наградит тебя, и твое новое вещество будет защищено патентом
и таким образом спрятано от других исследователей.
     Но в большинстве случаев эти препараты нельзя применять ни как лекарство,
ни как наркотик, они просто - инструменты изучения человеческого сознания.
     Я увлечен разработкой и созданием именно таких препаратов. Я бы хотел
рассказать вам о мире этих веществ, используя мою специальную терминологию.
Процесс создания таких инструментов похож на рисование картины: перед тобой
голый холст, у тебя есть целая палитра красок - то есть коллекция химикатов,
растворителей, катализаторов и реагентов. У тебя также есть талант и опыт
создания таких произведений, и еще у тебя есть образ того, что должно
получиться, есть цель. Может быть в конце работы ты будешь сам изумлен тем, что
у тебя получилось, но ты знаешь общее направление работы. Давайте проследим шаг
за шагом за созданием одного из таких веществ от первоначального замысла до
производства, через дальнейшее изучение - к пониманию действия препарата.
     Я выбрал для примера препарат под названием DIPT. В самом начале разработки
этого препарата я уже примерно знал, что хочу создать. Все мои лучшие творения
были созданы на двух типах "холста": ядре фенэтиламина или ядре триптамина, в
данном случае я выбрал ядро триптамина, но как мне его "раскрасить"? По опыту
предыдущих работ я знал, что если прикрепить к ядру много "жирных мазков" может
получиться вещество, активное при пероральном применении, так может быть нужно
поместить ядро на ароматическое кольцо? Нет, попробуем что-нибудь попроще,
создадим вещество с простой формулой и может быть получим интересный препарат.
Простите меня за то, что я применяю сразу термины живописи и химии, но во многих
случаях словарь понятий этих областей совпадает.
     Продолжим описание первой стадии работы: что мне поместить в правой части
картины? Может - парочку изопропиловых групп? Их никогда не употребляли в таком
соединении, и у них есть приятная трехмерная структура и очень важный для нас
объем. Все - у нас есть готовый замысел, пришло время наносить краски на холст.
Эта часть работы может быть самой сложной, а может пройти легко и просто, но
всегда при этом мы получим массу полезной информации. Причем больше всего
информации мы можем получить, когда ничего не получилось - именно так мы узнаем
неожиданные вещи о химических процессах. Но в данном конкретном случае все
прошло успешно. Вкратце, пользуясь жаргоном химиков, дело было так: из индола мы
получили через оксалил хлорид и диизопропиламин - глиоксамид, который путем
несложных операций превратился в DIPT - получившийся гидрохлорид представлял
собой твердое белое вещество.
     Теперь, когда новый потенциально активный препарат создан, мне необходимо
изучить его действие. Новое вещество - как новорожденный ребенок. Совершенно
неизвестно, что из него получится. Мне известна формула вещества и процесс его
синтеза, но сам препарат мне еще совершенно незнаком. Теперь я буду
взаимодействовать с моим детищем с осторожностью, любопытством, восторгом - я
буду изучать препарат, а он будет изучать меня, воистину - взаимовыгодное
сотрудничество. Скоро я узнаю о действии препарата, но всегда буду помнить, что
это - мои субъективные наблюдения, и я могу вносить в описание действия
препарата что-то присущее только мне. Таким образом мы знакомимся. Первый раз я
ощутил природу нашего знакомства, когда в своем кабинете слушал по радио
"Рассказ об оркестре для самых маленьких" Бенджамина Бриттена. Вещь звучала
совершенно ужасно. Перед этим я принял 18 миллиграммов DIPTа, и теперь я получал
первую подсказку о возможном его использовании при изучении человека. С его
помощью, оказывается, можно изучать то, как мы слышим.
     Я просто не представлял, как такой ужасный оркестр могли допустить на
радио, и вдруг мое внимание переключилось на то, что внутри меня, а не снаружи.
