тот же день я  бродил  по  воде  у  берега  нашего  острова  и  вдруг
почувствовал, как что-то обвило мою щиколотку и крепко вцепилось в нее.  Это
был осьминог. Он был невелик, но ощущение обвившихся  вокруг  ноги  холодных
щупальцев и обмен взглядом со  злобными  маленькими  глазками,  сидевшими  в
синевато-красном мешке с клювом, были омерзительны. Я тряхнул ногой изо всех
сил, но метровый осьминог взлетел вместе с ней и не  отпускал  ее.  По  всей
вероятности, его соблазнил бинт, которым была повязана моя щиколотка. С этой
чертовщиной на ноге я прыжками выбрался на берег. Страшилище отпустило  меня
лишь тогда, когда я ступил на сухой песок, и медленно поползло по мелководью
к лагуне, вытянув щупальца и выпучив  глаза,  готовое  к  новому  нападению.
Осьминог исчез лишь после того.  как  я  швырнул  в  него  несколько  кусков
коралла.
     Многочисленные приключения на рифе вносили приятное разнообразие в нашу
райскую жизнь на острове. Но здесь мы  не  могли  оставаться,  и  пора  было
подумать о том, как  нам  отсюда  выбраться.  Через  неделю  после  крушения
"Кон-Тики" уже почти перевалил через риф и довольно крепко держался на сухом
грунте. На пути к лагуне огромные бревна снесли  и  отломали  большие  куски
кораллов, но теперь деревянный плот лежал  неподвижно,  и  все  наши  усилия
сдвинуть и стащить его ни к чему не привели.  Если  бы  нам  только  удалось
перетащить остатки плота в  лагуну,  то  мы  смогли  бы  без  особого  труда
установить мачту, оснастить ее парусом, переплыть с  попутным  ветром  через
чудесную  лагуну  и  посмотреть,  что  находится  на  другой  стороне.  Если
какие-нибудь из островов обитаемы, то они должны находиться  на  востоке  за
горизонтом, там, где атолл поворачивает свой фасад  к  рифу  с  подветренной
стороны.
     Шли дни...
     Однажды утром один из наших парней влетел в палатку и заявил, что видел
в лагуне белый парус. С верхушки пальмы нам действительно удалось разглядеть
маленькое, совершенно белое пятнышко на фоне голубой лагуны. Несомненно, это
был парус, находившийся близко  от  берега  на  другой  стороне  лагуны.  Мы
видели, как он переложил галс. Вскоре появился еще один парус.
     Паруса понемногу росли и приближались. Они направлялись прямо к нам. Мы
подняли на пальму французский флаг и размахивали длинным шестом с норвежским
флагом.  Первый  парус  был  уже  близко,  и  мы  могли  различить,  что  он
принадлежал  полинезийской  лодке   с   балансиром.   Парус,   однако,   был
современный.
     Две коричневые фигуры стояли на борту, рассматривая нас.  Мы  помахали.
Они ответили и поплыли прямо на отмель.
     - Иа ора на! - приветствовали мы их по-полинезийски.
     - Иа ора на! - хором ответили они, и один из  них  спрыгнул  в  воду  и
пошел к нам по песчаной отмели, таща за собой каноэ.
     У обоих была одежда белых, но тела  были  коричневые.  Они  были  босы,
крупного сложения.  Самодельные  соломенные  шляпы  защищали  их  головы  от
солнца. Они приближались несколько неуверенно,  но  когда  мы  улыбнулись  и
закивали им головой, они обнажили в улыбке белоснежные зубы, и  это  сказало
нам больше всяких слов.
     Маше приветствие по-полинезийски удивило и ободрило их, точно  так  же,
как в свое время нас самих  поразило,  когда  их  единоплеменник  с  острова
Ангатау закричал нам "спокойной  ночи"  по-английски.  Они  начали  какую-то
длинную  историю  по-полинезийски  и  говорили,  пока  не  сообразили,   что
изливаются впустую. Больше им нечего было сказать, они любезно захихикали  и
указали на подходившее к берегу второе каноэ.
