.
   Отец Дулан набрал только что записанный телефонный  номер.  Голос  на
другом конце провода  был  сама  любезность.  Знакомый  Финна  предлагал
всяческую помощь.
   Примерно час плутал священник в поисках нужного  адреса.  Наконец  он
нашел его и встретился  со  знакомым  Финна.  Тот  вручил  ему  какой-то
странный  аппаратик,  и  отец  Дулан  помчался   в   сторону   кладбища,
расположенного в Северной  части.  Такси  притормозило  у  ворот,  и  он
заплатил по счетчику. Дулан вылез из автомобиля и принялся рассматривать
аппаратик. Прибор обладал широким основанием, ручкой с набором цифр, как
в телефоне, и  маленьким  экраном.  Все  это  крепилось  на  трехфутовом
стержне. Человек, вручивший отцу Дулану странный  аппарат,  с  гордостью
заявил,  что  на  сегодняшний  день   эта   штуковина   является   самым
чувствительным  и  точным  прибором  на  службе   как   профессиональных
геологов, так и любителей-самоучек.
   Священник набрал несколько цифр. Он настроил прибор на глубину  шесть
футов и включил его. Раздалось слабое жужжание, внезапно экран  вспыхнул
и на нем возник фрагмент  верхнего  земельного  слоя  Чикаго.  Дулан  от
изумления протер глаза, а затем взглянул на небо. Ночь стояла ясная, над
головой ни единого облачка. Дулан поднял детектор  и,  направив  его  на
звезды, снова взглянул на экран. Ровным счетом ничего. Прибор действовал
только в радиусе пятидесяти футов. Жаль, подумалось Дулану. Вот если  бы
аппарат  функционировал  без  ограничений,  можно  было   бы,   пожалуй,
обнаружить обитель нашего Создателя.
   Дулан отключил прибор и, отворив кладбищенские ворота, выставил перед
собой детектор, как если бы он подстригал  траву  на  газоне.  Это  было
ухоженное место. Оно  являло  собой  последнее  прибежище  всех  богатых
обитателей  Чикаго.  Здесь  же  висел  и  список  лиц,  настаивающих  на
перезахоронении своих близких.
   Ирландская душа Томаса Дулана попыталась  было  взбунтоваться  против
подобных мероприятий,  однако  сам  этот  факт  в  значительной  степени
облегчал выполнение святотатственной, как ему казалось, задачи.
   Склеп Торнов располагался неподалеку от озера -  округлое  сооружение
из гранита, разбрасывающее вокруг себя  лунные  блики.  Двойные  дубовые
двери были закрыты, но они тут же  распахнулись,  стоило  только  Дулану
дотронуться до них.
   Изнутри склеп не представлял собой ничего  особенного.  Круглый  зал,
сплошь   уставленный   обелисками   с   металлическими    гравированными
табличками. Зал освещался единственной свечой, стоящей в алькове.  Дулан
обратил внимание и на то, что на стенах склепа  не  виднелось  ни  одной
надписи.
   Священник обошел весь зал. Он с интересом рассматривал  металлические
таблички. Здесь была  увековечена  память  четырех  поколений  семейства
Торнов.  На  самом  крупном  обелиске  отчетливо  виднелась  гравировка:
"Памяти Роберта и Катрин Торнов. Памяти Ричарда и Анны Торнов. Мир праху
их, да упокоятся их души".
   Дулан отступил на шаг, огляделся по сторонам и, заметив посреди  зала
большую мраморную плиту, так и впился в нее глазами.  Надпись  на  плите
гласила: "Дэмьен Торн, 1950 - 1982" и ни слова  больше.  Но  даже  после
смерти Дэмьен Торн занимал здесь главенствующее место.  Дулан  припомнил
церемонию похорон. Он наблюдал ее по телевизору. Какие-то люди вносили в
семейный склеп гроб, телевизионные камеры выхватывали то отдельные  лица
скорбящих, то двери склепа... В ушах священника до  сих  пор  раздавался
голос диктора, повествующего о трагической смерти Дэмьена Торна.
   Дулан вновь включил прибор. Внезапно на  священника  нахлынула  волна
ужаса, и по его спине поползли мурашки. Не один раз присутствовал он при
перезахоронениях, однако сейчас ему нестерпимо хотелось убежать  отсюда,
оставив это тело в покое. Вцепившись в  ручку  прибора,  Дулан  приказал
себе не отступать. В конце концов это не займет много времени,  и  скоро
он покинет наводящее ужас место.
   Священник взглянул на экран. Но ничего, кроме земли, не увидел. Тогда
он настроил прибор на глубину пяти футов.  В  фокусе  оказался  глиняный
пласт,  напомнивший  Дулану  почему-то  шоколадную  плитку.  Гладкий   и
нетронутый пласт, точь-в-точь такой, каким он был миллионы лет назад.
   Дулан приблизил прибор к мраморному надгробию. Сам он стоял уже прямо
над могилой на  гравированной  табличке.  Священник  вновь  взглянул  на
экран. Структура почвы менялась.  Земля  казалась  здесь  более  рыхлой,
встречались камешки.
   Дулан увеличил четкость изображения. Настроил прибор на глубину  пять
футов и один дюйм, затем пять футов и два дюйма.
   И тут у него перехватило дыхание.  На  экране  вспыхнуло  изображение
гроба  из  красного  дерева.  Дулан  невольно  Перекрестился.  В   мозгу
почему-то тут же промелькнула дурацкая мысль о том, что после  смерти  у
покойника отрастают волосы и ногти, и Дулан  уже  приготовился  к  этому
зрелищу.  Зажмурившись,  он  дотронулся  до  циферблата  на  Приборе  и,
собравшись с духом, открыл глаза.
   На  экране  виднелись   камни.   Ровный   слой   каменных   обломков.
Нахмурившись, Дулан настроил прибор еще на пару  дюймов  вниз:  и  снова
одни только камни. Еще глубже на четыре дюйма. Основание гроба. Вверх на
восемь дюймов - экран опустел.
   Дулан  лихорадочно  работал,  передвигая  прибор  по  всей  плоскости
надгробия, пока не осознал окончательно: кроме камней, в  гробе  Дэмьена
Торна ничего не было. Гроб был пуст.
   Священник наконец выключил прибор  и  тупо  уставился  на  надгробную
плиту. Потом с тем же бессмысленным выражением лица  покачал  головой  и
пробормотал: "Надо бы хлебнуть чего-нибудь крепкого. И порядочную дозу".
***