Я почувствовал, что высота некоторых звуков заметно понижается. Причем разные
отдельные ноты искажались по-разному. Словно кто-то замедлял пластинку, но
только никаких искажений в восприятии времени не происходило. Происходило
комплексное искажение аккордов, и то, что должно было звучать гармонично,
неожиданно звучало как диссонанс. Такое специфичное искажение позволяет
предположить, что перед нами уникальный инструмент изучения связи физического
звука и того, как мы его воспринимаем. Дело в том, что звук, входящий в наше ухо
может разительно отличаться от нашего о нем представления. Опыты показали, что
DIPT оказывает влияние на восприятие звуков у всех людей. Во время одного
эксперимента два человека с абсолютным слухом определяли высоту отдельных нот
до, во время и после принятия препарата. Их ответы были совершенно правильными
до принятия препарата, потом они стали ошибаться чаще и чаще, потом, когда
действие вещества закончилось, они снова стали давать правильные ответы. Таким
образом было доказано наличие уникального действия DIPTа, и был составлен его
график, в зависимости от дозировки.
     Таким образом мы получили прекрасный инструмент исследования одной из
сложнейших функций человеческого мозга. Может быть удастся изучить на какие
нейротрансмиттеры он влияет, может быть можно будет изучить динамику его
действия на организм. А как он будет влиять на людей без слуха? А как он
подействует на шизофреника, которому слышатся неземные голоса?
     А самое главное - этот препарат может стать прототипом нового инструмента.
Возникает много вопросов: что нам нужно от нового препарата, нового инструмента?
как нам создать этот новый препарат? как мы будим изучать его свойства? и какие
новые препараты мы можем создать на его базе? И этот цикл вопросов можно
повторять бесконечное число раз. И тогда, может быть, мы придем к созданию
какого-нибудь совершенно удивительного вещества, с помощью которого можно будет
еще больше узнать о загадках человеческого сознания.
     В этом и заключается настоящее волшебство концепции "создания авторских
веществ".



ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ХИМИЯ И ПОЛИТИКА.

ГЛАВА 21. МОЖЕМ ЛИ МЫ И НУЖНО ЛИ НАМ ?

      Примерно неделю назад я возвращался с ежегодного совещания Клуба Совы, со
мной в машине был Мартин, и мы заговорили о только что прослушанном докладе
одного техасского онколога. Хотя доклад был скучный, зато построен он был по
всем законам логики, и речь в нем шла о канцерогенных факторах окружающей среды,
особенно о тех из них, которых можно было бы избежать. Не удивительно, что
больше всего говорилось о вреде табака.
      Я не помню всех данных статистики, но помню, что они потрясали. В начале
века рак легких был редчайшим диагнозом, сегодня это одна из основных причин
смерти, причем как мужчин, так и женщин. Без сомнения, сердечные приступы и
эмфизема также напрямую связаны с курением. То же можно сказать о раке мочевого
пузыря. В общем, сигареты стали важнейшим канцерогенным фактором со всеми
вытекающими из этого трагическими социальными и экономическими последствиями. И
вот мы стали рассуждать, можно ли запретить курение табака.
      Получилась как бы, игра - я предлагал некое ограничение, Мартин
комментировал его и предлагал следующий шаг и т.д. В результате мы разработали
примерно такую программу по запрещению табака, рассчитанную на десять лет:
      Сначала постепенно сокращаем субсидии табачным плантациям, так, чтобы
фермеры могли бы перейти на другие культуры. Уже на этом этапе мы экономим
государственные деньги. Потом вводим закон, по которому курение в общественном
месте становится правонарушением. Скажем - штраф пять долларов с конфискацией
окурка. При этом выдается квитанция, так что если курение прописано тебе врачом,
ты можешь через суд вернуть себе пять баксов (и окурок). Именно так в Париже
успешно запретили звуковые сигналы машин. Сначала пытались угрожать арестом и
штрафом после суда. Не помогало - все равно постоянные гудки на улице. И вдруг
распоряжение - за неоправданный гудок штраф пять тысяч франков на месте. И все -
через двадцать четыре часа - полная тишина. Поэтому - запрет на курение в
общественных местах. Пожалуйста, кури дома, в машине, в гостиничном номере, в
телефонной будке - там, где нет других людей.
