чтобы   маленькая
радиостанция, расположенная в углу хижины, всего лишь на высоте одного  фута
от поверхности воды, невзирая на брызги и  сырость,  работала  бесперебойно.
Каждую ночь они поочередно  посылали  в  эфир  сообщения  и  сводки  погоды,
которые  принимали   энтузиасты-радиолюбители   и   пересылали   дальше,   в
метеорологический институт в Вашингтоне  и  другие  организации.  Эрик  чаще
всего сидел и чинил паруса. Сплесневал* канаты или же вырезал  из  дерева  и
делал наброски бородатых мужчин и курьезных рыб.
     *Сплесневать-соединять две веревки или два конца лопнувшей снасти.

     Ежедневно в полдень он доставал секстант и  забирался  на  ящик,  чтобы
посмотреть на солнце и  подсчитать,  насколько  мы  продвинулись  вперед  за
истекшие сутки. У меня  самого  дел  было  по  горло  -  ведение  вахтенного
журнала, составление отчетов, сбор планктона, ловля рыб и  фотографирование.
У каждого была своя работа, и  никто  не  вмешивался  в  дела  другого.  Все
скучные работы -- управление плотом, варку пищи - мы  поделили  поровну.  На
каждого приходилось по два часа  дневной  и  по  два  часа  ночной  вахты  у
кормового весла. Выполнение обязанностей кока зависело от общего  расписания
дежурств. На плоту у  нас  почти  не  было  никаких  правил  и  законов,  за
исключением лишь того, что ночной вахтенный обязательно обвязывался бечевой,
спасательный круг имел свое определенное место, мы никогда не ели в хижине и
незаменимое "укромное местечко" находилось в конце кормы. В случае, если  на
борту нужно было принять важное  решение,  мы,  подобно  индейцам,  созывали
"пау-вау" и тщательно обсуждали вопрос, прежде чем  прийти  к  какому-нибудь
выводу.
     Обычно день на  "Кон-Тики"  начинался  с  того.  что  последний  ночной
вахтенный энергичным встряхиванием  возвращал  кока  к  жизни,  и  тот,  еще
сонный, выползал на мокрую от росы, освещенную  утренним  солнцем  палубу  и
начинал собирать летучих  рыб.  Мы  пренебрегали  рецептами  полинезийцев  и
перуанцев и не ели рыбу сырой, а жарили ее на небольшом примусе, стоявшем  в
ящике, крепко привязанном к палубе прямо при выходе из хижины. Этот ящик был
нашим камбузом. Он был хорошо защищен от юго-восточного пассата, который дул
обычно с кормы. Случалось, что ветер и море слишком уж жонглировали пламенем
примуса, и тогда огонь начинал лизать  ящик;  а  однажды,  когда  кок  вдруг
заснул, огонь охватил  весь  ящик  и  бамбуковую  стену  хижины.  Пожар  был
потушен, как только мы почувствовали запах дыма в хижине, и уж чего-чего,  а
воды на "Кон-Тики" было сколько угодно.
     Редко случалось, чтобы запах жареной рыбы будил храпящих  в  бамбуковой
хижине людей; и коку постоянно приходилось тыкать в них  вилкой  или  тянуть
"Завтрак готов" таким противным голосом, что никто долго не выдерживал. Если
вблизи плота не было видно плавников акулы, то день начинался  с  того,  что
каждый из нас быстро окунался в  океан,  после  чего  следовал  завтрак  под
открытым небом на краю плота.
     Питание  на  плоту  было  у  нас  превосходным  и  отличалось   большим
разнообразием: у нас была современная кухня XX века и отдельная кухня V века
во вкусе Кон-Тики. Подопытными кроликами были Бенгт и  Турстейн:  их  рацион
ограничивался содержимым  небольших  картонок  со  специальными  продуктами,
которые мы хранили между  бревнами  и  бамбуковой  палубой.  Рыбу  и  другие
продукты моря они не очень долюбливали. Мы  регулярно  разбирали  бамбуковую
палубу и доставали свежий запас картонок,  которые  были  надежно  привязаны
перед  хижиной.  Густой  слой  асфальта,  покрывавший   картонки,   оказался
великолепной защитой,  тогда  как  в  лежавшие  рядом  с  ними  герметически
закрытые консервные  банки  быстро  проникала  морская  вода  и  портила  их
содержимое.
