ем мог взять он? Да, с  такой
внешностью далеко не уедешь: основательно поредевшая, седеющая  шевелюра
да бесцветные, водянистые глаза! И почему только на Торна свалилось  все
это изобилие?

***

   Раздавшийся за спиной голос  оборвал  невеселые  мысли.  Обернувшись,
Джеффрис увидел старика-дворецкого.  Тот  протянул  ему  бокал  шерри  и
шепотом сообщил, что его ожидают наверху.
   Быстрым взглядом скользнув по собравшимся гостям,  толпившимся  возле
столика  с  кофе,  Джеффрис  молча   последовал   за   дворецким.   Тому
потребовалась целая вечность, чтобы подняться по лестнице.
   Задыхаясь, кряхтя  и  буквально  на  каждом  шагу  переводя  дух,  он
провожал  наверх  Джеффриса.  Однако   тот,   предвидя,   что   подобное
путешествие займет уйму времени, набрался терпения.
   Наверху Джордж наконец, жестом указал на длинный коридор.
   - Он хочет, чтобы вы стали свидетелем, сэр, - запыхавшись,  обратился
старик к Джеффрису. И с этими  словами  Джордж,  как  раненое  животное,
заковылял вдоль по коридору.  Джеффрис  внезапно  ощутил  волну  страха.
Напряжение сковало его. Он никогда не видел сына Дэмьена Торна. С юношей
встречался только Бухер. Он-то и предал сына  Дэмьена.  Но  почему?  Это
оставалось загадкой. Ведь даже предательство Иуды можно было  объяснить.
А чего добился Бухер, околевший в какой-то зловонной и гнусной ночлежке?
   Сумрак в коридоре сгущался по  мере  того,  как  они  приближались  к
повороту в галерею. И вдруг в нос  Джеффрису  ударил  резкий  запах.  Он
исходил от огромного зверя. Джеффрис еще не видел его, но по  глухому  и
низкому рычанию он мгновенно сделал вывод о размерах чудовища.
   В тот же момент  желтые,  пылающие  ненавистью  глаза  уставились  на
Джеффриса. Тот застыл как вкопанный. Джеффрис с детства боялся собак.
   А за Дэмьеном вечно увязывался этот жуткий монстр. Теперь, похоже, он
не отстает и от сыночка. Умом-то Джеффрис понимал, что представшее перед
ним чудовище - всего-навсего хорошо выдрессированная сторожевая  собака,
однако инстинкт самосохранения оказывался сильнее И страх побеждал.
   Пробежав мимо Джорджа, пес в мгновение ока оказался у ног  Джеффриса.
Сверкающие злобой глаза, оскаленная пасть. Давным-давно Джеффрис вычитал
где-то, что если такую собаку, прыгнувшую на тебя, остановить на лету, у
нее  может  разорваться  сердце.  Да,  но  только  там,  похоже,  забыли
сообщить,  как  это  сделать.  Особенно  в  тот  момент,   когда   пасть
любвеобильного монстра сомкнется у тебя на горле.
   Джеффрис отдавал себе отчет  в  том,  что  от  него  буквально  несет
страхом, но совладать с собой уже не мог. Шерсть  на  зверином  загривке
вздыбилась, но стоило Джорджу погладить  чудовище  по  голове,  как  оно
сразу же успокоилось.
   - Я вырастил его, - усмехнувшись, прошепелявил дворецкий.
   Джеффрис раскрыл  было  рот,  чтобы  ответить,  но  дверь  перед  ним
внезапно распахнулась, и он очутился внутри  часовенки.  Когда-то  Бухер
достаточно четко описывал ее: выкрашенная в черный цвет, круглая комната
с каменным алтарем в центре.  Потолок  поддерживался  шестью  колоннами.
Однако неожиданным показался Джеффрису смрад, стоявший в часовне. Как на
скотобойне. Застоявшееся и гнусное зловоние, от которого к горлу тут  же
подкатывала тошнота.