      Потом, когда запрет на курение в общественном месте станет нормой
поведения, вводим государственную монополию на продажу табачных изделий. Теперь
сигареты можно купить только в определенные часы. Опять-таки мы серьезно
помогаем бюджету, по примеру Швеции, где были национализированы все
фармацевтические предприятия. А полученные деньги направляем на медицинские
исследования, например, в области онкологии. Я думаю, никто не будет возражать.
      Мы с Мартином вошли во вкус. Через пару лет - затягиваем гайки. Теперь
преступлением становится ношение открытой пачки сигарет. Перед бедным
курильщиком встает выбор - либо бросать курить (этого мы и добиваемся), либо
уйти из общественной жизни (по крайней мере их теперь не увидишь на улицах). И
если во время обыска у тебя нашли открытую пачку сигарет, это считается
отягчающим обстоятельством.
      Конечно появится черный рынок табака, контрабанда станет доходным делом,
но все равно через некоторое время человеческие страдания и государственные
затраты, вызываемые курением табака, сократятся до приемлемых размеров.
Внушительная программа.
      Я спросил у Мартина:
     - Как ты считаешь, можно воплотить нашу программу в жизнь?
     - Да, хотя работы у полиции заметно прибавится.
     - А нужно ли нам воплощать ее в жизнь?
     После недолгой паузы Мартин улыбнулся и покачал головой:
     - Нет. У нас отличная система гражданских свобод, и не хотелось бы ее
терять, даже если с медицинской точки зрения программа оказалось бы очень
полезна.
     - А почему тогда запрещен героин?
     Мартин не смог ответить.

ГЛАВА 22. БАРЬЕРЫ НА ПУТИ ИССЛЕДОВАНИЙ.

     (Рассказывает Шура)

     Последнее время становится невозможно отследить весь поток научных
публикаций. Каждый год появляются новые журналы, которые освещают еще более
узкую область и обращаются еще к более узким специалистам. Частично причина
появления этих журналов - сложившаяся в научном мире этика, заставляющая гнаться
за количеством публикаций, потому что от него зависит твой статус. Эта этика
сильно давит на молодого ученого, которому нужно выдавать публикации, чтобы
утвердиться в университете или пробить финансирование для своих проектов. По
этому поводу есть замечательная шутка: Кто такой фармаколог? Это человек,
публикующий по крайней мере семь работ по поводу одного укола. Иногда такая
практика называется "наука ломтиками". Работа за работой выходит в свет об одном
и том же эксперименте, но о разных его аспектах. Вводим препарат в беременную
мышь. Запускаем ее в лабиринт - готова работа о различении препарата. Собираем
ее помет - работа об изменении обмена веществ. Еще раз через некоторое время
собираем ее помет - и обращаем внимание научной общественности на
фармакодинамические кинетические изменения. Когда у мыши появляется потомство -
пишем заметку в журнал о генетических изменениях, и т.д., и т.п. Иногда автор
прячет факт самого укола в экспериментальной части, иногда - не стремится скрыть
свою лень, справедливо полагая, что никто не захочет, да и не сможет физически
отследить всю литературу по данному вопросу.
     Другая причина увеличения потока научных публикаций - самовыражение другого
рода. Представим себе некого стареющего профессора ботаники, который решил
узнать, сколько ученых еще помнят о его удачной работе двадцатилетней давности
по описанию растений рода xelorhrobida. "Может уже пора выпустить бюллетень
"Заметки о кселорробидах". Наверное, я уговорю издательство, если найду двести
подписчиков. И попрошу всех моих друзей прислать мне по заметке в обмен на
должности зам. редактора и бесплатные годовые подписки.