     На нем было трое мужчин, и когда они вышли на  берег  и  приветствовали
нас, оказалось, что один из них немного говорит  по-французски.  Мы  узнали,
что на одном из островов по ту сторону  лагуны  расположена  деревня  и  они
видели свет от нашего костра несколько дней назад.  Но  в  рифе  Рароиа  был
только один проход к островам вокруг  лагуны,  он  находился  неподалеку  от
деревни, и никто не мог приблизиться к островам за рифом без ведома  жителей
деревни. И вот старики решили, что  свет,  который  они  видели  на  рифе  в
восточном   направлении,   не   костер,   разведенный   людьми,   а    огонь
сверхъестественного происхождения. И тогда у  всех  пропало  всякое  желание
узнать причину света. Но затем по лагуне к деревне приплыла крышка от ящика,
на которой были какие-то буквы. Двое островитян, которые  бывали  на  Таити,
знали алфавит, и они расшифровали надпись и  прочли,  что  на  крышке  ящика
большими черными буквами было написано "Тики". После этого уже не оставалось
никаких сомнений в том, что на рифе находятся призраки, потому что Тики  был
их давным-давно умершим предком, праотцем их  племени.  Но  затем  к  берегу
прибило сигареты, какао, герметически упакованный хлеб  и  ящик  со  старыми
башмаками, и тогда все поняли,  что  на  восточной  стороне  рифа  произошло
кораблекрушение. Вождь выслал два каноэ за теми, кто спасся, жил и  разводил
костер на острове.
     Переводчик по просьбе своих единоплеменников  спросил  нас,  почему  на
крышке ящика было написано "Тики". Мы объяснили, что надпись "Кон-Тики" была
на всем нашем снаряжении, так как это было названием нашего судна.
     Наши новые друзья громко выражали свое удивление, узнав, что  все  люди
на потерпевшем крушение судне спаслись и находившиеся на рифе обломки и были
судном, на котором мы пришли. Они хотели тотчас взять всех  нас  в  каноэ  и
увезти с собой в деревню. Мы поблагодарили  их.  но  отказались.  Мы  хотели
дождаться, пока "Кон-Тики" сорвется с  рифа.  Они  испуганно  посмотрели  на
остов на рифе. Нельзя было и мечтать,  чтобы  снова  спустить  на  воду  эти
обломки. Переводчик настаивал, что все же будет лучше, если мы отправимся  с
ними; вождь дал определенный приказ - без нас не возвращаться.
     Тогда мы решили, что один из нас отправится нашим  послом  к  вождю  и.
возвратясь обратно, расскажет, как обстоят дела на  другом  острове  лагуны.
Плот мы ни за что не оставим на рифе; не могли мы бросить на произвол судьбы
и наше снаряжение. С островитянами отправился  Бенгт.  Островитяне  спихнули
свои два каноэ с отмели и скоро исчезли, гонимые попутным ветром, в западном
направлении.
     На  следующий  день   горизонт   буквально   кишел   белыми   парусами.
По-видимому. островитяне шли за нами со всем своим флотом.
     Все каноэ направлялись к нам, и когда они подошли ближе, мы  увидели  в
первой лодке нашего Бенгта. Он размахивал шляпой и был  окружен  коричневыми
фигурами. Он крикнул нам, что с ним в каноэ идет сам вождь, и  мы  поспешили
выстроиться в почетный караул, пока островитяне брели по воде к берегу.
     Бенгт  представил  нас  вождю  с  большими   церемониями.   Его   звали
Тепиураиарии Териифаатау. Бенгт добавил, что вождь поймет, что  мы  имеем  в
виду его, если мы будем называть его Тека. Мы стали звать его Тека.
     Вождь Тека был высокий, стройный полинезиец, с очень умными глазами. Он
был важным лицом - наследником  старого  царского  рода  Таити.  Он  являлся
вождем как на островах Рароиа, так и  Такуме.  Учился  в  школе  на  острове
Таити, говорил по-французски и мог читать  и  писать.  Он  сказал  мне,  что
главный город в Норвегии называется Христиания, и спросил, знаю ли  я  Бинга
Кросби.  Далее  он  рассказал,  что  за  последние  десять  лет  только  три
иностранных корабля посетили Рароиа,  но  несколько  раз  в  год  в  деревню
приходит шхуна из Таити, которая забирает ядра кокосовых орехов, оставляя  в
обмен различные товары. Они уже давно ждут шхуну, и она может прийти в любой
момент.
     Бенгт кратко сообщил нам, что на Рароиа нет  ни  школы,  ни  радио,  ни
белых людей. Все сто двадцать семь обитателей деревни сделали все возможное,
чтобы  мы  чувствовали  себя  у  них  хорошо,  и  подготовили  нам   большой
праздничный прием.