   Когда глаза свыклись с окружающим мраком,  Джеффрис  заметил,  что  и
пол, и стены сплошь вымазаны запекшейся кровью.
   - Я не прикасался здесь ни к чему,  -  раздался  слева  от  Джеффриса
глухой голос.
   Резко обернувшись, Вильям разглядел пристально уставившегося на  него
молодого  человека,  облаченного  в  черную   сутану   и   босого.   Как
завороженный, Джеффрис кивнул, не смея отвести глаза. Во  взгляде  юноши
было что-то странное, гипнотизирующее. Как кобра, подманивающая кролика,
- подумалось Джеффрису.
   - После той ночи, - добавил молодой человек. - Я оставил  кровь  там,
где она пролилась. И не хочу, чтобы ее смывали.
   Взяв Джеффриса под руку, Дэмьен подвел  его  к  алтарю.  Здесь  стоял
гроб, поверх которого было накинуто черное сатиновое покрывало.
   - Тут покоятся земные останки моего отца, - холодно проронил юноша, а
Джеффрис от неожиданности с трудом подавил  нелепый  смешок.  И  тут  же
почувствовал, что  локоть  его  зажали  словно  в  тисках.  Он  невольно
преклонил колени.
   - Я хочу, чтобы ты видел вот это, - выпалил вдруг  юноша,  отбрасывая
капюшон сутаны и обнажая хрупкую шею. Кровь струилась  по  ней  из  семи
точечных ран.
   - Стигматы Назаретянина, - скривился сын Торна, дотрагиваясь пальцами
до кровоточащих ран. Джеффрис невольно отшатнулся.
   - Вкуси моей  крови,  -  приказал  юноша,  протягивая  руку  к  губам
Джеффриса.
   Тот затряс головой, плохо соображая, что происходит.  Он  хотел  было
сломя  голову  бежать  из  этой  проклятой  часовни,  но  ноги  уже   не
повиновались ему.
   - Вкуси моей крови, - снова услышал он. - Этого хотел Назаретянин  от
своих учеников. Он требовал от них вкусить и плоти его, а  я  ограничусь
кровью. Только кровью.
   Пальцы юноши коснулись  губ  Джеффриса.  Кровь  его  была  горячей  и
соленой на вкус. Джеффрис сглотнул: другого выбора у него все  равно  не
оставалось. Он поднял глаза и посмотрел на Дэмьена. Тот снова дотронулся
до своих ран и коснулся затем лба Джеффриса.
   - Ты мой помазанник, - объявил Дэмьен, и кровь, обжигая,  заструилась
по лицу Джеффриса.
   Вильям приподнял было руку, намереваясь стереть ее, и тут взгляд  его
упал на пальцы. Он заметил на одном из них странный знак,  состоящий  из
трех крошечных шестерок, похожих на завитки.
   Когда  Вильям  выходил  из  часовни,  собака  больше  не  рычала,   а
старик-дворецкий  таинственно  улыбался   ему,   и   Джеффрис   внезапно
почувствовал себя замечательно. Вечное проклятие лежало отныне на нем, и
с этих пор будущее рисовалось ему в самых радужных красках.

***

   Шестеро  мужчин  допивали  кофе,  и  Джеффрис  уловил  их   нервозное
состояние. Он попросил Джорджа подать всем  шерри,  и  вскоре  завязался
оживленный  разговор.  Однако  скрыть  напряжение  за   этой   нарочитой
оживленностью так и не удалось.
   Внезапно дверь распахнулась, на пороге появился молодой Дэмьен  Торн.
Он был одет в джинсы и рубашку. Раны на его шее исчезли. Это не укрылось
от внимательного взгляда Джеффриса.
