сокомерными и отчужденными.  Барбара  разочаровалась  бы,
окажись они другими.
     Хампстед являлся для Барбары Дин вершиной мечтаний,  осбенно  теперь,
когда она стала матерью. Это был идеальный уголок для воспитания ребенка.
     Напевая про себя, Барбара составляла список покупок. Закончив писать,
она заглянула в кошелек, проверила наличность и кредитки. Потом подошла  к
кроватке,  взяла  на  руки  младенца  и  слегка   потрепала   его.   Малыш
разулыбался. Когда мать уложила его обратно в коляску, он протянул  к  ней
свои ручонки. И тут раздался стук в окошко. Барбара повернулась.
     - Привет, Кэрол, - воскликнула  она,  помахав  подружке  рукой,  -  я
сейчас.
     Она завернула ребенка в одеяльце, взбила ему волосики и, направившись
к двери, крикнула:
     - Харвей!
     - Да. - Голос Дина слабо доносился откуда-то из комнат.
     - Я пошла в магазин с Кэрол.
     - О'кей.
     - Малыш со мной.
     - О'кей. Барбара  опять  принялась  что-то  напевать  про  себя.  Она
повернулась и
выкатила коляску  в  сад  перед  домом.  Коляска  Кэрол  находилась  возле
калитки,  и  Барбара  поставила   свою   рядом.   Женщины   с   обожаннием
рассматривали своих младенцев.
     - Прямо как близнецы, - заметила Кэрол.
     - Ну, в какой-то мере, - повторила Кэрол, чему-то  улыбаясь.  Барбара
взглянула на подругу и рассмеялась. - Только после тебя, -
сквозь  смех  выдавила  она.  -  Нет,  это  я   после   тебя,   заходилась
бессмысленным хохотом Кэрол.
     Заливаясь смехом, они выбрались на солнышко и покатили  свои  коляски
вдоль улицы.
     Дин некоторое время постоял у окна, наблюдая за женщинами, пока те не
скрылись  из  виду.  Затем  повернулся  к  письменному  столу,  где   были
разбросаны листы. Он аккуратно собрал их в  стопку.  Это  были  фотокопиии
свидетельств о рождении. Он был знаком с клерком из нотариальной  конторы.
Никому и в голову не пришло что - либо заподозрить, когда Хатчинс заглянул
в контору и просмотрел какие-то  документы.  Предполагалось,  что  молодой
юрист имеет право интересоваться определенными сведениями.
     Дин перелистал свидетельства. Потом  несколько  минут  сверял  их  со
своими списками. Сличив данные, Дин вытащил из портфеля радиотелефон.
     Сделав глубокий вдох, он на мгновение прикрыл глаза. И набрал  номер.
- Петерсон? - заговорил Дин в трубку. - Это Харвей Дин. Ведь ты  работаешь
в этом секторе? ТК 1423 до ТК 2223. Понятно? Отлично. У  тебя  еще  три  в
Ливерпуле.
     Дин взял в руки три верхние фотокопии и прочитал адреса. Затем набрал
следующий номер.

     Когда с покупками было  покончено,  обе  женщины  сложили  пакеты  на
сетчатые поддоны колясок. Ребенок  Барбары  уже  спал,  а  младенец  Кэрол
забавно пускал пузыри.
     Они остановились возле забегаловки на Х-стрит. Кэрол заглянула в  бар
и вернулась с двумя бокалами пива. Так они  и  стояли,  потягивая  пиво  и
наслаждаясь ласковым весенним  солнцем.  Барбара  в  шутку  заметила,  что
выглядит,  наверное,  как  законченный  алкоголик,  подавая  их  крошечным
сыновьям достойный пример. Допив бокал, она взглянула на часы  и  спросила
Кэрол: "Ты будешь еще?"
     Кэрол  отрицательно  замотала  головой.  Пора  возвращаться.   Подняв
ладошки своих малышей, обе женщины помахали ими друг  другу  и  в  веселом
настроении разошлись в разные стороны.
     Некоторое время Кэрол следила за тем, как Барбара  переходила  улицу.
"Какая же она милая, - подумала Кэрол, - и какая наивная. Но временами она
слишком серьезна и не понимает, когда люди шутят. Принимает все за  чистую
монету!"
     Ребенок пискнул, и  Кэрол  наклонилась  и  приласкала  младенца.  Тот
заулыбался и выбросил из коляски погремушку.
     - Ну ты и баловник, - воскликнула  Кэрол,  наклоняясь  к  тротуару  и
подбирая игрушку. Погремушка была в пыли, но женщина сунула  ее  в  сумку.
Малыш замахал ручонками.
