поражал  своей  изумительной  силой.
Дэмьен обладал таким спокойствием и наблюдательностью, которые редко можно
встретить у детей его возраста, и гости часто чувствовали себя неуютно под
его взглядом. Если ум измерять способностью к внимательному созерцанию, то
его можно было считать гением, потому что мальчик  мог  часами  сидеть  на
маленькой кованой лавочке под яблоней и наблюдать за  людьми,  проходящими
мимо, не упуская из виду ни одной детали. Гортон, шофер семьи, часто  брал
Дэмьена с собой, когда ему приходилось выполнять различные поручения.  Ему
нравилось  молчаливое  присутствие  малыша,  и  он  удивлялся  способности
ребенка с таким вниманием и удовольствием познавать окружающий мир.
     - Он похож на маленького марсианина, -  сказал  как-то  Гортон  своей
жене, - как будто его прислали сюда изучать человечество.
     - Мать в нем души не чает, - ответила она. - Не  вздумай  сказать  ей
что-нибудь подобное.
     - Я не имел в виду ничего плохого. Просто он немного странный.
     И еще одно было необычно: Дэмьен редко пользовался  голосом.  Радость
он показывал широкой улыбкой, отчего на щеках проступали ямочки. Когда  он
грустил, то молча плакал. Однажды Катерина сказала об этом врачу,  но  тот
успокоил ее, рассказав об одном ребенке, который не говорил до восьми лет,
а однажды произнес за обедом: "Я не  люблю  картофельного  пюре".  Мать  в
изумлении спросила, почему же он молчал все это время?  На  что  мальчуган
ответил, что говорить не было необходимости, поскольку раньше пюре никогда
не подавали.
     Катерина рассмеялась и успокоилась насчет  Дэмьена.  В  конце  концов
Альберт Эйнштейн не говорил до  четырех,  а  Дэмьену  было  только  три  с
половиной. Кроме его  поразительной  наблюдательности  и  молчаливости,  в
остальном он был совершенным ребенком, достойным плодом  идеального  союза
Катерины и Джереми.



                                    3

     Человек по имени Габер Дженнингс родился под созвездием  Водолея.  По
гороскопам выходило, что во время его рождения  произошло  сближение  двух
небесных  тел  -  Урана  и   прибывающей   Луны.   Он   всегда   отличался
отвратительной прической и  настойчивостью,  доходящей  до  умопомрачения.
Дженнингс был фанатиком в своей работе - работе фоторепортера. Как  кошка,
выслеживающая мышь, он мог днями лежать в  засаде  и  ждать  момента  ради
одной-единственной  фотографии.  Его  и  держали  на  работе  как  мастера
"оригинального жанра". Он знал, где и  когда  надо  быть,  чтобы  получить
такие фото,  какие  никто  из  его  коллег  не  добудет.  Репортер  жил  в
однокомнатной квартире в Челси и редко позволял себе роскошь  носить  дома
носки. Но относительно своих фотографий он был так же щепетилен, как  Солк
в поисках лекарства от полиомиелита.
     В последнее время его внимание привлек американский посол в  Лондоне.
Это была достойная цель, хотя бы из-за его идеального лица. Занимается  ли
он сексом со своей женой, и если да, то как именно? Дженнингс заявил,  что
хочет показать их, как он говорил, "ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ КАЧЕСТВА", хотя на  самом
деле ему мечталось нарисовать всех в наихудшем свете.  Чем  же  они  лучше
его? Может быть, посол покупает неприличные журналы, а может, у него  есть
девочка на стороне? Вот эти-то вопросы  и  интересовали  Дженнингса.  Хотя
ответов на них пока что не было, оставалась надежда, и был смысл  ждать  и
наблюдать.
     Сегодня он должен был идти в Пирфорд. Возможно, фотографий не  будет,
потому что там и без него будет хватать фотографов и гостей, но он  сможет
пронюхать все ходы и определить, кого из слуг можно кутать за пару фунтов.
     Дженнингс встал  рано  утром,  проверил  фотоаппараты,  протер  линзы
салфеткой, а потом ею же выдавил прыщ  на  лице.  Ему  было  уже  тридцать
восемь, но прыщи на коже до сих пор преследовали  его.  Видимо,  это  было
следствием работы - репортер постоянно прижимает камеру к лицу. Он вытащил
одежду из-под кровати и облачил в нее свое худое тело.