     Надо сказать, что Кон-Тики во время  своего  путешествия,  конечно,  не
имел ни асфальта, ни герметически закрытых банок с консервами, но все же  он
не испытывал затруднений с продовольствием. И в те времена пища состояла  из
того, что  было  взято  с  собой  в  дорогу  и  что  добыто  в  пути.  Можно
предполагать, что у Кон-Тики, когда он отплыл из Перу  после  поражения  при
озере Титикака,  были  две  возможности.  Будучи  признанным  представителем
солнца у народа, поклонявшегося солнцу, он мог выйти в  море  и  поплыть  за
солнцем, в надежде найти новую, более миролюбивую страну. Но  он  мог  также
отправиться на плотах на север, вдоль берега Южной Америки, чтобы высадиться
там и основать подальше от врагов  новое  государство.  В  своем  стремлении
избежать опасных прибрежных скал и столкновений с враждебными  племенами  он
должен был, как и мы, неизбежно стать легкой добычей юго-восточных  пассатов
и течения Гумбольдта, и силы природы неумолимо должны были погнать его плоты
на запад тем же полукружным путем, по которому шли и мы.
     Но какие бы планы ни были у поклонников солнца,  покидая  свою  родину,
они,  во  всяком  случае,  позаботились,  чтобы  на  плоту  было  достаточно
продовольствия  для  путешествия.  Сушеное  мясо,  рыба,  сладкий  картофель
составляли основу их первобытного стола. Известно также, что  когда  древние
мореплаватели пускались в плавание вдоль пустынных берегов Перу, у них  были
на плотах достаточные запасы воды. Вместо глиняных кувшинов они  употребляли
громадные высушенные тыквы, легко выдерживавшие  толчки  и  удары,  или  еще
более удобные при плавании на плотах толстые стволы гигантского бамбука. Они
пробивали в них перегородки, воду вливали через маленькое отверстие на одном
конце,  которое  потом  плотно  затыкали  пробкой  или  замазывали   смолой.
Тридцать-сорок таких толстых бамбуковых стволов крепко  привязывались  вдоль
плота под палубой, где они лежали  в  тени  и  постоянно  омывались  морской
водой,  температура  которой  в  экваториальных  течениях  достигает   26-27
градусов Цельсия. Такой запас воды почти вдвое превышал  наш,  и  его  можно
было легко увеличить  за  счет  нескольких  добавочных  бамбуковых  стволов,
подвязав их под дно плота: они не занимали места.
     Месяца через два мы заметили, что питьевая вода начала тухнуть и  стала
невкусной. Но к тому времени мы уже  прошли  первую  половину  пути.  Бедные
дождями районы остались позади, и мы давно были в полосе, где сильные  ливни
снабжали нас в достаточном количестве питьевой водой.  На  каждого  человека
приходилось по одному с четвертью литра воды в день, и мы не всегда выпивали
эту норму.
     Но если даже наши предшественники отправлялись в путь  без  достаточных
запасов,  они  прекрасно  могли  обходиться  без  них,  уносимые   течением,
изобиловавшим рыбой. В течение всего нашего путешествия не  было  ни  одного
дня, когда вокруг плота не кишела рыба, которую легко можно было поймать.  И
едва ли были дни. когда летучие рыбы сами не залетали  бы  на  плот.  Иногда
случалось, что даже большие, восхитительно вкусные бонито попадали вместе  с
волной на корму плота и оставались на ней, а вода  уходила  между  бревнами,
как сквозь сито. Умереть с голоду было невозможно.
     Древним индейцам  было  также  хорошо  известно  свойство  свежей  рыбы
выделять жидкость, утоляющую жажду. Это открытие сделали во  время  войны  и
многие наши современники, потерпевшие кораблекрушение.  Эту  жидкость  можно
получить, отжав завернутые в ткань  куски  рыбы;  если  же  рыба  достаточно
велика, то надо вырезать  у  нее  сбоку  кусок  мяса;  место  выреза  быстро
заполняется жидкостью,  выделяемой  лимфатическими  железами.  Конечно,  это
питье не очень вкусно, особенно если имеется что-нибудь получше, но  процент
соли в нем, во всяком случае, так мал. что жажда легко утоляется.