     - Саймон Джеймс Фрезер,  -  нарочито  серьезно  произнесла  Кэрол,  -
ведите себя прилично.
     В ответ ребенок что-то пробубнил, и  мать  рассмеялась.  Никогда  еще
Кэрол не была так счастлива, как теперь. Через два  месяца  Тони  уйдет  в
отпуск, и они снимут виллу на Корфу. Будут валяться на пляже и впитывать в
себя солнце.
     - И ты станешь толстым и загорелым, - обратилась Кэрол к  сынишке.  -
Пухленький Саймон.
     Розовая ножка высунулась из-под одеяльца, Кэрол  пощекотала  пяточку,
спрятала ее под простынку и развернула коляску, чтобы идти дальше.
     Вдруг что-то мелькнуло у нее перед глазами и стукнуло по плечу. Кэрол
застыла на  месте  и  завизжала  от  ужаса.  Откуда-то  сверху  спускалась
бечевка, и к ее концу, вверх лапками, была привязана серенькая  белочка  с
перерезанной глоткой.
     Кэрол отпрянула и в  страхе  оттолкнула  трупик,  всего  на  какое-то
мгновение выпустив коляску из  рук.  Но  этого  было  достаточно.  Коляска
стремительно покатилась под уклон. Малыш продолжал  весело  махать  матери
пухленькими ручонками и улыбаться.
     Кэрол бросилась вслед за коляской, но  не  успела  схватить  ее.  Она
побежала, пытаясь на ходу скинуть туфли на высоком каблуке, мешавшие бегу.
Коляска неслась все быстрее и быстрее. Кэрол споткнулась, упала на колени,
тут же снова вскочила и  всхлипывая  бросилась  следом.  Коляска  достигла
подножия холма, отскочила от тротуара и выехала на дорогу, Кэрол  даже  не
успела  прикрыть  глаза,  когда  огромный  грузовик  налетел  на  коляску,
раздавил ее, как картонную коробку, и пронесся дальше...
     Спрятавшийся в кустах Тревор Грант подтянул бечевку с трупиком  белки
и рассмеялся, поздравив себя с успехом.

     Роды были трудные. Схватки начались задолго до положенного  срока,  и
матери сделали кесарево сечение. После операции она быстро пришла в  себя,
и ей разрешили взглянуть на сынишку,  лежащего  в  инкубаторе  интенсивной
терапии. Ребенок весил всего полтора килограмма, но врачи  заверили  мать,
что он вполне здоров и это всего лишь вопрос времени. Ее выписали домой  и
предложили навещать ребенка в любое время. А главное - не волноваться.
     Ребенок спал и дышал кислородом. Он был одним из двенадцати таких  же
крошечных  пациентов.  Врачи  и   медсестры   гордились   сверхсовременным
медицинским оборудованием палаты. С  тех  пор  как  ее  внедрили,  детская
смертность в их округе снизилась вполовину.
     Две медсестры в белых халатах и марлевых повязках еще раз  проверили,
исправно ли оборудование. Наконец они покинули  палату  и,  сняв  повязки,
направились выпить чаю. Когда они скрылись в конце коридора, сестра Ламонт
проскользнула в двери палаты.  Стояла  тишина,  слышалось  только  шипение
кислорода.  Ламонт  подошла  к  первой  кроватке,  взглянула  на   именную
табличку, затем к следующей и  так  до  тех  пор,  пока  не  нашла  нужный
инкубатор. Ламонт с любопытством заглянула в него. Ребенок  набрал  уже  с
момента рождения пару фунтов.  Личико  его  утратило  неприятный  синюшный
оттенок, оно порозовело, как и ручки; дыхание стало ровным и легким.
     Протянув руку к выключателю,  Ламонт  перекрыла  в  трубке  кислород,
отошла к окну и подождала несколько минут. Потом вернулась снова,  пустила
кислород и заглянула в инкубатор. Ребенок не шевелился.

     Она взглянула на мирно спавшего ребенка и возблагодарила Бога. Дважды
у нее  случались  выкидыши,  и  если  бы  третья  беременность  обернулась
несчастьем, шансов у нее не осталось бы.
     Малыш родился чудесный, весил девять фунтов. Глазами и подбородком он
был в отца. Когда вырастет, будет играть за сборную Англии, заявил ее  муж
на крещении в той самой церкви, где крестилась и она. У ребенка будет все.
Они ничего не пожалеют для него.
     Вокруг нее в церкви раздавалось пение. Она посмотрела  на  мальчиков,
поющих в хоре, потом на мужа,  на  своих  родителей,  перевела  взгляд  на
викария и присоединилась к пению. Крестные отец и мать подошли  поближе  к
купели.