   Он представил Дэмьену всех присутствующих. Те поочередно подходили  и
пожимали юноше руку. Люди невольно поеживались под пристальным  взглядом
Дэмьена.  Накануне  двое  из  них  громко  заявили,  что,  наверное,  их
пригласили к какому-то самозванцу. Но сейчас все мгновенно осознали, как
сильно "ни ошибались, высказывая подобные еретические мысли. Теперь  они
надеялись только на прощение, потому что Дэмьен без труда читал  все  их
мысли. К тому же он был копией своего отца. "Дэмьен ни капельки не похож
на мать, - в который раз подумалось старому  Джорджу.  -  Юноша  напрочь
лишен  ее  мягкости  и  очарования.  Она   умудрилась   взрастить   семя
Дэмьена-старшего,  не  внеся  в  него  ничегошеньки  своего.  -   Джордж
вздрогнул, почувствовав вдруг на себе цепкий взгляд юноши.  -  От  этого
пострела ни хрена не скроешь!" Да, Дэмьен видел и знал все.
   Битый час длилась встреча. Похоже, вечеринка затягивалась. Каждый  из
присутствующих  подробно  отчитывался,  и  его  не   перебивали.   Затем
наступила очередь вопросов. Теперь Джеффрис воочию убедился в уникальных
способностях Дэмьена. Он открыл рот от  изумления,  поражаясь  его  уму.
Вильям внезапно вспомнил слова  Бухера.  Тот  как-то  заявил,  что  мозг
мальчика работает подобно машине, занося  в  память  мельчайшие  детали.
Дэмьен и вопросы-то задавал без тени улыбки, точь-в-точь, как компьютер.
Ни ироничного замечания, ни неожиданного отступления, ни смешка.  Только
поиск информации. И вопросы: быстрые и точные.
   Когда встреча наконец, подошла к концу, Дэмьен поднялся и взглянул на
портрет своего отца.
   -  Джентльмены,  благодарю  вас,  -  сухо  произнес  он.  Собравшиеся
закивали. Кто улыбался, а кто без  всякого  выражения  на  лице  ожидал,
когда же можно будет покинуть эту весьма странную обитель.
   - Должен заявить, что в дальнейшем я не намерен встречаться  с  вами.
Красоваться перед общественностью я также не  собираюсь.  Обо  всем  мне
будет докладывать Билл Джеффрис. Он же будет  получать  и  разного  рода
указания.
   Дэмьен помолчал секунду.
   - Это все, - добавил он после  паузы,  давая  понять,  что  аудиенция
закончена и присутствующие могут разъезжаться по домам.
   Джеффрис рванулся к выходу  и  в  тот  же  момент  услышал,  как  его
окликнули.  Обернувшись,  он  заметил,  что  Дэмьен  сделал   ему   знак
задержаться. Внезапно сильный прилив раздражения захлестнул  Вильяма.  С
какой стати он должен выслушивать приказы юнца? Но мысль эта исчезла так
же быстро, как и возникла. Джеффрис вдруг снова ощутил на губах  привкус
крови. Он мысленно взмолился о  пощаде.  Юноша  неожиданно  скривился  в
усмешке.
   Они шагали вдоль розария. Срывая высохшие, съежившиеся бутоны, Дэмьен
сминал их и отбрасывал в сторону.
   - Подводя итог, можно сделать вывод, что мы положили конец всей  этой
заварухе вокруг Китая, - начал он. Джеффрис кивнул.
   -  Именно!  Годовой  прирост  населения   составляет   там   двадцать
миллионов. Чтобы выжить, китаезам придется  расширять  свои  границы,  -
фыркнул он и расплылся в улыбке. Однако ни один  мускул  не  дрогнул  на
лице Дэмьена. Вильям крякнул.
   - Как когда-то гитлеровской Германии, - закончил Дэмьен.
   - Совершенно верно.
   - А дату захвата Тайваня уже назначили? Джеффрис снова кивнул:
   - Да. Войска приведены в боевую готовность.
   - Какова численность армии?
   - Если учитывать последний призыв, то свыше пяти  миллионов.  -  День
саранчи. - Дэмьен снова усмехнулся. Взглянув на восток, он  спохватился.