     Перед самым  отъездом  он  порылся  в  бумагах,  отыскивая  листок  с
приглашением. В Пирфорде должно было состояться празднество  в  честь  дня
рождения: сыну Торна исполнялось четыре года,  из  всех  районов  гетто  в
сторону  Пирфорда  уже  направились  автобусы,  переполненные  сиротами  и
детьми-калеками.
     Вести машину по пригороду было  легко,  и  Дженнингс  решил  покурить
опиума, чтобы немного расслабиться. Через некоторое время ему  показалось,
что дорога сама катится под колеса, а машина стоит на месте, и он  позабыл
о действительности, полностью отдав себя закоулкам своего подсознания. Его
воображение  походило  на  картинки  в  красочном  комиксе,  где   главным
действующим лицом был он сам.
     В миле от поместья Торнов стояли полицейские, наблюдавшие за машинами
и проверявшие пригласительные карточки. Дженнингс тупо глядел вперед, пока
они изучали его приглашение. Он уже привык к этому и  знал,  что  не  надо
придавать себе чересчур уж достойный вид, будто его карточка не может быть
поддельной.
     В конце  концов  он  оказался  перед  большими  коваными  воротами  и
постарался стряхнуть с себя опиумный  дурман.  Во  всем  поместье  бушевал
великолепный карнавал: лужайки были разукрашены и кипели  жизнью,  детишки
шныряли  между  цирковыми  палатками  и  каруселями,  а  мимо   вышагивали
лавочники, предлагая всем сладости и фрукты. Их голоса заглушала  органная
музыка, под которую дети поднимались  и  опускались  на  качелях,  оседлав
розовых  лошадок  и  лебедей.  Здесь  же  была  палатка  предсказательницы
будущего, и многие известные в Лондоне люди  уже  заняли  к  ней  очередь.
Маленькие шотландские пони бегали без привязи по  поместью,  и  был  здесь
даже  маленький  слоненок,  разрисованный  красными  яблоками   и   охотно
принимающий орехи из рук веселых ребятишек. Повсюду шныряли,  обезумев  от
удачной вечеринки, фотографы, но  Дженнингсу  здесь  фотографировать  было
нечего.  Разве  что  фасад  здания.  Кирпичную  стену,  которая  для  всех
остальных казалась настоящей.
     - Что с тобой, коллега? Кончилась пленка?
     Это был Гоби, неизменно представляющий "Геральд Ньюс".  Он  судорожно
заправлял новую ленту, опершись  о  столик  с  горячими  сосисками,  когда
Дженнингс подошел к нему и небрежно загреб изрядное количество еды.
     - Жду канонизации, - ответил Дженнингс, набив полный рот.
     - Как тебя понимать?
     - Не знаю, кого здесь приветствуют: наследника миллионов Торна или же
самого Иисуса Христа.
     - Дурак, ты же все пропустишь! Не так уж часто приходится нам  бывать
в подобных местах.
     - Ну и что? В случае чего я куплю эти фотографии у тебя.
     - А, опять ждешь чего-нибудь необычного?
     - А мне другого и не надо.
     - Ну ладно, желаю удачи. Хотя вряд ли она  тебе  улыбнется:  Торны  -
самая лучшая семья по эту сторону Монако.
     Исключительное фото. Вот что нужно было  Дженнингсу.  Вторгнуться  во
что-то интимное и недоступное. Он выслеживал свои жертвы, но каждый раз не
был уверен, что из этого что-нибудь выйдет.  Если  бы  только  можно  было
пробраться ВОВНУТРЬ...


     - Эй! Нянюшка! Нянюшка! - закричал вдруг Гоби. - Посмотрите-ка  сюда!
- И все устремили взгляд на огромный торт, который вывезли из дома.
     Няня ребенка была  наряжена  клоуном,  лицо  ее  было  покрыто  белой
пудрой, а на губах  толстым  слоем  лежала  красная  помада,  изображающая
широкую  улыбку.  Фотографы  заплясали  и  забегали  вокруг  нее,  а  она,
довольная, кривлялась, обнимала Дэмьена  и  размазывала  по  ребенку  свой
грим.
     Дженнингс обежал взглядом толпу  и  заметил  Катерину  Торн,  стоящую
далеко от всех. По ее  выражению  репортер  понял,  что  она  не  одобряет
происходящего. Через секунду Катерина сняла свою  полумаску,  и  Дженнингс
инстинктивно поднял камеру и щелкнул затвором. При виде праздничного торта
послышались радостные аплодисменты, Катерина шагнула вперед.
     - Пусть ему предскажут судьбу! -  выкрикнул  один  из  репортеров.  -
Давайте сводим его к  предсказательнице!  -  И  как  единое  целое,  толпа
понеслась вперед, к палатке предсказательницы, увлекая  за  собой  нянюшку
вместе с ее любимым чадом.