     Мы  заметили,  что  потребность  в  воде  уменьшается,  если  регулярно
купаться, а затем мокрыми лежать в прохладной хижине. В случае, если  вокруг
плота величественно патрулировали акулы и мешали нам выкупаться, мы ложились
на корме на бревна и крепко вцеплялись в трос руками и пальцами  ног.  Тихий
океан через каждые несколько секунд выливал на нас сразу по  несколько  ванн
кристально чистой воды.
     Испытывая во время жары муки жажды, мы обычно  полагаем,  что  организм
требует воды,  и  это  часто  приводит  к  чрезмерному  ее  потреблению  без
малейшего облегчения. В тропиках в знойные дни можно вливать в себя  столько
воды,  что  она  польется  через  рот  обратно,  но  вы  по-прежнему  будете
испытывать жажду. Организму нужна не вода, а, как это ни  странно,  соль.  В
наш специальный рацион на борту входили также таблетки из соли,  которые  мы
усердно принимали в очень жаркие дни. Ведь когда человек  потеет,  его  тело
теряет много соли. Нам пришлось испытать несколько таких знойных дней, когда
ветер стихал и солнце жгло немилосердно. Мы беспрерывно вливали в себя воду,
в животе начинало булькать, но хотелось пить еще  и  еще.  В  такие  дни  мы
добавляли в нашу свежую питьевую воду от 20 до 40 процентов горькой  морской
воды и, к своему удивлению, чувствовали, что  эта  солоноватая  вода  хорошо
утоляет жажду. Долгое время мы ощущали во рту вкус морской воды, но  никогда
не чувствовали себя плохо, и, кроме того, наши запасы воды иссякали  не  так
быстро.
     Однажды утром во время завтрака нас  неожиданно  захлестнула  волна,  и
брызги морской воды попали  в  овсяный  суп,  научив,  и  притом  совершенно
бесплатно, что овес почти совсем  уничтожает  тошнотворный  привкус  морской
воды.
     Старики в Полинезии  сохранили  много  замечательных  преданий.  В  них
рассказывается, что у их предков во время путешествий  через  океан  были  с
собой листья какого-то растения, которые они жевали и таким образом  утоляли
жажду. Листья эти имели еще одно замечательное свойство:  в  крайнем  случае
можно было пожевать их и затем пить морскую воду, не  чувствуя  тошноты.  На
островах Южных морей не было  таких  растений,  они  росли,  невидимому,  на
родине предков полинезийцев- Полинезийские историки с  такой  настойчивостью
говорили об этом, что современные ученые решили проверить эти утверждения  и
обнаружили,  что  единственным  известным   растением,   обладающим   такими
свойствами, являлась лишь кока. которая растет только в Перу. И,  как  видно
из раскопок могил в древнем Перу,  инки  и  их  исчезнувшие  предшественники
широко пользовались листьями коки, содержащими кокаин. Во время утомительных
путешествий в горах или в море они брали с собой листья  коки,  которые  они
беспрерывно жевали,  чтобы  преодолеть  усталость  и  жажду.  Действительно,
пожевав листья коки. можно через некоторое время пить морскую воду без каких
бы то ни было неприятных для себя последствий.
     У нас на борту "Кон-Тики" не было листьев коки, но в  больших  плетеных
корзинах на фордеке находились растения, которые играли немаловажную роль на
островах Южных морей. Корзины были крепко принайтованы и защищены  от  ветра
стеной хижины, и через некоторое  время  сквозь  их  плетеные  стенки  стали
прорастать все выше и выше желтые ростки и зеленые листья. У  нас  на  плоту
появился  небольшой  тропический  садик.  Европейцы,  впервые  прибывшие  на
острова Южных морей, увидели большие плантации  батата  на  островах  Пасхи,
Гавайских  островах  и  Новой  Зеландии.  Батат  возделывался  и  на  других
островах, но только в пределах Полинезии. В  мире,  который  был  дальше  на
запад, этот овощ был совершенно неизвестен. Батат  был  одной  из  важнейших
культур на уединенных островах, где население в основном питалось  рыбой.  И
во  многих  полинезийских  преданиях  рассказывается  об  этом  растении   и
сообщается, что батат привез с собой не кто иной, как  сам  Тики.  когда  он
вместе с женой Пани  добрался  до  этих  островов  с  далекой  родины  своих
предков,  где  сладкий  картофель  был  одним  из  основных  видов  пищи.  В
новозеландских легендах говорится, что батат был привезен не на каноэ, а  на
судах, сделанных из "нескольких стволов деревьев, связанных канатами".