- А как с Токио?
   - Нет проблем, - заверил его Джеффрис. - Йена день от дня крепнет,  а
доллар вот-вот отдаст концы.
   - И что же из этого следует?
   - Баталии на экономическом рынке перерастают в самую настоящую войну.
   - Значит, новые Хиросимы, - обронил Дэмьен.
   - И новые Нагасаки, -  подхватил  Джеффрис.  Дэмьен  вдруг,  радостно
похлопал себя по плечам:
   - Китай угрожает нам с Востока. Япония  подрывает  экономику  Запада.
Ближний Восток бурлит,  как  паровой  котел,  а  Иран  с  Ираком  готовы
вцепиться друг другу в глотки. Глобальный хаос и анархия.
   Джеффрис внезапно почувствовал, как все внутри у него холодеет.
   - Тысяча лет мира, - глухо произнес Дэмьен. - Что за насмешка!
   Оставалась еще одна мелочь. Джеффрис раздумывал, как  подступиться  с
ней к Дэмьену:
   - Сэр... Вы не слышали о книге... Мейсона? -  промямлил  наконец  он.
Дэмьен кивнул.
   - Вы хотите, чтобы я этим занялся?
   - Занялись? Зачем?
   - Я подумал, что это может представлять для вас некую...  -  Джеффрис
замялся, подыскивая подходящее слово. Угрозу? Опасность?  Он  так  и  не
успел договорить, потому что Дэмьен резко повернулся  и  зашагал  прочь,
явно не интересуясь подобной чушью.
   Джеффрис пожал плечами, проклиная себя за глупость. Попутала  же  его
нелегкая  задать  столь  идиотский  вопрос!  Да  разве  может  навредить
какой-то шелкопер такому титану? Даже если у этого писаки два  Пулитцера
и куча денег. Придет же такой маразм в голову!

Глава 5

   Начало  всегда  давалось  ему  с  трудом.  Мозг   пузырился,   словно
швейцарский сыр, от постоянных сомнений, что сама идея книги  никуда  не
годится, что он вообще не сможет написать ее.  Он  давно  исчерпал  свой
талант и т, д, и т, п.
   Но по крайней мере сюжет здесь не  являлся  вымыслом.  А  иначе  кого
могут заинтересовать досужие фантазии пятидесятилетнего писателя?
   Нет, сюжетец, похоже, что надо.  Вот  только  как  бы  позаковыристей
"раскрутить" его?
   Часа три рылся он в кипе газетных вырезок, пробегая глазами статью за
статьей. Материалы первых лет пожелтели и буквально рассыпались в руках,
а последние заметки еще пахли типографской краской. Однако  все  они,  в
сущности, повествовали об одном. О том, что на  семействе  Торнов  лежит
проклятье. Начиная с  матери  Дэмьена,  Кейти  Торн,  выпавшей  из  окна
госпиталя, до самого Дэмьена, скончавшегося от сердечной недостаточности
в возрасте тридцати двух лет. Ни один из Торнов не почил с миром в своей
постели, дожив до старости.
   Мейсон  встал,  зевнул  и,  потягиваясь,  расправил  затекшие  плечи.
Покосившись на письменный стол, он остановил взгляд на заметке о  Филипе
Бреннане. Эта газетная вырезка лежала сверху. Мейсон прочел ее три  раза
подряд. Загадочное убийство.  В  зарослях  обнаружено  тело  со  следами
ножевых ранений. Отверстия были треугольной формы. Стало быть, и  лезвия
стилетов тоже. Такие раны практически не заживают. Да и как вообще может
затянуться рана на горле? Хорошо, если  смерть  наступила  мгновенно.  А
если нет? Мейсон не был в  этом  уверен.  Что  если  агония  несчастного
Бреннана длилась целую вечность? Что тогда?