   Далеко-далеко от этого места, в часовне, стоял на коленях  юноша.  Он
вцепился в руки своего отца, и губы его двигались в безмолвной  молитве.
Пот струился по лицу и рукам юноши, отчего даже мертвые  ладони  Дэмьена
Торна  покрылись  влагой.  Лицо  юноши  напряглось,   жилы   на   висках
вздулись...
   В этот момент внизу, в Пирфордском парке, огромная собака запрокинула
массивную морду, а  затем,  повернув  ее  на  запад,  испустила  жуткий,
леденящий вой...

***

   Бармен в небольшой забегаловке неподалеку от Чикагского кладбища  был
человеком широким и терпимо относился к человеческим слабостям. Вот и на
этот раз он не обратил ровным счетом  никакого  внимания  на  тщедушного
человечка с какой-то металлической штуковиной  в  руках.  Этот  тип  так
неудержимо опрокидывал одну рюмку за  другой,  будто  завтра  собирались
объявить сухой закон.
   Прикончив очередную  порцию,  человек  вышел.  "Наверное,  отправился
звонить жене, - подумалось бармену, - сейчас будет  плакаться,  лепетать
всякие извинения".
   А Дулан в который раз набирал телефон междугородней:
   - Пожалуйста, соедините меня с Римом.
   - Минутку.
   - Пожалуйста, постарайтесь, чтобы на этот раз линия была свободна.
   Он непременно должен дозвониться, чтобы хоть кто-нибудь мог разделить
с ним это потрясающее открытие. Дулан набрал номер и ждал.
   - На проводе, сэр.
   - Слава Богу, - пробормотал священник, барабаня пальцами по стене.
   - Но, к сожалению, нужного вам человека нет сейчас на месте.
   - Пожалуйста, попросите, чтобы его поискали.
   - Минутку, сэр.
   Эта минутка ожидания обернулась  для  Дулана  вечностью.  Наконец  он
услышал голос Финна. Внезапно за спиной священника нестройный хор пьяных
голосов разом грянул какую-то песню, и  Дулану  пришлось  заткнуть  одно
ухо. Он весьма сумбурно и бегло  пересказал  все,  что  успел  выяснить.
Когда Финн благодарил священника, тому совершенно отчетливо  послышалось
в  его  напряженном  голосе  крайнее  волнение.  Дулан   в   изнеможении
привалился к стене. "Ладно, пропущу напоследок еще одну, и пора  домой",
- мелькнуло у него в голове.
   - А, так вы священник, - полюбопытствовал  бармен.  -  Мне  вот  тоже
частенько приходится выслушивать тут всякого рода  исповеди,  -  добавил
он.
   - Неужели? - Дулан уставился в пустое рюмочное донце и раздумывал над
очень серьезной проблемой. "Пойдет или не пойдет следующая, - прикидывал
он в уме. - Да, здорово я сегодня набрался. Зато шок прошел". Теперь  он
сможет уснуть сном младенца, и его больше не будут мучить кошмары.
   Священник шагнул из дверей бара в ночь.  И  тут  его  снова  охватила
дрожь. Погода менялась. Поднявшийся ветер нагнал на озеро рябь;  облака,
набегающие с востока, стремительно уплотнялись и укутывали луну.
   Дулан распахнул кладбищенские ворота, намереваясь пересечь кладбище и
дойти до ближайшей стоянки такси.
   - Это самый короткий путь, - бросил напоследок бармен.
   Спотыкаясь, Дулан брел по тропинке. Он  прижимал  детектор  к  груди,
словно индеец свое заветное оружие. И вдруг почувствовал острый  приступ
тошноты. Да, не стоило ему пить столько виски, да еще вдобавок и пива. К
таким дозам его организм просто не привык.
   Дулан мельком глянул на усыпальницу Торнов, и ему  почудилось,  будто
там что-то движется: какие-то желтые огоньки. Дрожа с ног до головы,  он
понял, что  его  вновь  начинают  мучить  кошмары.  Дулан  ускорил  шаг.
Наклоняя голову и уворачиваясь от усилившихся порывов ветра, он  перешел
почти на бег. Священника охватило смятение  при  мысли  о  том,  что  он
потерял дорогу. Ноги  его  были  исколоты  растущим  по  обеим  сторонам
тропинки кустарником. Споткнувшись о какую-то  надгробную  плиту,  Дулан
вздрогнул от неожиданности, услышав, как вдруг  заработал  детектор.  Он
попытался нащупать выключатель, но  это  ему  не  удалось,  и  тогда  он
бессмысленно  уставился  на  экран.  Прибор  оказался  сфокусирован   на
содержимом могилы, и Дулан разглядел череп. Этот череп ухмылялся и пялил
на священника свои  пустые  глазницы.  Дулан  почувствовал,  что  теряет
сознание. Повернувшись, он бросился  бежать  куда  глаза  глядят.  Дулан
несся наугад, волоча за собой прибор.
   Ему хотелось бежать и бежать, но силы  внезапно  покинули  его,  ноги
одеревенели, и Дулан привалился спиной к какому-то  обелиску.  Священник
закашлялся, а когда поднял голову, увидел перед собой статую ангела.  Он
вздрогнул, и тут его  стошнило.  Спазмы  продолжались  несколько  минут.
Застонав от боли и отвратительного  запаха,  Дулан  вытер  рот  кончиком
рукава.  Прибор  все  еще  работал,  и  на  экране   возникали   цветные
изображения.
   Дулан заставил себя посмотреть на экран, и на этот раз увидел  скелет
животного. Это  был  скелет  собаки,  скорее  всего  гиены  или  шакала.
Священник  попытался  подняться.  Ему  вдруг   показалось,   что   кости
зашевелились. Дулан, как зачарованный, смотрел  на  экран,  не  в  силах
отвести взгляд.
   Воздух здесь был пропитан  зловонием,  и  Дулан  полез  в  карман  за
носовым платком, чтобы прикрыть нос.
   Священник с трудом отстранился от обелиска и двинулся по  направлению
к воротам. Пристально вглядываясь вдаль, он различал только  бесконечные
ряды надгробных плит. Бормоча молитву, Дулан пробирался вперед, выставив
перед собой детектор, словно слепой - посох. Неожиданно прибор уперся  в
двойное надгробие, надпись на котором гласила:

   ДЖОН И МАРТА КАРТРАЙТ
   Мир праху их во веки веков

   На экране  возникли  кости  усопших  Марты  и  Джона.  Между  ребрами
скелетов ползали белые черви и какие-то личинки.
   И тогда из горла Дулана вырвался истошный вопль. Казалось, этот вопль
не мог принадлежать ему. Продолжая кричать, священник бросился прочь  от
этого ужаса. Он мчался наобум,  не  разбирая  дороги.  Споткнувшись,  он
разодрал бедро, но боли не почувствовал.
   Он бежал и бежал, выкрикивая на ходу лишь одно слово: "Святотатство",
которое эхом отдавалось в высоких кронах деревьев. Дулан  несся  вперед,
пытаясь отделаться от видения оскалившегося черепа,  но  оно  так  четко
отпечаталось в его мозгу,  что  стереть  это  видение  не  было  никакой
возможности.
   Дулан не заметил свежевырытой  могилы.  И  лишь  когда  его  пронзила
резкая боль, он понял, что упал в  могилу.  Дулан  попробовал  повернуть
голову. Но даже это ему не удалось. В рот набилась земля, а  высоко  над
собой он разглядел  насыпь  по  краям  могилы.  Он  мог  двигать  только
глазами. Ног своих он не чувствовал. Жуткий, панический страх  сжал  его
сердце, и Дулан с большим трудом  поборол  его,  чтобы  хоть  как-нибудь
попытаться сосредоточиться.
   "Онемение скоро пройдет, оно -  всего  лишь  следствие  потрясения  и
шока", - сам себя уговаривал Дулан. Очень скоро все ощущения вернутся  к
нему и он почувствует наконец ноги. А пока краешком глаза он видел  лишь
свою неестественно вывернутую руку. Никогда раньше он не ломал ни  руку,
ни ногу. На какое-то мгновение его опять  охватила  паника,  он  прикрыл
глаза и забормотал молитву, а вновь открыв их, заметил  в  лунном  свете
смутную тень, чьи-то зыбкие очертания у края могилы.
   Дулан прищурился. Он разглядел голову собаки. У  той  была  массивная
морда,  а  глаза,  полыхающие  желтоватым  пламенем,   словно   буравили
священника.  И  только  теперь  Понял  Дулан,  почему  возле  склепа  не
выставлялась охрана, по ночам его стерегли вот эти псы.
   Дулан уставился  собаке  прямо  в  глаза  и  истерично  хохотнул.  Он
чувствовал себя, как альпинист, погребенный под снежной лавиной. Молитва
подбодрила его. Однако в этот момент гнусный запах тления вновь ударил в
нос, и резкий приступ  тошноты  в  который  раз  одолел  священника.  Он
пытался было отвернуть голову от этого зловония, но мускулы тела уже  не
подчинялись мозгу.
   Дулан увидел, что животное ткнулось мордой в  насыпь,  и  едва  успел
зажмуриться, когда на голову ему посыпались комья земли.
   - Эй! - только и успел он выкрикнуть.
   Собака продолжала разгребать рыхлую насыпь.
   - Не... - очередной крик оборвал кусочек глины, угодивший прямо в рот
Дулану. Священник услыхал рычание и  заметил  у  края  могилы  очертания
второй собаки, потом третьей. Их  оскаленные  морды  виднелись  на  фоне
темного неба. Облака набегали на созвездия и  уплывали  прочь,  а  земля
из-под собачьих лап все сыпалась и сыпалась на Дулана.
   Острый кусочек  щебня  больно  полоснул  священника  по  носу,  и  он
почувствовал,  как  по  губам  заструилась  кровь.  В  беззвучном  вопле
открылся рот, но в него тут же набилась  глина.  Дулан  плотно  зажмурил
глаза, и на веки обрушился земельный град.
   Ему оставалось только надеяться,  что  собакам  понадобится  какое-то
время, чтобы закопать могилу. И он успеет исповедаться перед Богом. Ведь
он не мог явиться перед Создателем, не совершив этого последнего обряда.
   И с губ священника начала срываться  безмолвная  латынь,  которую  он
заучил еще с детства и с тех пор помнил. Молитва  возносилась  теперь  к
небу, стремительно исчезающему над растущим слоем земли.

***

   В  неясном  и  сумеречном  свете  раннего  утра  могильщику   сначала
почудилось, будто из  свежевырытой  могилы  пророс  тоненький  стебелек.
Протянув к нему руку, могильщик резко отпрянул. Он испуганно  вскрикнул,
когда, споткнувшись  о  рукоятку  детектора,  похожего  на  машинку  для
стрижки газонов, увидел перед собой небольшой экран.  На  нем  явственно
запечатлелось лицо Томаса Дулана, на веки вечные сомкнувшего свои  глаза
и губы.