     - Возлюбленные чада мои, - заговорил преподобный отец Грэхэм Росс,  -
вы принесли сюда этого ребенка, дабы окрестить его.  И  я  требую  во  имя
этого дитяти отречься от  всего  дьявольского,  дабы  ничто  бесовское  не
смогло соблазнить вас.
     - Отрекаемся, - в один голос произнесли родители. Викарий сделал  шаг
вперед и протянул руки. Мать еще раз взглянула на
младенца и передала его викарию. Она вцепилась в руку своего мужа.
     - Я нарекаю этого ребенка... - начал Викарий
     - Александром-Дэвидом, тихо подсказала мать.
     - Благословляю тебя, Александр-Дэвид, во имя Отца и  Сына  и  Святого
Духа. Аминь. - Росс повернулся, придерживая левой рукой голову мальчика, а
правую опуская в купель, и побрызгал на лицо ребенка водой.  Тот  пискнул,
сморщил носик и расплакался.  -  Мы  принимаем  это  дитя  в  лоно  церкви
Христовой и благословляем его крестным знамением...
     Сильные пальцы Росса нащупали на детском темечке мягкий  пульсирующий
родничок, и ребенок навсегда перестал плакать.

     В своей квартире на одном из верхних этажей молодая  мать  находилась
на грани отчаяния. Какие-то варвары опять сломали лифт,  и  она  не  могла
вывезти младенца на прогулку. Ее муж ушел в плавание, а ребенок  заливался
днем и ночью, сводя молодую женщину с ума. Его  вопли  действовали  ей  на
нервы, а сегодня она проворонила молоко, и оно полностью выкипело. Женщина
попыталась досчитать до ста. Затем снова принялась  укачивать  ребенка.  В
какой-то момент ей захотелось выпрыгнуть из окна, лишь  бы  избавиться  от
этого бесконечного крика. А там пусть разбирается полиция.
     В прихожей раздался звонок.
     Ворча себе под нос, она подошла к двери и открыла ее.
     На пороге стояли два бой-скаута  и  приветливо  улыбались.  -  Доброе
утро, миссис, - поздоровался один из них. - Мы пришли,  чтобы  помочь  вам
сегодня.
     Она молча уставилась на них. - У  кого-нибудь  из  вас  есть  младшие
братья и сестры?
     Да, миссис, - ответил мальчик.  -  И  вы  знаете,  как  обращаться  с
младенцами?
     Да, миссис, я знаю, как играть с ними.
     Подождите здесь, - попросила женщина и направилась к своему  ребенку,
блгодаря Бога за  то,  что  на  свете  существуют  бой-скауты.  Она  взяла
младенца на руки и подошла к двери.
     "Может быть, теперь, - подумала она, -  у  меня  будет  хоть  немного
покоя..."

                      Глава шестнадцатая

     Когда позвонил Тони и сообщил Барбаре страшное известие, она поначалу
никак не могла в него поверить. Потом, переварив,  в  мыслях  случившееся,
свалилась в обморок. Придя в себя, Барбара проплакала целый час,  а  затем
побежала  к  Кэрол.  Но  та  находилась  под  присмотром  врачей,  и   это
продолжалось еще два дня. На третий день  ее  выписали  домой,  и  женщины
наконец встретились. Обнявшись они разрыдались.
     И  теперь  Барбара  ежедневно  навещала  Кэрол,  надеясь,  что  своим
присутствием хоть чуть-чуть развеет тоску подруги.
     Как только Барбара узнала о происшедшей трагедии, она тут же закатила
коляску в гараж и никогда больше не пользовалась ею.  Теперь  она  повсюду
носила своего малыша на руках. Одна  знакомая  предложила  ей  специальный
рюкзак, чтобы носить ребенка на спине, но Барбара отмела и этот вариант.
     Несколько раз Барбара изливала свою душу Харвею.  Она  рыдала  в  его
объятиях, бормоча что-то невнятное.
     - Это моя вина, - всхлипывала Барбара, - нельзя было соглашаться пить
пиво; если бы я отказалась то, может быть...
     Харвей пробовал  успокоить  жену,  но  она  частенько  видела  своего
ребенка во сне. Он спал в коляске, а та стремительно неслась вниз с холма.
Барбара с криком просыпалась.
     Харвей ничем не мог ей  помочь.  Последнее  время  он  был  постоянно
чем-то озабочен и отдалился от жены.
     Барбара Дин возненавидела Лондон.
