...

 - Чтоб ты не был прехрабрый офицер? Боже сохрани! Я скажу еще больше: ты
 ужасный патриот и так сердит на французов, что видеть их не хочешь.

 - Полноте, господа, остриться, - перервал бригадный адъютант Вельской,
 который уже несколько времени слушал их разговор. - А седлайте-ка лошадей:
 сейчас в поход.

 - Вот тебе и раз! - вскричал Рославлев, - а мы не успели и поужинать.

 - Ох, этот фанфаронишка! - сказал вполголоса Зарецкой. - Как бы я желал
 поговорить с ним в восьми шагах...

 - Перестань, братец! Как тебе не стыдно? - перервал Роелавлев. - Разве в
 военное время можно думать о дуэлях?



Все офицеры, кроме Блесткина, разошлись по своим бивакам.

 - Вы шутите очень забавно, - сказал он, - подойдя к Зарецкому, - но я не
 желал бы остаться у вас в долгу...

 - А что угодно вашему сиятельству? - спросил с низким поклоном Зарецкой.

 - Кажется, этого пояснять не нужно...

 - А, понимаю! Вам угодно со мною драться? Извините, ваше сиятельство! теперь,
 право, некогда; после, если прикажете.

 - Расчет недурен! - сказал с презрительной улыбкою Блесткин, - то есть: вы
 подождете, пока меня убьют?..

 - Помилуйте! Да этого век не дождешься.

 - Я презираю ваши глупые насмешки и повторяю еще раз, что если вы знаете, что
 такое честь, - в чем, однако ж, я очень сомневаюсь...

Лицо Зарецкого вспыхнуло; он схватил Блесткина за руку; но Рославлев не дал
ему выговорить ни слова.

 - Постойте, господа! - вскричал он. - Если уж непременно надобно кому-нибудь
 драться, так - извините, князь, - вы деретесь не с ним, а со мною. Ваши
 дерзкие замечания насчет полученной мною награды вызвали его на эту
 неприятность; но, так как я обижен прежде...

 - Нет, Владимир, - перервал Зарецкой, - я не уступлю тебе удовольствия -
 проучить этого обозного героя...

 - Фи, Александр! приличен ли этот тон между офицерами!

 - Но я хочу непременно...

 - После меня, Зарецкой; прошу тебя!

 - Позвольте мне прекратить этот великодушный. спор, - сказал насмешливо
 Блесткин. - Я начну с вас, господин Роcлавлев... но когда же?

 - При первом удобном случае.

 - То есть не прежде окончания кампании?

 - О, не беспокойтесь! это будет скорее, чем вы думаете.

 - Посмотрим, - сказал, уходя, Блесткин. - Не забудьте, однако ж, что я не
 люблю дожидаться и найду, может быть, средство поторопить вас весьма
 неприятным образом.

 - Наглец! - вскричал Зарецкой, схватившись за свою саблю.

 - И, полно, Александр! Не горячись! Ты увидишь, как я проучу этого фанфарона;
 а меж тем вели-ка седлать наших лошадей.

Через несколько минут приказали снимать потихоньку передовую цепь; огни были
оставлены на своих местах, и весь арьергард, наблюдая глубокую тишину,
выступил в поход по большой Московской дороге.





ГЛАВА IV



14-го числа августа наши войска, преследуемые неприятелем, шли почти не
останавливаясь, целые сутки. По всем предположениям, большая русская армия
должна была, несмотря на искусные маневры Наполеона, соединиться при Вязьме с
молдавской армиею, которая спешила к ней навстречу, 15-го числа наш арьергард,
в виду неприятельского авангарда, остановился при деревне Семехах. Позади
одной русской колонны, прикрывавшей нашу батарею из шести полевых орудий,
стоял, прислонясь к небольшому леску, гусарской эскадрон, которым командовал
Зарецкой. С правой стороны, шагов сто от леса, в низких и поросших кустарником
берегах извивалась узенькая речка; с полверсты, вверх по ее течению, видны
были: плотина, водяная мельница и несколько разбросанных без всякого порядка
изб.

 - Тьфу, пропасть, как я устал! - сказал Зарецкой, слезая с лошади. - Авось
 французы дадут нам перевести дух!