Глава 8

   Устроившись возле люка  самолета,  совершавшего  прямой  рейс  Рим  -
Лондон, Майкл Финн прокручивал  в  памяти  разговор  со  священником  из
Субиако. Он хоть как-то пытался собраться с мыслями.
   Финн  достал  свой  портфель  и  вновь  пробежал  глазами  документы,
врученные ему де Карло. Сознание не желало мириться с этим абсурдом, и у
Финна возникло сильное желание взять всю  бумажную  кипу  и  спустить  в
унитаз, наблюдая, как потоки воды смывают страницу за страницей. Ученого
с ног до головы захлестнуло искушение  отделаться  от  этого  кошмара  и
спокойно возвращаться из Лондона домой.
   Но ведь он  поклялся  на  Библии.  Финн  вздохнул  и  в  который  раз
уставился на два письма, лежащие в портфеле.
   Ясно как день, что женщина по фамилии Ламонт - не в своем уме. Вторая
же - смертельно больна. А де Карло, похоже,  просто  впал  в  старческий
маразм. Но ведь тела Дэмьена Торна все-таки не  оказалось  в  могиле.  И
одно это требует расследования.
   Финн вытащил Библию и записную книжку. Всю двою  жизнь  он  занимался
толкованием Священного  Писания,  и  для  него  не  составляло  труда  в
мгновение ока отыскать необходимые цитаты. Он листал  страницы,  подобно
водителю, прослеживающему по карте  столь  знакомый  ему  маршрут.  Финн
только досадовал на то, что женщина, сидящая рядом, все время беспокойно
ерзала на своем кресле, то и дело бросая на  ученого  какие-то  странные
взгляды.
   Финн добрался, наконец, до Нового Завета:
   "И поклонились зверю, говоря: кто подобен сему  зверю?  и  кто  может
сравниться с ним?.. Он действует пред ним со всей властию первого  зверя
и заставляет всю землю и живущих на ней поклоняться первому  зверю...  И
творит великие знамения, так что и огонь низводит с неба на  землю  пред
людьми..."
   Финн  отложил  в  сторону  карандаш  и,  прикрыв  глаза,  с   головой
погрузился в воспоминания. Он мысленно вернулся  в  годы  своей  юности.
Тогда для него существовала только религия, религиозная мораль и  этика,
а также другие вероисповедования. Да и следующий этап его жизни сводился
к чисто научным исследованиям. В Майкле  Финне  органично  сочетались  и
глубокая вера, и неиссякаемое любопытство: два качества, которые, как он
считал, никогда не противоречили друг другу. И лишь  иногда,  по  ночам,
его  преследовало  наваждение,  будто   некоторые   прорицатели,   вроде
Кассандры, могут оказаться правы и что Библейские  предсказания  так  же
сбудутся.
   Антихрист жив. А старый священник из Субиако  сам  видел  родившегося
Христа. И если де Карло  не  сумасшедший,  то  дни  до  Армагеддона  уже
сочтены.
   Во  время  паспортного   и   таможенного   досмотра   Финн   старался
сосредоточиться на разных мелочах, чтобы потом не тратить на них  время:
брать такси или же добираться на метро? В каком  отеле  остановиться?  И
кому позвонить в первую очередь?
   Финн забрал багаж и вместе с толпой двинулся к  выходу.  Задержавшись
возле газетного  киоска,  он  принялся  шарить  в  карманах,  разыскивая
мелочь.
   Номера газеты "Интернэшнл Геральд Трибюн" лежали на самом виду.  Финн
всмотрелся в один из них и остолбенел. Как во сне, снял он с  полки  эту
газету и замер как вкопанный, загородив проход и уже ничего  не  замечая
вокруг себя. Не слыша сердитых окриков, он только и бормотал:  "Господи,
Боже мой!" Лейтенант полиции сообщал в уголовной хронике,  что  с  таким
убийством он сталкивается впервые.  Трудно  себе  представить  человека,
который мог бы заживо закопать в могилу свою  жертву.  Эта  жертва,  как
установил патологоанатом, во время  падения  сломала  себе  шею  и  была
парализована.
   - Господи, Боже мой, - шептал Финн и чувствовал, что земля  уходит  у
него из-под ног и колени начинают подкашиваться. И тут он  услышал,  что
люди вокруг встревоженно спрашивают, не позвать ли врача и не  нуждается
ли он в помощи.

***

   Финн остановился в  маленькой  гостинице  на  Пикадилли.  Он  тут  же
связался по телефону со своей женой и настолько нежно  ворковал  с  ней,
что потом, положив трубку, задумался, а не  придет  ли  жене  в  голову,
будто он провинился перед ней? И уж когда он вернется, он  первым  делом
крепко обнимет жену и выложит, как она много для него значит. Он  рвался
домой, но сначала надо было выполнить свое обещание.
   Финн решил пройтись  по  улочкам  Лондона.  Обычно  встреча  с  новым
городом  волновала  его,  однако  в  этот  раз  он  не  мог  ни  на  чем
сосредоточиться. Лицо Томаса Дулана стояло перед его мысленным взором, в
ушах до сих пор раздавался голос священника, с  неохотой  согласившегося
тогда оказать Финну эту услугу. А потом, в тот последний вечер  ст