     В этот вечер за ужином они едва обменялись парой слов. Харвей  угрюмо
уставился в экран  телевизора,  а  Барбара  кормила  младенца.  Показывали
какой-то вестерн. Его сменила очередная передача.
     "Мир в фокусе", представляемый Кейт Рейнолдс...
     Барбара задала  себе  вопрос,  почему  Харвею  так  не  нравится  эта
женщина. Она находила ее довольно приятной. Конечно, несколько  напориста,
но такова уж ее профессия. А может быть, Харвей просто побаивается ее?  Он
инстинктивно бежал от агрессивных женщин, как от чумы.
     - Добрый вечер, - поздоровалась Кейт, улыбаясь  телезрителям.  Харвей
поднялся со стула, чтобы выключить телевизор.
     - Сегодня, первая часть нашей передачи  будет  посвящена  загадочному
явлению, которое озадачило на этой неделе и полицию, и врачей.
     Харвей потянулся к кнопке. - ...загадочная смерть младенцев  мужского
пола... - Подожди! - воскликнула Барбара,  устраиваясь  в  кресле.  Харвей
пожал плечами.
     - ...смерти при ряде  обстоятельств,  классифицируемых  следователями
как "несчастный случай".
     - Харвей, сядь,  мне  не  видно,  -  резко  бросила  Барбара,  и  Дин
подчинился, взяв бокал с вином.
     - В одном только Лондоне, - продолжала Кейт, -  за  последнюю  неделю
умерли семнадцать мальчиков, из Бирмингема нам сообщают о  шести  смертях,
из Манчестера - о четырех, из Лидса - о двух и из Глазго - о восьми.
     Барбара  впилась  взглядом  в  экран.  -  Эти  цифры  далеко  не  так
безобидны, как кажется на первый взгляд, ибо они означают  подъем  детской
смертности по стране на пятнадцать процентов. Детали пока  не  выяснены  и
четкой картины происшедших трагедий  не  имеется.  За  исключением  одного
факта. - Кейт помедлила. - В каждом случае жертвой стал младенец  мужского
пола.
     Барбара застыла, как изваяние, и вцепилась в сынишку. Дин  повернулся
к ней. Он хотел успокоить ее, заверить, что все хорошо, что он рядом и  их
ребенок в безопасности. Но слова застревали в горле. Он так  ничего  и  не
сказал  и  молча  вернулся  в  кресло.  Кейт  тем  временем   представляла
телезрителям сотрудниц министерства здравоохранения и социальной защиты.
     - Скажите, пожалуйста, доктор  Филмор,  какое  объяснение  вы  можете
предложить на данный момент?
     Чиновник заерзал на стуле и пожал плечами. - Ну, конечно, еще слишком
рано делать какие-то определенные заявления...
     Кейт оборвала его: - Но тем не менее  вы  признаете,  что  совершенно
необъяснимый подъем смертности среди младенцев мужского пола?
     - Да, конечно,  тут  наблюдается  подъем,  но  ведь  он  наблюдается,
например, и при эпидемии гриппа.
     Камера вновь остановилась на Кейт, лицо которой выражало теперь явное
презрение.
     - Однако сейчас мы не ведем речь об эпидемии, - вскинулась она, -  мы
говорим о ... - тут  она  принялась  выбрасывать  в  счете  пальцы,  -  об
утопленниках,  о  пожарах  в   домах,   автомобильных   авариях,   пищевых
отравлениях. Во всех  этих  случаях  гибли  младенцы.  -  Кейт  помолчала,
размышляя над только что сказанным. Филмор тут же воспользовался паузой  и
обрушил на Кейт целый поток слов:
     - Простите, если я скажу напрямик. Ваш панический репортаж - это  как
раз тот стиль  представителей  средств  массовой  информации,  который  не
делает   им   чести.   Должен   заметить,   что   крайне   безответственно
преувеличивать  факты,  подтасовывая  их,  и  таким   образом   устраивать
очередную сенсацию. Самые бульварные газетчики подумали бы немножко  перед
тем, как напечатать подобный материал.
     Камера снова застыла на журналистке, потерявшей дар речи и сидевшей с
приоткрытым ртом.
     Дин взглянул на жену. Она все еще прижимала к себе малыша,  будто  он
мог рассыпаться на кусочки. "Филмор, конечно, молодчина, - подумал Дин,  -
именно поэтому они его и выбрали. Это было его лучшее выступление, однако,
похоже, Барбару он вряд ли убедил". Дину оставалось надеяться, что  Филмор
убедил остальных.

     - Что с тобой стряслось? - вопрос прозвучал обвиняюще.
     - Извини, Боб, я просто не ожидала... - начала оправдываться Кейт.
     - И позволила ему нести эту чушь...