     Вождь прежде всего изъявил желание посмотреть на судно, на котором  нас
выбросило живыми на риф. Мы пошли вброд к "Кон-Тики" в сопровождении  целого
хвоста островитян. Когда мы приблизились, они внезапно остановились и начали
хором что-то кричать. Бревна "Кон-Тики" были видны теперь  совершенно  ясно.
Один из наших коричневых друзей закричал:
     - Это не лодка, это паэ-паэ!
     - Паэ-паэ! - повторяли все хором.  Они  галопом  пробежали  по  рифу  и
взобрались на "Кон-Тики". Словно дети, они в восторге  ползали  по  плоту  и
трогали бамбуковые плетенки, тросы. Вождь был в таком же восторге, как и все
остальные. Он вернулся к нам с задумчивым выражением лица:
     - "Тики" - вовсе не судно, это всего-навсего паэ-паэ.
     "Паэ-паэ" по-полинезийски означает "плот" или "помост",  а  на  острове
Пасхи также и "каноэ". Вождь рассказал нам, что паэ-паэ на острове уже давно
исчезли, но старики в деревне могли бы рассказать старые предания о паэ-паэ.
Островитяне перекрикивали друг друга  в  восхищении  от  огромных  бальзовых
деревьев, но от тросов они воротили носы. Такие  канаты  долго  не  выдержат
морскую воду и солнце.  Они  с  гордостью  показывали  нам  свои  крепления,
сплетенные из волокон кокосового ореха, которые были как  новые  после  пяти
лет употребления.
     Мы вернулись по мелководью с рифа на  островок  и  назвали  его  "Фенуа
Кон-Тики", что означает "Остров Кон-Тики". Это название выговаривали мы все,
но нашим коричневым  друзьям  пришлось  попотеть  над  норвежскими  именами.
Поэтому они пришли в бурный восторг, когда я сказал, что они могут  называть
меня Тераи Матеата, потому что это имя я получил от  великого  вождя  Таити,
усыновившего меня, когда я впервые прибыл в эти края.
     Часть островитян перенесли из каноэ на берег привезенных с  собой  кур,
яйца и плоды хлебного дерева. Другие в  это  время  ловили  рыбу  в  лагуне,
третьи разводили костер. Нам пришлось рассказать  все  наши  приключения  на
паэ-паэ в море, и они без конца просили повторять историю с китовой акулой и
каждый раз, когда рассказ доходил до того, что Эрик метнул гарпун  в  голову
акулы, издавали возбужденные крики. Они сразу узнали на рисунках всех рыб  и
говорили их  названия  по-полинезийски.  Но  китовую  акулу  и  макрель-змею
Gempylus они никогда не видели и ничего о них не слыхали.
     Наступил вечер, и мы, к великой радости всего общества, включили радио.
Больше всего вкусам островитян соответствовала церковная музыка. Но это было
лишь до тех пор. пока мы, к нашему собственному удивлению, вдруг внезапно не
поймали музыку танца "хула" из Америки. Самые  подвижные  немедленно  начали
размахивать поднятыми над головой руками, и скоро вся компания была на ногах
и в такт музыке танцевала "хула-хула". Надвинулась ночь, мы все разместились
вокруг  костра.  Для  островитян  все  это  было   таким   же   великолепным
приключением, как и для нас.
     Утром, когда мы проснулись, островитяне были  уже  на  ногах  и  жарили
только что наловленную рыбу; шесть открытых кокосовых орехов только и ждали,
чтобы мы утолили свою утреннюю жажду.
     В тот день море у рифа шумело сильнее, чем обычно,  ветер  усилился,  и
прибой взлетал высоко в воздух у обломков плота.
     - Сегодня "Тики" придет к нам, - сказал  вождь,  указывая  на  плот.  -
Прилив будет высокий.
     Около 11 часов вода устремилась мимо нас в лагуну. Лагуна  наполнялась,
как гигантская чаша, вода поднималась вокруг всего острова;  позднее,  днем,
целая река потекла со стороны моря. Вода постепенно поднималась с террасы на
террасу, и риф все больше и больше исчезал под водой. Масса воды катилась по
обе стороны острова, отрывая большие коралловые глыбы  и  закрывая  обширные
песчаные мели, которые бесследно исчезали, как мука, которую развеял  ветер,
а другие в это время возникали. Мимо  нас  проплыли  бамбуковые  обломки,  и
"Кон-Тики" тронулся с места.