 - Вряд ли! - возразил краснощекой и видной собою гусарской поручик, слезая
 также с коня. - Мне кажется, они берут позицию.

 - Может быть, для того, чтоб отдохнуть; я думаю, они устали не меньше нашего.
 Да что ты так хмуришься, Пронской?

 - Чего, братец! Я вовсе исковеркан, точно разбитая лошадь: насилу на ногах
 стою. И эти пехотинцы еще нам завидуют! Попробовал бы кто-нибудь из них не
 сходить с коня целые сутки.

 - Кто это несется с правого фланга? - спросил Зарецкой, показывая на одного
 офицера, который проскакал мимо передовой линии на англезированной вороной
 лошади.

 - Хорош же ты, брат! - сказал с улыбкою Пронской, - не узнал своего приятеля:
 это князь Блесткин.

 - Ах, батюшки! Что он так суетится?

 - Так ты не знаешь? Наш бригадный генерал взял его к себе за адъютанта.

 - Право? Ну, не с чем поздравить его превосходительства!

 - Да и Блесткин, я думаю, не больно себя поздравляет: генерал-то вовсе не по
 нем - молодец! Терпеть не может дуэлистов; а под картечью раскуривает трубку
 да любит, чтоб и адъютанты его делали то же.

 - Эй, Зашибаев! - вскричал Зарецкой, - подержи мою лошадь; а ты, Пронской,
 побудь при эскадроне: я пойду немного вперед и посмотрю, что там делается.

Широкоплечий вахмистр принял лошадь Зарецкого, который, пройдя шагов сто
вперед, подошел к батарее. Канонеры, раздувая свои фитили, стояли в готовности
подле пушек, а командующий орудиями артиллерийской поручик и человека три
пехотных офицеров толпились вокруг зарядного ящика, из которого высокий
фейерверкер вынимал манерку с водкою, сыр и несколько хлебов.

 - Милости просим! - сказал один толстой офицер в капитанском знаке. - Не
 хочешь ли выпить и закусить?

 - А, это ты, Зарядьев? - отвечал Зарецкой. - Пожалуй, как не закусить! Да ты
 что тут хозяйничаешь? Помилуй, Ленской! - продолжал он, обращаясь к
 артиллерийскому офицеру, - за что он меня твоим добром потчевает?

 - Нет, не его, а моим, - перервал Зарядьев. - Я бился с ним о завтраке - и
 выиграл. Он спорил со мной, что мы здесь остановимся.

 - А почему ты думал, что должны мы здесь остановиться?

 - Да посмотри-ка, какая славная позиция! Речка, лесок, кустарник для
 стрелков. Небось французы не вдруг сунутся нас атаковать, а мы меж тем
 отдохнем.

 - Вряд ли! - сказал Зарецкой, покачивай головою. - Посмотри, как они там за
 речкой маневрируют... Вон, кажется, потянулась конница... а прямо против
 нас... Ну, так и есть. Они ставят батарею,

 - Зато взгляни направо к мельнице... Видишь, задымился огонек?

 - Так что ж?

 - А то, что они сбираются не атаковать нас, а отдохнуть и пообедать, а пока
 они готовят свой суп, и наши ребята успеют сварить себе кашицу. Ну-ка, брат,
 выпей!

 - Так ты думаешь, Зарядьев, что эту манерку из руки у меня ядром не вышибет?

 - Небось, пей на здоровье!

 - Слышали ль, господа! - сказал Ленской, - что князь Блесткин попал в
 адъютанты к нашему бригадному командиру?

 - Как же! - отвечал Зарядьев, - он и прежде не хотел говорить с нашим братом,
 а теперь, чай, к нему и доступу не будет.

 - Да как это ему вздумалось? - продолжал Ленской. - Не знаю, у кого другого,
 а у нашего генерала шарканьем не много возьмешь, Да вот, кажется, его
 сиятельство сюда скачет. Ну, легок на помине!

 - Господа офицеры! - сказал Блесткин, подскакав к батарее, - его
 превосходительство приказал вам быть в готовности, и если французы откроют по
 вас огонь, то сейчас отвечать.

 - Слушаю.

 - Мне кажется, - продолжал Блесткин, посмотрев с важностию вокруг себя, -
 зарядные ящики стоят слишком близко от орудий.