     -  Да  говорю  же  тебе,  -  выпалила  Кейт,  -  это  было  абсолютно
неожиданно. Мне и в голову не приходило, что беседа примет такой оборот.
     - Довольно, Кейт, - взорвался коллега. - Надо было держаться с ним  в
том же тоне и не позволить этому негодяю натянуть  тебе  нос.  -  Репортер
резко повернулся и  вышел  из  комнаты,  оставив  Кейт  наедине  со  своим
огорчением.
     - Ах ты, кембриджский  зазнайка,  -  раздраженно  пробормотала  Кейт.
Посмотреть бы на него там, в студии, под лучами юпитеров. Со стороны легко
критиковать.  Но,  в  общем,  он,  конечно  же,  прав.   Настроение   Кейт
окончательно испортилось. Ей никоим образом нельзя было позволить  Филмору
припереть себя к стенке. Он просто захватил ее врасплох. И журналистка  не
смогла дать ему отпор. А ведь это более чем странно. На протяжении  многих
лет Кейт  считалась  мастером  интервью,  где  преобладали  наступление  и
натиск. Ее мишенями становились  люди,  у  которых,  как  говорится,  было
рыльце в пуху.
     А вот почему Филмор повел себя  подобным  образом?  Чем  больше  Кейт
ломала над этим голову, тем сильнее запутывалась в своих догадках.  И  она
сочла за благо забежать в бар и опрокинуть стаканчик вина.

     Вернувшись домой Кейт почувствовала раздражение. Обычно, возвращаясь,
она забирала с собой на верхний этаж Питера,  но  сейчас  было  уже  очень
поздно, и он наверняка спал. Женщина припарковала машину и, поднявшись  по
ступенькам крыльца, принялась шарить в сумке в поисках  ключей.  При  этом
бубнила себе под нос, до чего же она никудышная мамаша.
     Миссис Рейнолдс...
     Внезапно раздавшийся голос испугал журналистку. Она резко  обернулась
и увидела священника.
     - Мне необходимо срочно поговорить с вами,  миссис  Рейнолдс...  Кейт
удрученно вздохнула. "Нашел по телефонному справочнику", -
подумала она. Пожалуй, она стала слишком  известной.  Все  новые  и  новые
незнакомцы прогуливаются у нее под окнами.
     - ...о вашей передаче. Об этих смертных случаях.
     -  Демонстрация  протеста  одного  из  недовольных  телезрителей,   -
саркастически съязвила Кейт. - Как же все это надоедает.
     - Наоборот, возразил отец де Карло, -  я  поздравляю  вас.  Вы  очень
проницательны.
     Кейт вставила ключ в замочную скважину. - Ну и что дальше? - спросила
она, наблюдая, как священник внимательно окинул взглядом окрестности.
     - Нельзя ли мне поговорить с вами в доме? Кейт отрицательно  покачала
головой. - Извините, но... - Меня зовут
отец де Карло. Я священник. - У меня был  тяжелый  день,  святой  отец,  -
устало произнесла женщина.
 - Может быть, вы позвоните моему секретарю  на  студию  и  договоритесь  о
встрече...
     - Это дело чрезвычайной срочности, миссис Рейнолдс... Кейт пристально
посмотрела на священника. Он совсем не походил на
человека, от которого можно ожидать неприятностей. К тому же  он,  видимо,
был искренен. "Ладно, -  решила  про  себя  Кейт,  -  пусть  этот  человек
выскажется и успокоится".
     Она толкнула дверь и пропустила  священника.  -  Только,  пожалуйста,
говорите потише, мой сын спит.
     Кейт проводила священника в гостиную. Как обычно,  там  царил  полный
хаос:  повсюду  валялись  справочники,  книги  и  листы  бумаги.  Поначалу
журналистка решила извиниться за этот  беспорядок,  но  потом  передумала.
Черт с ним, в конце концов. Никого она не приглашала.
     Кейт усадила священника в кресло, а сама сбросила пальто. Она  хотела
узнать о цели ночного визита, но священник вдруг  уставился  в  потолок  и
заговорил:
     - ...Ирод послал их вперед, и они перебили в Вифлееме всех младенцев,
родившихся в тот же день, что и Исус, о чем царь выспросил у мудрецов.
     С губ Кейт сорвался стон. - Чего ради?..
     Но отец де Карло приподнял руки, успокаивая женщину, и  продолжал:  -
Вы  сообщили  в  своей  передаче,  что  во  всех  этих  смертных   случаях
прослеживается общая закономерность: жертвами оказались младенцы  мужского
пола.
     Опустившись в кресло, Кейт согласн