     Как известно. Южная Америка была  единственным  местом,  где  картофель
разводился еще до появления европейцев. И сладкий  картофель,  который  Тики
привез с собой на острова, называющийся по-латыни Ipomoea batatas, ничем  не
отличается от батата, культивируемого с древних  времен  индейцами.  Сушеный
батат был главной пищей во время путешествий  как  полинезийских  мореходов,
так и  индейцев  древнего  Перу.  На  островах  Южных  морей  батат  требует
тщательного ухода человека, он не переносит морской воды,  и  потому  тщетно
пытаться объяснить его распространение на этих далеко лежащих друг от  друга
островах тем, что его принесли сюда морские течения из Перу. отстоящего на 8
тысяч километров.  Подобные  домыслы  кажутся  особенно  несерьезными,  если
вспомнить, что на всех разбросанных островах Южных морей  сладкий  картофель
называется "кумара"; а "кумара" - это как раз  то  слово,  которое  когда-то
бытовало в  Перу  у  древних  индейцев.  Так  название  вместе  с  растением
переплыло океан.
     Другим очень важным для Полинезии культурным  растением,  имевшимся  на
борту "Кон-Тики", была бутылочная тыква, Lagenaria vulgaris. Полинезийцы  не
только употребляли ее в пищу, но и высушивали над огнем и применяли в  таком
виде для хранения воды. Тыква - чисто огородная культура, и морские  течения
не могли занести ее на острова Южных морей, но она была  распространена  как
среди полинезийцев, так и среди коренного населения Перу.  Тыквенные  сосуды
для воды были найдены в древних могилах при  раскопках  на  побережье  Перу.
Индейцы-рыболовы пользовались ими за много столетий до того, как первые люди
пришли на острова  Тихого  океана.  Полинезийцы  называют  бутылочную  тыкву
"кими". Это слово имеется в языках индейцев Центральной  Америки,  где  надо
искать корни древней культуры Перу.
     Помимо всяких случайно набранных фруктов, которые мы поспешили съесть в
первые недели, чтобы они не испортились, мы везли с  собой  еще  один  плод,
который наряду с бататом сыграл огромную роль в истории Тихого океана. У нас
было с собой двести кокосовых орехов, которые давали нам и освежающее  питье
и работу зубам. Орехи начали  скоро  прорастать,  и  когда  прошло  примерно
десять недель, как мы путешествовали по  океану,  у  нас  на  плоту  было  с
полдюжины маленьких пальм высотой в один фут, давших толстые зеленые листья.
До Колумба кокосовые пальмы росли на Панамском перешейке и в Южной  Америке.
Летописец Овиедо пишет, что во времена  появления  первых  испанцев  большие
рощи кокосовых пальм были разбросаны по всему тихоокеанскому побережью Перу.
Эти пальмы росли также и на островах Тихого океана. Ботаникам до сих пор  не
удалось точно установить, каким образом они перешли через  Тихий  океан.  Но
одно, во всяком случае, бесспорно: кокосовый орех с его толстой скорлупой не
может без помощи человека преодолеть просторы океана. Орехи в корзинах  были
в течение всего нашего путешествия в Полинезию съедобны,  а  также  пригодны
для посадки. Но около половины орехов мы уложили  вместе  с  нашими  особыми
запасами провианта под палубу; они омывались соленой водой и стали портиться
один за другим. Совершенно ясно, что ни один кокосовый орех не  может  плыть
по океану быстрее, чем подгоняемый ветром бальзовый плот. К тому же  морская
вода просачивается внутрь ореха через глазки, и орех  портится.  Создавалось
такое впечатление, что  по  всему  океану  расставлены  санитарные  кордоны,
которые внимательно следили за тем,  чтобы  ничто  съедобное  не  прорвалось
вплавь из одной части света в другую.
     В тихие дни мы шли иногда мимо качавшегося  на  волнах  далеко  в  море
белого птичьего пера. Буревестников и других  морских  птиц,  которые  могут
спать на волнах, мы встречали за  много  тысяч  морских  миль  от  суши.  Мы
вылавливали перышко и внимательно его осматривали; и тогда оказывалось,  что
на нем уютно устроились два-три бесплатных пассажира, которые  непринужденно
плыли по ветру. Но когда мимо проходил такой  Голиаф,  как  "Кон-Тики",  они
моментально  учитывали,  что  идет  большое  и  быстроходное  судно,   и   с
потрясающей быстротой устремлялись бочком по  поверхности  воды  к  плоту  и
взбирались на борт, предоставив перу продолжать  свой  путь  в  одиночестве.