     - Я понесу его, - сказала Катерина, подходя к Чессе.
     - Я могу все сделать сама, мэм, - ответила няня.
     - Нет, я сама это сделаю, - холодно улыбнулась Катерина.
     Через секунду их глаза встретились, и  няня  молча  передала  ребенка
матери. Никто не обратил на это  внимания,  толпа  понесла  их  дальше,  и
только Дженнингс видел все через видоискатель своей камеры.  Толпа  прошла
мимо, няня осталась одна, позади нее высилась  башня  поместья,  и  костюм
клоуна еще сильнее подчеркивал ее одиночество. Дженнингс успел сделать два
снимка, прежде чем Чесса повернулась и медленно пошла в дом.
     Возле палатки предсказательницы Катерина  попросила  всех  репортеров
оставаться снаружи, вошла внутрь и вздохнула с облегчением,  окунувшись  в
покой и полумрак.
     - Здравствуй, малышка.
     Голос  доносился  из-под  капюшона,   предсказательница   сидела   за
маленьким зеленым столиком и старалась, чтобы голос казался  таинственным.
Лицо ее было вымазано зеленым гримом. Дэмьен посмотрел на нее, напрягся  и
вцепился в плечо матери.
     - Не бойся, Дэмьен, - засмеялась Катерина. - Это добрая  фея.  Правда
же, вы добрая фея?
     - Конечно, - ответила предсказательница, - я не сделаю тебе больно.
     - Она расскажет, что ждет тебя впереди,  -  пыталась  уговорить  сына
Катерина.
     - Иди ко мне, - подозвала его предсказательница, -  и  дай  мне  свою
ручку.
     Но Дэмьен только сильнее прижался к матери.  Тогда  предсказательница
сняла резиновую маску, под которой скрывалось милое девичье лицо.
     - Посмотри на меня. Я такая же, как все. Это совсем не больно.
     Дэмьен успокоился и протянул  руку.  Катерина  оперлась  о  карточный
столик.
     - О, какая мягкая, премиленькая ручка! У тебя  будет  хорошее,  очень
хорошее будущее.
     Но вдруг она запнулась, вглядываясь с недоумением в ладонь.
     - Ну-ка, дай мне вторую ручку.
     Дэмьен протянул вторую, и гадалка поразилась еще больше.
     - Я никогда такого не видела, - сказала девушка. - Вот уже три  года,
как я гадаю на детских праздниках, но такое вижу впервые.
     - Что вы видите?
     - Посмотрите сами. У него нет линий на руках! Одни только складки.
     - Что?
     Катерина посмотрела на ладони сына.
     - Он не обжигался?
     - Разумеется, нет.
     - Тогда посмотрите на свою руку. Посмотрите на эти  мелкие  черточки.
Они делают каждого из нас неповторимым. Это линии вашей судьбы.
     Наступила напряженная тишина, ребенок с удивлением  смотрел  на  свои
руки, не понимая, что в них было плохого.
     - Посмотрите,  какие  гладкие  у  него  кончики  пальцев,  -  сказала
девушка. - По-моему, у него даже не будет отпечатков!
     Катерина присмотрелась и поняла, что это действительно так.
     - Ну и хорошо, - рассмеялась девушка. - Если он ограбит банк, то  его
никогда не найдут.
     - Не могли бы вы предсказать его будущее? За этим мы и пришли к  вам.
- Голос Катерины дрожал, беспокойство никак не покидало ее.
     - Конечно.
     Когда девушка взяла ребенка за руку, снаружи раздался  громкий  крик.
Няня Чесса звала мальчика:
     - Дэмьен! Дэмьен! Выходи! У меня есть для тебя сюрприз!
     Предсказательница замолчала. В голосе Чессы чувствовалось отчаяние.
     - Дэмьен, иди сюда и посмотри, что я сейчас сделаю ради тебя!
     Катерина вышла из палатки, держа Дэмьена на руках,  и  посмотрела  на
крышу дома. Там, наверху, стояла Чесса, держа в руках прочный  канат.  Она
подняла его, показав, что один конец кадет  на  шею.  Толпа  внизу  начала
оглядываться, а маленький клоун наверху встал на край крыши и сложил руки,
будто собираясь прыгнуть в бассейн.
     - Смотри, Дэмьен! - закричала Чесса. - Это все для тебя! - И  шагнула
вперед с крыши.