     Обычный налогоплательщик не представляет, сколько государственных денег
уходит на такую чепуху. Каждый месяц появляется десятки журналов, иногда объемом
до пятидесяти страниц, причем, редакция обещает, что они будут выходить раз в
два месяца. Все они разбираются государственными библиотеками по баснословной
годовой подписке в районе 320 долларов. И как не трудно догадаться, часто
доживают только до второго номера. Многие такие журналы посвящены наукам,
появляющимся на стыках между разными дисциплинами, поэтому нередки названия
вроде: "Психонейроэндокринология", "Вопросы неврологии, нейрохирургии и
психиатрии", "Клеточная инженерия и биология развития". Иногда встречаются
откровенно местнические названия типа: "Комментарии профессора Макгира".
Выполнив свое назначение, журналы такого рода быстро исчезают. Это низший
уровень научных публикаций.
     Средний уровень состоит из изданий, которые специализируются на какой-то
отдельной научной дисциплине. Таких журналов много, они выходят на постоянной
основе и имеют свою аудиторию. Обычно название совпадает с тематикой:
"Токсикология", "Фитохимия", "Аналитическая химия", "Журнал фармакологии",
"Неврология". Часто эти журналы издаются научными обществами и служат
дополнительным уровнем общения, позволяя не только обмениваться новой
информацией, но и просто поддерживать контакт между ежегодными конференциями.
Примером таких изданий являются "Журнал американского химического общества" и
"Журнал королевского медицинского общества". Публикация в таких журналах
является признанием статуса ученого, так же как и членство в научном обществе. "
- Вы фармаколог? - Да, я член общества фармакологов и публикуюсь в печатном
органе общества. - Ну, тогда вы точно фармаколог". Новые открытия становятся
достоянием научной общественности через публикации в таких журналах.
     А как насчет высшего уровня научных изданий, посвященных широкому спектру
исследований и дисциплин? Во времена моей молодости, когда я только начинал
осваивать этот чудесный мир, меня учили, что любая страна, претендующая на
статус передовой, имеет свой главный научный журнал - своего рода эмблему своей
науки. Для ученого публикация в таком журнале означала международное признание и
уважение со стороны коллег. В Англии был журнал "Science", в США "Nature",
Швейцарии "Experimenza", во Франции "Competes Revues", в Германии
"Naturwissenschaften". Изначальным принципом всех этих изданий было публиковать
работы по всем отраслям науки, но с годами стало ясно, что такой подход не
является самым выгодным в плане количества подписчиков, и все они стали более
специализированными, теряя направленность на читателя с широким кругом
интересов.
     "Science" - еженедельник AAAS - американской ассоциации развития науки -
отличный пример. Раньше журнал публиковал материалы по археологии, геологии,
астрономии, математике, эмбриологии и т.д. Сейчас редколлегия, к сожалению,
большую часть журнала посвящает генной инженерии и ДНК. Их можно понять,
учитывая, что государство выделяет десять миллиардов долларов на исследования в
данной области. Здесь есть деньги, здесь можно получить радостные отклики
читателей, здесь, в результате, можно больше заработать на рекламе. Но я
вынужден отметить, что считаю такую политику банальной проституцией, и поэтому я
почти забыл о своем членстве в AAAS.
     Насколько же я был удивлен, получив приглашение сделать доклад на
конференции ассоциации в Сан-Франциско, посвященной "авторским препаратам". Мне
также сообщили, что рамки темы жестко не ограничены. Я подумал, что на
конференции обязательно зайдет речь о МДМА, незадолго до этого попавшего в
список 1 (запрещенных препаратов) через процедуру, предусмотренную законом 84
года "О неотложном внесении в список запрещенных препаратов". После запрета
прекратились все клинические исследования МДМА, и я решил что мне нужно
посвятить свой доклад этой теме. По мнению властей МДМА не имеет никакой
ценности как лекарство - именно из-за этого его поместили в список 1 среди самых
опасных веществ. Теперь после прекращения всех исследований стало невозможно
доказать его ценность для медицины. Я видел, что власти лишают нас свободы
научного поиска и решил, что буду говорить об этом. Так почему бы не
использовать для этого конференцию AAAS 89 года?