Скоро на борту  "Кон-Тики"  кишмя  кишели  бесплатные  пассажиры.  Это  были
маленькие океанские крабы. Величиной с ноготь, иногда  немного  больше,  они
вносили  в  меню  голиафов  на  плоту  приятное  разнообразие,  если  только
удавалось их поймать. Маленькие крабы как раз и  выполняли  роль  санитарных
кордонов на море и никогда не  упускали  случая  полакомиться.  Стоило  коку
проворонить застрявшую между бревнами летучую  рыбу,  и  на  завтра,  будьте
уверены,  на  ней  окажутся  восемь  крабов,  поедающих  ее,  орудуя  своими
клешнями. Нас они боялись. Как  только  мы  появлялись,  они  улепетывали  и
прятались кто куда мог. Но на корме, в маленькой щелочке около чурбана,  жил
совсем ручной  краб,  которого  мы  назвали  Юханнес.  Наравне  со  всеобщим
любимцем попугаем Юханнес был также принят в члены нашего экипажа. Вахтенный
рулевой, сидевший под палящими лучами солнца спиной к хижине, чувствовал  бы
себя поистине одиноко среди огромного голубого океана, если  бы  Юханнес  не
составлял ему  компанию.  Остальные  крабы  сновали  кругом  с  молниеносной
быстротой и тащили все  что  ни  попало,  словно  тараканы  на  обыкновенных
пароходах. А Юханнес, выпучив глаза, широкий и  круглый,  спокойно  сидел  в
отверстии своей норки и ждал смены  вахты.  Каждый  новый  вахтенный  всегда
приносил ему кусочек печенья или  рыбы,  и  стоило  только  наклониться  над
отверстием, как краб выходил навстречу и протягивал лапки. Он брал лакомство
клешнями прямо из рук и удирал обратно к норке. Он садился около отверстия и
принимался за еду, точь-в-точь как мальчишка,  который  набивает  себе  рот,
забыв снять варежки.
     Крабы, как мухи, облепляли потрескавшиеся орехи и  выступивший  из  них
забродивший сок  или  ловили  планктон,  который  волны  намывали  на  плот.
Оказалось, что планктон - мельчайшие морские организмы - годен в  пищу  даже
таким голиафам, как мы. Нужно было только научиться излавливать его столько,
чтобы сделать хороший глоток.
     В  едва  различимом  глазом  планктоне  содержится  большое  количество
питательных веществ. Ведь в море нет ни одного живого существа,  которое  не
было бы обязано планктону своим существованием. Морские птицы и рыбы не едят
планктона, но  они  живут  рыбами  и  другими  животными,  которые  питаются
планктоном. Планктон, как известно, является общим названием для тысяч видов
различных  видимых  и  невидимых  мелких  организмов,  плавающих   у   самой
поверхности моря. Некоторые из этих организмов принадлежат  к  растительному
миру  (фитопланктон),  другие  же  являются  икринками  рыб  и   мельчайшими
животными (зоопланктон). Животный  планктон  живет  за  счет  растительного,
который,  в  свою  очередь,  питается  аммиаком,  нитритами   и   нитратами,
образующимися  в  результате  разложения  погибшего   животного   планктона.
Существуя за счет друг друга, они  одновременно  являются  пищей  для  всего
живого в воде и над водой.  И  если  размеры  входящих  в  состав  планктона
организмов невелики, то количество их не поддается учету.  В  одном  стакане
воды, содержащей планктон, число микроорганизмов превышает несколько  тысяч.
Неоднократно люди погибали в море голодной смертью, потому что они не  могли
добыть ни одной рыбы ни сетью, ни на крючок, ни гарпуном. И никому из них  и
в голову не приходило,  что  они  фактически  плывут  в  жидкой,  только  не
сваренной рыбной ухе. Если бы  у  них,  помимо  крючков  и  сетей,  было  бы
какое-нибудь приспособление, при помощи которого  они  могли  процедить  эту
уху,  то  у  них  было  бы  питательное  блюдо  -  планктон.  Возможно,  что
когда-нибудь в будущем