     Ее тело тяжело полетело вниз, остановилось, удерживаемое  канатом,  а
потом безвольно повисло. Чесса была мертва.
     Люди на лужайке ошеломленно глядели, как маленькое тело раскачивается
в такт карусельной музыке. И тут раздался крик ужаса. Кричала Катерина,  и
четыре человека рванулись к ней, успокаивая и помогая войти в дом.
     Дэмьен остался один в своей комнате. Он глядел на пустую лужайку, где
стояли только рабочие и продавцы, уставившись  наверх,  куда  поднялся  по
лестнице мрачный полицейский, чтобы перерезать веревку. Тело  упало  вниз,
задев головой кирпичную кладку. Разбитое, оно лежало на траве, глаза Чессы
глядели в небо, а на лице продолжала сиять нарисованная клоунская улыбка.


     Дни перед похоронами Чессы были мрачными. Небо  над  Пирфордом  стало
серым и постоянно содрогалось от далекого грома.  Катерина  проводила  все
время  в  одиночестве  в  темной  гостиной,  уставившись  в   никуда.   Из
письменного сообщения следователя выходило, что  у  Чессы  в  крови  перед
смертью был высокий уровень бенадрила, лекарства против аллергии,  но  это
только добавило неясности. Все вокруг только  и  говорили  о  самоубийстве
няни. Чтобы не давать репортерам пищи для  всяческих  домыслов  по  поводу
происшедшего, Торн оставался дома, посвящая  свое  время  жене.  Он  очень
боялся, что она впадет в то состояние, которое мучило  Катерину  несколько
лет назад.
     - Ты вся извелась, дорогая, - сказал он однажды, войдя в гостиную.  -
Ведь Чесса не была членом нашей семьи.
     - Была, - тихо ответила Катерина. - Она говорила мне, что  хотела  бы
всегда жить с нами.
     Торн покачал головой.
     - Видимо, она передумала. - Он не хотел, чтобы его  слова  прозвучали
бездушно, и боялся встретиться с Катериной взглядом в темноте.
     - Извини, - добавил он,  -  но  мне  не  нравится,  что  ты  в  таком
состоянии.
     - Я во всем виновата, Джереми.
     - Ты?
     - На дне рождения был один момент...
     Торн пересек комнату и сел рядом.
     - На нее все обращали внимание, - продолжала Катерина, - и  я  начала
ревновать.  Я  забрала  у  нее  Дэмьена,  потому  что  сама  хотела   быть
центральной фигурой.
     - По-моему, ты к себе слишком строга.  У  девушки  была  расстроенная
психика.
     - И у меня тоже, - проговорила Катерина. - Если для  меня  так  важно
быть в центре внимания.
     Она замолчала. Все уже было сказано. Торн обнял ее и  подождал,  пока
она не заснула. Сон ее был похож на тот, который он наблюдал  во  времена,
когда она принимала либриум, и Торн подумал, что, может быть, смерть Чессы
ее так потрясла, что она опять стала его принимать. Он просидел так  около
часа, а потом аккуратно взял жену на руки и отнес в спальню.
     На следующий день Катерина пошла на похороны Чессы и  взяла  с  собой
Дэмьена. Народу было  очень  мало,  только  семья  девушки  и  Катерина  с
Дэмьеном. Все происходило на маленьком кладбище в  пригороде.  При  обряде
присутствовал лысеющий священник,  который  читал  отрывки  из  священного
писания и держал при  этом  над  головой  сложенную  газету,  спасаясь  от
моросящего дождя. Торн отказался  присутствовать  на  похоронах,  опасаясь
общественного мнения, и предупредил Катерину, чтобы та тоже не ходила.  Но
она не послушалась, так  как  любила  девушку  и  хотела  проводить  ее  в
последний путь.
     За оградой кладбища толклись репортеры, сдерживаемые  двумя  морскими
пехотинцами-американцами, которых в последнюю минуту прислал из посольства
Торн. Среди газетчиков был и Дженнингс. Закутанный в черный  непромокаемый
плащ, обутый  в  высокие  сапоги,  он  основательно  устроился  в  дальних
деревьях,  наблюдая  оттуда  за  церемонией  с   помощью   длиннофокусного
объектива. Это был  даже  не  объектив,  а  некое  чудовищное  сооружение,
установленное  на  штативе.   С   такой   штукой   можно   было   запросто
сфотографировать спаривающихся мух на Луне. Репортер  аккуратно  переводил
объектив с одного лица на другое: семья в  слезах,  Катерина  в  состоянии
прострации, рядом с ней ребенок, беспокойный,  возбужденный,  с  горящими,
воспаленными глазами.