 - Это уже не ваша забота, господин Блесткин! - отвечал хладнокровно Ленской,
 повернясь к нему спиною.

 - О! если так, - вскричал Блесткин с гордостию, - то я доложу генералу...

 - В самом деле? - перервал Ленской. - Доложите ему, что его адъютант мешается
 там, где его не спрашивают.

 - Господин офицер! я советую вам...

 - Напрасно беспокоитесь, ваше сиятельство! - подхватил Зарецкой. - Ведь за
 этот совет вам "георгия" не дадут.

Блесткин побледнел от досады; но, не отвечая ни слова, пришпорил свою лошадь и
поскакал далее.

 - Эх, Ленской! - сказал толстый капитан, - что ты не дал ему побариться? Тебя
 бы от этого не убыло, а мы бы посмеялись.

 - Прошу покорно! - перервал Ленской, - вздумал меня учить! И добро бы знал
 сам службу...

 - Верно не знает! - подхватил Зарядьев. - Вот года три тому назад ко мне в
 роту попал такой же точно молодчик - всех так и загонял! Бывало, на словах
 города берет, а как вышел в первый раз на ученье, так и язык прилип к
 гортани. До штабс-капитанского чина все в замке ходил.

 - Поглядите-ка, господа! - сказал Ленской, - что там за речкою делается?
 Французы что-то больно зашевелились.

Вдруг густое облако дыма закрутилось на противуположном берегу; окрестность
дрогнула, и одно ядро с визгом пронеслось над головами наших офицеров.

 - Ну что, Зарядьев, - сказал Зарецкой, - видно, французы уж отобедали?

 - По местам, господа! - закричал Зарядьев пехотным офицерам, которые спокойно
 завтракали, сидя на пушечном лафете. - Зарецкой, - продолжал он, - пойдем к
 нам в колонну - до вас еще долго дело не дойдет.

 - Через орудие - ядрами! - скомандовал громким голосом Ленской. - Живей,
 ребята!

Зарецкой и Зарядьев подошли к колонне; капитан стал на свое место. Ударили
поход. Одна рота отделилась от прикрытия, выступила вперед, рассыпалась по
кустам вдоль речки, и с обеих сторон началась жаркая ружейная перестрелка,
заглушаемая по временам неприятельской и нашей канонадою, которая становилась
час от часу сильнее.

 - Ну, видно, мы сегодня поработаем! - заметил Зарядьев. - Посмотрите-ка
 вперед, какие тянутся густые колонны по большой дороге.

 - Здравствуй, Александр! - сказал Рославлев, подъехав к Зарецкому. - Что ты
 здесь делаешь?

 - Да так, братец! пришел посмотреть. Мой эскадрон стоит вон там, подле леса,
 откуда ничего не видно. А ты как сюда попал?

 - Ездил с приказаниями на правый фланг. Кажется, дело будет не на шутку.

 - А что?

 - Приказано не только удерживать позицию, но перебросить через речку наших
 стрелков и стараться всячески опрокинуть первую неприятельскую линию.

 - Слава богу! насилу-то и мы будем атаковать. А то, поверишь ли, как надоело!
 Toujours sur la defensive (Всегда в обороне (фр.)) - тоска, да и только.
 Ого!.. кажется, приказание уж исполняется?.. Видишь, как подбавляют у нас
 стрелков?.. Черт возьми! да это батальный огонь, а не перестрелка. Что ж это
 французы не усиливают своей цепи?.. Смотри, смотри!.. их сбили... они
 бегут... вон уж наши на той стороне... Ай да молодцы!

 - Вся колонна вперед - марш! - скомандовал полковник.

 - Ну, прощай покамест, Александр! - сказал Рославлев.

 - Что за прощай, братец! До свиданья! Куда ты?

 - На левый фланг, к моему генералу.

Вся наша передовая линия подалась вперед; батареи также подвинули, и сражение
закипело с новой силою.

 - Ну, какая идет там жарня! - сказал Зарядьев, смотря на противуположный
 берег речки, подернутый густым дымом, сквозь которого прорывались
 беспрестанно яркие огоньки. - Ненадолго наших двух рот станет. Да что с
 тобой, Сицкой, сделалось? - продолжал он