     Все, что лежало на берегу, было перенесено вглубь острова,  чтобы  вещи
не были унесены приливом. Вскоре над водой торчали лишь самые большие  камни
рифа, а все песчаные берега нашего острова исчезли под  водой.  Она  подошла
уже к травяному покрову плоского, как блин, острова. Мы  начали  чувствовать
себя неловко. Казалось, что на нас хлынул весь океан. "Кон-Тики" развернулся
и потел, пока не наткнулся на коралловые глыбы.
     Островитяне бросились в воду и то вплавь, то вброд через  водовороты  и
мели добрались до плота. Кнут и Эрик побежали  за  ними.  Тросы  уже  лежали
наготове на плоту, и когда он перемахнул через последние коралловые глыбы  и
освободился из когтей  рифа,  островитяне  ухватились  за  концы  в  надежде
удержать плот. Но они не знали ни нашего "Кон-Тики",  ни  его  необузданного
стремления на запад. Они беспомощно потянулись за ним, держась за  концы,  а
он уже шел на хорошей скорости через риф в лагуну.
     Плот попал в спокойные воды лагуны и на  мгновение  задержался,  словно
оценивая положение и дальнейшие возможности. Но  больше  у  него  ничего  не
вышло.  Прежде  чем  ему  удалось  отыскать  выход  из  лагуны,  островитяне
захлестнули конец за  пальму.  И  вот  "Кон-Тики"  накрепко  пришвартован  в
лагуне. Судно  пропутешествовало  но  морю  и  по  суше,  перемахнуло  через
баррикаду и благополучно прибыло в лагуну внутри острова Рароиа.
     Подбадривая себя боевыми криками, в которых особенную бодрость  вызывал
припев "Кэ-кэ те-хуру-хуру",  мы  притянули  "Кон-Тики"  к  берегу  острова,
носившего его имя. В тот день вода поднялась на 4 фута выше обычного. Мы уже
гадали, не исчезнет ли весь остров под водой. Ветер гнал волны в лагуну, а в
узких мокрых каноэ могла уместиться лишь небольшая часть нашего груза.
     Островитяне вынуждены были спасаться бегством в свою деревню.  Бенгт  и
Герман, узнав, что в деревне лежит в хижине умирающий  мальчик,  отправились
вместе с ними, чтобы полечить ребенка пенициллином.
     Весь следующий день мы оставались вчетвером на острове Кон-Тики.
     Восточный  ветер  дул  настолько  сильно,  что  островитяне  не   могли
переправиться через лагуну. Дно ее было усеяно коралловыми глыбами.  Утихший
прилив снова повел яростное наступление, катясь длинными рядами волн.
     На третий день стало спокойнее. Мы  смогли  нырнуть  под  "Кон-Тики"  и
нашли, что все девять бревен были целы, хотя риф и отщепил от каждого из них
по несколько дюймов.
     Крепления так глубоко врезались в бревна, что только четыре троса  были
перерезаны кораллами.
     Мы начали наводить порядок на плоту. Наше гордое судно стало  выглядеть
лучше, когда мы прибрали на палубе, установили хижину,  срастили  и  подняли
мачту.
     Днем на горизонте  опять  показались  паруса:  шли  островитяне,  чтобы
забрать нас и остальной груз. Герман и Бенгт были с ними.
     Они сообщили нам, что жители деревни приготовили большое пиршество. Нас
просили, когда мы подойдем к их острову, не выходить на берег  до  тех  пор.
пока не получим приглашения.
     Подгоняемые попутным свежим ветром, мы пустились через  лагуну  шириной
около 7 морских  миль.  Было  грустно  расставаться  со  знакомыми  пальмами
острова Кон-Тики, кивавшими нам на прощанье  своими  кронами;  а  затем  они
слились все вместе и превратились в маленький, трудно  различимый  островок,
похожий на другие такие же острова у  восточной  части  рифа.  Зато  впереди
вырастали другие, более крупные острова. На одном из них мы увидели насыпь и
дым, поднимавшийся над хижинами, разбросанными среди пальм.
     Деревня, казалось, вымерла, ни одного человека не было видно.  Что  они
затеяли? Внизу  на  берегу,  за  насыпью  из  коралловых  глыб,  мы  наконец
рассмотрели две одинокие  фигуры:  одна  была  длинной  и  тощей,  другая  -
короткой и круглой, как бочка. Мы сошли на землю и приветствовали их  обоих.
То были вождь Тека и его помощник  Тупухое;  дружелюбная  и  широкая  улыбка
Тупухое сразу же завоевала наши симпатии. Тека был дипломатом и  умницей,  а
Тупухое был дитя природы, обладавший таким юмором и такой физической  силой,
какие редко встречаются. У него было мощное тело и величественные черты лица
- нам казалось, что таким  и  должен  быть  настоящий  полинезийский  вождь.