     Именно  ребенок  заинтересовал  Дженнингса,  и  он   стал   терпеливо
поджидать момента, когда  можно  будет  щелкнуть  затвором.  Такой  случай
представился. Блеск в глазах и  выражение  лица  Дэмьена  изменились,  как
будто что-то испугало мальчика, но через  минуту  он  опять  был  спокоен.
Глаза Дэмьена были обращены в сторону дальнего  угла  кладбища.  Дженнингс
перевел туда свой телескопический объектив, но  ничего,  кроме  надгробных
плит, не увидел. Затем вдали  что-то  шевельнулось.  Темный,  расплывчатый
предмет возник в объективе, и Дженнингс навел  резкость.  Это  был  зверь.
Собака. Огромная и черная, с глубоко посаженными на узкой  морде  глазами.
Нижняя челюсть пса выступала вперед, обнажая зубы. Никто больше не заметил
ее. Собака  замерла,  а  Дженнингс  проклинал  себя  за  то,  что  зарядил
черно-белую пленку: желтые собачьи  глаза  делали  всю  сцену  страшной  и
таинственной. Он поставил диафрагму так, чтобы на фотографии они  казались
совсем белыми, затем перевел объектив на мальчика и щелкнул затвором.
     Для подобной сцены стоило  потратить  утро,  и,  упаковывая  аппарат,
Дженнингс  почувствовал  себя  вполне  удовлетворенным,   но   не   совсем
спокойным. Он поглядел на вершину холма -  гроб  уже  опускали  в  могилу.
Собака и ребенок казались издали крохотными, но их бессловесная связь была
очевидной.
     На следующий день произошли  два  события:  дождь  пошел  сильнее,  и
появилась миссис Бэйлок, энергичная ирландка, которая подошла к воротам  и
объявила, что она новая няня. Охранник хотел было задержать ее, но  миссис
Бэйлок протаранила себе путь, вызвав таким бурным натиском и  уважение,  и
страх.
     - Я знаю, вам сейчас нелегко, - сказала она Торнам, снимая  пальто  в
вестибюле, - поэтому я не буду напоминать о вашем  горе.  Но,  между  нами
говоря,  каждый,  кто  нанимает  няней  такую  молоденькую  девочку,   сам
напрашивается на неприятности.
     Она передвигалась быстро, и, казалось,  даже  воздух  зашевелился  от
движений  ее  грузного  тела.  Торн  и  Катерина  молчали,  пораженные  ее
уверенностью.
     - А знаете, как определить хорошую няню?  -  Она  рассмеялась.  -  По
размеру груди. Эти маленькие девочки с пупырышками могут сменяться  каждую
неделю. А с таким размером,  как  у  меня,  остаются  надолго.  Сходите  в
Гайд-парк и увидите, что я права.
     Она на секунду замолчала и подняла чемодан.
     - Ну, хорошо. А где же мальчик?
     - Я покажу, - сказала Катерина, поднимаясь по лестнице.
     - Оставьте нас пока вдвоем, ладно? Мы сами познакомимся, - предложила
миссис Бэйлок.
     - Дэмьен стесняется незнакомых людей.
     - Ну, уж только не меня, поверьте.
     - Нет, право же...
     - Чепуха. Я попробую.
     В ту же секунду она двинулась, и ее массивное тело скрылось из  виду.
В тишине, наступившей после ее ухода, Торны переглянулись,  потом  Джереми
неопределенно кивнул.
     - Мне она нравится, - сказал он.
     - И мне тоже.
     - Где ты ее нашла?
     - Где я ее нашла? - переспросила Катерина.
     - Ну да.
     - Я ее не находила. Я подумала, что это ты ее нашел.
     В ту же секунду Торн позвал новую няню:
     - Миссис Бэйлок!
     Она вышла на площадку второго этажа и взглянула на Торнов сверху:
     - Да?
     - Извините... мы не совсем понимаем.
     - В чем дело?
     - Нам непонятно, как вы сюда попали.
     - На такси. Но я его уже отпустила.
     - Нет, я имею в виду... кто вас прислал?
     - Контора.
     - Контора?
     - Из газет они узнали, что вы потеряли няню, и прислали другую. Меня.
     Торн знал, как трудно сейчас в Лондоне  найти  работу,  и  объяснение
показалось правдоподобным.
     - Они весьма предприимчивы, - сказал он.
     - Может быть, я позвоню, чтобы они все это подтвердили? -  предложила
Катерина.
     - Конечно,