   А кошмарные следы собачьих зубов? Медицинский эксперт установил,  что
это были укусы гигантского ротвейлера. Мейсон растерянно заморгал. Он ни
хрена не смыслил в породах собак. Но почему этот растреклятый  ротвейлер
набросился на американского посла где-то у черта на куличках, в одном из
Беркширских поместий?
   А жуткая история с женой Бреннана,  кинувшейся  на  объятый  пламенем
гроб?
   Короче говоря, вся эта вереница происшествий вызывала кучу  вопросов.
А ответов на них не находилось. Но один факт пробудил в  Мейсоне  просто
жгучее любопытство. Секретарша в посольстве сообщила  ему,  что  Бреннан
присутствовал на ужине у Поля Бухера в тот роковой вечер накануне войны,
которую теперь окрестили Армагеддоном.
   Мейсон нутром почуял здесь что-то неладное. На первый взгляд подобный
визит не вызывал удивления. Почему бы послу не отужинать  у  Бухера?  Но
если принять во внимание,  что  вся  история  "Торн  Корпорейшн"  -  это
поистине  целая  сага,  где  на  каждом  шагу  переплетаются   тайны   и
преступления, не исключающие и  коррупцию,  то  сей  факт  вырисовывался
совсем в другом свете. А ведь компания простирала свои щупальца  во  все
уголки земного шара.
   Так уж случилось, что по роду своей деятельности Мейсону  приходилось
быть циником. Ведь если хочешь узнать истинные намерения  политиков,  не
верь тому, о чем они талдычат на каждом углу.
   "Торн Корпорейшн" являлась крупнейшей в мире компанией, и уж если  ее
директор приглашает на ужин политика высшего ранга, то явно не для того,
чтобы поиграть с ним на лужайке в гольф.
   Филип Бреннан был обязан находиться в Лондоне в  тот  час,  когда  на
Иерусалим падали бомбы, а не отбиваться от сторожевого  пса  в  сельской
дыре. Ведь накануне посла вызывали на Даунинг. - Стрит. И он не  мог  не
знать о надвигающейся катастрофе.
   Да, чтобы состряпать приличную книжонку, придется покопаться в грязи.
И ему не обойтись без помощника. Слава Богу, такой человек имелся.

***

   После звонка из Нью-Йорка Анна Бромптон отложила все свои  дела.  Она
уже почти завершила работу над тремя небольшими  проектами.  Однако  это
занятие может и потерпеть. Когда тебе  звонит  сам  Джек  Мейсон,  нужно
бросать все и мчаться сломя голову, куда он укажет.
   На первый взгляд - да, пожалуй, и по трезвому размышлению  -  задумка
Мейсона смахивала на довольно бредовую затею,  однако  что-что,  а  свои
сомнения Анна уж как-нибудь отбросит. Если Мейсон  полагает,  что  книга
должна быть написана, то кто такая Анна Бромптон, чтобы спорить  с  ним?
Анна почитала за великое счастье работать с Мейсоном и время от  времени
оказывать ему кое-какие услуги.
   Оглядываясь назад, она вдруг припомнила их первую  встречу  года  три
назад. Как же ее тогда взволновал хрипловатый голос Мейсона!  А  сам  он
совсем не походил  на  тех  зануд,  какие  окружали  Анну  в  полусонном
издательстве.
   На  следующее  утро  ей  доставили  пакет  с  газетными  вырезками  и
длиннющее  письмо,  но  Анна,  решив  не   размениваться   по   мелочам,
остановилась на истории Филипа Бреннана. Для  начала  этого  достаточно.
Все равно отправным пунктом велено считать трагедию посла. Что  ж,  пора
действовать. Может быть, ей и повезет.

***

   Донна  Элрод  жила  теперь  в  Кенте,  подвизавшись  там  где-то   на
полставки. Она сообщила, что  будет  рада  поговорить.  Анна  заполучила
номер ее телефона  от  одной  приятельницы,  работавшей  в  американском
посольстве. Набирая номер, Анна не питала на сей счет особенных иллюзий.