     На следующих страницах я привожу текст моего доклада. Сначала я хотел
озаглавить его "Психеделики и генная инженерия", но потом я оставил эту идею.
Доклад был зачитан перед аудиторией из примерно четыреста ученых, и большинство
из них пропустило его мимо ушей.

     Барьеры на пути исследований.

     Несколько лет назад в докладе калифорнийской ассоциации токсикологов я
писал, что США может гордиться своим законом о запрещенных препаратах. Примерно
250 веществ и четыре растения были взяты под контроль федеральных служб, все они
строго определены и описаны, так что в судах практически не возникает споров по
поводу того, было ли конфискованное вещество запрещенным или нет.
     Также четко была разработана процедура внесения новых веществ в список
запрещенных. Если федеральные власти считали, что вещество стало опасным для
общества и требуется запрет на него, они публиковали свои соображения в
федеральном реестре. Через шестьдесят дней после публикации вещество либо
становилось запрещенным и помещалось в список 1 или 2 согласно потенциальной
опасности, либо назначались слушания, чтобы подробнее разобраться в данном
вопросе.
     Многие представители органов правопорядка были недовольны, что процедура
занимает слишком много времени. Поэтому в 1984 году был принят закон "О
неотложном внесении в список запрещенных препаратов", по которому внесение стало
возможным без слушаний и через тридцать дней после публикации. Закон было решено
применять только к веществам, угроза от которых общественному порядку была
очевидна. Было дано четкое определение, какие препараты могли попадать под
действие закона, да и слушания могли проводиться по требованию уже после
объявления запрета.
     Фентанил - синтетическое вещество, которое употреблялось в медицине уже
много лет, послужил поводом для принятия закона "Об аналогах запрещенных
препаратов". В 1986 году бельгийская фирма Janssen Pharmaceutica синтезировала
большое количество структурных модификаций Фентанила. Такие из них как
Анфентанил, Суфентанил, Лофентанил и Карфентанил были успешно внедрены во
врачебную и ветеринарную практику. По действию все эти вещества напоминают
морфин, с различиями по интенсивности и длительности действия. Ученые
синтезировали множество других структурных модификаций данного вещества.
     И вдруг одна такая модификация была замечена в уличной героиновой торговле.
Не успели органы правопорядка взять ее на заметку, появилась еще одна
разновидность препарата, и власти заволновались. Администрация по борьбе с
наркотиками DEA выразила опасение, что если новые модификации, которые кто-то
назвал "авторскими", по примеру "авторских джинс", будут дальше появляться на
черном рынке, работа полиции будет затруднена. Значит нужен новый закон, более
глобальный, чем закон 84 года.
     Обращаю ваше внимание на сам термин "авторские препараты". Я не понимаю,
как мы, ученые смогли допустить, что такой идиотский, унизительный термин
появился на нашем собрании, а мы даже не пытаемся показать его бессмысленность.
Мы все знаем, что любое новое вещество, неважно на кого ты работаешь, всегда
будет "авторским препаратом", который ты, автор, создал для определенных задач.
Может, для того, чтобы обойти закон об авторских правах и патентах или для того,
чтобы опубликовать научное сообщение. И всегда новый препарат будет модификацией
старого, хорошо известного вещества.
     DEA направила проработанный пакет предложений в Конгресс через генерального
прокурора. Там указывалось на необходимость принятия закона по "Авторским
препаратам", закона, который касался всех потенциально опасных новых веществ, не
входящих в официальную фармакопею. Так Конгресс получил четкую инструкцию, как
взять под контроль все "авторские препараты