Тупухое и был вождем на острове, но Тека понемногу  захватывал  все  большую
власть в свои руки: он  говорил  по-французски,  умел  читать  и  писать,  и
капитанам шхун, приходившим из Таити за  копрой,  не  удавалось  обсчитывать
жителей деревни.
     Тека объяснил, что нам нужно всем вместе пройти к общественному дому  в
деревне. Когда все вышли на берег, мы выстроились в торжественную  процессию
и зашагали. Впереди шел Герман с флагом, развевающимся на древке от гарпуна,
а за ним шествовали оба вождя; между ними шел я.
     В деревне мы увидели много такого, что говорило о ее торговле с  Таити:
мы видели доски и гофрированное железо, привезенное на шхунах.  Одни  хижины
были построены в  обычном  полинезийском  стиле  -  из  прутьев  и  плетеных
пальмовых листьев, другие были сколочены гвоздями из досок по типу маленьких
тропических бунгало. Большое дощатое  здание,  стоявшее  среди  пальм.  было
новым общественным домом, в котором нам,  шестерым,  предстояло  жить.  Неся
перед собой флаг, мы вошли внутрь дома через маленькую заднюю дверь и  вышли
из него на широкие ступени перед фасадом. Перед нами на площади  стояли  все
жители деревни: мужчины, женщины и дети, старые и молодые  -  все,  кто  мог
ходить или ползать. Все были чрезвычайно серьезны; даже наши веселые друзья,
побывавшие на острове Кон-Тики, стояли вытянувшись среди  других,  ни  одним
движением не показывая, что они с нами знакомы.
     Мы вышли на ступени, и тогда все собравшиеся открыли  рты  и  запели...
Марсельезу! Вождь, знавший слова, был запевалой, и пели они хорошо, несмотря
даже на то, что некоторые старухи на высоких нотах спотыкались.  Здорово  им
пришлось, наверно, прорепетировать! Перед ступенями развевались  французский
и норвежский флаги, и на этом  закончилась  официальная  часть  церемонии  и
приема вождя Теки. Он спокойно отступил в сторону, и церемониймейстером стал
выскочивший  вперед  тучный  Тупухое.  Он  энергично   взмахнул   рукой,   и
собравшиеся запели другую песню, На этот раз она звучала лучше,  потому  что
они сами придумали мелодию и слова были полинезийские. Петь свои собственные
хула (мелодии) они умели. Мелодия была такой чарующей в  своей  трогательной
простоте, что у нас мурашки побежали по  спине.  Южные  моря  покорили  нас.
Несколько человек выступали  запевалами,  и  через  определенные  промежутки
времени хор подхватывал припев. Мелодия была с вариантами,  хотя  текст  был
один и тот же:
     "Здравствуйте, Тераи Матеата и твои люди, пришедшие  к  нам  на  Рароиа
через море на паэ-паэ, здравствуйте! Оставайтесь у нас надолго и  поделитесь
с нами воспоминаниями, чтобы мы всегда были вместе, даже когда вы  уедете  в
свою далекую страну. Здравствуйте!"
     Мы попросили их спеть эту песню еще раз. Поборов  первую  робость,  они
оживлялись все больше и больше. Тупухое попросил меня рассказать народу, как
мы прибыли по морю на паэ-паэ -  все  ждали  этого  повествования.  Я  начал
говорить по-французски, а Тека переводил фразу за фразой.
     Моего выступления ждали необразованные, но в высшей  степени  смышленые
коричневые люди. Я рассказал им, как я жил  раньше  среди  их  собратьев  на
островах Южных морей, где впервые услышал об их первом вожде  Тики,  который
привел их праотцев на острова из таинственной  страны  -  о  ней  никто  уже
больше ничего не знал. Но в далекой стране, называемой Перу, правил когда-то
могучий  вождь,  которого  звали  Тики.  Народ  называл   его   Кон-Тики   -
Солнце-Тики; он говорил, что происходил от солнца. Тики с  людьми  исчез  из
своей страны на больших паэ-паэ, и поэтому мы, шестеро, считаем, что он  был
тем самым Тики, который прибыл на эти острова. Так как никто не  верил,  что
на паэ-паэ можно перейти океан, то мы сами отправились на плоту из  Перу.  И
вот мы здесь. Значит, это возможно.