Она прекрасно отдавала себе отчет в  том,  что  личные  секретарши,  как
правило, преданны своим шефам и привыкли держать язык за зубами.  Но,  к
удивлению Анны, Донна Элрод легко согласилась на встречу.
   Анна выехала рано утром, а в обед обе женщины уже приканчивали вторую
бутылку вина в прелестном коттедже Донны. Между ними мгновенно  возникла
взаимная симпатия. Бывшая секретарша Бреннана с первого взгляда пришлась
по душе Анне. На вид ей было лет  пятьдесят.  Брюнетка  с  подкрашенными
хной  волосами.  Произношение  выдавало  в  ней  жительницу  Манхэттена.
Видимо, секретаршу уже давненько подмывало  поговорить  с  кем-нибудь  о
Филипе Бреннане: она, похоже, искренне переживала его гибель и надеялась
обрести покой после такой беседы, - Последнее время он  вел  себя  очень
странно, - тихо произнесла Донна. - Например, Бог знает  зачем  летал  в
Рим. - Он не объяснил, зачем? Донна кивнула:
   - Сказал, что ему надо  в  какой-то  монастырь.  Чтобы  увидеться  со
священником. Кажется, неким де Карло, если мне не изменяет  память.  Или
что-то вроде этого.
   Анна сделала пометку  у  себя  в  блокноте.  Между  тем  Донна  Элрод
продолжала:
   - Знаете, Бреннан вообще отличался странностями. Как раз незадолго до
того ужасного дня мы с ним болтали о том, куда бы ему с женой двинуть на
отдых. И Бреннан заявил вдруг, что нормальному человеку на этой  планете
поехать уже просто некуда. Потому что везде и всюду воюют и убивают друг
друга. - Донна улыбнулась. - Помню, например, что об  арабском  мире  он
говорил, будто тот раскололся на фундаменталистов и их  противников.  То
есть, попав туда, угодишь либо в лапы средневековья, либо наткнешься  на
суперсовременное дуло. Анна хохотнула.
   - В общем-то, - спохватилась Донна Элрод, -  это  замечание  касалось
любой страны. Когда я предложила отправиться в Испанию, Филип забраковал
мою идею, потому что, с  его  точки  зрения,  в  Испании  снова  победил
фашизм. В Индийском регионе царили коммунистические настроения, а стоило
мне заикнуться о поездке в Швецию, Филип махнул рукой, заявив,  что  там
ему придется прятаться в бронированном автомобиле.
   Улыбка на лице Донны исчезла, и женщина покачала головой:
   - Но ведь действительно, в мире творится  полная  неразбериха,  разве
нет?
   Возражать Анна не стала. Она  лишь  кивнула  и  попыталась  направить
разговор в другое русло. Анна закинула удочку,  стараясь  выведать,  что
Донна думает о мотивах преступления.
   - А что я могу знать, если даже у полиции нет на  этот  счет  никакой
мало-мальски состоятельной версии, - усмехнулась та, пожав плечами.
   - Но вы ведь неплохо знали Вреннана...
   - Что с того? - Донна задумалась. - Это ужасно, умереть вот так.., от
удара кинжала...
   Голос Донны задрожал, и она еле слышно пробормотала:
   - Конечно, ум человеческий - штука чудовищная.  Вы  согласны?  -  Она
бросила на Анну какой-то  жалобный  взгляд.  -  Давно  пора  отдать  эту
планету насекомым. Пусть бы себе преспокойненько размножались.
   Анна в который раз попыталась отвлечь Донну от печальных мыслей.
   - Знаете, - бодро вступила  она  в  разговор,  -  помню,  когда-то  в
детстве я прочла в одной книжонке, что  однажды  наш  мир  действительно
достанется насекомым. Но там же один  шутник  возразил:  если  насекомые
такие умные, то почему мухи вечно бьются о стекла, не замечая их.
   Донна Элрод и бровь